Текст книги "Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая"

Остаётся только ждать, когда в возникшие на экране перекрестия прицелов заползёт цель.

И он ждёт, глядя, как быстро приближаются чёрные коробки целей, контрастирующие на фоне жёлтеющей, увядающей травы, тронутой первыми холодными ветрами наступающей осени.

Они уже совсем рядом, близко, так же близко, как и неумолимо приближающаяся к брюху снижающейся машины земля. Впрочем, за высотой следит не один Дементьев.

– Переходим на бреющий полёт, парни, – отрывисто бросает Висдеш.

Он тоже напряжён, тоже ждёт.

Серёга ослабляет хватку на штурвале – чуткие пружины тут же возвращают рукоять в нейтральное положение, и авиалёт плавно, незаметно выравнивается. Начинается бреющий полёт – это когда машина идёт параллельно складкам местности, на одной и той же по отношению к рельефу высоте.

Цели всё ближе и ближе – но идущий впереди всех подходит к ним первым, так как его машина на целую длину корпуса впереди.

– Огонь, – нежно, словно любяще шепчет он в рацию, – Ого-о-о-о-онь!

С крыльев его авиалёта срываются первые два снаряда, устремляются к цели по идеально прямой линии – они неуправляемые, летят туда, куда были нацелены в момент нажатия кнопки спуска.

Но Серёге уже не до того, попал Висдеш или нет – в его собственные прицелы заползает чёрная коробочка, призванная изобразить танк, и он нажимает дважды спуск. Для верности, на случай, если первый снаряд пойдёт мимо, то второй уж точно угодит в цель.

Нажав, понимает, что нажать надо было какой-то неуловимой парой мгновений раньше, понимает, что первые два снаряда ушли мимо.

Но прочь все мысли, прочь всю действительность, забыть обо всём – есть только рука на штурвале, есть палец на кнопке, и есть ведущий авиалёт, любой маневр которого надо повторять в точности, а не то вся атака насмарку. Ведущему в этом плане ещё труднее – ему приходиться выбирать курс не только для себя, но и следить, чтоб направление полёта было удобным для двух ведомых пилотов. Прочь все тревоги, сомнения и страхи – только ведущий авиалёт и рука на штурвале, а кроме них существую лишь два перекрестия прицелов и цели, заползающие в них.

«Стрелять чуть ранее» – напоминает сам себе Дементьев, и во второй раз давит дважды спуск – второй из запущенных в этот раз снарядов выстилает чёткий дымный хвост, вытягивающийся в точности к цели – бетонной конструкции в форме транспортёра, почерневшей от частых разрывов вот таких вот снарядов на ней. Сами эти снаряды нипочём литому сооружению из местных минеральных материалов, которые Серёга для себя и поделил на «бетон» и «асфальт» – хотя в действительности, конечно же, это были никакие не бетон и уж не асфальт и подавно.

Следующая цель.

Реакция сработала отменно – видимо, недаром прошли тренировки на развитие как мышечной, так и интеллектуальной реакции, коими их просто замучил Пинтро.

Одна за одной пошли цели. К своему концу распадок повышался, поворачивал к востоку плавным изгибом.

Палец давит кнопку спуска, промахи следуют за попаданиями – но их соотношение Дементьев просто не подсчитывает, не до того ему сейчас. Висдеш начал подниматься и поворачивать, соблюдая правила атаки на бреющем – выворачивая вслед за ним, Серёга пропустил момент, когда нужно было стрелять, а потому кнопку нажимать не стал, пропустил цель, зато по следующей влепил аж четыре снаряда, попав сразу двумя.

Последняя цель, за которой начинается чистый склон следующего холма.

Серёга давит спуск раз разом – но после второго нажатия раздаётся характерный сигнал, сообщающий о том, что подвеска опустела.

Впрочем, это уже неважно.

– Всё, парни, отстрелялись, – сообщает Висдеш, – Набираем высоту.

Серёга оттягивает штурвал на себя и слышит, как в рации раздаётся голос Висдеша, сообщающий Валенсесу о том, что атака успешно завершена в указанное время, цели уничтожены, групповая наземная цель уничтожена не полностью.

