Текст книги "Сказка о ночном музыканте"

Что розы не волшебные сорвал.

Пещера ярким светом озарилась,

И тут же стала плавно исчезать.

На миг короткий девушка явилась,

Красы, что и пером не описать.

Она сказала, в небо поднимаясь:

«С усохшим сердцем вечно жить нельзя.

За зло, что ты свершал, пусть даже пепла

В горе не сохранится от тебя!»

И всё. Злодей исчез в горящей массе.

Вздохнул мир с облегченьем без него.

А в месте удивительных владений

Свершаться стало тут же волшебство.

Кусты колючие, которые Давиду

Не удалось обдать живой водой,

И без неё в людей оборотились.

Те в радости отправились домой.

Цветов никто не рвал. Они ведь знали,

Что счастье с ними им не раздобыть.

В них слышался восторг и ликованье,

Что в прежнем виде можно дальше жить.

И место это быстро опустело.

В округе наступила тишина.

А в это время перед музыкантом,

Открылась неизвестная страна.

Лес кончился. Дорога оборвалась.

Ковром пушистым расстелился луг.

На нём бессчётно терема стояли,

Где отыскать нельзя похожих двух.

Открывшаяся дивная картина,

Сначала восхищала острый взгляд,

Но юношу немного удивляло,

Что все дома безлюдными стоят.

По крайней мере, так ему казалось.

Давид надел на голову венок,

В себе несущий дивный дар прозренья.

Другой, что сплёл старик, он приберёг.

И в тот же миг вокруг всё изменилось.

Скрипач приметил маленьких людей,

Которые безумно суетились,

Как будто ждали дорогих гостей.

Они сдували пыль с резных крылечек,

Осматривали пристально наряд,

В который были празднично одеты,

И вдаль бросали, в ожиданье, взгляд.

Так продолжалось, в общем-то, недолго,

Пока Давид на траву не ступил.

Казалось лес и дальнюю дорогу

Не допускал в себя волшебный мир.

Что было за чертой большого луга,

Как будто не могло существовать.

И вот, шагнув на мягкую поверхность,

Позволил парень о себе узнать.

В то время быстро началось движенье,

Направленное только на него.

Да и могло ли быть сейчас иначе?

Ведь не было пока что никого,

Кто б мог попасть, пройдя через пещеру,

В волшебную и дивную страну.

И потому подобное вниманье

Должно достаться именно ему.

Народ его рассматривал с оценкой.

Их удивил открытый добрый взгляд.

Он был для них, бесспорно, великаном,

Каков душой, здесь позже уточнят.

Давид отметил, что его встречала

Делённая толпа напополам.

Мужчины заслонили собой женщин,

Чтоб если что, не выдать их врагам.

Но видя как скрипач им поклонился

И после произнёс: «Чудесный день!

Надеюсь, что не очень вас расстроил,

Что бросил в ваше царство свою тень

И очень рад возможному знакомству.

Я музыкант, зовут меня Давид.

Могу повеселить вас и потешить,

Конечно, если кто-то разрешит.

Но прибыл сюда вовсе не за этим.

Я слышал, что здесь могут показать,

Как выстроено всё в огромном мире.

Постичь, что не сумел пока познать».

Ряды мужские тут же расступились,

Вторую половину пропустив.

Свершалось то с великим уваженьем.

А женщины, улыбкой наградив,

Склонились перед той, что была выше

Присутствующих рядом остальных.

Та молвила: «Мы долго ожидали

К себе гостей. Признаюсь, что любых.

По речи визитёра мы бы знали,

В каком из теремов ему побыть.

Тебе ж придётся, может и недолго,

Но в каждом нашем доме погостить.

Советую притом не торопиться,

О времени прошедшем не жалеть.

И это тебе будет знаньем первым:

«Науками спеша не овладеть!»,

А поиграешь ты немного позже,

Когда сумеешь звуком говорить,

Расширив кругозор тем, что познаешь.

Уверен будь, мы сможем оценить,

Как крепко и причудливо сплетутся

Чувствительность, познанье и душа.

Иди за мной». И женщина спокойно

Давида за собою повела.

За ними потянулись остальные.

Одни зайти пытались наперёд,

При этом говоря: «Пусть этот парень

Желанным гостем в дом ко мне зайдёт!»

Другие его тут же отметали,

И ласково глядя в его глаза,

Внимание к себе перемещали,

Твердя: «В его дому не чудеса,

А так себе – нелепая мыслишка!

Советую идти сперва ко мне.

В моих хоромах главное хранится,

Что важно знать любому на земле!»

