Текст книги "43. Роман-психотерапия"

Фемке позвонила Стайну за полчаса до нашей внезапной встречи и сообщила, что сейчас нас настигнет, при условии, что мы не будем передвигаться слишком быстро.

Слишком быстро нам и не хотелось. Особенно мне, потому что в отличие от остальных я не имел ни малейшего представления, в какую сторону мы идём.

У Фемке были длинные, до лопаток, бежевые волосы; она была страшно худая, с чуть суженными глазами, в какой-то полуразодранной майке с вызывающим принтом и коротких клетчатых шортах – в общем, всем своим видом напоминала Кейт Мосс. Так я ей и сказал:

– Ты похожа на Кейт Мосс.

– Круто, – отреагировала Фемке. – А у неё не маленький рот?

– Мне кажется, нет, – неуверенно ответил я.

– С чего бы у Кейт Мосс должен быть маленький рот! – возмутилась Лике.

– Да точно нет! – заверил Леви. – У Кейт Мосс офигенный рот.

– Ну, круто, – успокоилась Фемке. – А у меня? У меня не маленький рот?

– Нормальный у тебя рот, – сказал Леви.

– Шикарный рот! – подтвердила Флёр.

– Супер! – кивнул Даан. – А что?

– Да я смотрю на девочек, у которых маленький рот, потом смотрю на их парней, и они вызывают во мне неистребимое сочувствие. Мне жаль парней, у которых девочки с маленьким ртом, это их как-то компрометирует.

– Размер имеет значение, – понимающе откликнулся Стайн.

– Да всё имеет значение, – отрезала Фемке и отхлебнула шардоне. – Всё имеет значение, что имеет значение для тебя. Устала я что-то сегодня, пойдём отсюда.

14. Как важно заполнять ячейки

– И это всё? – спросил Леви, после того как я напомнил ему историю о Фемке.

– Этого достаточно, – ответил я.

– Да, похоже на правду. Фемке помешана на своей внешности.

Я хотел сказать, что дело не во внешности, но решил, что не стоит. Не исключено, что она ещё не раз обратит внимание друзей на что-нибудь подобное. Распрощавшись с Леви, я довольно рано вернулся домой – нужно было отдохнуть от ночных историй и провести завтрашний день в сознании. Город это заслужил, к тому же я хотел быть спокоен за себя на лодке. Заказав ужин на дом, я посмотрел новости по телеку, бессмысленно полистал Интернет, впервые расстроившись, что за неделю мне не пришло ни одного стоящего письма, и в итоге завалился в постель, решив осилить несколько страниц «Пересмешника», раз в мире всё равно ничего не происходит.

Вот и Даан говорил вчера о том же, когда я не стесняясь попросил его рассказать мне что-нибудь захватывающее – про любовь, путешествия, первую детскую эмоцию, в общем – историю, которая всегда с ним.

– Моя история в том, что у меня нет никаких историй, – сказал он совершенно серьёзно. – Есть люди, с которыми никогда ничего не происходит. Это я.

Странно. Раньше я думал, что даже если вокруг ничего не происходит – что-нибудь обязательно происходит со мной, внутри меня. Теперь я не уверен и в этом.

15. Никогда нельзя загадывать наперёд

Финн так и не явился.

– Представляешь, он упал ночью с кровати и сломал руку, – рассказала Лике.

– Как можно сломать руку, упав с кровати?

– Легко, если спать под потолком.

– Значит, есть повод наведаться к нам снова, – оптимистично заверил Леви.

После вечерней прогулки на лодке мы все страшно проголодались и зашли съесть гамбургеров. Сто лет не ел гамбургеров. Сто лет не был в такой компании, сто лет не проводил время в кругу внезапных друзей.

– Это были отличные три дня, – сказал я, взбалтывая в стакане колу. – Я так не веселился с… даже не помню, когда последний раз я чувствовал себя так свободно с людьми. Наверное, когда неудачно попытался поцеловать Лизу в шестом классе.

16. Как я поцеловал Лизу в шестом классе

«Дурак!»

17. Конец

– Да, – мы круто провели время. – Леви выглядел вполне счастливым. – Обещай, что приедешь к нам ещё!

– Это уж точно, даже не сомневайся! – заверил я, решив сегодня же написать кому следует о том, что я буду готов дать концерт в Амстердаме. – Если честно, я не хочу уезжать. Я хочу остаться и со всеми вами дружить без остановки.

