Текст книги "Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая"

Но авиалёт не торопится – это всего лишь беспилотник, планер со слабым двигателем, а потому…

А потому задача упрощается в разы. Учебная задача.

Стоп! А если представить на мгновение, что всё по-настоящему? Сколько у нас будет тарнов? От силы восемь-десять. За это время нужно полностью уйти из зоны эффективной стрельбы для ракет противника. Куда уйти? Хороший, просто прекрасный вариант – под брюхо врагу. Через десять тарнов он получит возможность выстрелить – за это время нужно максимально изменить свой курс по отношению к курсу противника. Тогда запущенная им ракета не успеет выполнить маневр – слишком уж крутой будет для неё траектория, а в этом случае остаются два варианта. Первый – ракета просто потеряет цель. Второй – ракете придётся выписывать чуть ли не мёртвую петлю, запущенная прямо вперёд с крыла противника, она пойдёт в резкое снижение вслед за Серёгиным авиалётом, по крутой дуге, и в полёте ей придётся развернуться и лететь в обратную сторону. Если это тяжёлая ракета, то ей нипочём такой маневр не выполнить, она на выходе из дуги просто врежется в землю. А если лёгкая? А лёгкими на такое расстояние стрелять просто невозможно.

Но знал Серёга, знал, что не будет никакой ракеты. Вероятность того, что условный противник собьёт его, Дементьева, будет рассчитывать потом Валенсес. Инструктор сейчас следит за всем происходящим по экранам мощного радар Базы, и возможность убедиться в том, что от его внимательного взгляда ничто не ускользает, выпадала не раз всем без исключения. Единственное, чего не видит радар инструктора, это наземных целей. Ну а уж воздушные видно наверняка. Да ещё и на высоте трёхсот…

Вот и пусть следит. Мы сейчас что делаем? Учимся. Вот и давайте учиться… – сказал сам себе Серёга.

Сказав это, решился. Дистанция до цели уже смешная.

Вот-вот можно будет стрелять. Но у него, Дементьева, больше нет тяжёлых ракет, способных бить на такое расстояние. Есть только лёгкие. А у противника в реальной боевой ситуации могло оказаться достаточное количество ракет именно тяжёлых.

Итак, высота уже триста, скорость упала до ста двадцати пяти, а курс сейчас прямо на цель. Нос задран на десять тисанов вверх, набору высоты помогает ветер – но наклони нос машины вниз, и этот же встречный поток и поможет увеличить скорость снижения.

Пора! Правая рука толкает штурвал от себя, одновременно с ней левая до отказа двигает регулятор тяги – тоже от себя. А двинув его, тут же перекидывается на регулятор угла закрылков – от себя, в нейтральное положение – они не нужны сейчас, лишний тормоз – а нужна скорость, именно скорость.

Нет, ну кто, кто назвал учебный авиалёт неуклюжим?! Может, ему и не хватает мощности турбин штурмовика, не хватает скорости перехватчика, не хватает маневренности истребителя – но зато он маленький, лёгкий и потому юркий. Машина послушно клюет носом вниз, срывается в резкое пике – это не свободное падение, при котором не чувствуешь веса собственного тела. Нет, это именно пикирование, резкое, неожиданное. Перегрузка вдавила в кресло непривычной тяжестью. Привычный свист работающих в нормальном режиме турбин переходит в рёв максимальной мощности. Серёга не знал в точности возможностей учебного авиалёта, но использовал их все, выжимая из машины всё, на что та была способна.

Безумие? Да, пожалуй, это было безумием… Это было сумасбродством и риском – система старенькой, знавшей лучшие времена учебной крылатой машины могла и дать сбой – но сбою всегда предшествует предупреждение о переходе параметров работы из нормального состояния в критическое. Тогда не просто можно – нужно плюнуть на всю эту затею, выровнять авиалёт. Но пока этого не произошло, можно и подурачиться… И, Архак подери, насколько же это приятно!

Серёга не просто представлял сейчас – он даже почти верил, что ему угрожает именно смертельная опасность. Адреналин щедро ударил в голову – хотелось выть по-волчьи в рацию, или визжать, или орать, или хотя бы материться – громко, вслух и по-русски, смачно так… Селлестийцы несчастный народ. Ругаются мало и как-то несерьёзно. Весь язык у них какой-то сплошь культурный и цензурный. Не хватает в нём этих запретных, а потому сладких и крепких от этого словечек.

