Текст книги "Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая"

Утреннюю тишину нарушил дикий визг создания, которому пуля пробила левую ногу. Потекла кровь, почти как настоящая – чёрная, как и положено ей быть. Мислеги прицелилась тщательнее – чертёнок, держась за рану, визжал и катался по земле. Она не испытывала к нему никакой жалости: она сама выбрала себе жертву, чтобы убить её. А потому и выбрала её из числа тех, кого пожалеть просто не была способна. Спуск она нажала спокойно и плавно. Проследила за тем, как пуля разнесла вдребезги то, что заменяло созданию мозг – и в тот же миг оно стало таять на глазах, рассыпаться прахом, становясь прозрачным и постепенно растворяясь в мареве. Чёрная энергетика, поддерживающая существование этого создания, рассеялась вместе со второй смертью тени сознания того, кто при жизни назывался наёмником.

Мислеги не торопясь встала с земли, забросила пахнущую гарью выстрелов винтовку за спину. Подняла с земли оба динтрея, убрала лезвия и спрятала клинки в ременных креплениях на бёдрах. Прислушалась к себе, к своим мыслям и ощущениям. Отметила, что ей и правда полегчало – оказалось, как раз и нужна была такая встряска. Когда оказываешься в рискованной ситуации, все размышления о подозрительности происходящего вокруг как рукой снимает – а ей как раз это и было нужно. Стало легко, даже спокойно – вот он, враг. Убит попаданием пули, досыта напитавшейся Чёрной энергетикой, тает, распадается, чтобы не осталось даже и следа.

Трава в вычерченной ею фигуре уже не колыхалась – трава была мертва, не реагировала на энергетику. Ниан неторопливо стала стирать Знак, рассеивать то, что в них осталось. Занятие было нетрудным, ничего не требовало – она делала это отрешённо, даже не из необходимости, а из привычки: уничтожать любые следы своих действий. Для того, чтобы уничтожить даже отголоски, пришлось бы поработать – но Мислеги уже решила, что они ей сегодня ещё понадобятся. Потому и затирала то, что было слишком очевидно, что само бросалось в глаза – а остальное пусть будет. Задачу Кемире она облегчать не хотела; впрочем, слишком усложнять её тоже не стоило.

Она и не подозревала даже, что в это момент за нею пристально наблюдают с верхней площадки центральной башни Храма.

– Честно признаться, Наставник, когда я вижу, чем она занимается, мне становится не по себе, – признался Данаис Эмаладэ.

– Почему же? – спросил тот, выпрямляясь и опираясь на трость.

– Давным-давно мне пришлось отбиваться от вот таких же чертенят, – ответил Эмаладэ, – Они меня чуть в клочья не разорвали… Я боролся, чтобы искоренить тех, кто способен выпускать таких тварей на свободу. А теперь мы приютили одну из них, да ещё и учим Кемиру тому же самому.

– Данаис, ты же сам не раз убеждался, сколько пользы от них, – виновато улыбнулся Наставник, – Сколько вы уже вместе работаете?

– Год с лишним, – ответил Данаис, – Но всё равно никак не могу привыкнуть. Временами она меня просто пугает – замыкается в себе, не желает ничего объяснять, отделываясь словами, что, мол, мы всё равно не поймём…

– Это, кстати говоря, нормально, – возразил старик, – Ты знаешь, мне ведь пришлось последнее время вникать в их Чёрное искусство. Это совершенно другой мир. Не похожий ни на что из того, что исповедуют Белые или Стихийные. Неудивительно, что мастера Чёрных так отличаются своим поведением или характером. А она, – кивок на Мислеги, чей силуэт на вершине холма виднелся в отдалении, – Она как раз мастер. Подозрительно было бы, если б она стремилась быть – как это сейчас говорят? – да, «своей в доску». Так, кажется, нынешнее поколение выражается?

– Так, – сделал короткий утвердительный жест Данаис.

– Привыкай, мастер Эмаладэ, – сухая старческая улыбка, – Если Кемира сегодня пройдёт испытания, она заменит Ниан в твоей группе.

Данаис не на шутку удивился, пристально взглянул на Наставника.

– Я не понимаю… – начал он.