Дементьев бросает взгляд на радар – красных точек на нём вместо россыпи осталось только пять. По центру – ни одной, а вот три цели по правой кромке и две по левой не поражены. Эти две —его, Дементьева, огрех. Три – промах Каринеша, а вот по центру не пропущено ни одной, все до единой уничтожены – Висдеш не промазал ни разу.

– Возвращайтесь на базу, – отвечает Валенсес, выслушав отчёт Висдеша. И Серёга готов поклясться, что в голосе глайнеса слышатся довольные нотки.

Весь путь до базы прошёл в полном молчании, после атаки авиалёты не стали набирать высоту особо, а потому и снижаться перед посадкой не пришлось.

«Ну кто сказал, что посадка – это самое сложное?» – хмыкнул про себя Дементьев, вспоминая, как тяжело оказалось одновременно стрелять по целям, держать высоту на бреющем полёте и одновременно следить за ведущим авиалётом.

Привычная уже, чуть ли не рутинная процедура – посадить машину. Отключить её узлы и агрегаты, заглушить турбины и покинуть кабину. Рутина кончилась тогда, когда возле машин их встретил не примелькавшийся уже вечно апатичный техник, а сам Валенсес. Впрочем, тот ничего объяснять не стал, бросил только:

– Отлично отработали, парни, – и добавил, уже развернувшись: – За мной, только вас и ждём.

Серёга и Дерас обменялись недоумевающими взглядами, но послушно двинулись следом за инструктором в сторону плаца.

Там, как оказалось, уже собрался весь их арсиан с Пинтро во главе.

– Арсиан, строиться! – гаркнул он, – едва завидев возвращающегося с посадочной площадки Валенсеса.

Дементьеву, Висдешу и Каринешу не осталось ничего иного, кроме как по прозвучавшей команде кинуться бегом и занять место в строю.

– Глайнес, арсиан по вашему приказанию построен, – отрапортовал Пинтро, когда Валенсес встал перед строем.

– Что ж, – сказал тот, кашлянув и улыбнувшись, – кажется, настала пора кое-что объявить… Итак, всем здесь безусловно известно, что полёты на учебных машинах рано или поздно должны были прекратиться, уступив место отработке полётов на боевых машинах. Равно как известно и то, что каждый из вас будет направлен на тот или иной тип машин. То есть перехватчики, штурмовики либо истребители. Сразу скажу, что на протяжении последних дней за каждым из вас я и сатранд Пинтро пристально наблюдали с целью определить, какой тип авиалётов для вас наиболее подходит. Учитывалось всё: и результаты ваших полётов на симуляторах, и итоги стрельб. И даже ваше поведение в воздухе. Сразу хочу сказать вам, что ваше желание играет в этом вопросе самую последнюю роль: поверьте моему опыту, оно зачастую необъективно. Я поясню: лучше быть хорошим пилотом штурмовика, нежели плохим пилотом перехватчика. Поэтому каждому из вас по вашим способностям я подобрал соответствующий тип машины, на который для вас же будет лучше пройти дальнейшую подготовку. Чтобы исключить лишние вопросы, я сейчас зачитаю список и дам краткие пояснения, почему принято именно такое решение, – Валенсес кашлянул, достал из кармана сложенный лист бумаги и глянул в него.

– Ксинбро!

– Слушаю! – отозвался тот.

– Висдеш!

– Слушаю!

– Вы в паре будете обучаться полётам на двухместном тяжёлом истребителе модели «Корнод-м2». Ксинбро лучше удаётся управление машиной и стрельба по воздушным целям, Висдешу – стрельба по наземным и контроль над окружающей обстановкой, а вот по подвижным воздушным целям он стрелять не умеет совершенно. Но для штурмовика у него слишком уж хорошие навыки пилотирования на любых высотах, а потому будет лучше, если его недостатки уравновесить вашими, Ксинбро, достоинствами отличного стрелка. Плюс почти полная психологическая совместимость, черты характера одного из вас полностью уравновешиваются чертами характера другого. Вместе из вас получится почти идеальный экипаж двухпилотной машины. Вопросы есть?