Что выше всех была, пока молчала,

Смотря на «бузотёров» свысока.

Они её ничуть не раздражали,

Казалось, что она наверняка

О поведенье их предполагала,

Как знала всё, что виделось в дому,

И потому Давида провожала

Уверенной походкой не к нему.

И только подойдя к строеньям близко,

Произнесла: «К несчастью, ты с земли,

Не можешь видеть, что стоят избушки

Спиралью, в виде свернутой змеи.

И чтобы здесь тебе не говорили,

Начни сначала в этой гостевать,

А дальше против солнечного круга,

Продолжишь себя здесь перемещать.

Не слушай никого, как ни манили б,

Отличен цветом каждый новый круг.

Смотри, если на новый «переступишь» –

Пропустишь много таинств и наук.

Исправить эту малую оплошность,

Приняв решенье, будет уж нельзя.

Хозяева обидчивые очень,

И двери не откроют для тебя.

Раз ты им не окажешь уваженья,

И мимо окон их пройдёшь вперёд –

Получишь затаённую обиду.

Такой уж чуткий здесь живёт народ.

Мой терем для тебя последним будет.

Я встретила тебя и провожу

Обратно до утерянной дороги.

От приставучих вновь огорожу».

Сказала это женщина и тут же,

Велела разойтись всем по домам,

Особо подчеркнув: «Коль усидите

Спокойно дома, гость зайдёт и к вам!»

Затем она спокойно удалилась

В свой терем, не добавив ничего,

Тем самым предоставив музыканту,

Свершить свой путь, удобный для него.

И вновь раздались просьбы, приглашенья:

«Зайди ко мне сначала!» и «Ко мне!»…

Давид же поступил, как наказала,

Та, что царила в маленькой стране.

У первого крыльца одна ступенька.

Пред музыкантом растворилась дверь,

Впуская в необычное строенье,

Где для него покажется пример,

Свершаемого вечно в нашем мире.

Давид посажен был за круглый стол.

Хозяйка намечала чаепитье,

Чтоб проще завязался разговор.

Её муж сел не с ними, а поодаль.

Пред ним стоял большой гончарный круг.

Он начал размягчать зачем-то глину,

Не очень-то боясь измазать рук.

Давиду поднесли сначала чашку,

Обычную, невзрачную на вид,

Он даже не заметил, как случилось,

Что питьевой прибор был им разбит.

Скрипач смутился, начал извиняться,

А мастер того будто б ожидал,

И тут же ещё лучше, да и краше

Тарелочку и чашечку создал

И в печь отправил, чтоб те посушились.

Хозяйка же дала другой прибор,

Налила чая и уже хотела,

Затеять наконец-то разговор,

Но сделав лишь глоток, Давид опять же,

Незнамо как, вдруг ручку обломил.

Лицо его изрядно покраснело.

Он действием своим пристыжен был.

Однако в доме были очень рады

Рождёнью новой чаши на кругу,

Которая была ещё красивей

И тоньше. Музыканту– знатоку,

Который принимался государем,

Где выставлялся дорогой фарфор,

Казалась схожесть форм невероятным,

Ведь он не видел лепки до сих пор.

И продолжалось так довольно долго.

Давид с хозяйкой чашки разбивал,

Хозяин же с улыбкою довольной

Другие, ещё лучше создавал.

И в нужное отмеренное время,

Когда скрипач немножечко устал,

Всё ярким светом в доме озарилось.

Глава же, что искусность показал,

Встал из-за круга и привёл в порядок

Себя, придав опрятный внешний вид.

Затем уж за столом уселся рядом,

Сказав: «Отведай чаю, что стоит.

Испей его и далее не бойся.

То, что случилось, был тебе урок.

Я поясню его тебе чуть позже…»,

И после чаепития изрёк:

«Наш мир устроен так, что кто-то рушит,

А кто-то воздвигает, создаёт.

Так будет продолжаться бесконечно.

Увядшая трава вновь прорастёт.

И ты не опускай напрасно руки,

Когда увидишь рушащийся мир.

Попробуй воссоздать, что лучше, краше,

Как чашки я на круге «возводил».

Давид, что показали на примере,

Запомнил и, конечно, оценил.

Задерживаться смысла не имело.

Он встал, хозяев поблагодарил

И, попрощавшись, двинулся в хоромы

Другие, где ступив через порог,

Вдруг встретился с огромною толпою

Детей. Скрипач понять пока не мог,

Чему его здесь нужному научат?

А в это время в доме детвора

По лавочкам расставленным расселась.

