Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

Она сказала: «Ну, раз ты всё знаешь,

Чего тянуть? Отдам перо сейчас!»,

Затем три раза хлопнула в ладоши,

И тот, кто был невидим, притащил

Соломенную витую коробку,

И тут же на ней крышку приоткрыл.

Там не было ни бархата, ни злата –

Лежало лишь кукушкино перо.

На первый взгляд Давиду показалось –

Такое встретить каждому дано.

В лесу, ведь нужно только приглядеться,

Где слышно монотонное «Ку-ку!»

Однако то, что здесь сейчас лежало,

Должно достаться видно лишь ему.

Схороненное было непростое,

От прочих отличаясь волшебством.

О свойствах необычного предмета

Придётся нам узнать с вами потом.

Пока хозяйка, веря в исцеленье,

Коробочку Давиду отдала,

И, передав её в благие руки,

Приятный облик тут же обрела.

Заметив изменения, вздохнула,

Сказав вслух: «Я давно уж поняла,

Что предки наложили наказанье

За то, что птичье пёрышко взяла.

Мне пред тобой не хочется лукавить.

Я знала, что вещица непроста.

О свойствах её старые ведуньи

Вещали редким и из уст в уста.

А у меня поляна была рядом,

И почему-то мне, хочу сказать,

Казалось что никто и не заметит

Коль «мелочь» захочу такую взять.

Я ошибалась. В этом дивном месте,

И камушек без спроса брать нельзя.

Хранители земли решают сами

Кому, что дать подарком от себя.

А я была не та… Недобро мысля,

Я пёрышко заветное взяла.

Признаюсь, что не только любопытство –

Меня за ним и жадность повела.

Я думаю, тебе уже сказали:

«Воткни перо за ухо и тогда

Ты вскоре обратишься дивной птицей,

Летающей неведомо куда».

И более того, сменив свой облик,

Ты сможешь больше прежнего узнать.

Простой народ с «Ку-Ку!» считает годы,

Хоть птица о другом могла вещать.

Возможности с пером таким – огромны,

Но мне о них тебе не рассказать.

Я не смогла воспользоваться чудом

И хоть одну минуту полетать.

Его, взяв, я лишь только попыталась

Домой с поляны той перенестись,

Как вмиг в избушке страшной оказалась,

Что погубить могла не одну жизнь.

Нос вырос так, что в землю упирался,

А тело стало маленьким крючком.

Метлой в подобном виде прогоняя

Меня внутрь не впустил родимый дом.

Что ж, забирай себе, раз разрешили

Принять подарок этот дорогой.

Тебе б неплохо встретиться в дальнейшем,

С двоюродною старшею сестрой.

Я от неё о пёрышке узнала,

Она, похоже, не сказала всё.

Наверно вверить мне не пожелала

Глубокое познание своё.

Теперь уж всё равно. Бери вещицу,

И более ко мне не заходи.

В присутствии тебя соблазнов много

Рождается и рвётся изнутри.

Боюсь из любопытства не сдержаться.

Я Лешему дорогу укажу,

А он тебе. И кроме слов – «Спасибо!»,

Я за добро тем самым услужу».

Она тотчас же Лешему шепнула,

Как им к сестрице нужно путь держать.

Когда же гости вышли, попрощавшись,

Хозяйка не пошла их провожать.

Как ни боролась бедная за душу,

В ней всё ещё внутри гуляло зло.

Одно лишь чувство страха удержало

Её свершить над парнем колдовство.

Означив путь, она не рассказала

Хотя бы полсловечка о сестре.

А та ведь скрипача не приглашала

Явиться гостем запросто к себе.

В том был недобрый умысел конечно.

Она ж не знала, жалкая, о том,

Что юноше незримо помогали

Управиться с опасным колдовством.

Что ж, жизнь её заставит разобраться

Ещё во многом. Ну а нам судить,

Зря время тратя, думаю не стоит.

К чему грехи ненужные плодить?

Да и пора давно переместиться

На «край земли», за тридевять земель

В леса, что покрывали густо горы,

К пещере, где водилось много змей.

А там перед плетёной тонкой дверью

Стояли визитёры: музыкант

И проводник его – хозяин леса,

Что выступал теперь как консультант:

«Ты парень обожди. Пойдём в сторонку.

Я должен тебе что-то рассказать.

Эх, женщины… Коварные особы.

Их мысли никому не распознать.

Скажу одно. Войти в скалу не смею.

За этой дверью «каменный мешок».

Вошедший попадает, как в ловушку –

В подвал, что к сожалению глубок.

И выбраться оттуда невозможно

Без помощи чьей-либо самому.

