Автор книги: Игорь Козлов
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 33 (всего у книги 55 страниц)
Глава 15
Условия мира победителей
Еще в октябре 1877 г. правительство султана через послов Германии и Великобритании стало зондировать почву на предмет посредничества великих держав в налаживании мирных переговоров. Германский император поручил своему послу в Константинополе князю Рейсу ответить категорическим отказом и посоветовал Порте обратиться непосредственно в штаб русской армии. А вот из Лондона Дерби написал Лайарду, что следует подождать падения Плевны и далее действовать по ситуации.
Через два дня после пленения армии Османа-паши, 30 ноября (12 декабря), Порта официально обратилась к великим державам с просьбой своим посредничеством способствовать прекращению войны. Все кабинеты с разной степенью решимости отвергли эту просьбу. Правительство султана не стало выдвигать каких-либо определенных условий. Но это вовсе не гарантировало от их возможного появления в дальнейшем, и, что самое неприятное, турецкие условия могли быть поддержаны другими государствами, прежде всего Великобританией. Поэтому для российской стороны становилось крайне важным как можно скорее определить собственную позицию по условиям остановки военных действий и начала мирных переговоров.
Милютин вспоминал, что еще на совещании у императора в Парадиме 30 ноября (12 декабря) великий князь Николай Николаевич поставил вопрос: как ему поступить, «если бы турки заявили желание прекратить войну или заключить перемирие». Было решено, что в данном случае главнокомандующий, прежде всего, предъявит условия («основания»), на которых могут начаться переговоры о мире. И только в случае их принятия Портой «можно будет приступать к переговорам о перемирии и приостановить военные действия». «Игнатьев, – писал военный министр, – взялся проектировать означенные основные условия мира. Завтра же приглашен сюда и Нелидов из Богота»[903]903
Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 346.
[Закрыть].
На следующий день, помимо прибывшего Нелидова, на совещании у императора присутствовали: Милютин, Игнатьев, Обручев и, в качестве представителя Горчакова, Гамбургер. «Игнатьев, – писал Милютин, – прочел проектированные им основания для открытия мирных переговоров; по некоторым пунктам пришлось поспорить и сделать кое-какие изменения»[904]904
Там же. С. 347.
[Закрыть]. Вот после этого обсуждения и прозвучал доклад Обручева о «безусловной необходимости» занять Босфор и Дарданеллы до заключения мира с Турцией. Выслушав точки зрения присутствовавших, Александр II решил отложить окончательное утверждение мирных условий до своего свидания с Горчаковым в Бухаресте.
На самом деле разработка оснований мира началась с записки, составленной А.И. Нелидовым, в которой он, по словам Милютина, развивал «мысль, что теперь было бы полезно заявить негласно императору Вильгельму и Бисмарку условия, на которых мы могли бы трактовать о мире с Портой, дабы тем предупредить инициативу со стороны лондонского кабинета»[905]905
Там же. С 334.
[Закрыть]. Записка была готова к 10 (22) ноября и на следующий день представлена императору[906]906
Там же. См. также: Освобождение Болгарии от турецкого ига. Т. II. С. 343.
[Закрыть].
Нелидов, Милютин и Игнатьев полагали, что обсуждение проекта оснований мира с Берлином и Веной должно идти «помимо официальных дипломатических каналов», т. е. в обход канцлера Горчакова. Однако с последним не согласился император. 12 (24) ноября на совещании у Александра II было решено послать Нелидова в Бухарест к Горчакову «под видом передачи канцлеру словесных приказаний самого государя». Под руководством канцлера Нелидов и Игнатьев должны были подготовить проекты писем Александра II к Вильгельму I и Францу-Иосифу. При этом, как писал Милютин, «Нелидову поручено передать… желание государя, чтобы это дело велось в строгой тайне и не приняло характера официального дипломатического сношения»[907]907
Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 335. См. также: Описание Русско-турецкой войны… Т. IX. Ч. I. С. 475.
[Закрыть].