И при Давиде началась игра.

Огромный стол подалее убрали,

Чтоб в центре встать могли все в хоровод.

Попасть в него мог, я скажу, не каждый,

А кто «обратный» образ обретёт.

Сначала вышли «чистый» и «чумазый».

Они по кругу первыми пошли.

К ним тут же встали «низкий» и «высокий»,

Все четверо песнь тут же завели.

И каждому, кто был ещё на лавке,

Хотелось непременно быть в кругу.

И вот один стал «злым», другой же – «добрым»,

«Сухим», «себя облившим, на бегу»…

«Причёсанным» – намеренно «лохматым».

Один «смеялся», кто-то «слёзы лил»…

И это всё показывалось явно,

Пока ребёнок в круг не заходил.

Фантазии на многое хватало.

И видимо так был показан мир.

Здесь каждый некий противоположный,

В едином круге всё-таки ходил.

Когда игра закончилась, хозяин

На лавку рядом с юношей присел,

И произнёс: «Устроен мир похоже,

Но ты пока не всё, брат, разглядел.

Смотри: чумазый побежал умыться,

Кто ростом мал – мечтает подрасти,

Причешется, чтоб краше стать, лохматый.

Так каждому приходится идти

По жизни, представляя мир в сравненье.

Не видя зла, не оценить добра.

Не видя горя, не познаешь счастья.

День, солнце, ночь со звёздами, луна –

Всё это вроде б разное, но всё же,

Повязано веревочкой одной,

Что двигает вперёд нас к улучшенью

Дороги нашей жизненной земной.

Пред нами дети. В жизни всё конечно

Пожёстче. Ощутимей будет боль,

Но чтобы жизнь казалась интересной,

Она должна наполниться борьбой.

Урок мой был наверно очень краток,

Но основное я тебе донёс.

Ты далее получишь подтвержденье

Тому, и в том числе в избушке «слёз».

Давиду захотелось непременно

Детишек чем-то вкусным угостить.

Играть ему не велено, а значит,

Он так сумеет отблагодарить

Смешные и весёлые создания,

Что ублажили взгляд его игрой.

Скрипач достал волшебную салфетку,

И расстелил, как раньше, пред собой.

На ней лесные ягоды, орехи

В корзиночках плетёных поднялись.

Давид отдал все лакомства детишкам,

Сказав главе: «Ты тоже угостись.

Не беспокойтесь, хватит всем с лихвою.

Я разложу салфетку много раз.

А музыкой своею обогрею,

Возможно скоро, только не сейчас.

Мне делать то пока не разрешили.

Лежит на этом действии запрет».

Хозяин музыканту улыбнулся,

И произнёс: «Я дам тебе совет,

За щедрость, добродушие и мягкость.

Ты можешь в каждый дом не заходить.

Во всех домах стоящих без ступенек

Возможно знанье просто закрепить.

А чтобы тем живущих не обидеть,

В окошко нужно тихо постучать,

И пригласить идти к другим с собою,

Где это же сумеют разыграть

Перед тобою рядом с остальными.

Смотри лишь много их не набирай.

Достаточно трёх разных повторений.

Познанья свои так и закрепляй».

Откланялся Давид, тихонько вышел,

И в этот раз хоромы разглядел.

Действительно наличие ступенек

Он не у всех крылечек усмотрел.

Но цвет домов тех явно отличался,

А значит, то был новый важный круг.

Давид понять не мог, зачем хозяин,

Открыл ему секрет подобный вдруг?

В него закралось смутное сомненье:

Неужто, он познать сумеет всё?

Но знать всё, что есть в мире невозможно.

Не зря ли тратит время он своё?

Скрипач стоял и думал. В это время,

Открылась дверь в очередном дому.

Хозяин музыканту улыбался,

Показывая, как он рад ему.

И в этот миг убрались прочь сомненья.

Ему ведь было уж не до того.

Как можно пренебречь гостеприимством,

Когда здесь ожидали лишь его?

Откликнувшись тотчас на приглашенье

В хоромы необычные войти,

Давид уж представлял, как своё время,

Он сможет там чудесно повести.

Однако то, что он внутри увидел,

Немного озадачило его.

Живущих в доме находилось много,

И было всем сейчас не до него.

Вокруг царил невероятный хаос.

Как будто каждый жил сам по себе.

Там не было уютного порядка.

Грязь, чистота, смех, плачь… – в одной избе.

Любой мог делать то, что пожелает,

Не согласуя действия с другим.

Представьте, кто-то спать захочет очень,

А мы над его ухом загремим…

И тут как раз всё выглядело схоже.