– Нет, глайнес! – рявкает Висдеш, хмурясь, – Дементьеву прекрасно было известно, что тот рассчитывал пилотировать «Стемро».

– Понял, глайнес! – отвечает Ксинбро, косясь на Висдеша.

– Макаги! – снова называет фамилии Валенсес

– Слушаю! – отзывается Нийя.

– Ридноу!

– Слушаю!

– Примерно аналогичная ситуация, с той лишь разницей, что Макаги лучше ориентируется в окружающей тактической обстановке и стреляет по воздушным целям, а Ридноу лучше стреляет по наземным и лучше справляется с управлением. Поэтому вы будете проходить подготовку на двухпилотный штурмовик «Корнод-в4». Вообще хочу заметить, что при подборе пар сыграло свою роль и то, что никто из вас четверых не сможет стать хорошим пилотом одноместной машины. Именно поэтому вы четверо будет обучаться парами – недостатки одного из вас будут дополнены достоинствами другого, так что учитесь работать парой – это в ваших же интересах… Но ладно, продолжим… Сатаки!

– Слушаю!

– За время обучения вы показали смелость, дерзость, отчаянность, точность стрельбы по наземным целям и умение работать в качестве ведомого пилота – хорошие качества для пилота – штурмовика. Но в то же время низкие навыки пилотирования, плохое понимание обстановки – сначала я хотел было отправить вас в пару с кем-нибудь, но психологически вы ни с кем не совместимы. Слишком уж у вас независимый характер, и поэтому единственное, что можно для вас подобрать, это штурмовик. Вам предстоит проходить подготовку на «Ликитаро» восьмой и десятой моделей… есть вопросы?

– Нет, глайнес, – буркнул Сатаки, явно недовольный такой отповедью.

– Вот и замечательно, – Валенсеса это неудовольствие, кажется, даже устраивало, – Шаджоу!

– Слушаю, глайнес! – откликнулся Тамис.

– Вы продемонстрировали отличное умение пилотировать машину на бреющем полёте на малых и сверхмалых высотах, прекрасное умение вести стрельбу по наземным целям из даже самых невыгодных положений, замечательно справляетесь как с ролью ведущего пилота, так и ведомого. Но это касается целей только наземных – резкие маневры в воздухе вам не удаются, с воздушными целями почти не справляетесь. Думаю, вам понятно, почему я отправляю вас именно на штурмовики модели «Ликитаро»?

– Да, глайнес, – ответил Тамис, и от Серёги не ускользнуло, что тот полностью доволен таким назначением.

– Хорошо, – отметил Валенсес, – Идём дальше… Праки!

– Слушаю!

– Вы показали одинаково хорошее пилотирование на всех высотах, одинаково неплохо справляетесь с любыми целями – проще говоря, как у пилота у вас нет ярких недостатков, равно как и выдающихся достоинств. Поэтому для вас оптимально подойдут истребители серии «Стемро», не находите?

– Да, глайнес.

– Винаро!

– Слушаю, – откликнулась та.

– С вами всё не очень-то просто: вам не хватает скорости реакции на события, случающиеся неожиданно, при этом ваши навыки пилотирования достаточно хороши. Исходя из этого, я принял решение, что вам плохо подойдёт роль штурмовика или истребителя, имеющего дело с наземными целями, укрытыми в складках местности – поэтому отправляю на перехватчики, где расстановка сил, задействованных в воздушном бою, известна, как правило, заранее. Есть ли у вас вопросы?

– Вопросов нет, глайнес, – ответила Касти со счастливой улыбкой.

– Идеги! – окликнул Валенсес.

– Слушаю! – прозвучало в ответ.

– Вы знаете, я долго колебался, боясь ошибиться в вашем отношении. Но пришёл к выводу, что вам лучше всего подойдут штурмовики – вы слишком зависите от окружающей обстановки, то есть поочерёдно демонстрируете то отличия в пилотировании на больших высотах и крутых виражах, то эти же задания и проваливаете с треском. Похожая ситуация складывается и тогда, когда вы работаете с наземными целями на малой высоте – то блестящее выполнение задачи, то полный провал. Из этого я делаю вывод, что лучше всего будет, если вы просто подучитесь работать в разных обстановках на одной и той же машине. Согласны?