Машина под крутым углом неслась вниз. Авиалёт противника маячил прямо над головой – и речи быть не может о стрельбе из такого положения. С бешеной скоростью несутся вниз числа на шкале высоты – но зато скорость!

Ладно, от атаки ушли, теперь вторая часть плана – атаковать самому… Поехали! Тьфу, то есть – полетели!

Штурвал на себя. Запищал предупреждающий сигнал – опять нагревается правая турбина. Короткий, мимолётный взгляд на её температуру – немного высоковата, полпути от нормы до критической отметки. Ну да это ничего, это терпимо пока. Нужна тяга и скорость – высоту будем набирать за счёт крутого угла возвышения, за счёт тяги турбин, за счёт инерции.

Где там противник? Ага, вот он, прямо над нами.

– Дементьев, что там у тебя происходит?! – встревоженный окрик Валенсеса, – Не молчи, куда с радара пропал?

– Здесь я, глайнес! – почти отзывается Серёга сквозь сжатые упоением от происходящего зубы, – Курс тридцать семь, высота… – короткий взгляд на шкалу, – Высота пятьдесят, скорость сто семьдесят семь.

– Высота пятьдесят, скорость… Сто семьдесят семь?! Ты там что, на перехватчик пересел прямо в воздухе? Какого Архака у тебя там творится?

– Выполнял маневрирование по уклонению от атаки противника, ушёл в резкое снижение с набором скорости, – отрапортовал Дементьев.

– Выполнял маневрирование? Ладно, а сейчас чем занимаешься?

– Ну, от атаки уклонился, выхожу на цель…

– Подожди, сейчас гляну изображение с камеры твоей учебной цели… – перебил Валенсес.

Камера? У учебной цели есть камера?! Так не Валенсес ли им и управляет? Нет, исключено, управлять четырьмя беспилотниками сразу?!

– Я что-то не пойму, ты где? – снова раздаётся голос инструктора.

– Я? Прямо под целью, глайнес… Набираю высоту, угол возвышения шестьдесят.

– Шестьдесят?! Сдурел совсем? Так, ага, вижу тебя на радаре… Дементьев, ты что задумал?

– Уничтожить цель, глайнес.

– Так а на кой же ляд было так мудрить?

– Я представил себе, что цель не учебная, а настоящая и может выстрелить… – со вздохом признался Серёга. Адреналин ещё не совсем ушёл, чётко и ясно мыслить не получалось.

– Представил?! А то, что ты мог учебную машину разбить, ты не представил, Архак тебя подери?! А что сам мог разбиться, если бы вовремя из снижения не вышел, тоже не представил?!

Под аккомпанемент возмущённого голоса инструктора Серёга положил штурвал влево, по-прежнему оттягивая его на себя. Снова скосился на температуры правой турбины – три четверти пути от нормального состояния до критической отметки уже пройдено на шкале температуры правой турбины… Вот теперь уже хватит насиловать учебную, износившуюся уже машину. Авиалёт по крутой спирали выходит вверх и влево. Пора убавить угол возвышения, сбавить тягу…

– Это учебная машина, а не симулятор, понимаешь ты или нет?! – продолжает выговаривать ему Валенсес.