К 24 ноября (6 декабря) Нелидов и Игнатьев вернулись из Бухареста в Парадим с проектами писем и составленного из 13 статей проекта условий будущего мира, на основании которых Россия соглашалась приостановить военные действия и начать мирные переговоры. Император поинтересовался у прибывших о состоянии канцлера. «Нелидов откровенно отвечал, что нашел канцлера почти в детском состоянии[908]908
В апреле 1886 г. Н.К. Гирс рассказывал, что в то время, «когда государь находился с армией под Плевной, канцлер кн. Горчаков проживал спокойно в Бухаресте, предавался удовольствиям старого развратника и ничего знать не хотел о делах и дипломатии. В это время у него замечалось уже полное расслабление умственных способностей. При нем находился бар. Жомини, который занимался преимущественно дипломатической литературой: писал статейки для “Journal de S.Petersburg”, для брюссельской “Le Nord” и руководил изданием литографированных листков, редактором которых был Погенполь». Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. М.: РОССПЭН, 2009. Приложение VI. С. 634.
[Закрыть], – писал Милютин, – что он сначала даже вовсе не хотел входить в существо дела, порученного Нелидову, и что проекты были редактированы втроем: бароном Жомини, Игнатьевым и Нелидовым». В этот же день Александр II с «весьма незначительными редакционными поправками» одобрил представленные документы и велел подготовить их к отправке в Берлин и Вену вместе с генерал-адъютантом А.Е. Рейтерном, военным представителем при дворе германского императора[909]909
Милютин Д.А. Дневник. 187–1878. С. 339–340. См. также: Татищев С.С. Указ. соч. С. 759.
[Закрыть].
4 (16) декабря Александр II отбыл из Парадима к наследнику, чтобы затем, через Бухарест, направиться в Петербург.
Итак, важнейшие документы – письма в Вену и Берлин, а также условия мира – составляются и обсуждаются лицами, в разной степени посвященными в главный на тот момент дипломатический секрет российской власти – содержание Будапештских конвенций с Австро-Венгрией. Если Александр II, Горчаков и Милютин были полностью в курсе этого соглашения, Жомини, наверное, знал о нем от Горчакова, то Нелидов с Игнатьевым были, очевидно, не в теме. Что получилось? Секретные, доверительные письма в Вену и Берлин составляли три человека, двое из которых резко критически относились к политике Австро-Венгрии на Балканах, но зато сильно радели за судьбу тамошних славян. И в первую очередь это относилось к пылкому и энергичному Игнатьеву.
Нам пишут из ПарадимаКогда в Вене вскрыли полученный от российского императора пакет, то знакомство уже с первыми пунктами условий мира вызвало явное неудовольствие австро-венгерского правительства:
«1. Болгария, приблизительно в границах, признанных Константинопольской конференцией, станет автономной, но зависимой от султана. Администрация ее будет национальной. Для обеспечения порядка и внутренней безопасности создается территориальная милиция. Русский корпус во главе со специальным русским комиссаром останется в стране в целях обеспечения организации и нормального функционирования местных учреждений. Для оккупации будет установлен срок приблизительно в два года. Великие державы условятся между собой о создании Верховного правительства Болгарии, которое, во всяком случае, должно быть христианским.
2. Босния и Герцеговина будут реорганизованы соответственно указаниям Константинопольской конференции (курсив мой. – И.К.). От Австро-Венгрии, как державы пограничной и непосредственно заинтересованной, будет зависеть обеспечение контроля и участия в управлении, аналогичных тем, что Россия осуществляет в Болгарии, в целях введения и нормального функционирования учреждений, которыми эти провинции будут снабжены»[910]910
Освобождение Болгарии от турецкого ига. Т. II. С. 342–343.
[Закрыть].
Как это поняли в Вене? Сложив формулировки первых двух пунктов там сделали вывод, что Россия просто приглашает Австро-Венгрию временно поучаствовать в организации автономного управления в Боснии и Герцеговине. И это после Рейхштадта и Будапештских конвенций?!
Еще 23 июня (3 июля) 1877 г. Новиков из Вены предупреждал Горчакова, что «граф Андраши не удовлетворится одним нашим заявлением о том, что мы останемся верными рейхштадтскому уговору, он потребует более определенных гарантий». Такие притязания Андраши русский посол в Вене считал обоснованными и вполне приемлемыми для России. Новиков явно намекал: предоставление Вене дополнительных гарантий реализации ее территориальных амбиций позволит России более свободно действовать на Балканах. А в конце июля к этому же стал призывать из Лондона и Шувалов. Он писал Жомини о необходимости «щадить Австро-Венгрию и не допускать ее к тому, чтобы она вошла в соглашение с Англией, которая всячески старалась ее задобрить»[911]911
Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. С. 324.
