Текст книги "43. Роман-психотерапия"

Любопытный ещё спросил:

– Неужели решился? Что люди – всем мил не будешь.

– Решился, – наш отвечает, – ещё многому научиться надо. Терпеть не умею. Себя самого выносить.

И ушёл.

А в третьем городе снял на всё что было комнату холодную, так что за окном одна стена виднеется, и пошёл с людьми знакомиться. С мертвяками надружился, так не терпелось разузнать как у живых мир устроен – везде одинаково или есть различия? А если есть – то как не упустить важное, как самому приладиться, как с тщетой людской справиться. Ходит-бродит, и всё в лица всматривается, разгадать хочет: хороший человек или злыдень, да в каких морщинах его эта злыдность спрятана да по чём он её продать желает, или сменять на что.

А вечерами запирался парень в комнате и лицом изобразить всё, что видел, пытался, а чтоб работа не пропадала, на камеру выстраивался и всё кнопицу жал: щёлк-щёлк-щёлк-щёлк.

Других-то намеренно не снимал, запоминать пробовал, так и разучил всё. Один только раз сбился – когда мертвяка на улице увидал. Будто рефлекс сработал, будто память всколыхнулась. А дело было так: шёл он по своим делам, как обычно, и в лица всматривался, да всё думал, куда бы силу применить накопленную – где б ещё ума поднабраться, да и карманы пустели быстро, талеры сквозь пальцы утекали, а ещё батюшка говорил: заработай спервоначалу, а там и цену деньгам узнаешь. Так и тут. А никогда не разберёшь откуда что появится, вот и мертвяк этот посреди переулка, а вокруг него шестеро и словно оторопь их взяла, да и время позднее. Наш-то камеру подхватил, а потом сам спохватился – вдруг не мертвяк? Вдруг дурно стало? Вдруг спасти можно? Мертвяков-то насмотрелся, отличить может. Что же делать? Кинулся наш к человеку и стал руки ему растирать, да ладони к лицу прикладывать, да дыхание учащать, рот ко рту прилаживать – так и привёл его в чувство.

А тот и не мертвяк вовсе, а только прикидывается. Как подскочит он вдруг да как закричит:

– Ага! Теперь я тебя и задушу!

– Что? – парень в ответ. – Задушишь? Вот, значит, благодарность твоя? Ну и возвращайся тогда, откуда пришёл!

И как даст ему туда, куда только что жизнь вдыхал, чай не первый раз, не с такими справлялся! А шестеро на подмогу было засобирались, как тут машины полицейские из-за угла выехали и всех субчиков повязали.

– Спасибо, – говорят, – тебе, добрый молодец! Прости, если можешь, что как приманку тебя использовали, что вроде как на живца пытались. Мы эту банду давно изловить стараемся, теперь-то уж никуда не денутся.

И подарок ему дали, за спасение и за помощь.

Вернулся парень домой, глянул, а фотографию, оказывается, успел сотворить. Сидит и думает: и как я мог эту падлу с мертвяком перепутать? Вот что привычка с людьми делает – поперёк любого знания лезет, а значит, ежели проникаться чем новым, то сначала старое откинуть надо, все предрассудки свои, и прежде чем рукой тянуться – ум включить да понять, где не сходится. Ежели я так лягу – неужто тоже за мертвяка сойду? Ну и попробовал. Настроился как надо, развалился на полу, как на карточке видено, да и не заметил, как уснул. В образ вошёл, по-научному.

А проснулся он среди ночи от того, что будто стоит кто рядом, а и правда – старик! Сам страшенный, борода белая, глазья так и горят пламенем. Надвигается к нему и молвит:

– Готовься к смерти, тварь! Никакая наука к тебе не приспособлена, так и не за чем по свету бродить, землю портить!

– Не торопись, – наш отвечает. – Может, твоя правда, и бесполезен я, да только что за настроение взяли, я посмотрю, к смерти меня готовить? Всяк норовит пристроить куда ни попадя. Ты вот, – спрашивает, – кто таков, чтоб за меня решать?

– А за тебя решать дело не хитрое, если ты сам за себя ничего решить не можешь да в чём сила не знаешь!

– Снова правда твоя, не знаю, но и помирать не собираюсь, а хочешь – выходи, силой померяемся, да только скажи сперва, что на кон ставишь, коли жизнь мою забрать хочешь?