Ой, да ладно тебе, глайнес! Ты же в прошлом боевой пилот, на твоём счету не один боевой вылет и не одна сбитая машина противника! Неужели не знаешь, неужели не понимаешь, что я чувствую сейчас, в этот момент, когда вот он – хвост планера, которым управляете вы там, на земле? Неужели ты не понимаешь меня, глайнес? Неужели ты забыл, что это такое – упиваться вот таким немыслимым манёвром на бешеной скорости, видеть, как в зону чувствительности боеголовки заползает отметка цели? А вот этот писк сработавшего наведения боеголовки – разве он не ласкал твой слух, когда ты был на моём месте? А вот эта отметка – простая белая точка, которую тут же захватывает ромбик наведения – разве ты забыл, как это радует глаз пилота боевой машины? А разве ты, глайнес, прослужив столько времени в авиации – разве ты юным ещё парнем не грезил о кабине боевой крылатой машины? Грезил ведь, а иначе почему ты столько времени здесь? Разве не мечтал нажать на спуск настоящей боевой ракеты? И разве не радовался, когда сбылась эта давняя мечта – выстрелить, вот так выстрелить, как я сейчас стреляю? Разве не приятно тебе было вдавить большим пальцем вот эту красную повёрнутую к тебе кнопку спуска? Разве не замечательно было следить за тем, как срывается с крыла ракета и уходит вдаль, туда, где вдали виднеется едва различимый хвост планера? И следить, следить за её полётом, видеть, как вытягивается дымный хвост траектории её пути к цели? Тебе всё это знакомо, глайнес, даже привычно, наверное, а вот я делаю это сейчас в первый раз! Но неужели у тебя не было первого раза? Неужели ты не помнишь, как это было впервые?

Вспышка. В небе разлетаются и начинают падать дымящиеся обломки планера, а руки уже заняты привычным делом – правая перекладывает штурвал, левая убирает тягу, чуть выпускает закрылки, глаза уже не следят за обломками планера – взгляд прикован к отметкам высоты и угла возвышения, они постоянно косятся на пульт параметров системы – падает ли температура турбины?

Падает. Турбина остывает, и это хорошо – при перегреве может воспламениться горючее в топливопроводе, и тогда – взрыв. Тогда – гибель авиалёта. Может вспыхнуть смазка – тоже приятного мало…

– Чего молчишь, Дементьев?! – продолжает Валенсес.

А ведь, правда. Чего я молчу?

– Говорит «Рк-13», цель уничтожена, скорость сто тридцать восемь, высота сто семьдесят девять, курс пятьдесят три, – как ни в чём не бывало, рапортует Дементьев.

– Так, «Рк-13», срочно вернуться на базу! – приказывает Валенсес.

– Понял! – бодро отзывается Серёга, но понимает, что всё – радость кончилась, впереди неприятности. Интересно, о перегревах турбины доложить сейчас или потом? Если сейчас – то, возможно, глайнес успеет остыть к моменту его, Серёгиного, возвращения на базу. А если потом? Возможно, Валенсес вскипит ещё сильнее, а возможно, это переведёт его мысли с него, Дементьева, на турбину, и шторм пронесёт стороной. Незавидный выбор, конечно, но во втором случае есть шанс на то, что хуже не станет…. Значит, пока промолчим. Там, на базе, посмотрим. В конце концов, есть про запас один хороший довод – отрабатывал маневр, в себе и машине был уверен, так что вроде разрывом контракта тут не пахнет…

Ладно, поживём – увидим. Сейчас вот что интересно – если цель всего одна, то для чего две ракеты на её уничтожение? Одна лёгкая так и осталась неизрасходованной, висит мёртвым грузом на левом крыле, тянет машину влево – а ко всему теперь ещё и ветер бьёт справа. Машина легла на обратный курс, прекратив набор высоты. К чему её набирать, если до посадки не так уж и много времени? Чтобы потом опять снижаться? Лучше уж так и пойдём…

Нет, а всё-таки – зачем две ракеты? На случай, если первая уйдёт мимо? Но ракеты 1,5/6С – разве можно промахнуться такой ракетой по какому-то там планеру? Хотя…. Можно…. Можно, если…. Если?

Если планер пойдёт прямо на тебя, с превышением по высоте да ещё и курсом перехвата, а потом резко увеличит скорость и пойдёт снижаться – тогда можно не успеть нажать на спуск и ракета пройдёт мимо. Тогда будет от силы пара тарнов на выстрел. Нажми спуск чуть раньше или чуть позже – и промах. Тогда придётся тратить вторую.

То, что планер зашёл именно таким курсом на него, Дементьева, явно не было случайностью – ведь беспилотником управляли с земли. А значит, если сложить факт наличия двух ракет и факт курса и высоты планера, то что мы получим?

