Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

Сдержали обещание своё.

Как не хотелось далее им слушать,

А только ровно через полчаса,

Игру по обязательству прервали,

Но только не они, а небеса.

Раскатный гром раздался над площадкой.

По камню, что стоял невдалеке

Ударила стрела, пылая ярко,

Впуская жизнь, сокрытую в огне.

И тут же появился человечек,

Что ранее в кулак сомкнул ладонь.

Он был теперь приветливее с виду,

И выглядел, как парень молодой.

Давил сам подошёл к нему поближе,

А тот, не ожидая слов, сказал:

«Ты хочешь знать, как вскрыть замок у крышки?

Вначале ты ведь это прошептал.

Дотронься своим перстнем до коробки

Со всех боков, рисуя вроде крест,

Уверенно три раза стукни снизу,

И сверху повтори такой же жест,

Скажи при этом только лишь: «Раскройся!»

Достаточно тебе будет того,

Чтобы замок невидимый открылся.

На месте же не делай ничего.

Как только крышку действиями вскроешь,

Пещера в себя втянет, что под ней,

Поэтому возьми под мышку короб

И выйди, где всё проще и видней.

На твой вопрос, я думаю, ответил,

Поэтому коснись вновь до того,

Кого ты выбрал сам, ведь к сожаленью,

Он о замке не мог знать ничего».

«Красавчик» после слов, как и другие,

Поднялся, увеличивая рост

И затвердел с открытою ладонью,

Хотя подарок свой не преподнёс.

Давид был и за это благодарен.

Вернувшись снова к третьему «лицу»,

Дотронулся рукою до верёвок,

В душе своей хвалы воздав Творцу.

Ответчик его тут же встрепенулся,

Сияя от возможности сказать

О том, чем он готов был поделиться,

Когда его вдруг стало «распирать»!

«Черёд ко мне вернулся наконец-то.

Я знаю только тайну поясов,

Что скрыты в кузовке внутри пещеры,

Хотя не укажу тебе врагов.

Так вот, те пояса, как обереги,

Хранили твоих братьев от беды.

Их с умыслом от них освободили –

Поврозь друзья лишь жалкие пруты.

Концы связали, чтобы было проще

Волшебнику троими управлять.

Узлом их вглубь пещеры заманили,

Свободными – могли разъединять.

А чтобы всё на место своё встало,

Тебе придётся связку расцепить.

И сделать это нужно не руками,

Чтоб не порвать связующую нить.

Она ведь пояски собой и держит,

И может быть полезной для тебя.

Её легко заставить распуститься,

Хотя она капризна как дитя.

Но только ты один её сумеешь

Настроить на послушный, нужный лад.

Она к тебе потянется, как только

Ты музыкой поманишь её, брат.

Нить тонкая, но вид её обманчив,

Она прочнее кованых цепей.

И если ты захочешь свить кого-то,

То можешь обращаться смело к ней.

Подумай и сыграй, что нужно сделать –

Исполнится желанье в краткий миг.

Подсказка про неё и есть подарок».

Закончил этим речь свою старик.

Затем, о чём-то вспомнив, встрепенулся,

Добавил торопливо: «Поиграй

Теперь о пробуждающемся солнце,

А следом и ответ свой получай».

Других слов музыкант уже не слышал.

Верёвочный поднялся и застыл.

Давид представил солнце при рассвете,

И в звуках чудных в небо воспарил.

Когда прошло отмеренное время,

Разнёсся по округе страшный гром,

И молния метнулась к изваянью,

Извилистым искрящимся копьём.

И тут же, только в сторону смотрящий,

С руками, что за спину занесли,

Ожил высокомерный человечек,

Водящий башмачком поверх земли.

Он был намного меньше музыканта.

Надменный взгляд, как будто свысока…

Поджатые и тоненькие губы

Наверно не раскрылись б никогда.

Однако гром, что в небе прокатился,

Стоящего изрядно напугал.

И он, «через себя переступая»,

На редкость не по-доброму сказал:

«Я не хотел с тобой ничем делиться.

Но будет хуже, если промолчу.

Врагов твоих и сущность их раскрою,

Однако всё, что знаю, прошепчу.

Расслышишь, значит, будет тебе счастье,

А если что упустишь – значит, нет!

Я никогда ещё по своей воле

Не раскрывал кому-либо секрет».

Взглянув с испугом в небо недовольно,

Уже намного тише произнёс:

«Я знаю, что ты зла другим не делал,

И много тягот и лишений снёс.