Призадумался старик над речами такими и отвечает:

– Коли жизнь твою забрать хочу, то в ответ свою ставлю.

Парень только рукой махнул:

– Жизнь твоя мне без надобности, со своей разобраться бы, а вот если одолею тебя, так должен будешь поведать, где место моё да где ума взять.

На том и порешили.

И повёл старик парня тёмными переходами и сумеречными тропами в чащу леса, где ворота большие стоят, и говорит:

– Кто первым в эти ворота войдёт, за тем и победа станет.

Наш-то сперва встрепенулся, да подумал – мыслимое ли дело, со стариком наперегонки бегать, а потом смекнул, что, видать, хитрость тут есть и хочешь не хочешь, а разгадать придётся.

Налетели тут вороны и карканьем своим условный сигнал к началу подали. Старик медленно поплёлся к воротам, словно нарочно давал парню возможность выиграть. А наш добежал до самого входа и остановился.

– Нет, – думает, – что-то тут не чисто. Не может это быть так просто. Раньше никогда просто не было, и теперь не может.

Огляделся он по сторонам, поднял голову к небу, как обычно делал, а небо черным черно, да вороньё тучами, а сами ворота – точно пропилеи греческие, как в детстве в книжках с картинками были. Но где же Виктория, к востоку обращённая? Тут-то он и понял, что не вход это, а выход, а вход, следовательно – с другой стороны. Припустил он со всех ног, чтоб ворота оббежать и старика успеть с этой стороны встретить, а Викторию в свидетели взять, она не откажет. Так и вышло. Оббежал парень ворота, и вроде как вошёл в них, а вроде как и вышел обратно. Тут и старик подоспел.

– Говори, – наш ему велит, – раз проиграл! Рассказывай, как обещано!

– А что рассказывать, – старик отвечает. – Нешто сам не знаешь? Верно ты смекнул, как ворота устроены, вход и выход местами поменяны и перед каждым по своему поворачиваются. Хоть и место у них одно, а суть по-разному проявляется: зависит от того – проникнуть ты хочешь по другую сторону или прежнюю сторонку оставить. О прошлом горюешь или к иному открываешься. А как определишь – там и место твоё.

Сказал старик это и исчез.

Вернулся парень домой с этой мыслью да и спать лёг. Утро вечера мудренее. А на следующий день всё перед ним и открылось. Что место его там, где сам он есть. И что важнее не то, откуда он вышел, а то, где оказался. В том-то ум и заключается.

И стал он усердно работать да место своё обустраивать, да людям помогать, чтоб те выход на вход не разменивали.

А порой пиры устраивал да гостей дорогих привечал. В жизни должно быть место и празднику, как ещё матушка заповедовала. На тех пирах и я был, мёд-пиво пил, да на Викторию смотреть ходил. Тут и сказке конец.

29. Амстердам (Нидерланды)

1. Начало

– Тусить? – Флёр рисовала себе глаза, попутно сдувая со лба чёлку.

– Тусить! – откликнулась Лике, примерявшая у зеркала наряды. – Тусить, тусить, тусить! Тусить, чтоб перья летели, чтоб стыдно было, чтоб мать не узнала, чтоб не помнить ни хрена. Блин, если я сегодня не напьюсь, я не знаю, что со мной будет.

– Напьёшься. Разве так бывает, чтоб ты не напилась? – вмешался из другого угла Леви. Он сидел, закинув ногу на ногу, и листал газету. – Я окончательно перестал понимать, о чём сейчас пишут.

– Что ты там читаешь? – спросил Даан скучающим тоном, не отрываясь от разглядывания своих ногтей. – Можно подумать, в мире что-нибудь происходит.

– Я ничего не читаю, – ответил Леви. – Я картинки разглядываю. Интересно, кто все эти люди.

– Подписей нет?

– Есть. Но я всё равно не понимаю, кто все эти люди.

– На своей свадьбе я, кстати, не напилась! – сомнительно произнесла Лике.

– Так то когда было! – заметила Флёр. – Чёрт, это не глаз, это ошибка бога.

– Если бы ты напилась на своей свадьбе, она бы тут же превратилась в развод или в похороны, – выдохнул Даан.

– Ты замужем? – удивился я.