Что так и было задумано. Скорее всего, это была такая проверка – успеет вовремя выстрелить или нет? Но он, Дементьев, вместо проверки пошёл совершенно другим путём. Он просто обошёл проверку и ударил наверняка, в хвост, снизу, держа курс прямо на цель. С такого положения промазать невозможно… Он пошёл на немыслимый маневр – на такой, на который вряд ли отважился бы другой пилот из числа только начавших учёбу юнцов. Они бы пошли навстречу планеру – и тогда у них остаётся промежуток времени в два тарна, либо успеют, либо нет. И скорее всего, большинство не успеет и будет вынуждено повторно заходить на курс атаки. Для этого и нужна вторая ракета – пилот должен научиться уничтожать цель. Первая – это ракета для проверки. Вторая – это для выполнения основной задачи.

Интересно, это только мои догадки или и правда всё так и есть? Эх, спросить бы у Валенсеса. Конечно, после того, как тот выскажет всё, что обо мне думает.

C другой стороны, у Дементьева не исчезала уверенность в том, что он всё сделал правильно. Откуда она бралась – было непонятно, не предчувствие даже, нет – именно мысль, что да, что так и надо было сделать.

В третий уже раз с ним повторялось подобное – твёрдая уверенность в том, как нужно поступить. Поневоле вспомнился недавний случай с Сатаки – тоже возникла уверенность, на уровне не подсознания даже, а скорее «надсознания». На том же уровне, на котором находятся понятия о чести, совести, морали, справедливости… Видимо, так влияла перемена обстановки, или, возможно, сказывалось постоянное умственное напряжение – приходилось не только изучать технический раздел Селлестийского языка, но и усваивать новые, незнакомые прежде термины, которым он даже не искал земных эквивалентов. Просто запоминал их такими, какие они есть. Обширный поток теоретического материала, возвращаться к которому приходилось постоянно, закрепляя теорию практикой…. Давно мозг не был так нагружен работой, и, по-видимому, серое вещество просто уже отвыкло от отдыха – работало и работало на пределе возможностей постоянно, даже тогда, когда очевидной необходимости в такой работе не было.

А возможно, сказывалось новое в нём, Дементьеве, новое в нём же самом, открытое совсем недавно. Появлялись черты характера, которых раньше не было, появлялись новые способности и навыки. Планета изменила не только его жизнь, она меняла и его самого – и эти перемены не пугали, а наоборот, очень даже радовали.

Осталась позади граница между двумя квадратами, авиалёт по-прежнему мчится – но уже не к цели, а к Базе. Подходит к концу половина урока, отведённая для полётов. Вторую половину придётся провести в зале, на симуляторе, где Валенсеса заменял уже Пинтро – ставил нужные учебные программы, следил за их выполнением и прохождением учащимися пилотами. С началом практики выросло число учебных часов, почти не осталось свободного времени – только вечер после ужина. С утра – занятия с Сореном и Истоу, а остальное время – полёты, полёты и ещё раз полёты. Отлетал на симуляторах – на авиалёт, отрабатывать то же самое. Потом опять на симулятор, задача сложнее. Выполнил её – опять на половину урока на авиалёт, всё в порядке строгой очереди, ни сами машины, ни симуляторы не простаивали. А когда они были до конца заняты другими тремя учебными арсианами, третий арсиан ходил на стрельбы и рукопашную подготовку, на разборку и сборку узлов и агрегатов турбин – даже самостоятельно заправлять учебные авиалёты уже доводилось вместе с Истоу.

Иногда даже приходилось пересекаться с парнями из других арсианов, например, в зале для подготовки к полётам на симуляторах, но ни с кем из них Серёга знакомства так и не завёл. Было просто не до этого. Отработка манёвров в составе группы авиалётов на симуляторе – приходилось учиться летать уже не в одиночку, а соединением в три машины. Условно арсиан разбивали на тройки – для симуляторов, и четвёрки – для реальных полётов. Валенсес всё сетовал, что неплохо бы завести не четыре, а шесть учебных авиалётов для отработки полётов одновременно двумя группами по три машины в каждой.

На симуляторах постоянными «напарниками» Серёги были Каринеш и Висдеш – это радовало, с ними было легко, они не допускали резких огрехов в полёте, внимательно относились к партнёру по отработке манёвра. Они уже взлетали и даже садились втроём одновременно, при этом условия на симуляторе становились всё труднее – то порывистый боковой ветер, то турбулентность на средних высотах, то восходящие потоки… Со всем этим уже справлялись, и когда дело доходило до какого-то слабого бокового ветра во время полёта настоящего, то особых проблем с этим не возникало.