В жильё хозяйка дома проникает

Не здесь, а чрез огромную трубу,

Что выше и не каждому заметна.

И я её, конечно, укажу.

Раз дыма нет, владелицы нет тоже.

А змеи стерегут её «тюрьму».

Старуха эта во сто раз опасней.

Не ешь, не пей, коль будет угощать.

И лучше отдохни сейчас немного,

Чтобы в гостях не захотелось спать».

Давид соорудил себе шалашик,

Приняв полезный, дружеский совет,

И тут же в сон глубокий провалился,

Как будто бы не спал немало лет.

А Леший этим временем был рядом.

Он наблюдал за входом и следил,

Чтоб тишина глубокая стояла,

И юношу никто не разбудил.

Но вот деревья грозно зашумели,

Тончайшие – склонились до земли,

Завыл о чём – то ветер неприятно,

И точка в небе начала расти.

От этих звуков музыкант проснулся.

«Смотри!» – тотчас же Леший указал

На то, что очень быстро приближалось.

И вскоре парень близко увидал

Огромную летящую ворону,

Что зорко оглядела всё вокруг

И перед тем, как тихо приземлиться,

Свершила для проверки дважды круг.

Затем она спустилась и исчезла.

Давид не смог то место разглядеть.

Ему мешали в это время ветки,

Что Леший на него успел надеть.

Он внешне был теперь похож на ёлку.

Признать, что это парень лишь вблизи

И присмотревшись было бы возможно.

Но вдруг раздался голос: «Заходи!

Чего стоять близ дома, притворяясь?

Меня тебе дружок не обмануть.

Мне каждый листик выросший известен,

А ель за день в твой рост не подтянуть».

Плетёная дверь тут же приоткрылась,

Давида приглашая внутрь войти.

Убрал хозяин леса снаряженье,

Шалаш «сложил» и произнёс: «Иди,

Коль встречи с неизвестным не боишься.

Держи в уме, о чём предупредил.

Признаюсь, предложи мне горы злата,

Я нипочём туда бы не ступил!»

Чего боялся Леший так – не ясно.

Наверно было что-то, что для нас

Останется не первой скрытой тайной,

И, в общем-то, не важной в данный час.

Скажу, Давиду было не опасно

В дом гостем, зная многое, войти.

Ведь змеи его вовсе не пугали,

Они к нему не смели подползти.

На нём была волшебная прививка,

А чтоб пройти чрез «каменный мешок»,

Он мог опять использовать дорожку,

Как прочный и спасительный мосток.

Была одна при этом незадача.

Стелилась ткань на время, а потом,

Сворачивалась в тоненький рулончик.

Она была рискованным звеном.

Однако прочих мыслей у Давида

В то время не мелькнуло в голове,

А долго размышлять у двери дома –

Привлечь вниманье лишнее к себе.

Поэтому он сделал как надумал,

Но стал при виде ямы холодеть.

Дна не видать, её не перепрыгнуть.

Такую можно лишь перелететь.

Старуха, видя «мостик» – поборолась,

Метлой его пытаясь оттолкнуть,

Но убедившись, что он твёрд, как камень –

Смирилась с тем, что будет пройден путь.

Глаза её враждебно заблестели.

Сгубить пришельца ей не удалось.

Из-за того, что удалились змеи,

В ней удивленье спуталось и злость.

Гость был не из простых и любопытных.

Он много знал, и многое умел,

А раз прийти, сюда не убоялся,

Так значит ко всему ещё и смел!

Поэтому коварная хозяйка

О чужаке решила всё узнать.

За стол его тотчас же усадила

И хитроумно начала пытать:

«Зачем сюда явился и откуда?

Ко мне не протоптал никто дорог.

Сам путь найти сумел, а может кто-то

Из чувства «сострадания» помог?»

Она пренеприятно улыбнулась,

Сказав о сострадании слова,

Лишь потому, что ведала и знала,

Как описать могла её молва.

Давид ответил: «Путь мне указала

Двоюродная младшая сестра,

За то, что я вернул ей прежний облик.

Теперь она такая, как была».

«Ну, коли так, рассказывай скорее

Всё без утайки мне, как на духу.

За то, что спас сестрицу – расстараюсь,

И если в моих силах – помогу».

Хотя старуха с виду подобрела,

Делиться с нею всем было нельзя,

Ведь Леший говорил: «Она опасней!».

Скрипач отметил это для себя.

И он сказал: «Досталось мне подарком

Кукушкино волшебное перо.

Да только о предмете необычном

Я всё ещё не знаю ничего.