– Уже нет. Она развелась через год, – вставила Флёр, сосредоточившись на губах. Она то вытягивала их вперёд, то вжимала в себя, словно выясняя силу растяжения.

– Гиблое дело, – резюмировала Лике, стягивая очередную майку. Её чёрный пуш-ап создавал такие заманчивые формы, что я еле сдержался, чтоб не сказать, что именно так она выглядит наиболее привлекательно и лишняя одежда ни к чему. Среди прочего я, кажется, был единственным, кто обращал на неё внимание – остальные были заняты своими делами, и было заметно, что подобные сборы Лике для них – самая рутинная процедура.

– А почему развелась? – спросил я.

Она сделала ко мне пол-оборота и приняла такую живописную позу, что я подумал, не спросил ли чего лишнего.

– Как это было у Толстого? – Лике подняла взгляд к потолку, изображая задумчивость.

– Не то, – в итоге произнесла она по-русски и вернулась к своему занятию.

2. Как я познакомился с Леви

Очень просто.

Леви работал водителем лодки. Он катал людей по каналам Амстердама. Довольно глупо пояснять, что Амстердам – один из тех городов, которые непременно нужно посмотреть с воды, но я всё-таки поясню. Так вот, Амстердам надо обязательно посмотреть с воды. Кто-то недавно мне об этом напоминал, но это ничего не меняет в том, что Амстердам надо обязательно посмотреть с воды. В таком виде он ничем не отличается от всех остальных городов, которые нужно посмотреть с воды, но вода для того и придумана, чтобы замещать собой всё свободное пространство, а свободного пространства в Амстердаме не так уж и много.

Амстердам – город очень красивый. Именно тут я впервые понял, что дошёл до четвёртой стадии насыщения. О чём тут же рассказал Леви.

Я так и сказал:

– Мне кажется, я дошёл до четвёртой стадии насыщения.

Леви понимающе моргнул, всё движение его глаз говорило:

– Понятия не имею, что там в первых трёх, но очень тебя понимаю.

3. Четыре стадии восприятия городов

Первая стадия, как известно, означает, что достопримечательности, скорее, разочаровывают, чем доставляют удовольствие. Японцы называют это Парижским синдромом, и я склонен доверять им в этом вопросе.

Вторая стадия, как известно, означает, что глаз замылился и перестал обращать внимание на достопримечательности. Они как бы есть, но с ними все смирились.

Третья стадия, как известно, предполагает усилие по поиску достопримечательностей и желание получить от них удовольствие. Коротко её можно сформулировать так: я уже здесь, я провёл много времени в дороге; во что бы то ни стало – я должен насладиться этим местом, иначе я никогда не захочу приехать сюда во второй раз; я не прощу себе упущенной возможности, а мне обязательно будет казаться, что это не город пустой, а я недосмотрел.

Четвертая стадия совершенно неизвестна.

Четвёртая стадия означает, что все города на земле перестали представлять собой отдельные единицы и предстают в сознании, как разные районы одного большого города. Стираются не только границы между городами, но и границы между людьми. Люди везде одинаковые. Некоторые тебе нравятся, другие – не очень, третьи – нет. Четвёртые незаметны. Вот и всё.

Я предлагаю назвать это Амстердамским синдромом, тем более что такой уже есть – это генетическое заболевание, вызывающее серьёзную отсталость в развитии. Ещё его называют синдромом Корнелии де Ланге, голландского педиатра, описавшей симптом в 1933 году. Корнелия очень заслуживает такой памяти, а Амстердаму больше пойдёт то, что придумал я.

4. Как Леви решил составить мне компанию

– Можно мне посмотреть устройство штурвала? – спросил я, скромно заглядывая в рубку.

– Да, конечно! – очень доброжелательно откликнулся Леви. – Правда, тут смотреть особо не на что – колесо да кнопки.

– Это тебе так кажется. Я недавно был в кабине пилотов лайнера, так просто обалдел.

– Ух ты, – восхитился Леви, – я никогда не был в кабине пилотов лайнера. Наверное, это очень интересно!

– Обалдеть! – повторил я.

– Чем будешь заниматься в Амстердаме? – спросил Леви.

– Понятия не имею, – честно ответил я, но на всякий случай добавил, – надеюсь с кем-нибудь познакомиться и хорошо провести время. Времени у меня в избытке.