Тем не менее, за досужими размышлениями пролетело время, показалась посадочная площадка – время сажать машину. Эх, жаль не довелось сегодня полетать подольше – Валенсес однозначно приказал досрочно вернуться на Базу – судя по всему, Дементьева ожидал неприятный разговор с глазу на глаз…

Эта догадка подтвердилась сразу же после того, как он, посадив машину, заглушил турбины и покинул кабину. Встречавший его техник базы отрывисто скосился взгляд на номер машины, удостоверился, что севший и есть «Рк-13» и так же коротко спросил:

– Дементьев?

– Он самый, – ответил Серёга.

– В диспетчерскую поднимись. Дорогу знаешь?

– Нет, подскажешь?

– Двигай в корпус управления, как войдёшь, налево будет лестница, поднимайся по ней на самый верх.

– Понятно, спасибо, – сказал Серёга и двинулся в указанном направлении. У входа его встретил вояка из числа охраны базы, который напустил на себя хмуро-грозный вид и спросил:

– Куда направляемся?

– В диспетчерскую, по вызову глайнес Валенсес, – спокойно ответил Серёга.

– Дементьев? – спросил охранник, которого, по-видимому, заранее предупредили.

– Он самый, – повторил Серёга пару слов, брошенную технику.

– Дорогу знаешь?

– Знаю, – ответил Дементьев, которому уже порядком надоело отвечать на однообразные повторяющиеся вопросы.

– Проходи, – смилостивился охранник и отошёл в сторону.

К счастью, по дороге больше никто не встретился, и Серёга спокойно дошёл до самой верхней площадки. Дверь в диспетчерскую была открыта, стучаться не пришлось. За дверью оказалась ещё одна лестница, которая и вывела на самую верхушку корпуса, где располагалась комната дежурного диспетчера. Серёга вошёл, осмотрелся – в помещении никого не было, кроме склонившегося над широкими экранами радаров Валенсеса. Тот не снимал наушников с микрофоном. Судя по всему, сейчас ему было явно не до Дементьева, и Серега не рискнул хоть как – то побеспокоить инструктора.

– Каринеш, возвращайся на базу, молодец, отстрелялся отлично, – сказал Валенсес, не сводя глаз с радара, – Висдеш, как дела? … Хорошо, давай второй заход. Винаро, что у тебя?.. Высоту сильно не набирай, держи триста семьдесят…

Переговорив со всеми, кто ещё находился в воздухе, Валенсес оторвался от экрана, поднёс к глазам бинокль и глянул в него. Явно довольный увиденной картиной, убрал его от глаз и, наконец, повернулся в сторону Дементьева. Увидев, выпрямился, стянул наушники с головы на шею и отодвинул подальше вниз микрофон.

– Ривонек Дементьев по вашему приказанию прибыл, глайнес, – сказал Серёга.

– Вижу, что прибыл, – глайнес скосил взгляд на радар, а потом пристально глянул Серёге прямо в глаза, – Догадываетесь, почему вызвал вас, ривонек?

– Догадываюсь, – нашёл, что ответить, Серёга.

– Ну и какова же ваша догадка? – вскинул бровь инструктор.

– Вы недовольны тем, как я пилотирую учебный авиалёт, – предположил Дементьев.

– Что ж, ожидал чего-то более конкретного, – разочарованно протянул Валенсес, – Ривонек, скажите, вам надоела служба?

– Нет, глайнес, служба мне очень и очень даже нравится, – ответил Серёга.

– Может, у вас какие-то неприятности и вы решили покончить жизнь самоубийством? – Валенсес явно издевался, но Серёга чувствовал, что держаться ему сейчас нужно просто на пике корректности поведения младшего перед старшим.

– Нет, глайнес, – кажется, держаться получалось.

– Тогда объясните мне причины этакого разгильдяйского поведения при пилотировании учебной машины, – попросил Валенсес.