– Да, глайнес.

– Вот и хорошо, – заметил Валенсес, – А вот кто у меня ни малейших сомнений не вызывал с первых дней, так это Каринеш…

– Слушаю! – рявкнул Дерас, услышав свою фамилию.

– Вы с первых же вылетов до сегодняшнего дня демонстрировали прекрасные навыки пилотирования и стрельбы именно на больших высотах, а по наземным целям если пару раз и попали, то скорее случайно, не так ли? Там, где свобода маневра не ограничена высотой, вы вытворяете совершенно немыслимые порою вещи и поражаете цель в таких ситуациях, в которых кто-нибудь другой просто отказался бы от атаки. Но когда дело доходит до работы на малых высотах, вы сразу становитесь зажатым, ведёте машину неуверенно и несмело. Особенно хорошо это показал сегодняшний вылет. Поэтому вы направляетесь именно на перехватчики «Солокс». Согласны, что ничего другое вам не подходит?

– Да, глайнес, – ответил Каринеш с улыбкой до ушей.

– Ну и напоследок я оставил вас, Дементьев, – хмыкнул Валенсес.

– Слушаю! – откликнулся Серёга, с нетерпением ждавший, когда же назовут его фамилию.

– Насчёт вас хочу сказать, что до последнего момента колебался, на истребители вас направить или на перехватчики. Дело в том, что всё время обучения вы неплохо справлялись как с воздушными целями, так и с наземными. Но то, что вы показали сегодня, разметало все сомнения – такое, я бы сказал, смелое мышление, отказ от наработанных тактических схем воздушного боя в пользу только что придуманной ясно говорит о том, что вы не просто хороший пилот-перехватчик, а редкий пилот. Да-да, именно редкий. Может, чуть-чуть не хватает того мастерства, с которым работает на больших высотах Каринеш, может, чуть-чуть не хватает аккуратности Висдеша – но тем не менее, в перехватчики я вас запишу без колебаний. На истребителях вам просто не удастся раскрыть себя во всю ширину… Поэтому, думаю, вы понимаете, почему я отправляю вас именно на «Солокс»?

– Да, глайнес! – радостно рявкнул Серёга, который всё это время только того и хотел, чтобы стать именно пилотом перехватчика.

– На этом я вас больше не задерживаю… – сказал Валенсес и развернулся, чтобы уходить.

– Арсиан! За мной! – рявкнул Пинтро.

Двенадцать пилотов развернулись следом за ним, и на их лицах можно было прочесть любые эмоции – от недовольства к лёгкому раздражению, и от удивления до радости. Среди радостных были трое друзей: Дерас Каринеш, Тамис Шаджоу и Сергей Дементьев, который до сих пор не мог поверить, что его желание в этом мире стало реальностью.

Глава 10

Королевство Неолон,

Храм Познания.

Две недели спустя

Лезвия со свистом кромсали воздух, пели непонятную, им одним известную мелодию из шипений и свиста. Они словно жили независимой от рук своей хозяйки жизнью – круговерть сверкания, две рукотворные серебристые молнии из металла, в сплав которого входили минералы и материалы, делающие клинки лёгкими, но, в то же время, прочными и твёрдыми. Парное оружие было выверено точно по руке, сделано по индивидуальной мерке – второй такой пары динтреев не было ни у кого во всём мире. Лезвия замерли на миг, и стало можно различить странную вязь из кроваво-красных полудрагоценных кристаллов, намертво вправленных в лезвие, отточенных и зашлифованных настолько тщательно, что даже если провести пальцем по лежащему плашмя клинку, не почувствуется граница между металлом и минералом. Минерал служил не как украшение – нет, его узор в форме искажённого Знака имел своё предназначение, ведомое только хозяйке это страшного и странного оружия.

Но при этом оно было просто великолепно. Два коротких, в локоть длиной, обоюдоострых клинка, изящно сужающихся в острие. Чёрные рукояти, по которым тоже вился замысловатый, витиеватый узор. Заточка режущей кромки даже не видна – настолько мастерски отточено и отшлифовано оружие.