– Это отличный план! – сказал Леви. – Желаю удачи!

Тогда я сошёл на берег, задержался на секунду и снова взошёл на лодку.

– А ты чем собираешься заняться сегодня в Амстердаме? – спросил я с вызовом.

Леви не смутился, а только спросил:

– Ты что, меня клеишь? – и отметил что-то в журнале.

– Пока нет, – сказал я, – но никогда не знаешь, что будет, если нажать на незнакомую кнопку.

5. Что бывает, если нажать на незнакомую кнопку

– Значит, смотри, – Леви загибал пальцы, – будет Флёр, Лике, Даан подъедет, может быть, Стайн, про Фемке не знаю, она обычно настигает нас уже в клубе. Не любит домашние сборы. Потом – я, или себя я уже посчитал? Финн сказал, что позвонит, но он никогда не звонит, а сам неожиданно всегда нас находит. Мне иногда кажется, что он внедрил в меня устройство слежения. Или он просто слишком хорошо нас знает.

– Финн – это имя или национальность?

– В смысле?

– Что в смысле? Финн – Финляндия.

– А. Не. Имя, – Леви смирился с реальностью. – Потом Флёр.

– Ты уже говорил.

– Это другая Флёр. Их две. Одинаковые имена, но они по отдельности. Пожалуй, всё.

– Сейчас я попытаюсь не впасть в панику.

– Расслабься, – подбодрил Леви. – Даже если ты никого не запомнишь, никто не обратит на это внимания. Мы сами друг друга-то толком запомнить не можем. Так сохраняется новизна отношений.

6. Новизна отношений

– Куда ты меня ведёшь? – спросил я Леви, когда окончательно перестал ориентироваться в перекрёстках. Я успевал реагировать только на мосты и велосипеды.

– К Лике, – ответил он. – И вряд ли мы будем первые. Наверняка там кто-то уже есть. Помимо Лике.

– Она не будет против? – с надеждой спросил я.

– С чего бы ей быть против?

– Ну, не знаю. Новый человек.

– Кто новый человек? Ты новый человек? – рассмеялся Леви. – Извини, но там такие новые люди по три раза в день. Не обижайся. У Лике кризис общения.

Так вот, оказывается, что такое кризис общения. Я думал, это у меня кризис общения, а тут Лике метит в чемпионы мира. Разве что – с противоположным зарядом.

– Ей постоянно нужны новые знакомства, – пояснил Леви. – Она из тех, кто на улице поговорит со всеми, обменяется телефонами с продавцами кофе, с радостью выгуляет всех соседских собак. Когда у Лике наступает кризис, она просто заходит в трамвай и разыгрывает приступ какой-нибудь болезни. Ей очень нравится, когда все начинают протягивать ей руку помощи. Но надо отдать ей должное – она никогда не сознаётся, что кого-то разыграла. Может, у неё и правда бывают приступы какой-нибудь болезни, которую она от нас скрывает? Чёрт её знает.

– Представляю, что творится в её фейсбуке. У меня был один знакомый, который постоянно заводил новых друзей. В соцсетях у него их было, наверное, десять тысяч или больше. Ему всё время нужны были люди, с которыми он бесконечно общался, подтверждая свою значимость. Ему было необходимо всех знать, чтобы хорошо выглядеть в глазах других, показать, что он всех знает. Такой несчастный парень. Мне его было даже жалко.

– Да, такие попытки быть сразу со всеми говорят о чудовищной пустоте внутри, и заполнить её нет никаких возможностей. Бездонная дыра. Хорошо, что у Лике всё по-другому. Она любит, когда её знают, а не она. Видишь разницу? Так что у неё и фейсбука нет. Только живой контакт. Не признаёт суррогаты. Поэтому настоящих людей вокруг неё много. Бесплатные концерты, скидки, путешествия – это всё к ней.

– И её на всех хватает?

– Ей повезло. У неё довольно странное устройство памяти. Она помнит, кажется, всё на свете, но очень плохо запоминает людей. Зато они прекрасно запоминают её. Ещё бы! Представь, когда мы приходим в клуб, бармены сразу кричат ей «Приве-е-е-ет!», и она тут же делает вид, что понимает кто это, хотя на самом деле – нет. Однажды вообще смешная история произошла, но это Лике сама тебе расскажет.