Но та, что мне дорогу указала,

Уверила, что я могу лишь здесь

Узнать от всех скрываемую тайну.

Поведай, коли вправду она есть».

Старуха, слыша это, оживилась:

«Перо на самом деле у тебя?

Ну, коли так, то ты сюда явился

Неведомый мне юноша не зря.

Что пёрышко собою представляет

Я знаю… Интересней его ты.

Дай разглядеть тебя чуть-чуть поближе.

Я избежала, видимо, беды,

Не зная, кто ты есть на самом деле.

Случись что, и меня бы не простил,

Ни тот, кто за тобою наблюдает,

Ни тот, кто этим кладом одарил.

Я поделюсь с тобою некой притчей,

Но только это будет не сейчас.

Мне нужно подготовиться немного.

Никто не должен слышать мой рассказ,

Ведь мне его поведали, как тайну,

Что я, пока жива, должна хранить.

И только обладателю коробки

Дозволено её мне изложить.

Чтоб было всё меж нами без обмана,

Предупреждаю, ты, «дружочек» мой

Мне должен доказать, что та коробка

Действительно находится с тобой.

Затем её мне в руки не давая,

Открыть, чтоб я сумела посмотреть

На пёрышко. Я роспись его знаю.

Подлог мне очень просто углядеть.

И если всё о чём ты заявляешь,

С началом моей притчи совпадёт,

То вскоре ты услышишь продолженье.

История на много свет прольёт.

Тогда уж ничему не удивляйся.

Ты всё увидишь будто наяву,

Но это будет только лишь виденье.

Открыть пока другого не могу.

Присядь, поешь, коль хочешь, но, ни слова

До времени не вздумай вслух сказать,

А лучше постарайся всё запомнить,

Я дважды ведь не стану повторять».

И видя, как на лавку опустился

Послушно парень, тут же начала,

Творить, что называется в народе:

«Свершеньем лиходейкой колдовства».

В печи огонь магический поднялся,

В него старуха бросила травы.

Какой – не знаю, но на запах змеи

Повыползли и пали, как мертвы.

Букашки, мошки, пауки свалились,

Устлав телами каменистый пол.

Ожившие три веника мгновенно

Смели всех, да и бросили в котёл,

В котором уже масло закипало.

Готовилась особая еда.

Давид такого кушанья не видел,

Да и не ел, конечно, никогда.

Отведать то ему не предложили.

А вскоре просто сняли всё с огня,

И в сторону отставили, как будто

Готовили «поджарку» для себя.

Затем в трубу влетел с порывом ветер,

Что все пылинки с паутиной сдул,

И, превратившись в узкую воронку

В себя все нечистоты затянул.

И как явился, так же и убрался,

Повыв негромко в каменной трубе.

Теперь в пещере было чисто-чисто,

И шороха не слышалось нигде.

Давид не мог увидеть, как за дверью

От запаха сготовленной еды

Животные и жившие близ твари

Убрались от скалы на три версты.

«Теперь уж я к общению готова!» –

Колдунья вслух сказала, веселясь,

«Давно я чисто так не убиралась.

Никто не видел это отродясь.

Но ты ведь гость, не а бы кто – особый!

Рассказ предполагает чистоту.

Ну что стоишь? Кажи свою коробку.

Открой доступно, и я всё пойму».

Как сказано, так сделано. Давиду

Пришлось вещицу из сумы достать,

Затем открыть, как велено пошире,

Чтоб пёрышко старухе показать.

Она, смотря, под нос забормотала,

Пытаясь явно что-то сосчитать.

Что именно, скрипач пока не понял,

Он только слышал: «… три, четыре, пять…»

И было б, может, то не интересно,

Да только очи бабкины зажглись,

Она внезапно вскинула вверх руки,

Сказав: «…тринадцать! Птица объявись!»

И тут же, по велению старухи,

И несомненно, что по волшебству,

В коробке из пера возникла птица.

Всё виделось, как будто, наяву.

Пещера превратилась в лес с опушкой.

Скрипач стоял, присутствуя на ней.

Он видел, как «рождённая» кукушка

Вспорхнула, да и скрылась меж ветвей.

Но спряталась она там ненадолго.

На это место вышел в тот же час

В одежде полотняной, простоватой,

Мужчина, что был стар и седовлас.

Он на клюку немного опирался,

С большим трудом свершал свои шаги,

По сторонам всё время озирался,

Как будто рядом быть могли враги.

Но я скажу вам, что на самом деле

Он знаки на опушке примечал.

И улыбнулся радостно, как понял,

Что в нужном месте, наконец, стоял.