Один полы с усердьем пылким мыл,

Другой, как будто то не замечая,

Намерено грязь тут же разводил.

Смотреть на это было неприятно.

Давид намеревался уж уйти,

Но был удержан за рукав главою,

Который вдруг промолвил: «Погоди!

Тебе ведь показали специально,

Как может быть ужасен внешний мир,

Когда бы о себе лишь думал каждый,

Уверенный, что он живёт один.

По счастью, мы живём при единенье.

Сейчас мы даже связаны с тобой.

Смотри, как может быть вокруг прекрасно,

Когда вниманьем окружён любой».

Он громко хлопнул до трёх раз в ладоши.

По звуку перемены начались.

Живущие, друг другу помогая,

Довольно быстро в доме прибрались.

Ревевших – успокоили. Детишки

Наевшись, улеглись спокойно спать.

И в доме пропитавшемся заботой,

Теперь царили тишь и благодать.

Хозяин, дорогого сердцу гостя

Тотчас же усадил за крытый стол

И, предлагая парню угощенье,

Продолжил необычный разговор:

«Я думаю, теперь тебе по нраву

Живущие в таком большом дому.

Кому-то только может показаться,

Что бытовать возможно одному.

Мир, что вокруг нас так многообразен…

В нём всё живое: дерево и куст,

Земля и небо, птицы, гусеницы,

Животные и люди… Он так густ,

Что присмотревшись, только удивишься,

Что многое вертится вкруг тебя,

Одаривая истинной любовью,

Взамен совсем немножечко прося.

Мы все нужны друг другу. Наши встречи,

Случаются, поверь, не просто так.

Они даруют миропониманье,

Уча, как распознать кто друг, кто враг,

Как стать на недостойных не похожим,

Что нужно жить не скучно, а в борьбе…

Ты сам плетёшь невидимые нити,

Но более их тянется к тебе.

Нам важно есть ли солнце, есть ли ветер,

Как вовремя прольётся тёплый дождь,

Подарят ль тень растущие деревья,

Даря прохладу, как легко вздохнешь…

Поверь, что даже камень под ногою,

Несёт в себе решающую роль.

Кому-то он воздвигнуть дом поможет,

Кому-то принести сумеет боль.

Всё будет так, как станешь относиться

К живущему вокруг. Если с добром –

Зимой тобою вскормленные птицы,

Согреют душу песенным теплом,

Вредителей повсюду уничтожат,

И этим обеспечат урожай.

И маленькая горстка мелких крошек,

Что ты отдал зимой, украсит край.

Почищенный колодец обеспечит

Тебя и всех вокруг «живой» водой.

Взращённые с заботою растенья,

Сумеют обеспечить год едой.

Друзья с бедою справиться помогут.

Да стоит ли мне всё перечислять?

Единство наше, связи – бесконечны.

Вот что ты должен был у нас познать!

Чтоб сделать что-то десять раз подумай,

Как может повернуться всё тогда?

Бедою или счастьем обернётся,

Не нанесёт ли большего вреда?»

Хозяин дома парню улыбнулся,

Увидев, как он в мысли погружён,

И произнёс: «Сейчас ты не осмыслишь

Всего, что приоткрыл тебе мой дом.

То сделать в одночасье очень сложно,

И всё-таки на миг не забывай,

Что ты несёшь ответственность за многих,

И потому, чем можешь – помогай!»

Давид, скажу, не просто тихо слушал,

А в образах всё явно представлял.

Он вспоминал невольно эпизоды,

Когда он сам кому-то помогал,

А больше, как отзывчиво другие

Решали очень многое в судьбе.

Но это было малою частицей

Единства, что он смог открыть себе.

Всё то, многообразнее и шире.

Мы, в самом деле, не осознаём

Каким звеном в огромном, дивном мире

Являемся и что в себе несём.

Об этом можно очень долго думать,

Сидеть и бесконечно размышлять,

Но музыкант не мог себе позволить,

Задерживаться. Нужно ведь познать

Пока не приоткрытое другое,

Насколько хватит времени и сил.

И тем, что он уж вскоре приподнялся,

Он в доме никого не удивил –

Лишь изумил волшебным угощеньем,

Что преподнёс живущим от себя,

А также тем, что низко поклонился,

За познанный урок благодаря.

Когда он уходил, хозяин дома

Промолвил: «То, что я тебе донёс

Ты далее получишь подтвержденьем,

Когда войдёшь в избу «горючих слёз».

В который раз Давиду указали,

На странный дом, неясно почему.