– Данаис, чтобы ты понял, мне потребуется тебе многое объяснить, – перебил Наставник, – Я мог бы обойтись и без объяснений, но предвижу твои возражения: первое – ты не хочешь терять в своей команде человека, который не раз оказывался незаменим; второе – ты считаешь, что Кемире ещё рано отправляться на задания, которые я поручаю твоей группе. Так?

– Так, – Эмаладэ, казалось, ни капли не удивлён тем, что Наставник угадал его мысли.

– Поэтому я и должен тебе объяснить кое-что… Кое-что из того, что считается знанием только для высших. Я имею ввиду Епископат Церкви Творца, Совет Интерсилы, меня и нескольких Падших – сколько из них в действительности знает эту тайну, остаётся только гадать. Ты ведь знаешь природу энергетического Поля, не так ли?

– Да, Наставник, – Данаис внутренне напрягся: с чего это старик решил сейчас проверять его знания? Но вслух ответил, как и полагается: – Поле триедино. Оно состоит из трёх взаимопроникающих и взаимодействующих частей. Первая – это биоэнергетика, энергетика всего живого, то есть то самое, что делает живое – живым. Вторая – это энергетика стихий и природных явлений. Третья – это Первичный Разум, обратный биоэнергетике процесс.

– Всё верно, мой ученик, – сделал утвердительный жест Наставник, – По сути, мы имеем дело с системой взаимодействий. А любая система, как тебе известно, всегда стремится к равновесию. Чем дальше мы будем отталкивать маятник от некой нейтральной точки в одну сторону, тем сильнее он будет стремиться в другую. Этот принцип применим и здесь – чем сильнее белая энергетика, энергетика всего живого, тем слабее Чёрная. Но вмешивается ещё один фактор – человек, эту энергетику подчинивший. Церковь стремится уничтожить Чёрных – и не понимает при этом, что просто толкает маятник, давит на чашу весов равновесия. Интерсила стремится установить один закон для всех – и для Белых, и для Чёрных, ослабить их влияние в мире. А мы следим за тем, чтобы никто из них в своём стремлении не перешагивал определённых границ. Чем больше Белых существует в мире, тем больше они расходуют энергетику, и тем меньше каждому из них её остаётся. А вот Чёрных наоборот, мало, и поэтому на каждого из них её приходится больше – ведь запас энергетики хоть и возобновляется, но всё-таки имеет свои границы. Теоретики на острове Дивэдо хоть и докопались до этого через свои формулы, но мы, в Храме, узнали это гораздо раньше них.

– Откуда, Наставник? – поразился Данаис.

– Давным-давно, – сказал старик, прикрыв глаза, – Давным-давно, когда только был построен Храм, и его обитатели стали изучать древние рукописи, собираемые по всему миру, в нём проводились ритуалы. Те, что были описаны в древних книгах умерших или исчезнувших цивилизаций, тех, что были до нас. Во время одного из ритуалов взору храмовников предстала призрачная фигура, так и не назвавшая своего имени. Призрак на какое-то время остался в Храме – он учил храмовников тайнам мироздания, дал нам первое знание об энергетике поля и понимание о том, как её использовать. Почти год призрак то исчезал, то появлялся в Храме, и учил, учил… Он учил о множественности миров. Учил о том, что все они энергетически связаны между собой, и что есть возможность попасть из одного в другой… Много чему учил, и я обязательно расскажу тебе об этом позже, ученик. Главное тут вот в чём: под конец он стал появляться всё реже, пока в один день не сказал, что явится в обличье человека спустя несколько веков, когда в мире возникнет напасть, бороться с которой никто не сможет.