[Закрыть]. В Лондоне Шувалов не упускал случая, чтобы заявить о полном согласии в русско-австрийских отношениях по Балканам. Это назойливое стремление российского посла не раз отметит в своем дневнике Дерби[912]912
A Selection from the Diaries of Edward Henry Stanley, 15th Earl of Derby… P. 403–496.
[Закрыть]. Действуя подобным образом, Шувалов опирался на установку самого канцлера, изложенную в его инструктивном письме от 18 (30) мая 1877 г.: «если Австро-Венгрия со своей стороны потребует компенсации», то Россия не станет возражать против того, чтобы она получила «эту компенсацию в Боснии и отчасти в Герцеговине»[913]913
Освобождение Болгарии от турецкого ига. Т. II. С. 91.
[Закрыть]. Эту позицию Шувалов озвучил Дерби в беседе 27 мая (8 июня), она была зафиксирована и в переданном британскому госсекретарю меморандуме, делать секрета из которого в Лондоне вовсе не собирались[914]914
The War in the East // The Times. 1878. February. 19.
[Закрыть].
Но на заявления Новикова и Шувалова Горчаков отвечал тогда лишь общими фразами о незыблемости «Союза трех императоров». В дальнейшем же, осмелюсь предположить, он, по старческой забывчивости, упустил этот важнейший момент[915]915
Горяинов С. Указ. соч. С. 321.
[Закрыть].
Спустя полгода Петербург не учел разумные советы своих послов, и Андраши расценил новую позицию Александра II как попытку лишить Австро-Венгрию ранее согласованного приза – Боснии и Герцеговины. Российский император, видимо, посчитал, что раз победа над турками близка, то теперь ему позволено забыть те обещания, которые он раздавал, чтобы эту победу обеспечить, – так, вполне вероятно, думал Андраши. А сколько было благородного пафоса! Лицемер! Вот тут-то Андраши, возможно, и припомнил январское 1877 г. предостережение Бисмарка в отношении русских замыслов.
В балканской партии для Андраши главным было заполучить Боснию и Герцеговину, исключить влияние Белграда на эти провинции и образование за счет их территорий Большой Сербии. Вопрос о Болгарии для него играл все же подчиненную роль. В Вене прекрасно понимали, что в Петербурге трепетно относятся к судьбе этой славянской страны, и поэтому рассматривали вопрос ее дальнейшего устройства как предмет торга с Россией. Именно по такой логике Дополнительная конвенция, фактически подписанная Андраши и Новиковым в Будапеште лишь 6 (18) марта 1877 г., содержала, казалось бы, взаимоисключающие положения. С одной стороны, «в случае территориальных изменений или распадения Оттоманской империи» допускалось, что Болгария может стать независимым государством. С другой стороны, говорилось, что «образование большого сплоченного славянского или иного государства исключается»[916]916
Сборник договоров России с другими государствами. С. 155.
[Закрыть]. А под такое определение, при желании, можно было легко подвести любые предложения русских по укреплению и расширению Болгарии.
Что же касалось «возможных аннексий» в Европе, то конвенция их ограничивала: для Австро-Венгрии – «Боснией и Герцеговиной, исключая часть, находящуюся между Сербией и Черногорией (Ново-Базарский санджак – И.К.)», а для России – «частями Бессарабии, которые восстановили бы старые границы империи до 1856 г.»[917]917
Там же. С. 154.
[Закрыть].
Тем временем Александр II, уезжая из армии, обещал Николаю Николаевичу выслать окончательный текст мирных условий после того, как будут получены ответы из Берлина и Вены. Ответ из германской столицы не заставил себя долго ждать. По словам Татищева, «Вильгельм I не высказался ни за, ни против»[918]918
Татищев С.С. Император Александр II. С. 761.
[Закрыть]. Хотя на языке дипломатии это скорее означало принятие «по умолчанию». Венский же двор медлил с ответом.