Не ведая того, ты сам вмешался

В дела, что были связаны с тобой.

Теперь тебе буквально дышат в спину

Те люди, в чьих глазах ты не герой!

Их четверо. Царя я не считаю.

Сговорчивее прочих – царь Морской.

Скажу лишь, что невидимым для многих,

Один пришёл по следу за тобой.

Припомни, кто вдали по твоей воле

Был телом в одночасье растворён,

И хочет в нём обратно проявиться?

Так вот, ножом прицеливался он.

Второй, лишь при условии опасен.

При нём в ночи не стоит говорить.

Его такие звуки раздражают,

И не дают на воле поблудить.

Однако если ты ему сыграешь,

И вызовешь потоки тёплых слёз,

Он может стать и другом в одночасье,

Чем больше б пользы для тебя принёс.

Про третьего ты сам, похоже, знаешь.

При первой встрече, он тебя жалел,

Но как узнал, на что ты покусился,

К тебе, скажу, не просто охладел.

Ты можешь перейти ему дорогу.

Скорей всего не можешь – пересёк!

И если это так, всех больше бойся

Добрейшего притворно, паренёк.

Четвёртый – то горбун. Пока он – помощь,

Ведь есть в том интерес – сменить свой вид.

И он тебя до времени не тронет,

До срока, пока горб не распрямит.

Я вижу небольшое изумленье

В глазах твоих, ведь я не то сказал.

Ты спрашивал не о себе – о братьях,

А я здесь на другое указал.

Всё свяжется, поверь мне, воедино.

Чуть позже ты увидишь и поймёшь,

Что молния не зря в меня попала

И ты, что очень важно познаёшь.

Одаривать тебя мне не хотелось,

Но видно так желают небеса.

Я зеркальце отдам, в котором видно,

Что может быть вперёд на два часа.

Подчёркиваю слово своё – «может».

Ты вправе ход событий изменить.

Подарок – дополнительная помощь,

Чтоб сам решал, что делать и как быть».

Отдав свой дар, стоящий человечек

Полез опять в невидимый карман

И в первый раз при парне улыбнулся,

Почувствовав, что зеркальце и там.

Тогда уже с особой теплотою,

Добавил: «Ты ещё раз поиграй.

Теперь про ослепляющее солнце,

Про место всем похожее на рай!»

Сказал, поднялся прочих чуть повыше,

При этом в один миг закаменел,

Однако не с руками за спиною.

Раскрыть ладонь зачем-то захотел.

А что Давид? Он спрятал свой подарок,

Как велено мгновенно заиграл

О ясном дне, о жарком сильном солнце,

О рае, как он это представлял.

И музыке подобной в подтвержденье

Вокруг всё очень пышно зацвело,

Впервые пташки малые запели.

Откуда-то их ветром принесло.

Ступили, не боясь погибнуть, звери

На ранее опасный «пятачок»…

Свершались чудеса, и это делал

Давид, ведя по скрипочке смычок.

Минуты в полчаса уже сложились,

По небу прокатился сильный гром,

И молния ударила по камню,

Который вдруг покрылся серебром.

Кто в камне был, стоял вполоборота,

Давиду стало ясно – он глядел

На всё происходящее сокрыто,

И то, что ему нужно, усмотрел.

Ожив, он не уменьшился в размерах.

Случилось всё совсем наоборот,

Он вытянулся, став немного тоньше.

Вид говорил, что он достиг высот!

В нём не было чего-либо смешного.

Одетый весь в серебряную ткань,

То был обворожительный красавец,

Забравшийся зачем-то в глухомань.

При нём все камни тут же развернулись,

Их взгляд был обращён лишь на него.

Фигуры слов важнейших ожидали,

Что раньше слышать было не дано.

Давиду стало крайне неуютно.

Он будто здесь был лишний в данный час.

Хотелось побыстрее удалиться,

Но этим он друзей своих предаст.

Поэтому он поднял подбородок,

Решив принять событий поворот.

В раскладе лучшем – он ответ услышит,

А нет – и с теми знаньями уйдёт.

В кромешной тишине раздался голос:

«Мы все сейчас во власти у него.

Скрипач ответ последний ожидает,

Не ведая пока что ничего.

А мы стоим на грани избавленья.

Зависит всё как парень поведёт.

Тогда иль мы от пут освободимся,

Иль он неброской статуей замрёт.

Что смотришь музыкант с недоуменьем?

Ты много разузнал и получил.

И я ожил для помощи, поверь мне,

Хотя, возможно, в душу страх вселил.