– М-м-м, я сейчас расплачусь – Лике сделала жалобное лицо. – Ты тоже очень милый.

– Спасибо. Жаль, что надо ехать.

– Обязательно возвращайся. Может, Лике и не напьётся в следующий раз, – Флёр мотнула головой в сторону подруги.

– Тогда ей придётся снова выйти замуж, – попытался пошутить я.

– Ну уж нет! – сказала Лике. – Мне этого остолопа было достаточно.

– Я всё ещё тут, между прочим, – отреагировал Леви.

– Ты тут при чём, – удивился я, а потом перевёл взгляд с Леви на Лике. – Какого остолопа? Ты что, была замужем за Леви?

– Ну да! Флёр же тебе говорила.

– Флёр говорила, что ты была замужем, но не говорила, что ты была замужем за Леви!

– Это что-то меняет? – вмешался Леви.

– Нет, но это как минимум забавно. Почему же вы разошлись?

– Лике объясняла, разве нет? Нам интересней быть друзьями. К тому же мне очень нравится это её русское слово…

Он вопрошающе посмотрел на Лике.

– Не то, – помогла та и поцеловала Леви в щёку.

– Ты меня клеишь? – спросил он.

– Пока нет, – ответила она. – Но сразу начну, как только ты примешься за Толстого.

30. Брюссель (Бельгия)

Условие: Из пунктов А и В в пункт С одновременно вышли мужчина и женщина. Мужчина затратил на дорогу 27 минут, женщина 18. При этом женщина достигла пункта С на 6 минут позже мужчины, так как её скорость была на 1,5 км/ч меньше.

Вопрос: Почему они сразу не могли встретиться у неё дома?

Решение:

Это запланированная встреча или случайная?

Саша отправил ответное письмо, ещё будучи в Риме. Тогда он написал, что, конечно, у него будет время, да и как вообще это, в противном случае, может выглядеть? Впрочем, как это будет выглядеть, его беспокоило мало. Но есть связи, которые не следует обрывать, тем более если они не требуют ничего взамен. Так что уже этим утром был совершён телефонный звонок и состоялась окончательная договорённость о точном времени и конкретном месте.

В каком расположении духа пребывал Саша?

Он вышел из дома в весьма дурном настроении. Практика показывала, что такие встречи ценны скорее их предвкушением, нежели итогами. Некоторые говорят о долге, но долг – это нечто добровольное – не так ли? Прежде чем стать должником, следует хотя бы попросить взаймы.

О чём думала женщина перед началом движения?

Она, следуя своим же правилам, всегда была пунктуальной. Тем более она отлично знала, как он не любит опоздания. Не потому, что ценит время и ведёт счёт каждой минуте, а потому, что считает, что опоздания своего рода оскорбление самой цельности человека. Он может тратить своё время как ему заблагорассудится, но кто дал право другим так тратить чужое время? Если, конечно, об этом не было предварительной договорённости.

Почему она пришла позже?

В этот раз, казалось, она смогла всё рассчитать правильно. Маршрут был известен, погода ясной, здоровье отменным – всё это позволяло идти обычным шагом, что не помешало ей заложить дополнительные 10 минут и выйти пораньше, на случай, если что-нибудь задержит по пути. Лучше так, чем испытывать чувство вины, а оно непременно её настигнет, если она заметит хоть искру немого призрачного упрёка в его взгляде. А если не заметит, будет терзаться ещё сильней, думая, что упустила и этот момент, для неё означающий, пусть с негативным оттенком, но знак внимания. Ведь разве мы, спрашивала она себя, упрекаем тех, кто нам совершенно безразличен? Но ответа не находила.

Помешало ли ей что-нибудь по дороге?

Нет, в пути её ничего не задержало, и она явилась на встречу за несколько минут до оговорённого времени. Тем не менее Саша пришёл ещё раньше, потому что малознакомый город всегда требует дополнительной осторожности и сверхусилий. К тому же он полагал, что отговорка – дороги не знаю – самая немощная из всех возможных.

Почему эта отговорка потеряла смысл?

С современными технологиями стало необязательно включать фантазию, лучше включить что-нибудь другое, позаботившись о заряде аккумулятора.

Где произошла встреча?

В уютном ресторанчике, где, как принято говорить последние сто пятьдесят лет, было сумрачно и немноголюдно. Над столами, скрытыми друг от друга неким подобием ширм, нависали лампы с мягким приглушённым светом, позволявшим со стороны лишь в общих чертах понять лица сидящих за ними людей, а им, в свою очередь, насладиться таинственностью собственного существования.