Тем не менее 17 (29) декабря мирные условия были окончательно утверждены императором и с приложением полномочий, а также инструктивного письма военного министра от 20 декабря (1 января) на следующий день были посланы Николаю Николаевичу.
В Вене, похоже, надеялись, что из Петербурга поступит дополнительная информация, корректирующая положения полученного проекта мирных условий и вводящая их в русло довоенных соглашений. Однако ничего подобного из Петербурга Андраши не дождался.
Мы так не договаривались…Ответное письмо императора Франца-Иосифа от 26 декабря (7 января) было доставлено в российскую столицу только накануне нового года. В связи с этим 31 декабря (12 января) Горчаков докладывал свои соображения императору. На докладе присутствовал Милютин, и вот как он это описывал:
«В этом ответе (Франца-Иосифа. – И.К.) явно проглядывает неудовольствие венского кабинета, которому прискорбно отказаться от той добычи, на которую он рассчитывал в случае распадения Турецкой империи. Теряя ныне надежду на присоединение Боснии и Герцеговины, Австрия протестует против нашего желания возвратить утраченную часть Бессарабии… Ответ этот произвел крайне неприятное впечатление на государя, который сделал на письме надпись: “Je suis outré”… “c`est detestable” (“я возмущен”… “это отвратительно”)»[919]919
Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 357–358.
[Закрыть]. Граф Дмитрий Алексеевич был не точен. Это не венский кабинет «прискорбно отказывался» от Боснии и Герцеговины, а российский император отказывал ему в этой добыче, являвшейся ранее согласованной платой за нейтралитет Австро-Венгрии и ее «дипломатическую поддержку» в русско-турецкой войне[920]920
Сборник договоров России с другими государствами. С. 154.
[Закрыть].
Согласно текстам двух Будапештских конвенций от 3 (15) января 1877 г., австро-венгерская аннексия Боснии и Герцеговины рассматривалась обеими сторонами в качестве тех территориальных изменений на Балканах, «которые могли бы явиться результатом войны или распадения Оттоманской империи (выделено курсивом и подчеркнуто мной. – И.К.)»[921]921
Там же. С. 153.
[Закрыть]. Позднее, явно на волне усиления антиавстрийских настроений, Игнатьев в своих воспоминаниях исказил положения конвенций, утверждая, что они предполагали «пустить» Австро-Венгрию «в Боснию и часть Герцеговины лишь в случае распадения Оттоманской империи и взятия Константинополя»[922]922
Игнатьев Н.П. Сан-Стефано. Пг., 1916. С. 17.
[Закрыть].
Уяснив российскую позицию, в Вене подготовили ответ: раз вы отказываете нам в Боснии и Герцеговине, то мы в свою очередь тоже откажем вам. Правда, это не относилось к Бессарабии, как на то указывал Милютин. Против ее возвращения в состав Российской империи Франц-Иосиф прямо не высказывался. Соглашался он и на автономию Болгарии, оставляя, однако, открытым вопрос о ее конкретном облике. Но вот что император Австро-Венгрии считал «абсолютно неприемлемым», так это согласие на русскую оккупацию Болгарии после подписания мирного договора. Ибо затем, как было сказано в его письме, «все усилия не смогли бы предотвратить столкновения наших интересов»[923]923
Цит. по: Seton-Watson R .W. Op. cit. P. 296.
[Закрыть]. Что же, ответ императора Австро-Венгрии был предельно логичен: не будет наших войск в Боснии и Герцеговине – не будет и ваших в Болгарии.
И вот это произвело на Александра II «крайне неприятное впечатление»?! А чего он, спрашивается, ожидал? Что в Вене вот так возьмут и покорно снесут эту российскую, то ли лукавую, то ли прямодушную, забывчивость довоенных договоренностей? «…Наша основная задача как друзей и суверенов, – писал Франц-Иосиф, – не жертвовать под впечатлением момента подлинными интересами будущего»[924]924
Ibid.
[Закрыть]. Император Александр грубо подставлял собственную страну. Это была не политика, а легкомысленная безответственность первого лица гигантской империи, расплата за которую наступила очень быстро.