Я верю в мастерство твоё и силы.

Сумей, что начал прежде, завершить.

Слова звучали не для устрашенья.

Ты можешь нас сейчас освободить.

Тебе всего – то-навсего осталось

Закат при дне-деньском отобразить,

Из недр подняться дерево заставить,

Так, чтоб оно свой цвет могло пустить,

Дать каждому напиться ароматом

Волшебного, чудесного цветка.

Тогда и я, и все мои собратья

Покинут тело камня навсегда.

И ты при этом в выигрыше будешь,

Как только цвет, увянув, упадёт,

Внутри найдёшь коричневое семя,

Которое от ворогов спасёт.

И кто они совсем будет неважно.

Лишь брось, что породит собой цветок.

Любого силача, поверь, как куклу,

Совьёт и обездвижит вмиг росток.

А отступать тебе теперь уж поздно.

Ты начал, пожелав всё знать, играть.

Советую мелодию продолжить,

Иначе здесь останешься стоять!»

Давид, на самом деле, был не против

Закат прекрасный звуком пробудить.

Он чувствовал и знал как его можно,

Сердца раскрыв, заставить полюбить.

Поэтому без просьб и без условий,

Он начал, как научен был, играть

О том, что он с заходом солнца видел,

Стараясь это в красках передать.

Когда был парень юным, выступая,

Он представлял, что в громкости – успех!

Теперь он понимал, что нежность звуков

К себе теплом приятным манит всех.

В душе мы, в самом деле, не крикливы.

И каждый, оставаясь сам с собой,

Блаженствует с мелодией покоя,

Без разницы земной иль не земной…

И вот теперь, при мягкости звучанья

Чувствительных к общенью тонких струн,

На малом пятачке всё изменилось,

Закат вступал в права, и как ведун,

Не сильный ветерок траву пригладил,

Указывая узенький проход

До места, где возможно нужно парню

Растение взрастить, что зацветёт.

Кто в камне был, с волненьем наблюдали,

Чем кончится подобная игра.

Они больше Давида понимали

Волшебность и значенье мастерства.

И вот из-под земли пробился стебель,

Который с быстротою стал расти

До дерева с роскошными ветвями,

Готовыми красиво зацвести.

Что быть должно, случилось, в самом деле.

Дурманил сладковатый аромат

Идущий от цветов, что распускались.

Давид переместил на камни взгляд,

Но в них пока ничто не изменилось.

Воздействие на камни, не сбылось.

Давид не мог никак понять причину,

По коей ему то не удалось.

На счастье, прилетели тут же птицы.

Вот каждая сорвала по цветку,

И им до изваяния коснулась,

Вдохнуть давая нежную пыльцу.

И лишь тогда каменья засияли,

При этом каждый стал самим собой.

Ничто «воскресших» вновь не уменьшало,

Хоть рост у всех был всё же небольшой.

Они себя за руки пощипали,

Похлопали, не веруя ещё,

Что дело завершилось чудесами,

И кто-то снял заклятие своё.

А музыкант, спокойно наблюдая,

Всё продолжал для спасшихся играть,

Спустились с ниоткуда роем пчёлы,

Нектар волшебный стали собирать.

И вовремя. Чрез несколько мгновений,

Цветы, что источали аромат,

Сомкнув себя, помялись и увяли,

И стали опадать, как серый град.

Пожухлые листочки в пыль распались,

Оставив на замену семена.

Тут снова птицы в помощь отозвались,

Не мысля расклевать хоть часть зерна.

Стоящий в серебре достал мешочек.

В него и сложен был волшебный дар.

Он сделал знак: «Пора остановиться!»

И юноше всё в руки передал.

Волшебник в продолжение, добавил:

«Семян здесь не одна большая горсть.

Используй, когда встретишься с врагами.

Для нас же ты всегда желанный гость!

В любое время суток, днём ли, ночью

За помощью свободно приходи.

Но только никого из посторонних

Прошу тебя, сюда не приводи.

Есть риск, что здесь они закаменеют,

Спастись на этом месте нелегко.

На звуки твои птицы прилетели,

Что «чашу» облетали далеко.

Впервые к нам явились даже звери.

Мы видим – ты такой же маг как мы,

И рады ещё большим поделиться,

Иль что-то одолжить тебе взаймы.

Спасибо, что наш маленький участок

Похож теперь действительно на рай!

Мы счастливы, что стали вновь живыми,

И можем покидать на время край.

Ступай. Ты тоже в действиях свободен.