7. Как Лике снова оказалась ни при чём

– На самом деле, это не про меня история, а про Стайна, – почти обиделась Лике. – Это он с тем парнем первый познакомился. А мне откуда знать, что у них там что-то намечалось? Вот пусть Стайн сам расскажет, он лучше помнит.

– Я не могу больше об этом вспоминать, – сказал Стайн. – Эта история меня фрустрирует до холода в пальцах. Я до сих пор не понимаю, за что на мою долю такая несправедливость.

– Мир вообще несправедлив, детка, – вмешалась Флёр, – закажи-ка мне ещё тот чудный оранжевый коктейль, и справедливости на планете прибавится.

– Безумия прибавится – это точно, – ответил Стайн. – Справедливость заслужить надо, и то если не смириться с тем, что это утопия.

– Расскажет мне уже кто-нибудь что-нибудь или нет! – не выдержал я и ущипнул Стайна за локоть.

Было довольно тесно, я то и дело упирался в части чужих тел – под руку попадалось то плечо Леви, то бедро Флёр; дважды мы встретились стаканами с Фемке – она всё-таки приехала. Но это случайно, а любая случайность должна быть разбавлена чем-нибудь закономерным, хотя, уверен, Лике со мной бы не согласилась.

– Хорошо, я вижу тут никого не беспокоят мои душевные переживания, – Стайн поставил свой стакан и начал рассказ, параллельно активно жестикулируя, словно боясь сбиться. – Мы поехали в какое-то дурацкое заведение, с тех пор, наверное, там не были ни разу; все напились, а я – тот парень, кто всегда держит себя в руках, никогда не напивается и в финале развозит всех по домам, когда никто уже не стоит на ногах. Лике вообще вела себя отвратительно – зажималась в углу с каким-то совсем не симпатичным человеком, но ей, видимо, было всё равно.

– Я, – он ткнул себя пальцем в грудь, – затусил с Джейденом, клюнул на имя; имя потрясающее, всегда мечтал познакомиться с Джейденом, не могу объяснить почему – родовая память сыграла… и в этом именно есть что-то американское, а меня всегда притягивали американцы. Говорила мне мама поменьше смотреть голливудское кино…

– Фемке! – он щёлкнул пальцами перед лицом Фемке; та бесконечно копалась в инстаграме. – Фемке!

– Да что?! – не отрывая взгляда от телефона, спросила она.

– Ты была недавно в Штатах – видела там хоть одного Джейдена?

– Я только Джейдена Смита в кино видела!

– Это сын Уилла! – пояснил мне Даан.

– Какого Уилла? – не понял я.

– Уилла Смита. Люди в чёрном, Я – Легенда, что-то ещё. Неужели не знаешь? У вас он не популярен?

– Популярен, наверное. Люди в чёрном точно. А что Джейден?

– Это сын Уилла, – Стайн мечтательно повторил слова Даана. – Подрастает парень. Может, тоже президентом станет.

– Откуда вообще взялось это имя? – Фемке наконец закрыла инстаграм. – Я за свою жизнь ни одного Джейдена не встречала, а у моей сестры их чуть ли не пять человек в классе. В одного она даже влюблена, хоть ей и десять. Я у неё в тетрадке видела, как она букву «J» пишет и сердечки вокруг.

Я её спрашиваю:

– Нормальный парень?

А она только ухмыльнулась.

– Получше твоего, – говорит. – Нормально?

Я говорю:

– Ok, звать-то его как? Не, ну мало ли там что!

А она и говорит:

– Йайден. Пфф, откуда взяла вообще?

– Йайден? – переспросил я.

– Йайден – это если произносить Джейден по-голландски, – пояснил Даан.

– Йайден, – повторил, я улавливая в голосе приблизительно такие же мечтательные интонации, какие недавно были в голосе Стайна.

– Да, точно, Йайден, – подтвердила Фемке. – Но у нас ведь английская вечеринка, правда?

8. Что такое английская вечеринка

Когда Леви привёл меня к Лике, там действительно уже кое-кто был. Флёр босиком расхаживала по квартире туда-сюда и вообще выглядела так, будто только что проснулась.

Но ещё раньше я удивился, как Леви открыл замок своим ключом.