Кто заметил другого первым?

– Вас ожидают? – услышала она незаметного метрдотеля и внутренне расслабилась. Всегда приятно встретить кого-то, кто глупее тебя, даже если вынужден притворяться вежливым. Вас ожидают? Разве ответишь на такое сходу. Даже если я знаю, что он уже здесь, правда ли он ожидает меня или только делает вид, будучи вынужден мириться с неизбежностью таких встреч.

– Я провожу вас.

– Спасибо. Вы очень любезны.

Сделав несколько шагов, она увидела его за столиком, разумеется, в углу и, разумеется, лицом к залу – он не выносил сидеть спиной к публике.

– Это не позволяет мне контролировать обстановку.

Зачем ему нужно было контролировать обстановку?

Спишем это на паранойю и травмы детства.

Что делал Саша в этот момент?

На столе стоял стакан томатного сока с долькой лимона и веткой сельдерея. Саша рассматривал свою ладонь, словно пытался заново прочитать все её линии – если б они могли меняться так часто, как наш к ним интерес. Как-то в журнале он видел статью, где доказывали асимметричность человеческого тела, показывая, как будут выглядеть лица людей, если их правую часть сделать симметричной левой. Он тогда сильно удивился. Ему казалось, что тут и доказывать нечего, достаточно взглянуть на ладони, но тут же спохватился. Кому сейчас вообще нужны руки? Значимы только лица, во всём своём скучном однообразии.

В чём ценность первых слов?

– Здравствуй, – произнесла она и села напротив.

Надо ли извиняться за опоздание? Но она ведь не опоздала.

– Здравствуй, – сказал он в ответ и тут же почувствовал себя скованно. Так случалось всегда, каждый раз при каждой встрече, и чем больше времени проходило между этими встречами – тем колючей была проволока.

– Дай я хоть тебя поцелую, – сказала она, и Саша сам привстал, сам к ней наклонился и позволил себя поцеловать.

– Знаю, ты этого не любишь, но у меня тоже есть права.

И она, придерживая за плечи, поцеловала его сначала в левую, а потом в правую и затем снова в левую щёку, и только после этого отпустила, выглядя весьма удовлетворённой.

В чём заключается удовлетворение?

– Мне кажется, ты поправился, – сказала она, когда он снова опустился в кресло. – Тебе идёт. Выглядишь более мужественным. Летом смог отдохнуть?

– Не знаю, я по-прежнему не очень понимаю, что такое отдых, – уклончиво ответил он. – Ничего не изменилось. А ты была где-то?

– Летом нет. Очень много работы. Я взялась переводить книгу Жака Фабиана, и издательство требует от меня по главе в неделю, чтобы мы уложились в график – таков контракт, я сама согласилась. Слава богу, главы маленькие, да и платят прилично. А в отпуске я отказываюсь работать, ты же знаешь. В чём тогда смысл отпуска.

– Ну хорошо, – ответил он. – Никогда не слышал про Жака Фабиана. Хороший?

– Он очень моден сейчас, как этот ваш Бегбедер.

– Не наш! Я не люблю Бегбедера.

– Слава богу.

Почему местом встречи был выбран ресторан?

Ей принесли воды, а он отказался от второго стакана сока и попросил меню, она ведь уверяла, что тут отменная кухня. Если есть возможность – всегда надо пробовать местное. Где-то он тоже такое вычитал, в каком-нибудь популярном путеводителе или в журнале, или слышал по телевизору, в программе про путешествия, их сейчас больше, чем самих мест, куда можно путешествовать.

Думал ли он уже об этом?

Наверняка он уже думал об этом. Даже оформив мысль и зафиксировав её, он всегда задавал себе вопрос – его ли это мысль или всего лишь вспышка сознания, озарившая сейчас всю убогость бытия? Нечто, воскресшее стараниями неизвестного катализатора. Прописная истина, представшая в новом виде.

Что такое прописная истина?

То, что создано по образу и подобию; оставшееся – бесподобно.

Почему в разговоре неожиданно появился Бегбедер?

– Ты сейчас читаешь что-нибудь? – спросила она, поправляя приборы.

– Два месяца вожусь с Харпер Ли.

– О! Я помню, что прочитала её чуть ли не за ночь. Волшебная книга.

– Угу. Волшебная.

– Тебе не нравится?