Короткая пауза. Девушка делает глубокий вдох, выравнивает сбившееся было дыхание – и вновь начинает свой боевой танец. Глаза закрыты, но веки не зажмурены, на лице – ни малейших признаков напряжения. Стройная, тренированная нога в кожаном, облегающем сапожке делает шаг, молниеносный выпад двух лезвий вперёд, короткая пауза – и снова полуоборот на выставленной вперёд ноге, широкий размах клинками – один уносится за спину, второй взлетает над плечом – и тут же обратное движение. Лезвия начинают путь из разных позиций, но в конце своего короткого полёта одно догоняет другое и они заканчивают росчерк одновременно.

Снова шаг, очередной взмах, клинки делают оборот вокруг рук, снова свистят и сверкают в лучах восходящего солнца, полшага, оборот вокруг своей оси – клинки с размахом проходят строго горизонтально, один на уровне бедра, другой – на уровне шеи. Это кеа деи гесат – так назывался этот удар, певучие слова древнего, ныне уже почти забытого языка из далёкой страны Кассаринадо, его средневековых мастеров клинка, имена которых уже преданы забвению, но умение и названия продолжили жить, передаваясь от учителя к ученику.

Клинки взлетают вверх, замирают крест-накрест, словно парируя несуществующий удар, и тут же резко идут вниз, в стороны, словно разрубая на части несуществующего соперника. Хозяйка клинков при этом припадает на колено – и в голове всплывает другое певучее имя – саар дельгемоа, Крылья Ветра – так зовётся этот приём. Пара клинков снова закружилась, завертелась в руках девушки, которая и сама крутилась и кружилась вместе с ними – сейчас она была почти потрясающе великолепна.

Чёрные волосы прихвачены заколками у висков, свободно спадают на спину – пряди то взмывают, то опускаются в такт движениям тела. Лицо спокойное, умиротворённое – а вот стройное, гармоничное тело, облачённое в костюм из тонко выделанной чёрной кожи, кружится в танце, обрамлённое сверканием клинков, подстёгиваемое музыкой шипения и свиста рассекаемого воздуха.

Девушка почти стелется по земле, стремительные, неуловимые шаги – и ни разу нога не сделала ни одного неверного движения. Так же, как и пара клинков – по одному в каждой руке, плавно перепрыгивают в ладони из прямого хвата в обратный, клинок встаёт то вдоль локтя хозяйки, то становится продолжением линии руки. С висков катятся капельки пота, леденящие кожу в рассветном холодке. Белува только – только забрезжила на горизонте, проглянула в узкую полоску между землёй и серыми, тяжёлыми осенними облаками.

Ещё поворот, ещё парный взмах, и вновь клинки расходятся, начинают жить своей жизнью каждый. Один замирает неподвижно в защитной позиции – а другой в это время колет и рубит, режет и рассекает. С головы девушки срывается волосок – и она даже не замечает, как клинки разваливают его на три части прямо в полёте. Рукояти скрипят в намокших ладонях, девушка делает парный выпад, перехватывает клинки лезвиями вниз и снова – парный взмах снизу вверх, короткое, неуловимое движение, снова поворот клинков вокруг ладоней, ещё взмах крест-накрест, девушка падает на колено и поочерёдно вонзает своё красивое, но опасное оружие в сырую землю по самые рукояти. Замирает на миг, задумавшись – и вновь, глубокий вздох, призванный поставить на место, выровнять сбившийся ритм дыхания.

Стучит сердце, отзывается во вспотевших висках – но девушка с длинными чёрными прямыми волосами сидит неподвижно, не открывая глаз.

В такие минуты она всегда полностью отрешалась от мира, оставалась наедине с собой – это было не просто полезной тренировкой, это было чем-то большим. Полным, абсолютным погружением в себя, боевой… не медитацией даже, а нирваной – состоянием высшего покоя и блаженства.