– Лике, видите ли, стала слишком рассеянной, – пояснил он. – И ленивой, чтоб открывать дверь всем подряд.

Поэтому у него, у Флёр, у Стайна и ещё у парочки близких друзей есть ключи.

– А вдруг она не одна? – тихо спросил я.

– Блин, и что? – недоумевал Леви. – К тому же у нас есть привычка звонить перед приходом. Но не всегда. Так что, наверное, это не привычка, а хорошие манеры.

Он вытащил ключ из замка и со словами «De jongen welke u goed kent is hier»99
  (голл.) Мальчик, которого вы хорошо знаете, здесь.


[Закрыть] первым вошёл в квартиру. Я последовал за ним.

– Halloooo!! – донеслось из какой-то дальней комнаты, и вот тут-то мимо проковыляла Флёр.

– Hallo! – сказал я и застенчиво улыбнулся, пожалуй, даже слишком застенчиво.

– Hallo, – сказала Флёр. – Mijn naam is Fleur1010
  (голл.) Привет. Меня зовут Флёр.


[Закрыть].

– Он не понимает, он иностранец! – тут же вставил Леви, хотя я всё понял. Это не трудно, любой справится.

Но Леви, не дав мне толком представиться, сразу почему-то взял на себя эту миссию и, знакомя меня с приходящими, каждый раз провозглашал:

– Сегодня английская вечеринка! Все говорим на английском!

И все почему-то радовались, говорили «ok» и тут же переходили на английский, рождая во мне ощущение, что только этого они всю жизнь и ждали.

9. Вторая попытка рассказать, как Лике снова оказалась ни при чём

…я и говорю – мы поехали в какое-то дурацкое заведение, с тех пор, наверное, там не были ни разу; все напились. Лике вообще зажималась в углу с каким-то не очень симпатичным человеком, но ей было уже всё равно. А я затусил с Джейденом, мне имя очень нравится, в нём есть что-то американское… а он бармен, но в каком-то другом месте, симпатичный парень, всё как надо, я даже удивился – такая шокирующая удача! Не то чтоб я думал о себе плохо, но никогда не знаешь, где перемахнёшь барьер. Я ему говорю: можем поехать ко мне ну или к Лике на худой конец – так бывает, всё ok, в общем, разве что открытым текстом не предлагаю. Он вроде согласен, только, говорит, ненадолго, утром на работу, надо чтоб лицо было…

…а тут я подваливаю и говорю: нашла себе чувака, но что-то он мне быстро надоел, в общем, надо сваливать. Я, говорю, его подразню ещё немного и сбежим…

…а я говорю: предупреди хоть за две минуты, когда бежать, а то у меня тоже чувак!..

…а я говорю: супер! Все ко мне! Может, я тоже ещё кого прихвачу. Там народу было! Чёрт, ты не поверишь! Пока до туалета дойдёшь – с половиной перетрёшься, два раза кончишь. Я в туалете тогда разок всё же отчудила, по-быстрому, тоже какой-то иностранец был…

…короче, Лике в итоге напилась так, что забыла дорогу домой, и мы с Джейденом её чуть не на себе пёрли…

…это я могу…

…а у Лике есть одна особенность – она может вырубаться и падать, но как только оказывается дома, тут же возвращается в сознание и ещё бутылку портвейна откроет. А если портвейн – то тут уже я вырубаюсь, особенно под утро. Ну короче, я понял, что свидание оказалось исключительно романтическим, потому что все устали и ни на какой секс никто не способен…

…я вообще портвейн в тот раз не помню…

…ты много чего не помнишь, зато я помню – в этом и проблема! В общем, я вырубился, а проснулся от того, что Джейден с Лике в соседней комнате трахаются. Вот суки. Так обидно мне стало. Ну и хер с ним, думаю. Потом, часов 10 было уже, Джейден меня толкнул, чтоб я дверь за ним закрыл. Я хотел ему сказать, чтоб он шёл на хер, но что это изменит? А Лике не добудишься, если она спит. Если она вырубается – это окончательно. Часов до трёх…

…я в три и проснулась. Смотрю, Стайн грустный сидит, телек смотрит, я вообще не понимаю в чём дело. Спрашиваю: что случилось? А он мне и говорит: сука ты, знать тебя не хочу…

…конечно, сука!.. Ещё подруга называется…

…тут он мне и рассказал всё, а я вообще не помню! И мне так смешно стало сначала, я хохотала, остановиться не могла, с час наверное, а потом такой стыд накатил…

…ладно бы он правда тебе понравился, но ты же даже лица его не помнишь!..

