Текст книги "По следам «Турецкого гамбита», или Русская «полупобеда» 1878 года"

Лондон взорвался бы от возмущения, и броненосцы Хорнби с первой попытки прошли бы Дарданеллы и появились у османской столицы. Но открыли бы они огонь, как убеждал Фандорин генерала Соболева в фильме «Турецкий гамбит»? Конечно же нет! Да куда и в кого стрелять?

Сложилась бы качественно новая ситуация с иным набором импульсов и направлений развития реальности, в которой возможность откровенного англо-русского торга по поводу дележа османского наследия выступала бы с гораздо большей вероятностью, нежели перспектива их вооруженного столкновения. Разумеется, каждая из сторон стала бы активно готовиться к войне. Англичане призвали бы резервистов, выписали бы из Индии сипаев… Русские захватили бы форты на азиатском берегу Босфора, стали бы срочно собирать и подвозить тяжелую артиллерию и ускоренно готовиться к минированию пролива. А тем временем из Лондона и Петербурга в Вену, Берлин и Париж полетели бы депеши и отправились спецпосланники с одной лишь целью – заручиться немедленной поддержкой на случай начала военных действий. Но, разделяемые лишь береговой линией Босфора, встретившись в Константинополе, противники быстрее и лучше поняли бы друг друга и договорились. Как бы могла выглядеть история в таком случае? А вот так…

В Петербурге Лофтус паковал чемоданы, а в Константинополе встречи Игнатьева и Нелидова с Лайардом проходили каждый день. После первых бурных заявлений возобладал конструктивный тон – что же делать дальше? Покинутый турецкой администрацией огромный Константинополь требовал организации управления и снабжения. Приехав к английскому послу, Николай Николаевич стал убеждать его, не дожидаясь исхода конфликта, незамедлительно затребовать у Лондона хотя бы пехотный батальон для осуществления патрульной службы и охраны дипломатических представительств. Вскоре на встречах Игнатьева и Нелидова с Лайардом стала кроиться карта послевоенного устройства Балканского полуострова. Однако основные усилия российских представителей сосредоточились на удержании в руках России главного приза победоносной войны – Верхнего Босфора. Игнатьев и Нелидов прокручивали разные варианты англо-русского соглашения на этот счет. (Александр Иванович вместе с английским послом стал бы трудиться над решением этой задачи не в 1896 г., а на восемнадцать лет раньше.)

Тем временем в Петербурге уже никто не вспоминал об условиях «прелиминарного» договора. Острота кризиса толкала к решительной переоценке ранее твердо отстаиваемых позиций. Недальновидное и упрямое – «по Болгарии ни шагу назад» – быстро сменилось гибким императорским подходом – «мне безразлично, сколько Болгарий будет на Балканах». Активность канцлера поражала всех, он вместе с Милютиным страстно убеждал императора вернуться к предвоенным соглашениям с Веной и максимально задобрить ее на Балканах. В создавшейся ситуации это уже понимал и сам Александр II. После предварительного согласования позиций по телеграфу царь отправился на встречу с Францем-Иосифом и Андраши. Рейхштадт II состоялся по повестке, которая была лишь обозначена перед войной в Будапеште, – полного краха Османской империи в Европе. Вена сохраняла за собой право на аннексию Боснии и Герцеговины, император России признавал приоритет ее политических и экономических интересов в западной части Балканского полуострова. В свою очередь венский кабинет соглашался на переход Верхнего Босфора в руки России. По вопросу Константинополя стороны решили на предстоящем конгрессе отстаивать его переход в статус вольного города под контролем комиссии европейских держав.

Одновременно в Бухаресте Обручев и Бобриков выработали проект нового русско-румынского соглашения, по которому Южная Бессарабия оставалась в составе румынского королевства, Россия же сроком на два года оккупировала Добруджу, а по истечении этого срока определяла ее судьбу вместе с Болгарией и Румынией при посредничестве великих держав, сохраняя за собой стратегические участки на южном берегу устья Дуная.

Но, пожалуй, самое главное после захвата русскими Босфора произошло в Берлине. Несмотря на то что англо-русские отношения балансировали на грани войны, Шувалов получил телеграмму Горчакова с предписанием срочно выехать из Лондона в Берлин на встречу с Бисмарком. В германской столице посла ждал конверт с личным посланием Александра II Вильгельму I и подробными инструкциями. Шувалов должен был предложить проект нового русско-германского соглашения о взаимных гарантиях безопасности: российский император признавал незыблемой границу Германской империи с Францией в обмен на германскую поддержку приобретений России в ходе последней войны с Турцией. (По сути, граф Петр Андреевич должен был произнести те самые слова, которые спустя девять лет он произнес в Берлине: России будет безразлично, если Германия повторно разобьет Францию «или даже посадит прусского генерала парижским губернатором».) В Петербурге не сомневались в успехе миссии Шувалова, тем не менее после встречи с Францем-Иосифом Александр II намеревался отправиться в Берлин. Шувалову же, после встречи с Бисмарком, надлежало вернуться в Лондон. И не успел российский посол покинуть Берлин, как к границе с Францией были стянуты дополнительные германские войска…