– Глайнес, я решил, что раз я на обучении, то неплохо бы получше подготовиться, чтобы в боевой обстановке…

– Боевой обстановке, Дементьев? – перебил его Валенсес, – А что ты знаешь о боевой обстановке, парень? Может, у тебя проснулась память, и ты вспомнил, что был боевым пилотом? Вспомнил, каково это – внезапная атака вражеского звена перехватчиков? Или залповый огонь бортовых корабельных зенитных установок? Или, может, вспомнил, каково это – заходить на цель на сверхмалой высоте между складками местности, скрываясь от огня зенитно-ракетных установок противника? Что из этого ты вспомнил, ас недоученный?

– Ничего, глайнес, – ответил Серёга, не ожидавший такой реакции от инструктора.

– Подожди, сейчас продолжим, – посулил Валенсес и снова надел наушники, – Слушаю, Винаро… Хорошо, возвращайся на базу… Висдеш, что у тебя? Обе ракеты мимо? Ну, ничего страшного, возвращайся, в следующий раз получится…. Почему промазал вторую-то?.. Хм, ну что ж ты, надо было догнать сначала цель, а потом стрелять спокойно… Ладно, всё, давай на базу, – Валенсес снова склонился над радаром, потом шагнул к рации, переключил канал, опять вызвал:

– Говорит диспетчерская Риемкоро, вызываю группу операторов беспилотников…. Слышу вас нормально, а вы меня?.. С треском? Это, видимо, из-за холмов…. Значит, сажайте оставшийся планер, я повёл своих на посадку, по нему пока стрелять не будут…. Ну да, промазали по одному, впрочем, всегда в первый раз кто-нибудь да промахнётся… Хорошо, до связи…

Пока инструктор связывался с теми, кто занимался дистанционным управлением планерами, Серёга осмотрел диспетчерскую. Со всех сторон – окна почти во всю стену, прямо напротив выхода с лестницы стоит стенд, на котором располагаются два широких экрана радаров и блоки приёмника и передатчика рации. Чуть правее – столик, на котором высятся четыре монитора. На трёх из них изображения не было, на одном отображался вид вдаль с высоты. Судя по всему, именно на них выводилось изображение с экранов камер планеров. Скорее всего, сам пульт управления планерами находился где-то вне этих стен. Интересно, как получается организовать дистанционное управление планером на таком расстоянии и при такой высоте их полёта?

Додумать интересную мысль не дал Валенсес. Он снова стянул наушники и повернулся к Серёге: – Что ж, Дементьев, продолжим нашу беседу…. Раз уж мы остановились на том, что блестящего боевого прошлого вспомнить не удаётся, давайте вместе вспомним кое-что другое. А именно теоретический курс полётов. Ответьте мне на вопрос: какова средняя относительная высота складок местности для района острова Тихуес?

– Сорок три тсэра, глайнес, – ответил Серёга. В точности цифры он не сомневался – именно такой была средняя высота для сопок и пологих холмов для этого района.

– Верно. А на сколько у нас допускается снижаться при выполнении маневров атаки и уклонения?

– Не ниже, чем на отметку средней относительной высоты плюс двадцать тсэров, – отвечает Дементьев, и только тут понимает, в чём его ошибка.

– Итого не ниже шестидесяти трёх тсэров, иначе есть риск зацепить неровности рельефа и разбиться, верно? А снижаться до меньшей высоты можно только имея специальный на то приказ. Командир, отдавая такой приказ либо разрешение, берёт на себя всю ответственность за последствия. Это вам известно, Дементьев?

– Да, глайнес, – понуро наклонил голову Серёга.

– А до какой отметки вы снизились при маневре уклонения, Дементьев?

– До пятидесяти.

– А ведь я ни разрешения на такое снижение, ни, тем более, приказа такого не отдавал.… А ты снизился. Рискуя тем самым разбить авиалёт – и возможно, разбиться вместе с ним. Почему? Не справился с управлением?

– С управлением я справился прекрасно, глайнес, – признался Серёга, – Я.. я просто забыл, что снижаться ниже шестидесяти трёх нельзя.

– Забыл он, Архак его подери, – грустно и устало выдохнул Валенсес, покачал головой и снова надел наушники, придвинув закреплённый на них микрофон поближе ко рту. Снова глянул вдаль – уже безо всякого радара было видно, как приближаются к посадочной площадке три постепенно снижающих скорость авиалёта.