…ну правда! Ладно бы он мне действительно понравился, но я даже лица его не помню… я помню что-то с кем-то, но так… без фанатизма…

…то есть я склеил парня, привёз его домой к Лике, из дружеских побуждений, выразил милосердие, потому что всё равно её домой тащить надо, так эта дрянь нажралась и трахнула его только потому, что он рядом оказался!.. То есть ей вообще всё равно было…

…блин, с другой стороны, привёл чувака, так следи за ним, если ты решил, что он любовь всей твоей жизни! А если я очнулась и вижу, что рядом кто-то со мной, то, конечно, я решила, что это со мной…

…не отмазывайся, всё равно ты дрянь…

…я и не отмазываюсь, знаю, что виновата… но и не так, чтоб прямо совсем… я тебе сразу так и сказала, что на улице если встречу – не узнаю…

…короче, мы умылись и поехали в ресторан, где Джейден работает, эксперимент проводить – узнает его Лике или нет… только мы как вошли, она сам нам сразу рукой помахал, так что эксперимент провалился…

…я его так и не вспомнила. Поставь передо мной любого и скажи – вот тот чувак, я бы и поверила. Но этот и правда симпатичный, так что всё не зря…

…это тебе не зря…

…зато наливал бесплатно…

10. Флёр-2. Явление и Исход

Флёр, настигшая нас в клубе, оказалась очень похожа на Флёр, с которой я встретился в квартире Лике, что бы там ни говорил Леви. Удивительным было то, что их похожесть никого не смущала, тем более – их самих. Одинаковые браслетики на правой руке и одинаково короткие чёрные волосы намекали, что эту похожесть они не прочь выставить напоказ.

– Вы их не путаете? – спросил я Леви.

– Им нравится, – непонятно ответил он.

– Еле вас нашла, – крикнула Флёр, параллельно хлопая каждого по раскрытой ладони. – Я почему-то подумала, что вы поехали в Escape. Это не город, это лабиринт Минотавра. Как дела? Что пьём?

Она оглядела бокалы и остановилась на том, что было у меня.

– Ok, буду гостеприимной. Белый русский кого угодно поставит на ноги.

Когда в её руках оказался стакан, она сделала задумчивое лицо и сказала:

– Вообще-то, я к вам ненадолго.

– Это почему? – спросила первая Флёр.

– Встретила тут кое-кого. А ещё видела Финна, он болтает с кем-то в другом конце зала.

– Интересно, кого это ты встретила, если ты пришла две минуты назад, – возмутилась Флёр.

Вторая Флёр развернула голову первой в сторону барной стойки и расплывчато указала туда рукой.

– Видишь парень рядом с некрасивой девочкой? Ещё что-то абстрактное рядом с ним, в синем. На Моцарта похож, видишь?

– Я плохо представляю, как выглядит Моцарт, но что с того?

– Мы все плохо представляем, как выглядел Моцарт, – меланхолично вставил Даан. – Самый известный портрет, тот, что на конфетках, написан через 18 лет после его смерти.

– Моя жизнь никогда не будет прежней! – ошарашенно произнесла Лике.

– Моя тоже, – сказала вторая Флёр. – Ну, в общем, я с ним договорилась.

– О чём? – спросила первая Флёр.

– О том! – ответила вторая. – Выпью по стаканчику с вами и пойду. Всегда хотела трахнуть Моцарта.

– Но это же не Моцарт!

– Ну и что! Должна я замутить хоть с одним селебрити в этой жизни. Тебе можно, а мне нельзя?

– Но он же не селебрити!

– Ну и что! Да и откуда я знаю – может, у него рок-группа! Надрачивают себе в гараже, а тут я, красотка!

– Мне кажется, ты в отчаянии, – со знанием дела сказала первая Флёр.

– Ничего подобного, – заявила вторая. – Просто у меня хорошая фантазия, и я шире смотрю на жизнь.

– Господи, где ты набралась этих пошлостей?

– Ладно, я пошла, – засобиралась Флёр. – Привет Финну. Рада была познакомиться.