По другую сторону Ла-Манша британская столица уже длительное время находилась во власти скверной погоды – небо над ней сковывали свинцовые тучи. Большинство членов кабинета продолжали метаться в своих суждениях, но все чаще высказывались в пользу соглашения с русскими. Речь шла уже лишь о том, как с помошью шумных военных приготовлений и угроз в адрес России добиться максимальных приобретений на Ближнем Востоке. Дизраэли прекрасно понимал, что, захватив Босфор, Россия уже никогда сама не уйдет оттуда, а прогнать ее – для этого сейчас нет реальных возможностей, нет «европейской пехоты». Да и стоит ли напрягаться?

1878 г. принципиально отличался от 1853-го, и ситуация складывалась не в пользу Англии. Более того, предвоенные опасения премьера о кольце изоляции вокруг Британии, похоже, начинали сбываться. Венский «налим» по имени Андраши никак не хотел заплывать в британские сети, а известие о предстоящей встрече Александра II с Францем-Иосифом явилось последним звонком… Теперь прорывать изоляцию приходилось только на русском направлении. И контуры соглашения обрисовались быстро: Босфор пусть русские оставят себе, а вот Дарданеллы должны быть нейтрализованы; Англии отходили остров Лесбос с прекрасной бухтой у Митилены и Кипр. Добиваться этого от турок теперь было бессмысленно, они раздавлены и выкинуты в Азию. Русские перехватили инициативу. А раздел Турции с Россией, возможно, создаст перспективные заделы на будущее… и, как знать, может быть, со временем удастся привязать русского медведя к колеснице Британской империи, ведь «Большая игра» должна продолжаться…

Переговоры Шувалова с Солсбери и Дизраэли оказались на удивление скоротечными. Как только стороны выложили карты на стол, торг состоялся, и 1 (13) мая 1878 г. в… Берлине? Вене? Париже? Лондоне! В британской столице открылся европейский конгресс…

Только решительность Александра II, доведшая русскую армию до высот Константинополя и берегов Босфора, развернувшая российскую дипломатию к последовательному укреплению континентального блока, способна была заставить Лондон пойти на мирный раздел Османской империи с учетом незыблемости русских знамен над Босфором. А для достижения такого результата вовсе ни к чему было строить планы каперской войны против «владычицы морей», отвлекающего удара через Среднюю Азию в направлении Индии, о чем мечтал М.Д. Скобелев[1768]1768
  См.: Записка генерал-адъютанта М.Д. Скобелева о походе в Индию // В кн.: Широкорад А.Б. Россия – Англия: неизвестная война, 1857–1907. М.: АСТ, 2003. Приложение. С. 488–500.


[Закрыть], и поддержки антибританских группировок в Афганистане. Ведь Дизраэли откровенно говорил Шувалову перед войной: по Балканам и Ближнему Востоку мы сможем договориться, но не суйтесь в Афганистан. Отвечать на появление в Мраморном море четырех британских броненосцев интригами на афгано-индийском направлении – очередной стратегический просчет. К началу 1878 г. соответствующий эффект во многом был уже достигнут среднеазиатскими завоеваниями Петербурга, и лондонские политики были сильно встревожены перспективами двойного обхвата Британской империи ударами русских на Константинополь и Индию. В «Большой игре» с Англией мог наступить решительный перелом, который, однако, вовсе не подразумевал, что русский медведь будет лишь сильнее дразнить британского льва.

В исторической литературе и на интернет-форумах[1769]1769
  См.: http://ms74.ru/forums/viewtopic.php?id=93&p=3


[Закрыть] варианты противоборства Англии и России, в случае захвата русскими Босфора в начале 1878 г., традиционно рассматриваются с позиций военных возможностей двух империй. Все это относится к ситуации, когда в Петербурге спали и видели нацеленность британского руководства лишь на военные средства решения конфликта. Но в этом-то и была огромная ошибка. Надо было не голосить по поводу военных приготовлений Англии, а, опираясь на силовые позиции у Константинополя и Босфора, урегулированность отношений с Австро-Венгрией по Балканам, стратегический обмен гарантиями с Германией, самим приглашать англичан в султанскую столицу участвовать в послевоенном обустройстве этого стратегического региона: идите сюда, и, при незыблемости нашего главного завоевания, мы готовы на любые уступки, и давайте наконец-то поделим наследство рухнувшего «больного человека». При таком подходе ни о какой войне с Англией и речи быть не могло. Зачем она прагматичному Лондону в ситуации прогнозируемых военных рисков колониального расширения и великой депрессии, поразившей Великобританию после биржевого краха 1873 г. и продолжавшейся аж до конца XIX в.[1770]1770
  На этом крайне интересном и весьма поучительном экономическом сюжете я не имею возможности остановиться в настоящей книге, заинтересовавшихся же могу отослать хотя бы к первой главе «Три столпа британской империи» книги У.Ф. Энгаля «Столетие Войны. Англо-американская нефтяная политика и Новый Мировой Порядок». См.: http://lib.rus.ec/b/163663/read