Секрет наш, повторяюсь, сбереги.

Ещё к тебе есть маленькая просьба:

Играй пока не выйдешь за круги».

Все жители учтиво поклонились

И тут же растворились в тишине.

Теперь Давиду не было и смысла

Задерживаться в этой стороне.

Он рад был, что помог свершиться чуду.

И вслух хотя ничто не обещал,

Желая проявить сам благодарность,

От сердца с большим чувством заиграл.

Под ноги к нему облачко спустилось,

Позволив на себя спокойно встать.

Давид, конечно, очень удивился,

Когда его вдруг стали поднимать,

Но это было сделано так мягко,

Радушно, с теплотою и легко,

Что он игру свою не прекращая,

Сместился с мест тех очень далеко.

Неведомой ему волшебной силой,

Опущен он был рядом со дворцом.

В том месте, где давно уже в беседке

Исчезли люди, схожие лицом.

Донесшее его образованье

Пушистою рубахою снялось,

Коснулось с робкой нежностью Давида

И ввысь пятном красивым поднялось.

Скрипач остановился, понимая,

Что он вновь испытание прошёл,

И все свои большие ожиданья

В познаньях ему нужных, превзошёл.

Но радоваться было ещё рано.

Так много нужно выполнить успеть!

Сейчас – спустить с дождём к себе Данилу,

Чтоб с ним путь до пещеры одолеть –

Всё делать по намеченному плану,

Как прежде ему Лазарь расписал.

А времени почти не оставалось –

Закат уже в права свои вступал.

В палаты возвращаться он не думал.

Поход его последний утомил,

Поэтому позвав на помощь брата,

Скрипач при нём уснул лишённый сил.

И снился ему сон, что он в том месте,

Куда он за ответами ходил.

Стоял скрипач, опять на самом центре,

Но был теперь средь магов не один.

К нему прижалась девица, желая,

Хоть так себя в краю том защитить.

Лица её Давид, увы, не видел,

Но знал, кем эта дева может быть.

Все двадцать семь промолвили: «Желанье…»,

Но сон не дали парню досмотреть.

Очнулся он от громких, странных звуков.

Вблизи, во тьме ничто не разглядеть.

По хрусту веток, слышимым ударам

Скрипач не усомнился – шла борьба.

А раз с ним рядом не было Данилы,

Так значит там шла вовсе не игра.

Давид достал из сумки чудо-семя,

Волшебным светом местность озарил,

Диковинку использовать хотел уж,

Но брат стоял в кустах уже один.

Он был растерян, от борьбы потрёпан,

Не всё ещё, похоже, понимал…

А музыкант мгновенно догадался,

Кого Данила силой изгонял.

Кто мог, со стороны ему враждебной,

Бояться так лучистого огня?

Похоже, прав сегодня был волшебник.

Пришёл злодей не любящий свет дня!

Не все Давиду были благодарны –

Лишь те, кому он в горе помогал,

Но каждый, кто принёс с собою беды,

Топор войны пока не закопал.

И это было очень неприятно,

Но время впасть в унынье не пришло.

Ему ещё представится возможность

Обдумать, что сейчас произошло.

Давид лишь попросил вернуть рубаху,

Что вновь, похоже, очень помогла.

Кто знает, что в ночи могло случиться,

Когда б она на брате не была?

Скрипач поведал быстро о том месте,

Где слово вслух нельзя произносить,

А также о забытой им невесте,

Что камушек должна ему вручить.

Он передал план действий, что недавно

Для них брат Лазарь в красках описал.

Меньшой в делах подобных был бесценен,

Хоть силою большой не обладал.

Настала ночь, а это говорило,

Что им с Данилой двигаться пора

В места, где открывается пещера.

На небе показала лик луна.

И чтобы зря не тратить своё время,

А также, чтоб никто не помешал,

Давид, народ в округе усыпляя,

Крепчайший сон на скрипке заиграл,

Затем он потревожил колокольчик,

Призвав к себе огромных, сильных птиц.

Они и отнесли его с Данилой

До водных им указанных границ.

Брат спящим был, когда его спустили.

Скрипач его тот час же разбудил,

Затем надел защитную рубаху,

Которую Данила возвратил.

Всё шло, как и должно было случиться.

В воде их ждали на плоту бобры,

Ударом, рыбий хвост их путь ускорил

До мест, где девы отдают дары.

И только лишь когда при лунном свете

Запенилась озёрная вода,

И стала отступать, вход открывая,

Давид вдруг вспомнил, что не взял сюда.