– И он явился? – спросил Данаис

– Пока – нет, – ответил Наставник, – Храм ждал его, продолжая изучать то, основы чего он нам дал. Это знание об энергетике мира, которым владеют Посвящённые. Он научил нас самому главному – инициации, объяснил правила единения с энергетикой всего окружающего мира. Он инициировал первых из нас, Посвящённых, каждому дал Знак – четыре стихийных и два других: Знак чувств, эмоций, жизни – Белым; и Знак рассудка, мыслей, смерти – Чёрным. Так возникло первое разделение среди храмового братства, пока только по типу искусства, которому они учились. Прошло много лет, церковь набирала силу, и в Храме становилось всё больше тех, кто веровал в Творца. Живых свидетелей приходов призрака вскоре не осталось, все повторные попытки вызвать его ни к чему не привели. И это было самым странным. Всё началось с предположения, и вскоре вылилось в уверенность. Те, кто веровал в Творца, всё больше убеждали сами себя в том, что в Храм являлся Он сам. Убеждение переросло в веру, и вскоре у многих не осталось сомнений в том, что именно Творец являлся храмовникам в образе Духа. А раз сам Творец явился, то это не могло не иметь под собой цели. И они, забыв, что вся их вера строится на одной-единственной предпосылке, стали строить эти предпосылки дальше. Вскоре они уже всерьёз верили, что Дух Творца являлся, чтобы оградить храмовников от ритуалов древних. Ведь именно во время одного из таких ритуалов он и появился. Как бы то ни было, а они решили, что такова его воля – прекратить эти ритуалы по всему миру. Они покинули Храм, унося с собой запретное знание в Церковь – так возникли Ордена Церкви, школы лучших и ярых борцов с «ересью». Этакий карающий меч Церкви, который зажёг потом полконтинента…

– А как же те, что остались в Храме? – Эмаладэ слушал внимательно, стараясь не упустить ни слова.

– Они разделились на три лагеря, – продолжал рассказ Наставник, – Одни утверждали, что знание должно храниться в Храме, пока Дух снова не явится в человеческом обличье и не скажет, как и для чего его использовать. Другие считали, что довольно ждать, что знание должно служить людям. А третьи, овладевшие искусством контроля над сознанием, считали, что храмовники должны править миром… На благо это самого мира, разумеется. Тогда произошёл второй раскол среди храмовников – так образовался Орден Чистых Посвящённых, не подконтрольный ни Церкви, ни Храму.

– Почему они называли себя Чистыми? – спросил Данаис.

– Те, кого мы сейчас называем Падшими, солгали всему Храму, пошли на обман – это были мастера Чёрной энергетики. Они решили обманом заставить весь Храм работать на них – это было по сути предательством братства храмовников. Дело дошло до стычки – и Чёрные вынуждены были покинуть Храм. Правда, от своих целей они не отказались, за что их и прозвали Падшими. Падшие напрямую заявили, что для достижения цели хороши любые средства – подлость, обман, предательство… Это стало их принципом – оправдание цели средствами. Чистые же назвали себя так словно в противоположность – они поставили своей целью служение людям, дали обет не использовать Знание в своекорыстных целях. А заодно и объявили Падшим войну на уничтожение. Правда, нашлись одиночки, оставшиеся в Храме – и из числа Чёрных, и из числа Белых. Те, кто не захотел присоединиться к своим собратьям по мастерству. Их было не много: несколько Чёрных, не захотевших присоединиться к Падшим и принявшим идеалы Чистых. Несколько Белых, не пожелавших уйти в Церковь. Несколько Стихийных, не пожелавших покидать Храм вместе с Чистыми. Правда, были единицы: Белый, ставший Падшим, и Стихийный, ушедший в Церковь вместе с Белыми… Единое храмовое братство вдруг раскололось на кусочки, вчерашние братья, различавшиеся лишь областью Знания, стали различаться и тем, как они к этому Знанию относятся…

– А дальше, Наставник?

– Дальше? Что было дальше, я расскажу тебе позже, ученик. Нас поджимает время – ты должен помнить о том, что всё рассказанное мною тебе – из области знания, доступного лишь избранным. Поэтому никто не должен знать о том, о чём мы сейчас с тобой говорили. Тем не менее, время начинать испытания для Кемиры – нехорошо с моей стороны заставлять ждать целый Храм… – сказал старик своему молодому ученику, направляясь к лестнице, ведущей вниз, в центральный зал Храма.

Туда же, куда сейчас направлялась Ниан Мислеги.