Он из сумы достал большую скатерть,

Затем её ровненько расстелил,

Поставил в центр котёл, что был у бабки,

Как будто он его с собой носил.

Похоже, что от запаха такого,

Все твари от испуга уползли,

Ушли, а может просто улетели,

Быть где-то рядом нужным не сочли.

И лишь одна, та самая кукушка,

Головку показала из ветвей.

Ей почему-то странную «поджарку»

Испробовать желалось побыстрей.

Доверясь старику, она неспешно

Спланировала с ветки до земли,

На краешек посудины присела

И стала есть, что только принесли.

Когда еда закончилась, пришедший

Отъевшуюся гостью отстранил,

Котёл подальше от себя отставил,

Но скатерть не убрал, а положил

По центру три вместительные плошки,

Наполнив всклень их каждую водой,

Сказав затем: «Ты после первой чаши

Мне о дальнейших годах жизни спой.

После второй – как долго будет помнить

О мне, когда уйду, родная дочь,

А после третьей – срок, когда возможно

Ей чем-нибудь и как-нибудь помочь».

Вопросы были, в сущности, печальны.

Дедок, продолжив говорить, вздохнул:

«Я не могу жизнь прошлую исправить…» –

Сказал и слёзы с глаз рукой смахнул.

А птица, повертев своей головкой,

Внимательно смотря на старика,

Из первой в центре выставленной чаши

Проделала буквально два глотка,

Затем, вспорхнув на веточку, пропела

Своё не очень долгое «Ку-ку!».

Лет пять жить старцу видно оставалось,

И он уйдёт душою в тишину.

А птица с места чуть понаблюдала.

Старик спокоен вроде был на вид.

Тогда она вернулась снова к чашкам,

Поняв, что ей дурного не грозит

От этого недоброго известья.

Из второй чаши птаха попила

Намного больше, чем из предыдущей,

Стараясь осушить её до дна.

Затем, не улетая, вновь запела

Так долго, что «Ку-ку!» не сосчитать.

Похоже, дочь о старце будет помнить

Всю жизнь. Тут и не стоило гадать.

Печалившийся чуть приободрился.

Душа его немного ожила.

Но птица, каплю взяв из третьей чаши,

Всё прочее нарочно пролила,

И тут же, прочь оттуда улетела,

Не думая хоть сколько куковать.

Что видимо к несчастью означало,

Что дочери подмоги не видать.

Старик навзрыд безудержно заплакал.

Казалось, что его остановить

Никто не смог бы. Да и что тут скажешь –

Несчастный должен сам себя винить.

У музыканта разрывалось сердце,

Жалея старца, он уж был готов

Присутствие немедля обнаружить.

Старуха поняла его без слов

И знаком показала, упреждая,

Что вмешиваться в действие нельзя.

Ведь тем, что в продолжении случится,

Он приоткроет тайну для себя.

И в самом деле, птица вновь вернулась,

Ударилась о землю, превратясь,

В высокого и статного красавца,

Что замер, словно солнышко светясь.

Все слезы старца высохли мгновенно.

Похоже, он возникшего признал.

«Ты преподнёс мне горькую науку» –

Старик с печалью в голосе сказал.

«Теперь не ты, а я к земле склоняюсь,

Прося вернуть назад родную дочь.

Ты дал мне знак, что в этом сложном деле

Кровиночке нельзя будет помочь.

А может это ты, не дав согласье,

Решил мои мучения продлить?

Зачем? Ведь я итак судьбой наказан.

На сердце раны мне не залечить.

Неужто я искал тебя напрасно,

Не побоясь полсвета обойти?

Поверь мне, я раскаялся не ложно,

Пока шёл по ужасному пути….»

А юноша явившийся ответил:

«Не я тебя так страшно наказал.

Ты, искренне крича вослед проклятья,

Потомкам жизнь такую «расписал».

Старик сказал: «Я сам себя не помнил,

Когда дочь дом покинуть собралась.

Да разве мог я хоть на миг представить,

Что те слова исполнятся, свершась?

Я произнёс со злостью только это:

«Иди и позабудь дорогу в дом!

Ты никогда сюда не возвратишься,

И не совьёшь гнезда нигде потом!»

И грянул гром! Дочь сделалась кукушкой,

И унеслась неведомо куда.

С тех пор я много птицы перевидел,

Не зная, то она иль не она?

В лесу одна ведунья подсказала,

Что мне тебя придётся отыскать,

Что только ты на три важных вопроса

Ответы дашь и сможешь подсказать,

Как мне найти несчастную. Я каюсь.

Хочу тебя о малом попросить,

Дай свидеться, хотя бы на минутку,

Чтоб у неё прощенье попросить».