Он начисто забыл взять вновь дорожку,

Что помощью спасительной была.

Назад за ней уж поздно возвращаться.

Да и просить нельзя, когда слова

Здесь, даже очень тихо не возможно

Не то чтоб прокричать, а прошептать!

Что делать? Скрипачу пришлось поспешно

Расписанный план действий поменять.

Единственной подмогой мог быть камень.

Его-то он, на счастье, захватил.

Используя возможность, в звёздном свете

Достал его, и взгляд свой устремил

В поверхность, что свой цвет уже меняя,

Притягивала внутрь магнитом взгляд.

И голос произнёс: «Да, ты сегодня

Неважно собирался сюда, брат!

Коробка с порошком тебе поможет.

Ты птицею вниз с лёгкостью слетишь,

Голубок, даже в этом странном виде,

Душой своей паря, разговоришь.

Другой вопрос, как вызовешь там брата.

Чихать и говорить внутри нельзя.

И всё же, к счастью есть одна возможность…

Ты, верно, позабыл, что у тебя

Оранжевый кристалл есть, что покажет

Кого отобразить желал внутри.

Слова произносить тебе не нужно,

Ты только его взглядом позови.

Задумай, чтоб он встал перед тобою –

Свершится это чудо в тот же миг.

Поделишься оставшейся пыльцою,

Чтоб он, как ты, полёт в крылах постиг.

Вот так проблема ваша разрешится.

Смотри лишь свою сумку удержи.

Спуститься с ней намного будет проще,

А чтоб подняться, просьбу напиши

Хоть лапкой, хоть носком на среднем камне.

Хозяйка тверди надпись ту прочтёт.

Не бойся и потом не удивляйся,

Что та наверх всё бережно снесёт.

Теперь спеши. Пора. Вода отходит.

Смотри, уже доступен тайный ход.

Давид в тот миг невольно оглянулся,

И понял, что пора покинуть плот.

Поверхность камня быстро изменилась.

Скрипач подмогу бережно убрал,

А так как здесь впервые был Данила,

То он безмолвно действий ожидал.

Когда Давид шагнул ногами в воду,

Которая достала до колен,

Он повторил те действия подобно,

И был готов к пути средь тёмных стен.

Теперь пошло всё кажется по плану.

В луне в безвестность озеро ушло.

А братья вглубь пещеры заходили,

Обдумав встречи тайные давно.

Капель печальным звоном раздавалась,

Пока друзья по ходу рядом шли.

Давид дал знак, чтоб брат к стене прижался,

Когда они к обрыву подошли.

Вода должна пойти большим потоком,

Желая в очищенье пришлых смыть.

Скрипач был в этом месте не впервые,

И знал, что станет тут происходить.

Он вскрыл спеша волшебную коробку,

Немного содержимого вдохнул,

И тут же стал красивой сильной птицей.

Торговец тканей их не обманул.

Нет, нет, он был не голубем как девы.

Готовым полететь, стоял Орлан.

Большой и величавый, белоплечий.

Среди возможных, явный великан.

Схватив суму острейшими когтями,

Он, крылья распустив, вниз запарил.

Теперь тьма музыканта не пугала.

Полёт восторг в душе его родил.

Когда пещера светом озарилась,

И воды водопад потоком слил,

Давид уже в две чаши, что оставил,

Зерна насыпал и вина налил.

Он в виде птицы был довольно грозный.

Голубок страшный вид мог напугать.

Но доброту, что сердце излучало,

Любой прибывший смог бы разобрать.

Поэтому, когда явились птицы,

И опустились зёрна поклевать,

Они при нём ничуть не оробели,

А стали, словно гостя принимать.

И снова одна к чашам не присела,

А круг свершила быстро в вышине,

И тут же без задержки устремилась

К протянутой Даниловой руке.

Её и выбирать было не надо

По жёлтым или красным коготкам.

Похоже, что голубки ожидали

Того, кто появиться должен там.

Нельзя не распознать любовь и нежность.

В Даниле это чувство родилось,

Когда он получил янтарный камень.

Он знать не мог – откуда всё взялось?

Но помня, что их время поджимало,

Прижав к груди, голубку приласкал,

Затем поднял, в глаза смотря, повыше,

И в клювик острый, вдруг поцеловал.

Она без промедления вспорхнула,

Проделала в паренье новый круг,

И тут же вниз к орлану опустилась,

Спросив при этом что-то у подруг.

Данила убежал, прекрасно помня,

Что там теперь подняться должен брат.