В начале января 1878 г. Андраши усилил давление на Петербург и в депеше послу при российском дворе барону Лангенау вернулся к оценке мирных условий Александра II. Он определил «объем будущей Болгарии… слишком обширным, создающим на Балканском полуострове то самое “сплошное славянское государство”, образование которого не допускалось соглашением, состоявшимся между Россией и Австро-Венгрией до войны». Более того, Андраши упрекал «императорский кабинет в уклонении от обязательства ничего не решать без предварительного уговора с Австро-Венгрией…»[925]925
Tатищев С.С. Император Александр II. С. 763. См. также: Освобождение Болгарии от турецкого ига. Т. II. С. 426.
[Закрыть]. К 5 (17) января барон Лангенау донес до канцлера Горчакова содержание полученной от Андраши депеши. Тем временем в Вене на коронном совете 3 (15) января обсуждалась возможность военного столкновения с Россией. Эрцгерцог Альбрехт и граф Бек высказали предположение, что удастся принудить Россию «эвакуировать Румынию, как в 1854 г.»[926]926
Seton-Watson R .W. Op. cit. P. 294.
[Закрыть]. Однако большинство участников все же предпочли пока избегать резких заявлений, могущих повлиять на ухудшение отношений с Россией.
В записках Милютина обращает на себя внимание то, что «крайне» негативная реакция Александра II на ответ из Вены и его решение назначить по этому поводу специальное совещание встретили «неожиданные возражения со стороны канцлера, который… был особенно раздражителен и не в духе». «…Без видимой причины он горячился и краснел до ушей», – писал о Горчакове Милютин[927]927
Mилютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 358.
[Закрыть]. В чем дело? Может быть, Горчаков злился на то, что проект мирных условий был отослан великим князьям до получения ответа из Вены? Тогда посмотрим, какой вид приобрел этот проект, дойдя до главных квартир русских армий на Балканах и Кавказе. По этому поводу Татищев писал, что, «предвидя возражения со стороны австро-венгерского правительства» на парадимскую программу, решили сделать из нее «краткое извлечение, опустив все подробности о земельном вознаграждении России в Европе и Азии… и лишь в общих чертах перечислив основания будущего мира…»[928]928
Татищев С.С. Император Александр II. С. 761.
[Закрыть].
В итоге сокращений получилось следующее:
«1. Болгария в границах, определенных в соответствии с принципом большинства болгарского населения и не меньших, чем границы, намеченные Константинопольской конференцией, будет преобразована в автономное с выплатой дани султану княжество с национальным христианским правительством и местной милицией. Оттоманские войска будут выведены с ее территории, за исключением некоторых пунктов, о которых вопрос будет решен дополнительно. <…>
4. Босния и Герцеговина будут обеспечены автономной администрацией с достаточными гарантиями. Аналогичные реформы будут проведены и в других христианских провинциях Европейской Турции»[929]929
Освобождение Болгарии от турецкого ига. Т. II. С. 380.
[Закрыть].
Ну ничего себе «предвидя возражения»! Кто так отредактировал проект? Этот «мастер» убрал из него то, на что в Вене обращали внимание в последнюю очередь, но зато усилил раздражительность тех пунктов, которые были наиболее чувствительны для венского кабинета. Ведь только что ощутили холод Андраши в отношении позиции по Болгарии, но тем не менее взяли и увеличили ее границы: «в соответствии с принципом большинства болгарского населения». А в пункте по Боснии и Герцеговине вообще исчезло какое-либо упоминание о роли Австро-Венгрии в судьбе этих провинций. И вот эта редакция проекта мирных условий, столь своеобразно «щадящая» самолюбие австро-венгерского правительства, была отослана великому князю Николаю Николаевичу.
В конечном итоге даже не важно, кто конкретно так отредактировал проект. Хотя в том, что к этому приложил свою руку Игнатьев, я не сомневаюсь. Важно, что Александр II, зная о Будапештских соглашениях, тем не менее утвердил проект, игнорировавший в них основной интерес венского кабинета. И, что особенно примечательно, произошло это на фоне ранее высказанных турками предложений поделиться с Веной этими провинциями в обмен на ее заступничество перед Россией[930]930
См.: Горяинов С. Указ. соч. С. 326.
[Закрыть].