И сжалившийся юноша ответил:

«Она теперь живёт в ином миру

Средь птиц, но гнезд не вьёт, своё потомство

Бросает в неизвестном ей «дому».

Всё как желал – всё так и совершилось.

А я могу помочь тебе в одном.

Раз ты на самом деле сожалеешь,

Я разрешу владеть моим пером.

При лунном свете, будучи за ухом

Оно начнёт тебя перемещать

На скрытые от глаз людских поляны.

Там дочь свою ты сможешь повстречать.

Однако обездоленная дева,

В места те пребывает не одна.

Ты должен сердцем выделить из многих,

Которая средь девушек – она.

Ты стар и сед. Такие перелёты –

Нелегкий путь, что не похож на рай.

Но только так ты обретёшь прощенье.

Как поступить сиди и выбирай.

Перо служить не вечно тебе сможет.

Ты должен будешь мне его вернуть.

Либо сейчас, решив, что нету мочи,

Либо потом. Но только не забудь

Пустить его по ветру, вслух промолвив

Обычные по сущности слова:

«Лети перо и возвратись к владельцу,

Не потеряв в дороге волшебства!»

Я, как и ты, конечно, не бессмертен.

Коль буду жив, оно меня найдёт,

А если нет, то в месте, где родился,

До времени немного отдохнёт.

И помни, знать о нём никто не должен.

Оно исчезнет вмиг по волшебству.

Его ты, даже если и захочешь,

Передарить не сможешь никому.

В беду очередную себя ввергнешь,

Дочь не найдешь, лишь только и всего.

Решай. Нас поджимает уже время.

Иди домой или возьми перо».

Старик ни с чем не думал возвращаться,

И потому дарителю сказал:

«Не для того, чтоб в доме прохлаждаться,

Я столько вёрст бессчётных прошагал.

Спасибо за услугу. Всё исполню.

О волшебстве не стану говорить.

Прости, что и твоя жизнь одинока.

Как жаль, что всё нельзя поворотить».

Стоявший и светящийся красавец,

Отдав перо, став птицею, исчез.

А вместе с тем, живыми голосами,

Стал оживать затихший прежде лес.

Старик подарок спрятал под рубаху,

В висящий на груди льняной мешок,

И видно от большого потрясенья,

С опушки не ушёл, а в траву лёг.

Видение в пещере растворилось,

Оставив явью только лишь котёл,

Хотя Давиду было интересно,

Нашёл ли старец дочь, иль не нашёл?

Единственное было очевидно,

Что он вернул, обещано, перо.

А предки уж потом его хранили

Заботливо и долго для него.

Старуха же угрюмо помолчала,

Затем сказала: «Дочь его нашлась.

Да только подарив своё прощенье,

Она вновь птицей в небо унеслась.

Старик домой вернулся, ожидая,

Когда наступит для ухода срок.

И всё сбылось, как птица накричала.

Через пять лет он сильно занемог,

С пером в ночи, как велено, расстался,

О тайне не промолвив никому.

Да и кому поведать? В наказанье

Век доживать пришлось ведь одному.

Ну ладно. Ты явился не за этим,

Чтоб грустную историю узнать –

Ты должен был увидеть и услышать,

Как пёрышко на деле применять.

Я думаю, теперь тебе понятно,

Как действовать и как перо вернуть.

Оно служить тебе не вечно будет.

Отдашь, когда навек решишь уснуть.

Гляжу, твоя волшебная дорожка

Собралась, но сейчас опять легла,

А значит, за тобой вернулся Леший,

И знак даёт, что «сваливать» пора.

Ступай, и пусть магическое чудо

Снесёт тебя в безвестные края,

Где, как другие проявиться может

Несчастная красавица твоя».

Сказала и присела, задыхаясь,

Как будто потеряла много сил,

Исполнив необычно просьбу парня,

Хоть он о меньшем, кажется, просил.

Давид знал, что не может задержаться,

И потому, прощаясь, произнёс:

«Спасибо! Я за дверью поиграю,

И выращу кусты чудесных роз.

Пусть каждый день они приносят радость,

Даря невероятный аромат,

Потешат глаз своею красотою,

И тем тоску немного приглушат!»

Теперь скрипач отчётливо услышал,

В душе её ужасную тоску.

Приятно ль жить, когда вокруг лишь змеи?

Такого не закажешь и врагу!

Она ж, не зная о его таланте,

Сказала: «Да иди уже скорей.

Дорожка снова стала сокращаться.

На мостик свой ступить ногой успей».