– Я не знаю. Это как с Бегбедером.

– Я вспомнила о нём случайно, просто первое, что всплыло в памяти.

– Пусть так. Но раз уж мы заговорили. Я не люблю его не потому, что он плохой писатель, а потому, что я его совсем не знаю. Может, он гений. Сейчас полно гениев. Так что не могу сказать – нравится мне или нет, пока я не закончил.

Почему нельзя быть уверенным в своих чувствах?

– Да-да, пожалуй, ты прав, – перебила она. – Даже блестяще отыграв всю партию, всегда есть шанс завалить финал.

– Это страшней, чем начать с провала, – подтвердил он. – В этом случае в газетах напишут, что ты совладал с собой и вырвал победу в последний момент. А если ошибёшься в конце, запомнят только ошибку, особенно если исход смертельный.

Почему любой разговор можно свести к смерти?

Любой разговор можно свести к смерти, потому что это самый естественный процесс во вселенной. Мы можем спорить, как родилась звезда, но у нас нет сомнений, что однажды она умрёт. Смерть – прекрасный повод не искать оправданий, если опоздал на свидание или посреди разговора возникло неловкое молчание.

Кто из них сделал главный выбор?

– Закажем? – спросила она и наконец заглянула в меню. – Что бы тебе хотелось?

Он принялся изучать список блюд, водя пальцем по описаниям и будто вычёркивая неугодные ингредиенты. Ему почему-то очень хотелось быть капризным. Чувствовать себя ребёнком, который отказывается есть капусту в супе и тайком отдаёт кусок колбасы собаке, дежурящей под столом. Он вспомнил, как часто, пока мать была на работе, приглашал в дом друзей и кормил их заготовленным для него обедом. Сам он редко был голодным, выбрасывать жалко, оставить – равно преступлению. Однажды, она пришла внезапно раньше и учинила страшный скандал, что само по себе унизительно, а в присутствии друга выглядело настоящим позором. Не своим, а её. Он вспомнил, что в тот момент ему было стыдно за то, что она ведёт себя так. И ещё стыднее за то, что для того чтобы оставлять ему ежедневные обеды, ей приходилось мыть полы в туберкулёзной клинике.

Почему так трудно было сделать главный выбор?

– Так что закажем? – повторила она.

– Ты говорила, что тут что-то национальное? – спросил он. – Или это я придумал.

– Смотри сам, – выдохнула она. – Взрослый уже мальчик. Ты всё равно никогда не слушаешь моих советов и всегда делаешь по-своему.

Взрослый мальчик. Ничего смешнее не придумать. Интересно, кто раньше понимает, что мальчик – взрослый: сам мальчик или окружающие, ставшие случайными свидетелями его взросления? Взрослый – это вообще что? Он не заметил, как произнёс это вслух. Нехорошая привычка.

– Взрослый? – переспросила она. – Этот тот, кто сам себя обеспечивает. Вот и всё. Совершенно материальное понятие. Я так считаю. Не согласен?

– Можно обеспечивать себя, но оставаться инфантильным. Мне кажется, взрослый – это тот, кто умеет отличать хорошее от плохого.

– Ты умеешь?

– Я – нет. Поэтому я не взрослый и вообще отказываюсь им быть. Закажем, наконец.

Что такое быть взрослым?

Быть взрослым означает уметь сделать выбор, когда он есть, и отказаться от фразы «выбор есть всегда», когда его нет.

Можно ли оспорить это утверждение?

– Суп с морепродуктами и вафли с рыбой, пожалуйста. И бокал местного Blanche.

– Мне то же самое.

О чём они говорили за обедом?

– Это вкусно, спасибо, – сказал он по завершении трапезы.

– Ты говоришь так, будто я готовила, – улыбнулась она. – Но рада, что тебе понравилось.

Пока они ели, разговор напоминал светскую беседу, в которой не было всей той нетерпеливости, обычно возникающей при встрече близких людей, которые не виделись несколько лет. В их случае «несколько лет» уместились в девятнадцать месяцев, счёт которым вела она, и с наступлением каждого нового удивлялась и тому, как быстро бежит время, и тому, как оно за один и тот же срок оказывается бесконечно наполненным в одних делах и остаётся пустым в других.