Как будет то, увидеть он не может.

Запрет был к возвращению назад.

Давид же обращённый грозной птицей,

Достал ему подаренный кристалл,

Затем вспорхнул на камень, что повыше,

И место красной девицы занял,

О Лазаре задумал, ожидая,

Что он вот-вот появиться внутри.

Секунды ему вечностью казались.

Так много предстояло впереди…

Но вот, как и обещано, пред парнем

Внутри кристалла появился брат.

Давид тот час же мысленно промолвил,

Слова, что вызывая говорят.

И тут же, как грибочек вырастая,

При летнем в солнце льющемся дожде,

Поднялся из земли вблизи голубок

Меньшой, чтобы напомнить о себе.

Он на руки взял ту, что с коготками,

В отличие от двух других была,

Окрашенными ярко-красной краской.

Похоже, она ей всех больше шла.

Та носиком грудь парня поклевала,

Достала камень свой из-под крыла.

Но делать круг вверху не полетела,

Как будто ещё большего ждала.

В руках была не девица, а птица,

Но Лазарь ощущал в ней теплоту,

В которой так приятно согреваться,

Сердечную заполнив пустоту.

Он бережно рукой её коснулся,

Боясь тем самым горлинку спугнуть,

Дотронулся до носика губами…

Тогда лишь та решила упорхнуть.

Давиду, видя это, показалось,

Что птица жеста этого ждала

И прежде потому не улетала,

А время потянула, как могла.

Скрипач спустился сверху, возвращая

На место пригодившийся кристалл,

Затем достал волшебную коробку

И Лазарю, открыв её, отдал.

Увидев это, парень растерялся,

И только лишь когда взгляд перевёл

На путь до верхней маленькой площадки,

Всё понял, ведь дорожки не нашёл.

Давид же, погружаясь в свои мысли,

Молил его: «Орланом стань, как я.

Я думаю, понадобятся силы,

Чтоб вверх поднять нелёгкого себя».

Он это ощутил, взлетев на камень.

Казалось, груз тягчайший на плечах.

А если приподняться ещё выше?

Навек остаться можно в тех местах!

Задерживаться Лазарю не стоит.

Что нужно он от девы получил.

На счастье порошок вздохнув немного,

Брат также стал плечами белокрыл.

Теперь, чтобы ничто не отвлекало,

И, чтоб поднять обоих без помех,

Скрипач когтём наскрёб на среднем камне:

«Прошу, снеси суму с орланом вверх».

Себе, оставив всё-таки коробку,

Давид не знал пока что и к чему.

Но что-то юношей руководило,

Давая приказания ему.

Суму подвинув с ценными вещами

Поближе к брату – тут же отошёл,

Указывая этим – всё готово.

Вверяя то, что прежде приобрёл.

Голубка «изумрудная» поднялась,

Ударилась и стала таковой,

Что вовсе в своём виде не стеснялась

Шокировать своею красотой.

Она схватила сумку и орлана.

Рост стал её, как на дрожжах расти.

Девица превращалась в великана,

Желая, так вопрос сей утрясти.

Исполнив просьбу, стала уменьшаться,

Но птицей не желала пока стать.

Давиду же сегодня было нужно

У красной девы что-либо узнать.

Он помнил про условие: «Общаться

Здесь можно лишь с красавицей одной!»

И думать стал: «Чтоб эдакое сделать,

Чтоб та вновь стала птицей неземной?»

Будь в облике обычном, он наверно,

Сумел бы положенье изменить…

Давид бы воспарил своей душою,

И деву смог легко разговорить,

А та, похоже, мысли прочитала.

И вверх поднявшись, парня позвала,

Возможно потому, что что-то знала,

Чем раньше поделиться не смогла.

Скрипач конечно деве подчинился.

Закрыв глаза, он был уже не тот

Орлан… Он вновь теперь был музыкантом.

Душа явила то, что в нём живёт.

Когда девица образ увидала,

Сказала: «Царь Морской в теченье дня

Нас держит, чтобы мы собой манили

Людей на дно, в утеху для себя.

Но есть одна волшебная шкатулка,

Что сможет его вечно веселить.

Под головой с зелёными глазами

Её вам можно будет раздобыть!»

И тут же обратилась дева птицей.

Давид же ощутил, что он – орлан,

Не тратя время, парень устремился

К голубке, то есть к красным коготкам.

В один из них он клюнул осторожно,

Склонился головою перед ней,

И та, взлетев, ударилась о камень,

Спустившись вниз уже в красе своей.