Было невероятно хорошо сидеть так. На одном колене, опираясь на рукояти динтреев, верно прослуживших ей столько времени. Не хотелось заканчивать этот танец, но руки уже немели, покраснели натёртые ладони – хватит, увлекаться нельзя, иначе вся тренировка зря. Вот только разум, измученный размышлениями последних дней, требовал отдыха, полного отрешения от действительности – оставалось только вот так сидеть, не думать ни о чём, сосредоточившись на прохладных капельках пота, стекающих по щекам.

Надо вставать и идти.

А не хочу. У меня ещё примерно лейс свободного времени, до того, как всё начнётся. Имею я право провести его так, как хочется? А хочется мне… Сама не знаешь, чего хочешь, подруга, зато знаешь, чего НЕ хочешь, – хмыкнула про себя Ниан.

Не спеша открыла глаза. Белува светила в спину, пытаясь согреть первыми утренними лучами. Где-то в горах запела проснувшаяся птица, на башне, что в углу храмовой стены, кто-то шумно прошёлся взад-вперёд. И тишина. Не хотелось никуда идти, ничем заниматься – в раздумьях, Ниан положила большие пальцы на замки пружин на рукоятях своих динтреев и потянула их на себя. Лезвия легко вышли из земли и втянулись внутрь рукоятей, служивших по совместительству ножнами, щёлкнул стопор, напряглась кнопка выброса лезвий – динтреи превратились в два безобидных цилиндра. Мислеги небрежным жестом оправила волосы, свисающие с висков, тряхнула головой, приводя в порядок рассыпавшиеся по спине пряди, и не спеша встала с колена, выпрямилась, обернулась к лучам утреннего светила лицом – мягкий свет даже и не подумал резать глаза. День обещал быть пасмурным, но утро – утро было чудесное, солнечное, лучистое. Осень здесь, на севере Неолона, тянулась невыносимо долго.

«Винтовка!» – мелькнула мысль, когда динтреи улеглись в ременные крепления на бёдрах, – «Ну, конечно же, винтовка! Стрельба – то, что сейчас нужно».

Ниан направилась к воротам храмовой стены, туда, где находилась оружейная. Правила, установленные в храме, запрещали проносить огнестрельное оружие внутрь храмовой стены. Разрешалось только холодное – да и, к слову сказать, кто и когда мог заставить Посвящённого расстаться со своим оружием холодным? Ведь для каждого из них клинок был чем-то бо́льшим, нежели просто отточенной сталью. Оружие – это защита, это помощь, это поддержка, это – гарантия личной безопасности. Опытный Посвящённый, такой, как Эмаладэ, Лилмел или она сама, могли безбоязненно выйти с клинком против автомата – и выйти из этой схватки победителем. Поэтому никогда и ни при каких обстоятельствах Посвящённого не могли разлучить с его оружием. Его оружие – это и его достоинство, потерять его значило позор, а изъять его могли только при лишении статуса и де-инициации, что по сути было равносильно смерти.

Ниан вышла за храмовую стену. За пределы древних построек, и попала во внешнюю часть того комплекса, что, теперь уже в совокупности, именовался Храмом Познания. Здесь постройки были уже современнее – каркасные домики и ангары, в одном из которых, том, что по пути к посадочным площадкам, и находился склад стрелкового оружия, принадлежавшего храмовникам.

Огнестрельное оружие было под стать холодному – подогнанное точно под владельца, им самим выбранное из множества бытующих в мире образцов, оно частенько отражало характер своих хозяев, как, например, пресловутый карабин Тигнема. Присматривал за ним старик, бывалый вояка и оружейник с редким талантом оценивать оружие одними только взглядом и ладонями. Даже не выстрелив, тот, уже подержав оружие в руках, мог сказать, что оно, к примеру, плохо сбалансировано и потому отдача у него высоковата. И – что самое удивительное – почти всегда оказывался прав. Как звали старика, Ниан никак не могла запомнить. Какое-то чудное имя, из тех цветастых имён, что бытовали в своё время среди аристократов Тея. Но зато она хорошо помнила, как тот оценил её винтовку, когда она впервые в жизни сдала её ему на хранение.

– Хорошая штучка, – задумчиво кивнул старик-оружейник, – Но вот магазин недостаточно ёмкий, при стрельбе очередями отдача даёт большой разброс, да и низкая скорость патрона опять же… По быстро движущейся мишени не постреляешь. Хотя… Легка, надёжна, проста в обращении и удобна – для девушки в самый раз.