Здесь было много редкостных строений,

Что посетить дозволено ему.

И каждый принесёт частицу знаний.

Неужто, здесь все думают всерьёз,

Что сущность и строенье мирозданья

Похоже на избу «горючих слёз»?

Что там свершится? Что же там такого

Должна судьба ему преподнести?

И главное, как долго или скоро,

Скрипач сумеет до неё дойти?

Никто не рассказал ему об этом,

Однако этим самым подтолкнул

К дальнейшему, грядущему движенью,

Чтоб юноша в другой дом заглянул.

Когда он очутился за порогом –

Столкнулся с неизвестным на пути.

Он встал пред ним, намерено желая

Препятствовать и не давать идти,

Хитро спросив: «Зачем тебе всё это?

Ты веришь в то, что видится в домах

Действительно когда-нибудь поможет?

Поверь, познанья эти – пыль и прах.

Зачем тебе нелепые показы?

Жизнь пробежит без них сама и так!

Пойдём, я сэкономлю твоё время,

И проведу до выхода, чужак!»

Давид недавно сам подобно думал,

Однако сердцем чувствовал сейчас,

Что говорящий умысел имеет,

Не дать войти в хоромы в этот раз.

Но юноша не стал пускаться в споры,

Как и не стал его разоблачать,

Он просто произнёс: «Мне очень важно

В короткий срок побольше разузнать.

Я верю, что в таком красивом доме,

К которому ты путь мне преградил,

Есть что-то интересное. Ты видел,

Что я лишь три избушки посетил.

Пойдём со мною. Может так случиться,

Что и в тебе родится интерес.

И ты, как я, откроешь и узнаешь

Огромное количество чудес».

И в этот миг дверь тихо приоткрылась,

В строении стоящем на пути.

Открывший произнёс: «Мы рады гостю!

И ты притворщик тоже заходи».

Давид пошёл уверенной походкой,

Другой же за спиной засеменил.

Он вроде бы, как прятался и крался,

Хоть приглашённым визитёром был.

А в доме этом всюду были краски,

Развешенные дивные холсты.

По центру два больших, у них, однако

Поверхности пока были пусты.

Два гостя – два холста. Было понятно,

Что им предложат их разрисовать.

Наверно для того, чтоб ещё что-то

В познанье мирозданья показать.

И в этом музыкант не обманулся.

Хозяин их к мольбертам проводил,

Ведь именно на них он аккуратно

Холсты свои надёжно закрепил.

Затем он произнёс: «Мне бы хотелось,

Чтоб каждый приоткрыл свой личный мир.

Тогда совместно с вами мы узнаем,

Что, почему и как изобразил

Живое… Как его воспринимает?

А чтобы не хотелось срисовать,

Я разверну мольберты так, чтоб было

Сопернику чужого не видать.

Никто взгляд отводя, не отвлечётся.

Даю вам кисти, краски… В общем, всё,

Что показать отчётливо поможет

Нам мировосприятие своё».

Но гости в удивлении стояли.

В руках никто кисть прежде не держал,

Тем более красиво и на время,

Что виделось ему, не рисовал!

Казалось это просто невозможным!

Хозяин дома видно понимал,

В чём состояла эта остановка,

И потому с улыбкой продолжал:

«Не бойтесь, рисовать вам не придётся.

Старайтесь мысль яснее воссоздать.

А кисти, краски считывая это

Начнут ваш личный мир отображать».

Утешавшись подобным поясненьем,

Теперь уж каждый гость шагнул вперёд.

«Притворщик» преградил опять дорогу,

Дав знать, что музыкант не подойдёт

К холсту, пока он лично не проверит,

Где лучше краски, цвет их, полотно,

Сравнив размер холстов, их закреплённость,

Боясь, не обманул ли кто его?

Он начал перед юношей метаться,

Не зная, где удобней будет встать.

Давид не двигался, спокойно выжидая,

Чтоб дать ему решение принять.

Не вытерпел подобного хозяин,

Сказав: «Ты всё же встанешь, иль уйдёшь?

Я удивлён терпению пришельца,

Но я не он. Меня не проведёшь!»

Смысл слов, произнесённых для Давида,

Пока что представлял большой секрет.

Однако тот к кому то относилось,

Мгновенно выбрал для себя мольберт.

А музыканту было, если честно,

На самом деле, где встать, всё равно.

Он понимал, значительно не место,

А мысли сокровенные его.

И тут раздалось громко: «Начинайте!»

Раскрылись краски, кисти поднялись,

И чудеса, невиданные прежде,

В волшебном доме тут же начались.