Давид ушёл, да только за дверями

Он сделал так, как ей и обещал.

Достав свою таинственную скрипку,

Он о цветах прекрасных заиграл.

Кусты из роз волшебно приподнялись,

Заполнив всё пространство у скалы,

Цветы своей окраской отличались:

Малиновы, красны, желты, белы…

Всё нарядилось, как в весёлый праздник.

Давид играл, свершая чудеса.

А у старухи, внешне очень страшной,

Лилась, от чувств проснувшихся, слеза.

Когда же, что задумалось, свершилось,

Скрипач неспешно с этих мест ушёл.

Но вскоре Леший, преградив дорогу,

Такую речь взволнованно повёл:

«Эх, парень, я признаться настрадался!

От страха даже к жёнушке слетал,

Пока ты там с бабулькой «развлекался»,

Я кое-что полезное узнал.

Вернулся, вижу вовремя, с дорожкой

Помочь тебе сумел, ещё б чуток

И не старуха – чудище иное

Ступило бы на каменный порог.

До наступленья тьмы осталось время,

Но ты отсюда, всё же, уходи.

Тебя, итак, ждёт множество препятствий

На мало кем изведанном пути.

И я тебе в дальнейшем не попутчик.

Тому виной является жена.

Не нравятся ей видимо девицы,

Гуляющие ночью у костра.

Ей даже эти бабки не по нраву.

Пока велела рядышком сидеть.

Так что прости, чуток поподчиняюсь,

Чтобы не дать жене рассвирепеть,

А там, коль что, явлюсь опять с подмогой.

Ах, да! Вот что сказала мне она:

«В делах сердечных ладанка поможет,

Что я ему подарком отдала…»

Ну что ж, пока!» И Леший уж собрался

Исчезнуть побыстрей из этих мест,

Как вдруг раздался гром и сильный ветер

В который раз пригнул ближайший лес.

И вновь на небе точка показалась,

Растущая, как будто снежный ком.

И вскоре рядом с домом опустился

Дышащий сильным пламенем Дракон.

Дверь, что вела в пещеру, не открылась,

А пала и как мостик пролегла.

Хозяйку дома то не удивило,

Она, похоже, пришлого ждала.

«Ты задержался… Но я даже рада,

Что по причине некой опоздал.

И то, что ты особенного гостя,

Пришедшего ко мне, не повстречал.

Он мне, за то, что я открыла тайну,

Взрастил вокруг чудесные цветы,

От щедрости души своей, а может

Не смог сдержать порывы доброты.

Среди людей таких нечасто встретишь.

А ты б его унёс иль тут же съел,

И не услышал б звуки его скрипки,

Которой он так редкостно владел.

Хотя ты мог, оказывая помощь,

Дорогу указать к тому кусту,

Где расцветают розы голубые.

Чего сидеть напрасно на посту?

Они б ему, бесспорно, пригодились,

А ты вручал бы редкость по одной

За то, что он играл бы и раскрасил

Жизнь серую в цвет яркий и другой».

Дракон присев, от бабки отвернулся,

И в сторону дыша, чтоб не обжечь,

Сначала прорычал, но тут же громко,

Чуть с хрипотцой сказал такую речь:

«Я ж не слепой – цветы вокруг приметил,

Но эти розы хуже, чем мои.

Они волшебные и скрашивают цветом

Текущие без приключений дни.

Ты ж знаешь, что не каждому доступно

Сорвать, хотя б один такой цветок

С таким, как я, кто встретиться решится?

Осмелиться на то не каждый мог.

И этот не явился бы, поверь мне.

Да что сейчас об этом говорить?

Подумай лучше, чем бы ты хотела

Меня сегодня щедро угостить?»

Старуха улыбнулась и сказала:

«Ты как всегда поддерживай огонь,

А я сманю в трубу летящих уток,

До времени, смотри же, их не тронь!

Из пёрышек я сделаю перину,

Чтоб мягче и теплее было спать,

В котле из птичек приготовим супчик,

Его и станем рядышком хлебать».

Дракон дыхнул, и жар в печи поднялся,

Труба же стала кряком подзывать

Летящих рядом в это время уток,

И, всасывая, вниз препровождать.

Давид прекрасно видел всё и слышал.

В пещере ведь отсутствовала дверь.

Ему хотелось знать о странных розах,

И не спустя столетья, а теперь!

Старуха же за парнем наблюдала.

Уж очень зорок был колючий глаз,

Но видно в благодарность за «букеты»,

Она старалась для него сейчас,

И потому у страшного спросила:

«Послушай, а неужто до норы,

Где ты живёшь, нельзя найти дороги?»