Как та, что была в платье изумрудном,

Мгновенно воспарила над землёй,

И так же музыканта поманила

Проследовать душою за собой.

И вновь Давид по зову вверх поднялся,

И снова речь девица начала:

«Мне радостно, что выпросил общенье.

На самом деле, я его ждала.

У нас немного времени осталось.

Я постараюсь быстро рассказать,

Что должен мой жених у изголовья

Дракона непременно отыскать.

Так вот, то будут связанные вместе

Четыре очень важные кольца.

Их нужно будет взять, не отражая

В воде волшебной тела и лица.

Их подарив, в дальнейшем будет просто

В подводном мире нас определить.

В пещере пред тобой предстали трое,

Но видно и другая должна быть…»

И в это предначертанное время

Фонтаном из земли пошла вода.

Давид успел вернуться в тело птицы,

Дав брату знак, что улетать пора.

Тот, будучи орланом – это понял,

И тут же без задержки скрылся с глаз.

Давид и сам попробовал подняться,

Но вес возрос, как никогда сейчас.

Тогда лишь и дошло, зачем был нужен

Оставленный последний порошок.

Он вновь его вдохнул, став тут же рыбой.

В таком обличье убежать он мог.

Осталось лишь проникнуть в ход пещеры,

А там вода сама его снесёт

До озера безудержным потоком,

Где видно брат, волнуясь, его ждёт.

Голубки быстрокрылые исчезли.

Спустились снова камни тихо вниз.

Пещера себя влагой наполняла.

И вот уж воды с озером слились.

Брат младший оставался ещё птицей.

При нём была Давидова сума.

Скажу вам, он тревожился безмерно,

Не зная, чем закончатся дела.

Плот ждал их до сих пор вблизи от входа.

Проём уже невидим был для глаз.

Скрипач не мог явиться пред бобрами,

Ведь был не в своём образе сейчас.

А вот осётр признал его, похоже.

Увидев, тут же вдарил по плоту,

Бобров на нём до берега доставил,

Чем указал путь другу своему.

В конце довольно резко развернулся,

Да так, что поднялась стеной волна.

Которая оставила на суше

Рыбёшку, что забилась близ орла.

Что музыкант? Он начал задыхаться.

Но так как он по-рыбьему чихнул,

Его, похоже, Некто не услышал,

И в злобе остриё в них не метнул.

А может он всё видел, но всплеск водный

Его как разговор не раздражал…

Да это и не важно, ведь при этом

Давид красивым юношей предстал.

Он взял орлана, сумку и поплёлся

Подальше от волшебных, дивных мест,

И только у стены сказал: «Ну, братец,

Теперь чихай пока не надоест!»

Большая птица до сих пор сидела

Послушно у Давида на руке,

И лишь при разрешении слетела,

И тут же зачихала в темноте.

Брат был уже давно самим собою,

И всё ж чихал, для верности ещё.

Потом руками тело пообхлопал,

Погладил в удовольствии бельё…

Скрипач, увидев это, улыбнулся.

Он проще относился к чудесам,

А тот ещё никак не мог поверить

Всему, что с ними было, и глазам.

Они сегодня многое успели,

Узнали даже больше, чем могли.

Но было беспокойство, что при этом

Нечаянно чего-то не учли.

Из-за того, что время поджимало

В палату свою братья не пошли.

Ведь здесь они общались без оглядки,

И всё открыто говорить могли.

Сначала музыкант поведал тайны,

Что он узнал в пещере о горе,

О том, что будут значить чудо-камни,

О поясах, лежащих в кузовке…

Да в общем, обо всём, что приоткрылось.

Он одного понять пока не мог,

Зачем была размножена дорожка

И неподъёмный тонкий поясок.

Кто? Где? Когда оденет сёстрам кольца?

И от кого их нужно отличить?

Как взять из-под голов с земли «подарки»,

Чтоб в озерце себя не отразить?

Чем дальше, тем вопросов становилось

Всё больше. Те росли, как снежный ком.

Давид дал время Лазарю подумать,

А сам о камне вспомнил дорогом.

Он с ним общался, будто с лучшим другом,

С наставником, заботливым отцом.

Признайтесь, было б очень интересно

Узнать откуда знанья, сила в нём?

Пока же часть поверхности потёрта.

Гладь быстро изменила нежный цвет.

И вот уже скрипач себя настроил,

Задать вопрос, чтоб получить ответ.

Спросил он вот что: «Ранее подсказкой

Ты мне велел размножить полотно

Волшебной чудодейственной дорожки,

Тесьмы не зримой днём ни для кого.