Сначала кисти быстро на палитре

Смешали краски в разные цвета.

Им будто кто указывал оттенки,

Возможен ль свет, иль будет темнота.

Затем они свободно залетали,

Не думая друг другу помешать.

Давид «ушёл в себя», ему хотелось

О мире своём больше рассказать.

Его холст был прекрасен, ярок, светел.

Теплом, любовью был окутан мир.

Присутствовали все, кто сердцу дорог,

И та, что он в душе боготворил.

Луна и солнце, звёзды, море, горы…

Всё гармонично рядом улеглось.

Совсем иными мыслями наполнил,

Свою картину неизвестный гость.

С ним рядом не раскрылось много красок.

Присутствовали «грязные» тона.

Мир выглядел потухшим, хмурым, мрачным,

Душа писавшего была, увы, темна.

В момент, когда закончилась работа,

Понятно стало, кто и чем живёт,

Как каждый мир душою созерцает

И что от тех, кто связан с ними, ждёт.

Холсты смотрелись дивно и контрастно.

Такое срисовать было нельзя.

Здесь отразились истинные мысли,

Что человек таит внутри себя.

Но действие на том не завершилось.

Когда развёрнут видно был мольберт,

Казаться стало, что изображенье,

Ожило перед всеми, в сей момент.

Давида окружили птицы, звери,

Цветы… К нему тянулся нежный свет.

Вокруг другого гостя – люди злые,

Шакалы, грифы… В темень мир одет.

И тут хозяин дома, в поясненье

Спокойно произнёс такую речь:

«Ответственность за то, что происходит,

Не сбросить никому со своих плеч,

Нельзя изобразить чужой виною.

Всему причина, что творится – в вас!

Вселенная твердит: «Я повинуюсь!»

И воплощает мысли каждый раз.

Весёлый человек притянет радость,

Унылость – мрачный. Так уж повелось.

Замкнувшийся в себе – создаст пустыню,

И это показал нам каждый гость.

Надежда, вера – то, что вы хотите,

Что маните к себе – произойдёт.

И от того, какими будут мысли,

Зависит «счастье», что в ваш дом зайдёт.

Спасибо за чудесные картины.

Я не встречал нагляднее пример.

Мне есть что показать растущим детям.

Так мир представить сам я б не сумел».

Давид внимал. Он слышал в словах правду,

И ощущал, что речь шла от души.

Иначе себя чувствовал «притворщик».

Он выстроенные прежде рубежи

Своих «несимпатичных» представлений

Решил оставить все, какие есть.

А то, что донести ему хотели,

Воспринял, как обиду, что не снесть.

Он вышел, хлопнув дверью. Музыкант же,

Семью большую щедро угостил

И, поблагодарив, свой путь продолжил,

Подумав, как он верно поступил,

Когда свои познания расширил,

Что вовремя хозяин дверь открыл…

И рад был, что в короткие мгновенья

Притворщик прочь уйти не убедил.

А тот, кто дверью хлопнув, удалился,

Давида с нетерпеньем поджидал.

Он, в общем, не расстроился нисколько,

Что мир свой откровенно показал.

И только сожалел, что по-другому,

На жизнь смотрел пришелец, и ему

Хотелось убедить его в обратном,

Согласно его чувствам и уму.

Он вновь заговорил о том, что нужно

Всенепременно путь держать домой,

Что тут, хоть и с улыбкой принимают,

Но искренности нет. Гость здесь чужой.

Что если музыкант дойдёт настырно

До круга, что им видится вторым,

То спустится на нижнюю ступеньку,

А путь домой развеется как дым.

На сей раз музыкант его не слушал,

А твёрдою походкой дальше шёл.

И вот уже пред ним дверь отворилась,

Хозяин попросил, чтоб он зашёл.

Тому, кто преграждал путь, убеждая

В бессмысленности дальнего пути,

Он, посмотрев со строгостью промолвил:

«Уж так и быть, ты тоже заходи».

А тот был удивлён, что пригласили.

В душе своей он рад был и не рад.

Но то, что за порогом показалось,

Невольно притянуло его взгляд,

Магическою силой поманило,

Что невозможно было не войти.

Внутри лежало множество предметов,

Что захотелось взять и унести.

Там были всевозможные богатства,

И плачущее малое дитя,

Которое тянуло свои ручки,

У пришлых утешения прося.

Хозяин дома, проводив обоих

В центр зала, к удивлению сказал:

«Чтоб показать своим людей счастливых,

Мне кажется, я б всё сейчас отдал!