Она миновала внешнюю стену – сплошной забор из бетонных столбов, соединённых листами металла. Прошла через настежь открытые ворота, миновала посадочную площадку, двинулась наискось мимо ангаров, пытаясь срезать путь. Она шла быстро – торопилась, боясь опоздать. Часов не носила принципиально – чтобы не зависеть ни от чего, как и полагалось уважающему себя гипнократу и спириту. А она себя уважала, потому и доверяла только внутреннему чутью, тем часам, которые назывались биологическими. Человек может всё то же самое, что и созданные им механизмы – в этом она убеждалась не раз. Но механизм может сломаться, подвести – а собственные навыки всегда с тобой, и если их поддерживать на должном уровне, то они тебя никогда не подведут. Мислеги привыкла всегда и во всём полагаться на себя и только на себя, на свои мысли и ощущения. А ощущения сейчас как раз подсказывали, что если она не поторопится, то может и опоздать. А вот опаздывать было бы нежелательно. Не потому, что именно «нельзя опаздывать» – эти слова отдавали каким-то приказным тоном, несли в себе какой-то запрет – а Ниан как раз и ненавидела все и всяческие запреты, и даже их нарушение было для неё удовольствием. Нет, прийти вовремя нужно не потому, что опаздывать нельзя, просто этика требовала явиться в назначенное время. Требование – это уже не приказ. Это уже настойчивая просьба. А пока она здесь, в Храме, для неё желательно выполнять то, что от неё просят окружающие. Хотя бы потому, что они платят ей тем же самым. А ведь не только дойти нужно – ещё и оружие сдать, и в парадный вид себя привести: всё-таки испытания – это праздник для всего Храма. Праздник для испытуемого: из учеников он становится либо полноправным мастером – если справится на «отлично», либо подмастерьем – если справится, но плохо. Праздник для всего храмового братства – в их рядах появляется ещё один оперативник, аналитик – да кто угодно. Главное – собрат по ремеслу.

Она прибавила шаг, и винтовка, небрежно повешенная на плечо, принялась биться о ногу, создавая неудобство при ходьбе. Можно было бы, конечно, повесить оружие за спину, но было просто лень – да и некогда. Ниан сняла её с плеча, взялась за ещё тёплую газоотводную трубку, как за ручку, и понесла в руке. Кончики пальцев, как точнейшие сенсоры, сразу отреагировали – винтовка отдавала энергетикой из области Ниан, отдавала так, что это мог почувствовать любой интуит или экстрасенс даже не расстоянии – и при том совершенно не напрягаясь. Винтовку придётся сдавать с извинениями – но иначе нельзя, иначе пули этого оружия были бы для созданного ею, Мислеги, чертёнка не страшнее брошенного камня. Таких созданий нужно убивать чем-то родственным тому, из чего они созданы – можно было, в принципе, и напитать винтовку белой энергетикой. Белой – а значит, априори враждебной таким вот сущностям. Но это было уже не из области Ниан.

Показался ангар, служивший оружейным складом. Ниан быстро направилась к входу, на ходу подбирая слова для беседы с оружейником. В голову пришла мысль о том, что неплохо было бы преподнести что-то более существенное, нежели слова. Интересно, что, кроме оружия, вызывает у старика интерес? Она даже немного пожалела сейчас о том, что так отчуждённо держится с другими храмовниками – глядишь, хоть что-нибудь узнала бы о старике кроме того, что тот, по-видимому, бывший интуит.

А может, так и спросить напрямую, чего хотелось бы старику? Конечно, напрямую в той степени, насколько вообще Чёрная могла позволить себе быть прямодушной.

А ведь ты, подруга, не просто Чёрная, – хмыкнула про себя Ниан, – Ты ведь ещё и Падшая, а значит, прямая и умышленная ложь, обман, хитрость – это не просто часть твоего поведения, нет, это твоё искусство, это неотъемлемая часть тебя.

Поэтому неизменно вовремя вынырнувший навстречу ей старик увидел не виноватую улыбку – а самую доброжелательную из всех, на какие была способна Ниан. А за мастерство мимики её наставник Рему Чинтери неизменно хвалил свою ученицу, особо отмечая то, как непринужденно и правдоподобно ей удаётся изобразить внешне даже самые положительные эмоции даже тогда, когда на душе у той черным-черно.

– Как ты себя чувствуешь, добрый мой старик? – ласково, тепло, участливо спросила Ниан, – Прошло ли неприятное ощущение от того, что мои клинки в руках подержал?

– Прошло, Мастер Мислеги, прошло, – в ответ улыбнулся оружейник, сделав торопливый утвердительный жест, – Как постреляли, позвольте спросить?