Причём не один раз. Что это значит?

Как могут они далее помочь?

Прошу тебя ответить, если можешь,

Пока зарёю не сменилась ночь».

И вновь внутри без лишних промедлений

Раздался голос: «Странности в том нет.

Я слушал о горе вместе с тобою,

Теперь и мне доступен стал секрет.

Дорожки две понадобятся братьям.

Когда три головы попросят ключ –

Они должны в пасть камушки забросить.

А монстр не мал! Поднимется до туч!

Попасть, скажу, в него довольно сложно,

Но вам будет сопутствовать успех,

Когда пред ним растелятся дорожки

Ведущие теперь не вниз, а вверх!

Я вижу небольшое удивленье,

Дорожки только две, а камня три!

К вам с братом голова должна спуститься.

Ты только перстень монстру предъяви.

Для вас двоих, как раз всё будет проще,

Ведь братьям нужно большее успеть,

Не только бросить камни в пасть Дракона –

Шкатулку и колечки заиметь!

Поэтому, при точном попаданье,

Они должны ни говоря слова

По «лестнице» волшебной вниз спуститься,

Где ранее лежала голова.

При этом торопиться и не мешкать.

Ткань скатываться вскорости начнёт.

Опасность велика свалиться в воду,

А неудача всё на нет сведёт.

Тесёмки вам пока не пригодятся.

Сейчас важнее разрешить вопрос,

Как разбудить уснувшего Дракона.

Никто слов тайных вам не произнёс.

Но у тебя есть зеркальце, что может

Показывать жизнь чуточку вперёд.

Тебе придётся к озеру вернуться,

Где некто за покой «войну» ведёт.

Ему ты, безусловно, поиграешь,

Чтоб далее не числиться врагом.

Он выставит особое условье,

С которым ты пока что не знаком.

А чтобы от незнания чего-то

Вы не попали с Лазарем впросак,

Спроси сейчас у стёклышка: «Что будет?»

Оно отобразит что, где и как.

То нужно для того, чтоб он ответил

На правильный, единственный вопрос

О том, что гору эту пробуждает,

В которую драконий дух пророс?

Волшебный камень тут же изменился.

А что Давид? – Он зеркальце достал,

Немного поудобней развернулся,

Чтоб лунный свет на стеклышко упал,

Затем чуть-чуть подумав, обратился

К волшебному подарку, попросив:

«Прошу тебя, раскрой со мной картину

На полчаса вперёд отобразив».

Брат Лазарь подошёл и с удивленьем,

Стал также с музыкантом наблюдать,

Что это за диковинка такая,

Что может жизнь в дальнейшем показать?

И вот поверхность стёклышка ожила,

Сначала засияла как огнём,

А после показала им знакомый,

Покинутый недавно водоём.

Вода в нём неприятно забурлила,

Огромную ракушку подняла,

Которая сама собой раскрылась,

Явив, что от чужих глаз берегла.

Скажу вам, что оттуда появилось

Подобие большого слизняка.

Верх был довольно схожий с человеком.

Присутствовала не одна рука…

Сказать точнее, было их – четыре,

Что разместились почему-то так:

Две были, словно усики улитки

С ладонями на тоненьких концах,

Другие же, как и у человека.

К ракушке брюхом тело приросло.

Возможно это Нечто выползало

В ночи, чтобы не встретить никого.

И звуков посторонних не хотелось.

Ему приятно было созерцать

На небе в тишине большие звёзды…

Никто не смел волшебному мешать.

Две ручки сверху правили причёску.

Кто прежде спал – взлохматился чуть-чуть.

Скользили вниз по голове ладошки,

Однако ограничен был их путь.

Под ними Некто даже замурлыкал.

В то время он ведь чувствовал себя

Обласканным, как будто нежной мамой,

Что грела теплотой своё дитя.

Давид увидел, как он сам тихонько

На берег, что близ озера, шагнул.

А житель из раскрывшейся ракушки

Глазами не по-доброму блеснул!

Две ручки, что на усиках – сомкнулись,

Легли, прикрыв зачем-то этим лоб.

А те, что были как у человека,

Достали лук, что выстрелить готов.

Стрела уже на юношу смотрела…

Скрипач к тому был, кажется, готов.

В руках держа главнейшее оружье,

Он заиграл, не смея сказать слов.

Да так красиво и проникновенно,

Что на воде засеребрилась гладь.

Не только рыбы – звёзды в хороводе