«Всё так. Там непролазные кусты

Терновника. Чрез них не перелезешь» –

Лениво ей ужасный отвечал,

«Я сам, над ними низко пролетая,

Задев крылом, неделями страдал».

«Чего же не пожог их распроклятых?»

«Как я могу? Ведь это оберег!

Спасибо им – меня не беспокоят

Ни зверь, ни любопытный человек!

Тебе секрет открою. Буду хворый,

Ты можешь, чтоб помочь немного мне,

Спокойно до горы четырёхгорбой

Добраться, как умеешь – на метле,

Иль сделаться опять же чёрной птицей.

Но наверх нужно всё ж чуть-чуть пройти.

Там будет дуть невероятный ветер,

Сметающий живое на пути.

Но есть в том месте неприметный камень,

Отмеченный крестом. На этот знак,

Нажать рукою нужно с большой силой,

Как будто ты силач иль здоровяк.

Кусты проходом узким разойдутся,

Таким, что ты сумеешь там пройти.

Объявятся и розы голубые,

И лежбище охраны позади.

Хотя признаюсь, мне всегда приятней

Бывать желанным гостем у тебя.

Чего зачем-то думать о болезнях

И немочи какой-нибудь зазря?

Да и цветок, что запахом в живое

Видение на время превратит,

Тебе зачем? Ведь ты сама умеешь,

Менять свободно свой прекрасный вид».

От слов довольно лестных и последних

Старуха, улыбаясь, расцвела.

Похоже, рядом с эдаким Драконом

Она всегда красавицей была.

За дружеским, «душевным» разговором,

Сварился ароматный дивный суп.

Поднялась дверь, понять дав музыканту,

Что с Лешим их на пир не позовут.

Всё, чем помочь могла хозяйка дома –

Она уже бесспорно помогла.

Давид не заиграл на скрипке снова,

Чтоб музыка к себе не привлекла

Внимание невиданного гостя.

Скрипач и провожатый скрылись с мест,

Где им открылись тайные дороги

В края невероятнейших чудес.

Они шли рядом в общем-то недолго.

Хозяин леса был примерный муж,

И потому исчез. Своей супруге

Он верен был, хоть груб и неуклюж.

Давид же, о диковинках услышав,

Пока Дракон хлебал вкуснейший суп,

Решил слетать к горе четырёхгорбой,

Покуда не вернулся душегуб.

Он, как и раньше, с помощью подковы

Себя в мгновенье ока перенёс

К горе, что в мире славилась кустами

Волшебных, голубых красивых роз.

Всё б ничего, да только нужный камень,

Сокрытый с глаз и меченый крестом,

Скрипач искал, скажу, довольно долго.

Уже закончил пиршество Дракон,

И сытый и довольный возвращался.

И только лишь тогда Давид смекнул

Спросить совета у другого камня.

Почувствовав, что опоздал, вздохнул,

Но всё же, заглянул внутрь и услышал

На свой вопрос подробнейший ответ:

«Ты ищешь знак у зарослей колючих,

В местах, где его не было и нет.

Дракон не зря доверился старухе.

Глаза её позорче, чем твои.

Заметен камень для летящих сверху,

А ты ж сейчас пять раз назад ступи,

Где обнаружишь глыбу пребольшую,

На ней и будет тот заветный знак.

Такой булыжник для Дракона – камень,

Такой валун для чудища пустяк!

Вмять в землю его сил тебе не хватит,

А потому используй вновь меня,

Как раньше делал, опуская гору.

Я снова этим выручу тебя.

Советую сегодня не пытаться.

Не потому, что монстр тебя не съест.

Ты лучше прежде с пёрышком попробуй

Найти поляну призрачных невест.

Твоя-то будет всё равно на небе.

Качели для неё пока что всё,

Что может проявить её, и тело

Она не сыщет прежнее своё.

Пусть выберет средь тех, которых лично

Ты пожелаешь сам ей предложить.

И только после этого ты можешь

Искать, кого желаешь оживить

Не навсегда, конечно, а на время

Волшебным, только сорванным цветком.

Ты не имеешь права ошибиться,

Чтоб в муки жизнь не превратить потом.

Придётся хорошенько приглядеться,

Не каждой подарить можно кольцо.

Ведь с ним придёт и обладанье властью,

И всех важнее будет не лицо.

Твоя ль невеста возродится в теле?

Побольше о своей сумей узнать.

Не торопись видения ночные

Цветком при лунном свете оживлять».

Сказал то камень и поверхность тут же,

На прежнюю, обратно изменил.