– На славу, да только вот неловко мне сейчас немного, – ответила Ниан, следуя ещё одной заповеди своего Наставника: «всегда разговаривай с собеседником в той же манере речи и таким же языком, как и он с тобой – человек начинает чувствовать симпатию, что-то вроде духовного родства; тогда он раскрывается внутренне, отбрасывает все подозрения, все подсознательные препятствия, делается внушаемым и уязвимым для той, кто использует реакции людей себе на пользу».

– Отчего ж неловко? – оружейник задал именно тот вопрос, которого и ждала Ниан.

А когда собеседник задаёт именно те вопросы, которых ты от него ждёшь, тогда это значит, что дальнейший ход разговора будет протекать так, как тебе это нужно, – ещё одна намертво вбитая в голову заповедь всплыла сейчас в голове Мислеги.

– Да вот, добрый мой старик, винтовку тебе сдавать – а ты, взяв её в руки, почувствуешь то же самое, что и от клинков. Напиталась она сейчас от способностей моих, а я ведь видела, как они на тебе сказываются, – нотки грусти в её голосе казались самыми что ни на есть неподдельными.

– Ничего, Мастер Мислеги, ничего страшного, уж свыкнусь, коли надо, – торопливо ответил оружейник, явно не желая расстраивать гипнократессу.

– Ох, добрый мой оружейник, не могу я так: всё-таки неудобство такое тебе доставляю, – посокрушалась Ниан, – Вот и думаю: чем бы тебе компенсировать его? Может, просьба какая есть, или желание? Я бы выполнила – и тебе б приятно было, и мне легче.

– Что вы, Мастер Мислеги, да как же я осмелюсь вас просить о чём-то? Это ж работа моя, оружие храмовое чинить да хранить, я ж не какую отдельную услугу вам оказываю, – торопливо возразил старик, приглядываясь к винтовке, которую Ниан положила на стол.

– Добрый мой старик, да ведь я сама тебя прошу, чтоб ты мне сказал, чего тебе хочется. Можешь считать это простой просьбой – разве ж я отказала тебе, когда ты насчёт моих клинков любопытство проявил? Вот и я теперь любопытство проявляю – чего тебе хотелось бы? – Мислеги, решив настоять на своём, пустила в ход старый, излюбленный приём – упрекни человека в том, что он на проявленную тобой симпатию не платит взаимностью. И если человеку немаловажно, что ты о нём подумаешь – то сработает безотказно.

– Эх-эх, Мастер, коль уж на своём стоите… – и правда, сработало безотказно, – Так и быть, скажу, да только выполните ли? Мне и неловко даже – желание-то у меня не из простых.

– Ты скажи сначала, а там поглядим, насколько оно сложное, – улыбнулась Ниан. В конце концов, не попросит же он у неё чего-то невыполнимого или даже… интимного?!

– Ученика бы мне, – признался старик, – Одиноко мне порой, даже словом о деле моём перекинуться не с кем. Да и знания мои будет жаль, ежели пропадут. А ведь пропадут без следа, ежели не передать их кому. Да и не простой ведь ученик-то нужен. Чтоб и смышлёный был, и дело оружейное любил. А ещё… Как сказать-то, не знаю, – старик явно замялся, но видно было, что причиной заминки было не то, что он не может подобрать нужных слов, а сомнение в том, стоит ли вообще говорить об этом. Пауза затянулась, тот бросил взгляд на Ниан и прочёл в её лице одобрение, поддержку: «ну же, говори!» – сказали ему её глаза.

И он сказал:

– А ещё чтоб у него способности, хотя бы задатки экстрасенса были. Чтоб он оружие чувствовал.

– Сделаю, – улыбнулась Ниан, – Думала, что-то посложнее попросишь.

– Дык разве ж это просто? – удивился оружейник, – Где ж такого сыскать, да чтоб ещё согласился, да и как разрешение от Настоятеля получить?

– Ну, за разрешением дело не станет, – Ниан по-прежнему улыбалась, – А к такому умельцу в ученики многие захотят пойти. Ну а чтоб работу любил и оружие чувствовал – и таких немало сыщется.

– Правда? – удивился оружейник, – Вот спасибо, Мастер Мислеги!

– Потом поблагодаришь, когда найду, – улыбнулась Ниан, – Ну, мне бежать надо, а то опоздаю…

– Ох, всего вам самого лучшего, Мастер! – обрадовано попрощался оружейник, – А за винтовку свою не беспокойтесь – всё сделаю, как полагается.