Ниан помнила, как поразилась такой оценке, данной навскидку – её «Жедди» производства Сименелии не относилась к распространённым в мире маркам оружия. Мало того, Сименелия почти никогда не продавала оружия на экспорт, справедливо полагая, что когда-нибудь её же оружие может обернуться против её же войск. «Жедди» была не просто «снайперкой» – это была автоматическая снайперская винтовка бесшумной и беспламенной стрельбы, с прицельной дальностью, не уступающей войсковым аналогам, мягкой отдачей и мощной оптикой. Во всём мире насчитывалось не более полутысячи подобных винтовок – а та, что досталась Ниан, была ещё и дополнительно сбалансирована – вставки из тяжёлого металла в ложе, намеренно облегчённый приклад, проточки под пальцы левой руки, чтобы удобнее было держать. Единственный минус – «Жедди» могла стрелять только специальной модификацией патронов, с оболочечной пулей, хвостовыми стабилизаторами и дозвуковой скоростью полёта. Производились такие патроны только и исключительно в Сименелии – как назло, под самым носом клириков, которые для Ниан были врагами по определению. Правда, мастер – эконом Храма каким-то образом умудрялся добывать их для Мислеги в необходимом количестве. Ниан была храмовницей, а стало быть, практически союзницей клириков – что не мешало ей их ненавидеть.

Но сейчас она думала не столько об этом, сколь о том, какую мину скорчит мастер – эконом Храма, когда ему сообщат о том, что Мислеги вновь нуждается в патронах… Ниан примерно представляла себе, во сколько затрат и беспокойства обходится службе снабжения, которую возглавлял тот самый эконом, новые упаковки боеприпасов для неё.

Никуда не денутся, – хмыкнула она, – Коль уж я теперь храмовница, то имею право на такое количество патронов, сколько мне необходимо. В том числе и для того, чтобы поддерживать навыки стрельбы на необходимом уровне.

Улыбнувшись собственной мысли, она, разгорячённая недавней разминкой с холодным оружием, дошла до ангара, который играл роль оружейного склада.

Всё тот же старик, возникнув из-за шторы слева от импровизированного прилавка прямо напротив входа, поприветствовал её неизменной улыбкой.

– Приятная встреча, мастер Мислеги, – улыбнулся он, обратившись в точности так, как и полагалось обычному человеку именовать Посвящённую, – За винтовкой своей пожаловали?

– За ней, – улыбнулась Ниан в ответ, – Пистолеты мне сейчас ни к чему.

– Никак, пострелять собрались? Сколь патронов вам принести? – уточнил старик.

– Одного магазина вполне хватит, добрый мой оружейник, – ответила самым тёплым тоном она.

– Сейчас вынесу, мастер, сейчас, – засуетился тот, исчезая за боковой шторой, отгораживающей от прочих глаз стеллажи с оружием и небольшую мастерскую. Ниан в который раз удивилась тому, что сюда можно зайти в любое время суток – и старик неизменно встретит сразу же, не заставляя себя ждать. Встретит с неизменной улыбкой и доброжелательностью, которые вызваны были вовсе нежеланием услужить, а, скорее, тем, что оружейник просто рад всякому, кто к нему заглядывает. И всегда, постоянно возвращал он оружие владельцу вычищенным и недавно смазанным, даже если старик получал оружие на хранение не далее, чем вчера. Никогда он не заставлял себя ждать, появляясь сразу же с тем, что от него просили. Вот и в этот раз появился он спустя недолгое время, аккуратно, бережно положив на отполированный деревянный «прилавок» принадлежавшую Ниан «Жедди» с уже пристёгнутым магазином.

– Вот, пожалуйте, винтовочка ваша, – улыбнулся он, – Магазин полон, как и просили, всё вычищено и смазано, как полагается.

– Благодарю тебя, добрый старик, – ответила Ниан, – Вот удивляюсь я тебе – и когда всё успеваешь? Как не придёшь к тебе, всё у тебя готово, в любое время дня и ночи встретишь, примешь или выдашь оружие… Тяжело, наверное, в твои-то годы?