Воспользуйтесь моею добротою,

Чтоб жизнь сложилась ваша веселей.

Берите всё, что только захотите,

Не сомневаясь в щедрости моей».

Притворщик, оглядевшись, заметался,

Ведь был готов забрать отсюда всё.

Осталось лишь решить, как это сделать.

Так много не снести за раз в жильё.

Вторично в этот дом его не пустят.

Он музыканту путь вновь преградил,

Боясь, что тот возьмёт ценнее вещи,

Что он пока в карман не положил.

Но радостью лицо не осветилось.

Пришелец был сейчас несчастен, зол.

Он внутренне ругал себя, что прежде,

Ни сумки, ни мешка не приобрёл.

Давид же горы злата прежде видел,

Он счастья не искал в нём и теперь.

Ему обогащенья не хотелось,

Но он не мог уйти, захлопнув дверь,

Пока хотя бы чем-то не сумеет

Утешить беспокойное дитя.

Скрипач взял очень бережно на руки

Малышку, его счастье предпочтя.

Увидев рядом ангельские крылья,

Он их надел и начал представлять,

Как крошка, улыбаясь, теперь сможет,

Забыв о горе с лёгкостью летать.

Сердечное тепло всех обогрело.

Малыш, луч солнца в душу получив,

Забыл в одно мгновение про слёзы,

И словно ангелочек воспарив,

От счастья стал, как звёздочка светиться,

Восторгом наполняя дивный дом.

С ним радовались все. Один притворщик

Был очень занят сказочным добром.

Семья гостеприимная вторично

Давиду предложила что-то взять,

И он вновь предпочёл большие крылья,

С которыми б он тоже смог летать.

Дверь тут же почему-то отворилась,

Понять, давая – гость своё добыл.

Однако никакого поученья,

На этот раз, никто не говорил.

Давид, приняв подарок, поклонился,

И к выходу пошёл. Дитя за ним!

Он вылетел с улыбкою на волю,

И в сторону немного проводил.

Другой гость еле вытащил поклажу.

С такою незаметно не уйти.

Скрипач стал для него не интересен,

Как, впрочем, продолжение пути.

Он удалялся прочь, а в это время

Малыш Давиду крылья прикрепил,

Взял за руку его и тут же в небо,

С настойчивостью мягкой, потащил.

И вовремя. Откуда неизвестно

Явились люди в чёрном как зверьки.

Они как будто чуяли добычу,

И были от неё недалеки.

Скрипач был высоко, и лиходеям

Его было, конечно не достать.

Да и зачем? В руках была лишь сумка.

Её неинтересно было брать.

Второй был привлекательней намного.

Он из дому добро едва тащил.

Такой не убежит, а попытавшись

Мгновенно должен выбиться из сил.

Расчёт был точен. То, что взял «притворщик»

В одно мгновенье тут же потерял.

Он не успел порадоваться даже

Тому, что столько золота забрал.

Как был ни с чем, так с этим и остался.

Он сел на землю и повесил нос.

И вот уж не в доме – средь дороги,

В ручьи собрались капли горьких слёз.

А малое дитя преображалось.

Младенец прежний увеличил рост

И, поравнявшись телом с музыкантом,

Спустившись с ним на землю, произнёс:

«Вот и урок! Все блага по природе,

Не постоянны. Это фальшь, обман.

Ты получаешь их, но ненадолго.

Никто с собой их в небеса не взял!

Как видишь, в этом нет большого счастья.

Богатство можно быстро потерять.

Гость жадный не утешил чадо в горе,

Но мы его не станем укорять.

Не будь его – ты б многого не понял.

Он, сам того не зная, показал

Тебе пример. Мне очень бы хотелось,

Чтоб ты в дальнейшем то не забывал.

Пусть в сердце остаётся дольше радость

От дел, что сотворил не для себя.

А я за добродушие и мягкость

Ответно расстараюсь для тебя.

Ты многого, конечно, не увидел,

Но главные познанья получил.

Я подниму тебя сейчас повыше,

И ты поймёшь, что выстроен наш мир

Совсем иначе. Все витки в дальнейшем

Тебя надолго в прошлое вернут.

И это будет только повторенье,

Того, что ты познал сегодня тут.

На самом деле явленный «притворщик»,

Желая зла, тебя не обманул.

Ты по кругам гулять мог бесконечно.

И этот путь лишь вниз бы затянул.

Я ж в благодарность, поднимая выше,

Доставлю к дому главному тебя,

Где ввергнешься невольно в испытанье,

Уроки все в единое скрепя.