Интересно, неужели все эти экстрасенсы, способные перенимать ощущения всего живого – неужели никто из них не почувствовал за столько лет, что старик страдает от одиночества? Неужели все эти интуиты, способные воспринимать флюиды чужих эмоций, ни разу столько лет не ощутили, что старик мается без ученика? И почему старик сказал, что ученик должен иметь именно задатки экстрасенса – не интуита или не телекинета вроде Данаиса? Именно экстрасенса – то есть Посвящённого из числа Белых, способного ощущать чувства других людей? Вот это было по-настоящему странно, ибо в таком вопросе, как оружие, цениться должно умение чувствовать механизм через оболочку…

В том, что со стариком-оружейником связана ещё одна тайна, Ниан убедилась окончательно.

А время не ждало, время поджимало – и так пришлось потратить драгоценные кинсы на разговор с оружейником. Ниан предстояло подготовиться к церемонии тщательнее всех остальных храмовников. Они ни тарна не сомневалась в том, что испытания предстоит принимать именно ей – больше просто некому. Во всём Храме не найдётся никого, кто хоть сколь-нибудь по-настоящему занимался Чёрным искусством на практике. Наставник немного познал теорию – но не больше. Ну, на самом деле, не приглашать же в Храм кого-нибудь из Падших?

«Кого-нибудь из Падших», – хмыкнула она про себя, – «Ты, подруга, в этом плане уникальна – единственная Падшая, кто говорит о них как о чужих».

Она даже улыбнулась, но улыбка вышла грустной, даже саркастичной. Действительно, кто она? Падшая, не желающая иметь более дел с другими Падшими, но имеющая с ними много общего? Или храмовница, не имеющая с остальными храмовниками ничего общего, кроме дел?

«Я – та, кто я есть, и на этом пора бы закончить ломать себе голову над этим пустяком», – сказала она себе, решительно тряхнув головой, словно отгоняя все ненужные сейчас мысли.

С этим она прошла мимо ворот внутренней стены Храма и направилась к входу. Во дворе уже собирались другие храмовники, все, как один, одетые по-парадному. Её никто не поприветствовал – впрочем, она к этому привыкла. Большинство из них, если не сказать, что все, относились к Чёрным как к заклятым врагам. Они не выказывали к ней ни малейшего дружелюбия, но, в то же время, не относились с враждебностью. Она не была для них ни своей, ни чужой – она была одной из храмовников, а значит, соратником. Но одновременно она была для них бывшим врагом, да ещё и переметнувшимся из лагеря в лагерь.

«К счастью, вы не знаете, что во времена работы на Падших я отправила на тот свет двоих из ваших. Убрала их хладнокровно – и, к слову сказать, это не было так уж трудно. Убрала чисто, без следов – оба раза всё настолько было похоже на несчастный случай, что никто ничего не заподозрил. Я даже ничего против них не имела – просто в один прекрасный день получила задание от своих бывших руководителей. А получив, выполнила. Так что вы правильно считаете меня врагом. Беда в том, что вы и сами не знаете о правильности своего отношения ко мне», – хмыкнула она про себя, пробегая ступеньки парадного входа и исчезая внутри Храма.

Она свернула в сторону, минуя главный зал, где молодые послушники и вызвавшиеся им помогать подмастерья готовили помещение к церемонии. От внимания Мислеги не ускользнуло, что двое, про которых она точно знала, что они работают в аналитическом отделе, как-то напряглись при её виде.

«Не иначе, где-то опять случился инцидент, связанный с Чёрными», – подумала Ниан, про себя посмеявшись над двумя боявшимися её аналитиками, которые даже статусов полноправного Мастера не получили – так и маялись в Подмастерьях.

Впрочем, ей сейчас было не до них.

Она свернула в коридор, вдоль которого тянулись двери в кельи – множество комнатушек, служивших жильём храмовникам. Нынешнее жильё Ниан ни в какое сравнение ни шло с тем, в котором она жила раньше, работая у Падших. Хорошо ещё, что здесь, в Храме, она проводила очень мало времени – теснота комнатушки порою просто заставляла задуматься о том, что не сглупила ли она, придя в Храм.