Они говорили о прошлых концертах и возможных будущих проектах; говорили о её муже, с головой погружённом в работу Европарламента; говорили о пользе здорового питания и занятиях спортом, о практиках йоги, которой она увлеклась в последнее время, и о витаминах, влияние которых на организм человека почему-то до сих пор вызывает бурные споры в учёной среде; говорили о войнах, вспыхивающих в разных частях света, и качали головой, не в силах понять, почему люди никак не могут найти общий язык.

– Мы с тобой тоже часто не можем договориться, – сетовал он, – чего же ждать от целых народов?

– Но это не значит, что мы должны поубивать друг друга, – отвечала она и соглашалась, что всему виной бездарные политики с фрейдистскими комплексами.

Почему этот пример был не очень удачен?

– Твой муж тоже своего рода политик.

– О, нет! Он занимается исключительно финансами. Зато он большой политик в семейных вопросах. Он спрашивал: когда мы сможем увидеть тебя на сцене? У него ведь не было пока такой возможности. Я обещала спросить. Он даже предложил купить пианино на тот случай, если ты вдруг приедешь и решишь остановиться у нас.

– И что ты сказала?

– Я сказала, что ты вряд ли захочешь музицировать в домашних условиях. Но сама идея периодически устраивать такие вечера с музыкой и друзьями, вином и светскими разговорами мне очень нравится.

Почему эта идея казалась ей прекрасной?

– Я даже предложила приглашать музыкантов из филармонии. Это напоминает мне чудесную Эльфриду. Я бы с удовольствием поговорила с её Эрикой. Вот только Эрика вряд ли бы стала разговаривать со мной.

– Почему ты так думаешь? А впрочем, не отвечай. В пару к Эрике всегда необходим Вальтер.

Когда был произведён переход от общего к частному?

Помешивая кофе, она словно разглядела на дне чашки рисунок всей своей будущей жизни. Неспешное кружение чёрной жидкости погружало её в состояние успокоения. Она так много ещё хотела спросить, столь о многом желала поговорить, но разве не в том заключается наше умение ладить, чтобы не задавать вопросы, на которые всё равно не получишь ответа.

Как был произведён переход от общего к частному?

И тем не менее она решилась. Положив ложечку на блюдце и сделав глоток, она сперва тихо кашлянула, будто готовилась к серьёзному публичному выступлению; затем промокнула салфеткой губы, оставив на бумаге мягкий оттиск; будто бы невзначай, как учила ещё бабушка, посмотрела в угол; бросила взгляд на картину, занимавшую половину соседней стены, и спокойно, как бы между делом, произнесла:

«Что у тебя сейчас с личной жизнью? Есть кто-нибудь?»

Был ли в её словах подвох?

Она сама не знала, почему решила задать этот вопрос, и больше всего боялась, что он вместо ответа спросит её, почему вдруг она этим интересуется. Хотя в любом другом подобном случае это показалось бы совершенно нормальным.

Если один человек важен другому человеку, то разве тот не должен интересоваться всеми сторонами его жизни?

Ему показалось это странным и уж точно неожиданным. Он пытался вспомнить, кто и когда последний раз интересовался его личной жизнью. Не вскользь, не в качестве поддержки разговора, не в духе очередного «как дела», а для какого-то собственного удовлетворения. Для успокоения собственных чувств, чья полнота всецело зависит от полноты жизни человека, которому этот вопрос предназначен. Друзья, как правило, спрашивают о таком исключительно по хвастовству – это мерило стойкости, которое может быть одинаково надёжным и в случае длительного счастливого брака, и в случае бесконечных любовных похождений; коллеги, как правило, задаются подобными вопросами за спиной, гадая о перепадах настроения и просчитывая собственные шансы; родственники склонны заботиться о потомках и метаться в сомнениях – не совершили ли они сами слишком раннюю ошибку.

Кто обычно интересовался его личной жизнью?

Он вспомнил, что удивительную строгость в выстраивании лабиринта его жизни показывала бабушка, в каждом телефонном звонке с непреклонной значимостью вопрошавшая: «Как личное? Всё хорошо?» – и получив утвердительный ответ, с упорством медика, оставшимся со времён Второй мировой, подытоживала: «Это самое главное!»

Она никогда не пускалась в продолжительные расспросы и не требовала подробностей. Ей было достаточно области, в которую её пускают, и была согласна на любое враньё, потому что прекрасно понимала, что её сколь любящее, столь и изнурённое сердце, в любом случае, никто не станет тревожить сверх той степени, которая предусмотрена законами природы и хорошего воспитания.

Какие вопросы обычно требуют повторения?