– Это, мастер Ниан, тогда тяжело, когда дело своё не любишь. А я вот только тем и держусь, что знаю: некому кроме меня храмовому братству оружие чинить да чистить. Вы-то, мастер Ниан, хлопот-то почти и не доставляете – только винтовку нечищеной и сдаёте, а вот остальные, бывает, и пистолеты принесут в таком состоянии, что хоть выбрасывай, или и вовсе автомат заклинивший притащат. Тогда одной чисткой не обойдёшься – детали требуются на замену, а оружие ещё у всех редкое, не сразу и найдёшь нужную. Да только мне это не в тягость, а в радость – столько таких винтовок да автоматов, как я, почитай, никто на свете, наверное, сразу не видывал. А мне и нравится даже – оружие-то, поглядеть приятно! Я ж всю жизнь, считайте, с оружием дело имею. И с холодным, и с огнестрельным заодно. Мне ж почти все храмовники вооружение своё приносят – да и не только на починку, иногда и улучшить просят. Кому отдачу уменьши, кому скорострельность увеличь. Я, конечно, не всё умею – но с распространённым оружием справлюсь. То ли дело ваша винтовка, мастер Ниан – над ней, сразу видать, на заказ работали. А с виду – обычная «Жедди» Сименельская… – оружейник скосился на лежащую вдоль прилавка винтовку, – Её ведь, ежели кто другой в руки возьмёт, так не сразу и прицелится. Сразу видно: по индивидуальной мерке подгоняли, по руке точно – там весу добавить, здесь – убрать, даже проточки на цевье точно под пальцы сделаны… Да только то ли у вас рука изменилась, то ли стрелять так пришлось, чтоб ствол всё время с возвышением смотрел.

– С чего ты взял, добрый старик? – удивилась Ниан, вспомнив, что последний раз ей пришлось стрелять как раз из позиции лёжа по часовым на вышках. То есть ствол как раз с возвышением и смотрел.

– Так нагар неровно осел, – признался оружейник, – Я ж когда ствол чистил, сразу внимание обратил – в нарезах ствола неровно нагар лёг – с одной стороны гуще, с другой так вообще почти не было. Это в автомате или штурмовой винтовке там разницы не видно, а в снайперской сразу заметно: где больше, а где меньше нагару от газов счищать.

– А ведь и правда, с возвышением стрелять пришлось, – улыбнулась Ниан, – Долго пришлось счищать?

– Нет, что вы, мастер Ниан, для меня нагар счистить – что раз плюнуть, – ухмыльнулся старик, – куда хуже приходится, когда на клинках заточку доводится править. Я ведь скольким её правил – у всех если и есть на клинке зазубрина, то обязательно глубокая да замысловатая. Почитай, у всего Храма клинки перевидал – а вот вашего, мастер Ниан, видеть ни разу не доводилось. Вот мне и хотелось бы маленькую просьбу свою высказать – мне б хоть одним глазком, а?

Ниан внутренне напряглась, хотя внешне это никак не сказалось – по-прежнему улыбка, глаза излучают тепло и доверие. Наука, не без труда освоенная ею у своего Наставника – неважно, что творится у тебя на душе, главное: никто и никогда не должен этого видеть. По эмоциям, по реакции человека можно понять его больное, уязвимое место – а поняв, воспользоваться им в своих интересах. Напряжение было вызвано не столько тем, что оружейник высказал немного необычную просьбу, сколько тем, какую реакцию вызовут у него клинки, досыта напитанные её энергетикой. Энергетикой холодной мысли и трезвого расчёта, энергетикой торжества разума над телом, энергетикой чистого сознания, не обременённого инстинктами. Той самой энергетикой, которую излучает расстающийся с телом после смерти человека разум. Энергетикой, которую принято было называть Чёрной. После недолгих колебаний Мислеги всё-таки сняла пару динтреев с ременных креплений на бёдрах – если что пойдёт не так, она всегда успеет вмешаться. Сняла и протянула старику, всё так же улыбаясь и смотря добрым, открытым взглядом.