Открыв дверь, она с грустью окинула взглядом своё жилище. Вздохнула над этой убогостью, и полезла в шкаф, доставая принадлежности для мытья. Сняла динтреи, аккуратно положила их на стоящую рядом подставку. Поспешно отправилась в душевые, закрылась в кабинке и принялась раздеваться. Жаль, что бассейн на заднем дворе служит как источник воды – Мислеги бы с удовольствием в нём поплавала. Вода в душе была обжигающе горячей, но Ниан и не подумала сделать её похолоднее. Как раз это и нужно было ей сейчас, чтобы смыть успевший въесться в остывшее после утренней разминки с динтреями тело пот. Она подставила лицо под струи воды, чувствуя, как та стекает по волосам на спину, щекочет позвоночник. Вода почти ласкала молодое, крепкое тело, которое по этой самой ласке порядком истосковалось. Но разум был сильнее инстинктов – никого и никогда из числа храмовников она не подпустит близко, никто из них не вызывал у неё каких-либо интимных мыслей. Её мужчина должен понимать её всем тем, что клирики называют душой, быть одной с нею крови – а здесь, в Храме, все поголовно были для неё чужими.

Поэтому пусть будет вода вместо ладоней и губ. Горячая, обжигающая – как и положено страсти.

Было невероятно приятно стоять вот так, чувствуя, как стекают по лицу капли, как они впитываются в волосы, сбегают по ним сплошной струёй на спину и ниже, обволакивают ноги… Она расслабилась по-настоящему – и телом, и духом, а потому очень неохотно принялась намыливаться и тереться мочалкой. Смыла пену, отдающую каким-то приятным запахом, который она никак не могла узнать – приятный аромат, похожий на запах какого-то цветка. И при этом запах совершенно нейтральный – так мог пахнуть парень, а могла и девушка. В Храме о половых различиях задумывались мало, в личную жизнь храмовников никто не вмешивался, разницу между мужчинами и женщинами не проводили. Какая разница, в самом деле, какого пола оперативник? Не было здесь и деления на мужское и женское общество: все одинаково проводили время вместе, и двое могли просто быть друзьями, напарниками – а могли и спать вместе, это никого не касалось и никого не удивляло. Единственное табу – это заводить детей. Хочешь детей – да Творца ради, но – за пределом храмовых стен.

Уходить из душа не хотелось совершенно – и Ниан даже немного рассердилась на этакое проявление слабости. Резким движением закрыла горячую воду и так же резко открыла холодную.

Вода оказалось не просто холодной – по-настоящему ледяной. Что неудивительно, ибо в систему душа она попадала из тех самых холодных горных родников, наполнявших бассейн на заднем дворе. Вода снова обожгла – но уже не теплом, а холодом. Перехватило дыхание, ледяной лапой стиснуло грудь – она резко вдохнула полные лёгкие воздуха. Холодная вода вернула бодрости, и Ниан, с силой скрутив волосы, выжала из них воду. Обернувшись полотенцем, прямо босиком, неся свои вещи под мышкой, прошлёпала мокрыми ногами к себе в келью.

Там она стала приводить себя в порядок – собрала волосы в тугой пучок на затылке, захватив пряди от самого лба и оставила их свободно ниспадать с висков, скрывая лицо и глаза с боков.

Одеться сегодня следовало в полном соответствии с парадным видом Посвящённых. Уже давным-давно был принят некий кодекс одежды, по которому Чистые Посвящённые носили серую одежду – как знак того, что они не принадлежат ни к Церкви, служители которой носили в таких случаях белую одежду, ни к Падшим, которые предпочитали чёрный цвет. А вот оторочка и подбой у всех разнились в зависимости от той области, к которой принадлежал тот или иной Посвящённый. У Стихийных это было четыре цвета – голубой у телекинетов, как Данаис. Красный – у пирокинетов, как Аниала. Фиолетовый цвет – у Тигнема, сильной стороной которого было электричество во всех его проявлениях. Была ещё зеленая, для тех, чьё искусство было связано с водой – но таких в группе Данаиса не было. Вместо этого был Лилмел – интуит, чьей областью была Белая энергетика – у него, соответственно, вторым цветом был белый. А вот когда появилась Ниан, встал вопрос о том, какую расцветку ей носить – чёрную с серой отделкой или наоборот, серую с чёрным? Даже некоторое замешательство возникло – никогда в Храме не было до этого Чёрных из числа Падших. Чтобы решить этот вопрос, обратились аж к самому Наставнику – но тот сделал равнодушный жест, мол, ему никогда не нравились все эти условности, и отправил мастера-эконома к самой Мислеги – как она скажет. Ниан, не колеблясь, решила подчеркнуть свою новую принадлежность к храмовому братству и выбрала серое одеяние с чёрной отделкой. На том и порешили.