– Висдеш, посадку разрешаю, – ответил Валенсес на неслышимый для Серёги запрос, – Каринеш, опять скорость высокую держишь? Давай сбавляй уже, подходишь к площадке… Винаро, снижайся, слишком высота большая…

Инструктор снова стянул наушники, так, чтобы слышать, если кто-то начнёт вызывать и убрал микрофон, чтобы никто не слышал его беседы с Дементьевым.

– Ладно, если забыл – что ж мне с тобой делать-то, а? Прогнать по ключевым вопросам всего курса теории? Так ты ведь на любой вопрос правильно ответишь, я знаю… Ладно, ограничимся пока вот этой вот беседой. Считай это неофициальным выговором, понял?

– Да, глайнес, – с радостью ответил Серёга.

– Ладно, теперь выкладывай давай, что ты там за маневр затеял и почему.

– Глайнес, планер заходил на меня курсом перехвата, с превышением по высоте. Чтобы сбить его, мне пришлось бы ставить машину против ветра и заходить в поворот с одновременным набором высоты – уж не знаю, случайно ли планер зашёл именно так или не случайно, но суть вот в чём – я представил, что это реальная боевая машина, а не планер. И стал думать, как мне поступить в таком случае. Ведь если б это я заходил на цель таким же курсом, которым шёл на меня планер, то я бы просто резко снизился бы с увеличением тяги и спокойно расстрелял бы цель. В общем, когда я прикинул ситуацию, то понял, что у меня будет всего пара тарнов на то, чтобы успеть выстрелить в тот короткий промежуток времени, в который ракета сможет выйти на цель.… Ну и решил действовать иначе…

– Чем и испортил всю тренировку, – перебил глайнес, – Суть-то как раз и была в том, чтобы проверить, успеешь ли ты выстрелить, или нет…. Каринеш успел. Висдеш – нет, что уже красноречивее всего говорит о том, что при распределении по классам авиалётов ему не рекомендуется проходить курс подготовки на перехватчики…. Но ты – это что-то из ряда вон выходящее. За всю мою практику обучения пилотов ты – первый подобный случай. Обычно пилоты не решаются вытворять такие виражи на учебном авиалёте, и тогда им остаются два варианта – либо успел выстрелить, либо нет. Ты нашёл третий вариант из двух возможных – правда, при этом нарушил правила и снизился настолько, что оказался ниже высоты действия вот этого радара…. И ведь что характерно – цель сбил! При том, что проделал это быстрее и лучше, чем если бы промахнулся первой ракетой и стал разворачиваться для повторного выстрела. Итак, поправь, если ошибусь: стало быть ты убрал закрылки полностью, врубил тягу на полную и ринулся в снижение под большим углом, верно? Это дало тебе прирост скорости как раз в тот момент, когда планер проделал то же самое – пошёл резко вниз с ускорением. В результате оказалось, что ты вышел из той зоны, при которой по тебе можно было бы попасть даже в реальной боевой обстановке…. Погоди немного… – снова в микрофон, надев наушники: – Каринеш, посадку разрешаю. Винаро, садишься сразу следом за ним.

Валенсес опять обернулся к Дементьеву.

– Таким образом планер оказался прямо над тобой и в двухстах тсэрах выше. Ты задрал нос авиалёта и вывернул – то ли влево, то ли вправо – неважно, факт в том, что вышел прямо на брюхо планера. В таком случае можно было даже ракетой не стрелять – и пулёмётов бы хватило…. Но про пулемёты ты, конечно, не подумал. Я нигде не ошибся?

– Нет, глайнес.

– Молодец, – похвалил инструктор, – Действительно, по-настоящему молодец. Но правила полёта нарушил без приказа, а вот это уже плохо, да и меня напугал – ты ведь когда с радара пропал, я уж подумал, что у тебя отказ турбин случился.

– Глайнес, кстати о турбинах…

– Что такое? – вскинул бровь Валенсес.

– Я когда пошёл на уклонение, у меня стала перегреваться правая турбина. Левая нормально, а вот из-за правой пришлось понервничать – всё время думал, что если нагреется ещё чуть, то придётся убирать тягу и выравниваться.

– Опять… – вздохнул глайнес.