Когда я понесу тебя по небу,

Внимательнее мир наш рассмотри.

Забудь на те короткие мгновенья,

Заботы и мечтания свои».

Проговорив, он устремился тут же,

Взяв за руку Давида, в небеса.

Поднялся он сейчас намного выше,

И вот что музыканту показал:

Земля, что представлялась прежде плоской,

Теперь смотрелась, будто бы труба.

Дома спускались ниже по спирали,

Где юноша не смог увидеть дна.

Строенья уходили в бесконечность.

Скрипач бы там столетье проходил.

Он так увлёкся всем, что не заметил,

Как к терему доставлен уже был.

«Теперь прощай! Мы свидимся нескоро» –

Доставивший Давида, произнёс,

«Я счастлив, повидаться был, признаюсь,

В моём жилище – доме «Горьких слёз».

И сильно не винись, что круг огромный,

До самого конца не обошёл.

Ты мог стать мудрецом, но я увидел,

Что ты из любопытства тихо брёл.

Цель главная не миропониманье.

Познаньем мира ты обогатил

Лишь разум свой, но ты живёшь любовью

И силами, что мало кто добыл.

Но то, что ты, попав сюда услышал,

Должно было, поверь, произойти.

Всё связано… Как помнишь – мы едины.

Мир в нас, мы в нём и мимо не пройти».

Крылатый улетел, а пред Давидом,

Открылась «заключительная» дверь.

Здесь парня ожидали испытанья.

Какие? Кто же мог сказать теперь?

В душе росли тревога и волненье.

Скрипач был неспроста предупреждён,

Идя из дома в дом не торопиться,

И встретится с людьми, что жили в нём.

Он должен был пройтись и не обидеть,

Отсутствием желания войти,

Всех жителей чудеснейшего мира,

На бесконечном, видимо, пути.

Что ж будь что будет. Принято решенье.

Всем сразу никогда не угодишь.

Блуждая здесь веками, подтверждая

Познанья – жизнь в мечту не воплотишь.

Всему нужна была наверно мера.

Подумав и шагнув через порог,

Давид увидел то, что, в самом деле,

Он ожидать, конечно же, не мог.

Что в тереме хозяйка привечала,

То было, в общем, и не мудрено,

Но он никак не мог сейчас предвидеть,

Что встретит сам себя… Ни одного,

А сразу пятерых, что находились

В разрозненных, прошедших временах.

Вот он лежит в лесу ещё мальчишкой,

И спит, забыв про ужасы и страх,

Затем, стоит в таинственной пещере,

Сидит со стариком, где прялка – дочь,

Вот путь ему указывает камень

В края, где многим он сумел помочь.

И пятый вновь у камня, но в мгновенье,

Когда решил за чашами идти.

Казалось, что хозяйка очертила,

Все вехи его дальнего пути.

В глазах Давида было изумленье.

Такое он увидел в первый раз.

К чему же было это представленье,

В последнем доме именно сейчас?

Хозяйка гостя тут же проводила

В центр комнаты и, усадив за стол,

Как будто тут других и небывало,

Неспешно начала их разговор:

«Тебя, гляжу, на много не хватило.

Решенье осуждать твоё нельзя.

Я ветром пронеслась по твоей жизни,

И многое открыла для себя.

За то, что ты сейчас нам поиграешь,

Я дам тебе возможность изменить,

В любой период жизни ход событий.

Решившись, ты иначе сможешь жить.

Подумай, торопить тебя не стану.

Пока пойду своих угомоню.

Они уже стоят у стен толпою,

С обидою. И я их не виню,

Ведь каждый передать хотел свой опыт,

Что сделать к сожаленью не успел,

Из-за того, что ты свой путь продолжить,

Послушавшись других, не захотел.

Когда крик смолкнет, выйдешь и сыграешь.

Я верю, они музыку поймут.

И думаю, что истинно оценят,

Что ты сумел познать, гуляя тут.

Хозяйка удалилась. Музыкант же,

Над сказанным стал тут же размышлять.

Ему сейчас представилась возможность,

В любой момент жизнь заново начать.

Сумев покинуть вовремя поляну,

Сейчас он был бы просто музыкант,

Который не познал всю тонкость звуков,

И не раскрыл бы подлинный талант.

От первого Давид не отказался.

Теперь он думать стал про путь другой,

Когда б он был в уборке аккуратней,

Не выпустив звук ложною игрой.

Но разве он жалел сейчас об этом?

Он много тогда бы не познал,

Ведь обучался долго в заточенье,