Если судить по реакции Горчакова, то можно допустить, что сам император Александр явился сторонником антиавстрийской редакции проекта мирных условий. Но вероятнее, что это все же было не так и первопричина – в невнимании к нюансам. Император просто не подумал, что Будапештские соглашения требуют своего подтверждения, а без этого русские условия мира вызовут отторжение Вены[931]931
В свое время М.Н. Покровский, анализируя итоги русско-турецкой войны, задавался вопросом: как совместить предвоенные русско-австрийские конвенции с парадимским проектом, в котором соглашение о переходе Боснии и Герцеговины под контроль Вены было опущено. Он обоснованно отвергал мнение тех, кто объяснял данный факт лишь незнанием составителей проекта содержания предвоенных конвенций. Но и предложенное Покровским объяснение было также мало убедительно. «Ввиду этого, – писал Покровский, – в проекте, кажется, не приходится видеть ничего другого, кроме приема, заимствованного российской дипломатией у российской коммерции и характеризуемого известной поговоркой: “Запрос в карман не лезет”». По логике Покровского получалось: если Большая Болгария должна была составить задел («запрос») для торга в случае стремления Андраши уменьшить русские требования, то забытые предвоенные договоренности по Боснии и Герцеговине, при несговорчивости Вены, можно будет и вспомнить. А то, глядишь, и прокатят положения парадимского проекта… Это – чистой воды расчет на дурака. За кого нужно было держать правителей из Вены и Лондона, чтобы так думать. Но самое главное состоит в том, что идея «запроса» в отношении Боснии и Герцеговины не подтверждается действиями и заявлениями Александра II и его окружения. См.: Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. Сборник статей. М., 1923. С. 294.
[Закрыть].
В письме к Вильгельму I Александр II утверждал, что предлагаемые Россией мирные условия «не противоречат духу соглашений, заключенных с императором Францем-Иосифом, на которые вы тоже дали свое согласие»[932]932
Освобождение Болгарии от турецкого ига. Т. II. С. 342.
[Закрыть]. Однако выходило, что эти условия противоречили уже не только «духу», но и «букве» соглашений. По их поводу Андраши писал послу в Берлине графу Кароли:
Теперь, писал Сетон-Уотсон, перед венским правительством вставала альтернатива: «конфликт с Россией или конференция, которая бы вернула Австро-Венгрии потерянный престиж в глазах общественного мнения»[934]934
Ibid. P. 295–296.
[Закрыть].
Как только вести о русско-австрийских трениях достигли Лондона, за этот сюжет живо ухватился британский премьер. Сетон-Уотсон отмечал, что Биконсфилд недооценивал своих оппонентов и партнеров, когда «был глух к любому намеку на австро-русское соглашение, исходило ли оно от Рассела, Шувалова или Лайарда»[935]935
Ibid. P. 294.
[Закрыть]. Но в начале января 1878 г. премьер-министр правительства ее величества все понял правильно. 7 (19) января он писал королеве:
Но вернемся к Горчакову. Разумеется, у него и в помине не было того, в чем его заподозрил Андраши, – стремления решать «весь Восточный вопрос». Тем не менее, похоже, что в конце декабря 1877 г. Горчаков поневоле начал «просыпаться»: до него стали доходить все негативные последствия недоговоренностей в отношениях с Веной, и он резко воспротивился антиавстрийскому настроению своего императора. А уже при обсуждении письма Франца-Иосифа канцлер, возможно, проявил недовольство тем, как поступает Александр II: сначала провоцирует Вену, умалчивая о ранее согласованной позиции по Боснии и Герцеговине, а затем, получив адекватный ответ, разыгрывает благородный гнев оскорбленной невинности. Предполагать это позволяет и тот факт, что Горчаков выступил против участия Игнатьева в совещании по обсуждению ситуации с условиями мира, ведь антиавстрийские настроения графа Николая Павловича были хорошо известны.
Но «хорош» оказался и сам Горчаков. Кто знал о существовании секретных русско-австрийских конвенций? Александр II, Милютин, Обручев, Новиков, Шувалов, Горчаков, ну и, пожалуй, доверенные лица канцлера – Жомини и Гамбургер. Горчаков явно проспал проблему. Он не настоял перед императором на необходимости еще в конце ноября довести до Вены простую, но важнейшую мысль: в окончательных условиях мира будут непременно учтены интересы Австро-Венгрии в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями. А может быть, российский канцлер все же не хотел делать этого?..
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