– Извините, что «опять»? – несмело поинтересовался Серёга.

– Опять тринадцатый придётся с полётов снимать. Третий раз уже. Списывать его надо к Архаку, даже капитальный ремонт уже не помогает. Я ж знал, что у тринадцатого проблемы с турбиной. Потому сразу и подумал про отказ, когда увидел, что тебя на радаре нет… В общем, рисковал ты, парень, здорово рисковал, конечно. Но сделал. За это хвалю… Ладно, надеюсь, больше ты ни о чём не забудешь? Урок усвоил?

– Да, глайнес.

– Вопросы есть?

– Есть, глайнес. Но не по поводу урока… Вот вы только что говорили, что эта тренировка вроде как проверкой была, так? И нужна эта проверка для того, чтобы определить, на какой тип авиалётов кого отправить… Так вот, я хотел бы узнать: я-то как прошёл? Можно мне на перехватчики?

– Хорошо прошёл, – ответил Валенсес, улыбнувшись, – Что, на перехватчик хочется?

– Да, глайнес. Я ведь как «Солокс» первый раз увидел, так сразу понял, что хотел бы на нём летать.

– Тут дело не в желаниях, Дементьев. Поверь мне, иногда лучше поступить вопреки желанию – для собственного же блага. Но я не о том сейчас. Проверки для того и нужны, чтобы оптимально подобрать тип авиалётов по способностям пилота – для его же блага. Если человек лучше подходит для истребителя – значит, ему лучше летать на истребителе. Если на перехватчике – значит, лучше его на перехватчик. Дело не в том, нравится машина или нет – поверь, когда к ней привыкаешь, кажется, что твоя птичка – самая лучшая в мире. Это я тебе по опыту скажу. Дело тут в другом – соответствие машины навыкам и способностям пилота решает очень многое. В том числе и то, каким он пилотом станет – хорошим или плохим, сколько у него за плечами боевых вылетов будет. Либо один – он же первый и последний – либо два, три, десять…. Понимаешь, о чём я?

– Да, глайнес.

– Как, расхотелось именно на перехватчик?

– Пока не совсем, но я понимаю, что вы правы и постараюсь про желания забыть.

– Верю, что забудешь, – хмыкнул Валенсес, – Ладно, иди. Думаю, ты понимаешь, что содержание разговора с того места, где начинается речь о прохождении проверки, должна остаться строго между нами?

– Понимаю, глайнес. Буду молчать об этом… Но всё-таки мне напоследок хотелось бы узнать: куда я всё-таки подхожу? На истребители?

– А это, Дементьев, одной-единственной проверкой не определить. Будут ещё проверки. Сколько – не скажу. Но ты уж постарайся больше не обходить их.

– Постараюсь, глайнес.

– Иди уже, – устало выдохнул инструктор.

Серёга не нашёл ничего лучше, кроме как испариться.

Там же, двумя неделями позже

– Я «Рк-11», вижу групповую наземную цель! – раздаётся в наушниках голос Висдеша. Его авиалёт идёт слева от Серёгиного четырнадцатого, ещё левее уверенно держится в строю Каринеш, его позывной «Рк-12». В воздухе их сейчас только трое – четвёртый авиалёт под номером тринадцать был признан два дня назад непригодным к дальнейшей эксплуатации. Это здорово перекосило весь график занятий, уплотнило его – впрочем, оставалось больше времени на отработку симуляций, в которых трое находящихся сейчас в воздухе парней делали большие успехи. Каждому из них довелось уже полетать и на штурмовике, и на перехватчике, и на истребителе – но, увы, пока только на симуляторах этих машин. Все трое втайне завидовали тем, кому выпало проходить обучение в составе первого и второго арсианов. Те начали обучение раньше них – арсиана третьего – а потому уже перешли к полётам на настоящих боевых машинах. Правда, обходились они без стрельб – всё-таки стрельба это удовольствие дорогостоящее для государства. Те, что в арсианах первом и втором, вынуждены были довольствоваться простыми полётами по графику, по строгому распорядку, и летали они только до обеда, пока на дежурстве наряду с Валенсесом находился ещё и диспетчер самой Базы. Он занимался только и исключительно ими, в то время как Валенсес следил за авиалётами учебными.