Он посмотрел по сторонам и облизнул пересохшие губы. Где-то была гигиеническая помада. Губы в последнее время стали сохнуть чаще обычного. Пыль дорог?

– Я спросила, ты встречаешься с кем-нибудь? – она повторила вопрос, чувствуя себя гораздо более уверенной после первой попытки.

– Ладно. Извини. Не хочешь – не отвечай, но я беспокоюсь за тебя, я всё-таки твоя мать.

Что он ответил на прямо поставленный вопрос?

– Почему ты совсем не похожа на бабушку?

– Ты же знаешь, я в деда.

– А вопросы задаёшь в бабушку.

– Может, потому что я – женщина. А все женщины всегда задают одинаковые вопросы, только с разной степенью изящности, – она улыбнулась, наслаждаясь собственными словами. – Когда ты виделся с ней в последний раз?

– С кем?

– С бабушкой.

– Два месяца назад.

– Ты был в Киеве?

– Заезжал на несколько дней.

– И не сказал.

– А что бы изменилось?

– Ты прав, ничего. И я плохая актриса. Конечно, она мне рассказала, что вы виделись. Мы часто говорим по телефону. Но мне так хотелось услышать это от тебя.

– К чему умножать сущности.

– Как она выглядит?

– Выше среднего.

– Я не об этом.

– У неё всё в порядке, не беспокойся.

– А Киев как?

– Что с ним будет.

– Какое-то предчувствие…

– Ему полторы тысячи лет – с такими городами ничего не может случиться. А Брюсселю сколько?

– Столько же.

– Значит, ты на месте.

Что его интересовало в её жизни?

Сколько лет она уже замужем?

Сбился со счёта.

Когда она заявила, что у неё роман с этим бельгийским парнем, он только облегчённо выдохнул – после развода с отцом у неё долго никого не было.

Никого постоянного, во всяком случае.

Так, чтоб можно было представить семье или тому, что от неё осталось.

Так, чтоб можно было представить их вместе.

Это же очень важно – представить двух людей вместе и не испытать при этом разочарования.

Почему они так редко видятся?

– Я по тебе скучаю, – сказала она, когда принесли счёт. – Ты мог бы приезжать почаще, я знаю – у тебя есть время. А ты скучаешь по мне?

– Не очень, – честно ответил он, понимая, что эти слова её расстроят, но разве не она учила его всегда говорить правду? – Мы часто связываемся по скайпу, так что у меня нет ощущения прошедшего времени. Нет ощущения, что мы не виделись на прошлой неделе. Все эти современные средства связи напрочь убивают некоторые чувства. Скучание по кому-то… есть такое слово – скучание?.. не важно, теперь есть… мне кажется, скучание по кому-то скоро занесут в музей забытых чувств, как сейчас есть собрания исчезнувших звуков или ставших никому не нужными изобретений.

– Ты всегда был таким, – констатировала она. – Нежности или хотя бы участия от тебя не дождёшься.

– Да, – кивнул он. – Не дождёшься. Трудно, наверное, быть тобой?

– Я привыкла…

Как рождается чувство вины?

– …но мне не хватает твоего внимания. На твоём месте у меня бы, наверное, развился комплекс вины.

– У тебя и так должен быть комплекс вины – за то, что ты родила меня в этот ужасный мир.

Почему он отказался заглянуть в гости?

– Уверен, что не хочешь зайти? – рискнула она спросить ещё раз.

– Не хочу, – всё так же упирался он.

– Но почему? Ты давно у нас не был.

Как ей объяснить – почему. Переехав в Бельгию, она нашла здесь новый дом, открыла в себе новую жизнь, полностью посвятила себя тому, о чём всегда мечтала. Переводила какие-то глупые книжки и наслаждалась статусом хорошей жены. Следила за домом и сама была его центром. А когда он начинал грустить и неосторожно сетовал на то, что что-то в его жизни идёт не так, она по-матерински говорила: «Приезжай, это и твой дом тоже». Родительские дома – такие же неустойчивые, как сами родители. Они ветшают, и из укрытия превращаются в многослойные воспоминания. Родительские дома обманчивы: в молодости хочется побыстрей их покинуть, а чем старше становишься – тем больше начинаешь на них претендовать.

Ответ: Таким образом, они не могли встретиться у неё дома, потому что её дом был домом и для него, со всей убаюкивающей ленностью и ощущением убежища. И как бы он ни стремился из точки A в точку B, домой ему пока было слишком рано.