Она встала и тут же села.

– А вообще, знаешь, – выпью ещё стаканчик.

– Он что, тебе разонравился? – сочувственно спросила Флёр.

– Нет. Хочу, чтоб ты посмотрела на него ещё раз.

– Зачем?

– Посмотри, посмотри.

– Ну.

– Хочу, чтоб ты поняла, что таких, как он, нужно обязательно трахнуть сейчас, потому что через десять лет они никому не будут нужны. Ни-ко-му.

11. Как важно всё делать вовремя

– А что у Флёр с селебрити? – спросил я у Леви, когда другая Флёр отправилась покорять своего избранника.

– Она переспала с танцовщиком Мадонны, – ответил он спокойно. – Флёр работает в компании, занимающейся организацией и сопровождением крупных мероприятий.

– Мило, – сказал я. – Если честно, я думал, что у Мадонны все танцовщики – геи.

Леви только руками развёл.

12. Развести руками ещё не значит развести мосты

С Финном мы так и не увиделись, наверное, он тоже, как и Флёр, кого-нибудь встретил по пути. А я рассчитывал на ещё какую-нибудь историю.

Леви спросил, когда я уезжаю, и мне пришлось призадуматься. До Брюсселя рукой подать, и продумывать маршрут совсем не обязательно.

– Тогда мы можем ещё раз встретиться на лодке. Я позову Флёр и Лике, и Даана, и Финна, если ты так хочешь его увидеть.

– Я не хочу его увидеть, я его не знаю, но у меня в списке восемь имён, и напротив Финна нет никакого знака. Получается, что он вроде как зря. Придётся его вычеркнуть.

– Неприятно, когда тебя вычёркивают.

– Я тоже так думаю.

– Тогда решено. В понедельник вечером.

Я кивнул, показывая решительность, и почему-то загрустил. Оказалось, что мне совсем не хотелось отсюда уезжать, и виной тому был даже не сам город, удивляющий своими поворотами и желанием пропитать насквозь, вычертив внутри тел новые лабиринты и создав из кровеносных сосудов новые каналы; виной были люди, пробудившие во мне забытые ощущения родства, словно я встретил друзей детства, с которыми не доиграл в салочки и не досмотрел мультик.

Странно, что иногда в жизни встречаются люди, и с ними не прочь бы пройтись за руку, но они прошмыгивают мимо и даже не оглядываются; а есть такие, кому ничего и говорить не надо, они сами знают, куда бы тебе хотелось сейчас пойти.

Леви был как раз такой. Мы шли по набережной и преимущественно молчали, словно обо всём уже поговорили, хотя вопросов было ещё очень много. Я посматривал на воду и думал, что с Леви я обязательно буду дружить – это складывается само собой, наверное, приятно приезжать в город, и там кто-то встречает. Уверен, что Леви тоже как-нибудь выберется ко мне в гости. Прихватит с собой ещё кого-нибудь. И мы так же пройдёмся вдоль канала.

– И что, вот так про каждого у тебя теперь есть история? – Леви нарушил мои разрозненные размышления.

– Наверное, да.

– Кроме Финна?

– Кроме Финна.

– И про Флёр?

– Про обеих.

– И про меня?

– И про тебя.

– Как интересно. И про Фемке?

– И про Фемке.

Леви задумался.

– Ну ладно про меня. Но про Фемке-то что?

13. История про Фемке

Было четыре часа утра. Так же, как следующим вечером с Леви, этим ранним утром мы шлялись по улицам города, выкатившись из клуба, прихватив с собой пару бутылок шардоне. Лике ведь нельзя отказать, я помню.

Передавая бутылку по кругу, мы всё время норовили высмотреть в темноте ещё кого-нибудь загулявшего, чтобы расширить собственные горизонты. Даан бесконечно рассказывал истории о средневековых нравах, которые никто не понимал, но все почему-то очень хохотали, временами прикрывая рот рукой, чтобы не было слишком громко.

Фемке появилась внезапно, из темноты переулка, и на вопрос «Где она бродила всё это время?» ответила нечто невразумительное, что я сначала перевёл на родной язык, потом обратно и утвердился в мысли, что это что-то вроде «Как выжила – так и пришла». И нечего задавать глупые вопросы.