Давид же устыдил себя немного,

За то, что беспричинно возомнил

Себя в делах волшебных уже докой.

Нет, тут с наскока действовать нельзя!

Ему, бесспорно, повезло ужасно,

Что рядом были верные друзья

И знатоки магических событий.

Иначе б он неверно поступил,

И не достиг желанной, важной цели,

Да и себя давно б уж погубил.

Поэтому он в зарослях укрылся.

И вовремя, ведь вскорости скала,

Без солнечного света затемнилась.

Лучи закрыли два больших крыла,

Вернувшегося в логово Дракона.

Скрипач не вышел с просьбою к нему,

А лёг и задремал. Цветок волшебный

Пока что был Давиду ни к чему.

Когда земля без солнышка остыла,

Сумев тем самым парня пробудить.

Настало время пёрышко кукушки

За ухо в лунном свете положить.

В момент, когда, то юноша проделал,

Он тут же обнаружил, что стоит

На голой и расчищенной поляне,

Имеющей довольно странный вид.

Здесь не было ни травки, ни цветочков…

Скрипач в том месте чувствовал себя

Покинутым и очень одиноким.

Но всё сменилось ровно миг спустя,

Когда туда слетаться стали птицы,

Несущие по веточке в носу.

Они их горкой ровненькой сложили,

Подобно незажжённому костру.

И те, кто от прутков освободились,

От центра стали тут же отлетать.

И каждая, что наземь наступила,

Свой вид тотчас же стала изменять.

Считать красавиц было невозможно,

Они ведь там не думали стоять.

Костёр большой от молнии разжёгся,

И кто-то начал их перемещать

В красивом, плавном, необычном танце,

Что ворожил сплетеньем тел и рук.

Но призрачные хрупкие созданья,

При этом издавали страшный звук.

И вой не вой, мычанье не мычанье,

Но что-то неприятное. В ночи,

Услышав вопли девушек прозрачных,

Сто раз перекрестишься у свечи.

Давид же проникая глубже в звуки,

Раскладывать их стал и понимать,

Что это было просто наложенье

Рассказов в песнях грустных, так сказать.

Один другого был невероятней.

Здесь каждая из дев казала боль,

Что, в общем-то, их всех объединяло.

На скрипача вниманье было – ноль,

Но только до поры. Когда, похоже,

Закончился красивый ритуал,

И музыкант уж знал о девах много,

Но все ещё, как вкопанный стоял.

Одна его заметила и тут же,

Став птицею на небо унеслась,

За нею улетели и другие,

И лишь одна пунцово налилась,

И, сделав шаг на встречу, «зашипела»,

Произнося, чуть слышимо, слова:

«К нам редко кто подсматривать являлся,

Но знак в виде кукушкина пера

Мне говорит, что ты неприкасаем,

И быть тебе средь нас разрешено.

Осмелившись прийти сюда – откройся.

Зачем достал волшебное перо?

Быть может, ты кого из нас обидел,

И хочешь о прощенье попросить?

Для этого достаточно молиться,

Но это нас не сможет превратить

Обратно в дев. Тут надобно иное –

Наличие волшебного цветка.

На поиски ушли «полки» героев,

Но не вернулись до сих пор пока.

Рассказывай, зачем пришёл, что хочешь?

Кто знает, может, что и подскажу.

Хотелось бы надеяться, что этим.

Одной из нас хоть чем-то услужу».

Давид ответил: «К счастью перед вами

В делах и мыслях я кристально чист.

И здесь я не за тем, чтобы виниться,

Подсматривать и слышать странный «свист».

Я музыкант и вылитое горе,

Что каждая словами донесла,

Конечно, разобрал. Здесь нет счастливых,

Как нет единственной, что очень мне нужна.

Её одну мне оживить хотелось.

Она душой витает в небесах.

Отец лишил, по злости дочку тела…

Да это не расскажешь в двух словах.

На каждой из полян, где ваши встречи,

Я тоже в звёздном небе, под луной

Хочу душой умчаться на свиданье,

При этом, не нарушив ваш покой.

Как совместить всё это, я не знаю.

Я для неё готов добыть цветок».

Услышав это, девушка сверкнула

Глазами, что промчался холодок

От ужаса по телу у Давида.

Но он, конечно, прочь не убежал.

Да и зачем? Ведь он был в обереге,

Да и с пером, которым обладал.

А та, что напугала, вдруг сказала:

«Поляны мы меняем каждый день.

И завтра ночью ты не обнаружишь,

Ни птиц, ни еле видимую тень.

Надеюсь, о цветке не похвалился.

Однако чтоб девица ожила,

Тебе бесспорно нужно много больше.