Ниан согласно случаю принялась облачаться в парадное одеяние – свободные брюки, плотно облегающая рубашка – манжеты, рукава и даже пуговицы чёрного цвета. Накинула плащ с чёрным подбоем, критично глянула на себя в зеркало.

«Да, подруга, выглядишь ты, прямо скажем, необычно», – сказала она себе. Если другие храмовники чуть ли не с самого обучения привыкали к такой одежде – при чём неважно, где они учились, в Храме или в Академии Интерсилы – то она, Ниан, до прихода сюда всегда носила то, что хотела.

Время по-прежнему торопило – некогда было даже просушить волосы, и они, мокрые, казались сейчас чернее обычного. Про себя Мислеги отметила, что смотрится это довольно неплохо – чёрные волосы с чёрной отделкой одежды. Последняя деталь – символ её статуса полноправного мастера, перстень из серебристого металла с вправленным в него камнем – естественно, тоже чёрным. Пояс с креплениями для клинков – это даже не деталь одежды. Это, скорее, уже часть тела. Клинки из подставки улеглись в крепления, когда Ниан уже выходила, чтобы спуститься в зал.

Зал был почти полон – выстроились вдоль стен храмовники. Как те, кто обитал здесь почти безвылазно, так и те, кто только-только вернулся из очередной миссии либо наоборот, собирался, отдохнув, отправляться в путь. Сама идея работы оперативников Храма была таковой, чтобы люди жаждали не отдыха от каждодневных трудов, а дела. Чтобы каждое задание было чуть ли не праздником, а не серыми буднями. Тогда – да, тогда каждый показывал лучшее из того, на что был способен. Неделя работы – и месяц отдыха. Месяц. В течение которого уже просто от скуки храмовое братство занималось поиском новых знаний, тренировками, обретением новых навыков – или просто самообразованием, пополнением знаний в неведомых доселе областях. Ниан прекрасно знала, что существуют и противоборствуют два подхода в изучении энергетики – будь то стихийная или белая. Первая – это научный подход. Когда всё, происходящее в ответ на те или иные энергетические действия, фиксируется приборами, вгоняется в рамки формул, выведенных в одной из теорий – как старых, так и новых, и уже на основе точно выверенных математических выводов могли появиться способы и методы работы с миром тонкой энергетики. Был ещё и другой подход – когда отвергались напрочь все подходы объяснить с материалистической точки зрения всё то, что простым людям – не Посвящённым – казалось мистикой и волшебством. Этот подход подразумевал изучение книг, доставшихся в большом количестве в наследие от древних цивилизаций – стёртых с лица земли войнами, бедствиями и тому подобным. Тамошние мудрецы и просто изыскатели пытались найти объяснение необъяснимому, научиться подчинять себе непознанное и неведомое, ставя опыты на самих себе или случайных добровольцах – этот подход и по сей день работал и давал свои плоды. Первый способ – материалистическое обоснование процессов энергетики и взаимодействия с ней объектов остального мира – взяла на вооружение Интерсила. Второй особым почётом пользовался у Церкви Творца и Падших. Но здесь, в Храме, были приемлемы оба – храмовники зачастую сочетали обе сильные стороны этих почти противоположных учений. Сильной стороной подхода материалистического было то, что он досконально объяснял, почему происходит то или иное явление. А вот на открытие нового подходил он плохо. Другой подход – когда погружаешься сам в мир энергетики и ищешь в нём что-то новое и непонятное, а затем методом проб и ошибок ставишь находку себе на службу – был более богат на открытия, зато и куда как опаснее – многие подобные опыты заканчивались плачевно. Интуиция, при всех её плюсах, имела одно поганое свойство – подводить в самый неподходящий момент.