[Закрыть]

«Сомнительно, чтобы возможно было добиться лучших условий мира, взяв Константинополь и не обращая внимания на угрозы Англии», – пишет Н.В. Скрицкий. «Англии незачем было воевать с Россией ни на Балтике, ни на Черном море, – продолжает он. – Достаточно было закрыть выход из Дарданелл, и до ликвидации конфликта вся торговля России на юге (в первую очередь вывоз хлеба) была бы прервана»[1771]1771
  Скрицкий Н.В. Указ. соч. С. 398.


[Закрыть]. Казалось бы, аргумент более чем весомый. Но…

Английское правительство могло в любой момент закрутить экспортные гайки своим российским коллегам и при султанском господстве в проливах. Но оно этого никогда не делало даже в периоды конфронтаций с Россией. Почему? Да просто потому, что ему не позволили бы этого сделать. В 1870-х гг. доля Великобритании в российском экспорте составляла 40%, в импорте – 27%[1772]1772
  Так утверждал в 1908 г. в речи на открытии Англо-Русской торговой палаты министр торговли и промышленности России В.И. Тимирязев. В последующие годы британская доля в российском экспорте снизилась до 22%, в импорте – до 16%. Происходило это прежде всего за счет роста соответствующих долей Германии. См.: Томпстон С.Р. Российская внешняя торговля XIX – начала XX в.: организация и финансирование. М.: РОССПЭН, 2008. С. 231.


[Закрыть]. Но определяющим было то, что даже к концу XIX в. более 90% российских морских грузоперевозок осуществлялось на иностранных судах, а позиции британского капитала в финансировании российской внешней торговли «оставались доминирующими»[1773]1773
  Томпстон С.Р. Российская внешняя торговля XIX – начала XX в.: организация и финансирование. М.: РОССПЭН, 2008. С. 231; См. также: Эфенди-заде Д.М. Русский морской торговый флот на рубеже XIX–XX вв. // Исторические записки. Т. 105. М., 1980. С. 255–272.


[Закрыть]. Наносить же ущерб интересам британского капитала было не в традициях кабинета ее величества. Помимо этого, перекрыть русскую торговлю через Дарданеллы – для англичан это означало самим увеличить ее потоки через Германию и таким образом укрепить экономические основы русско-германского альянса. Для таких действий в Лондоне дураков не было.

Так что аргумент Скрицкого – это холостой выстрел, который только усиливает весомость иных аргументов, – в пользу возможностей без военного столкновения с Англией, но обязательно «взяв Константинополь», обрести берега Верхнего Босфора, сторговавшись с Лондоном по разделу османских владений.

И не было бы никакой ополчившейся на Россию «объединенной Европы», как о том пишет Н.А. Нарочницкая. Потому что самым прочным гарантом англо-русского соглашения о переходе Босфора под контроль России была бы дубина континентального блока, занесенная над Лондоном. И коваться она должна была прежде всего в Петербурге отказом от мелочных претензий к Вене по Балканам и самым главным инструментом – стратегическим разменом с Берлином: гарантии на Эльзас и Лотарингию в обмен гарантий на Верхний Босфор.

И вот в таком виде в 1877–1878 гг. состоялся бы уже не «турецкий», а «русский» гамбит. Изможденная войной, но сбросившая груз мелочных амбиций и обретшая по-настоящему великую цель, Россия стала бы творить новую европейскую реальность в своих, подлинно национально-государственных интересах.

Но Александр II не сумел, побоялся так расколоть Европу к выгоде России. И Европа стала раскалываться иначе. В итоге ее раскололи другие и против Германии, и против России. Николай II повторил ошибку своего деда, когда отказался от захвата Босфора в сговоре с Англией при опоре на Германию. Вместо этого он увяз в антигерманской игре Парижа и Лондона, а в августе 1914 г., противодействуя Австро-Венгрии на Балканах, так вступился за сербов, что привел в действие спусковой механизм европейской катастрофы и последующего разрушения российского государства. Чудовищный итог политики русских царей.

«Австро-германский союз 1879 года, – пишет Н.А. Нарочницкая, – стал роковой вехой, началом оформления коалиций, которые в дальнейшем столкнулись в Первой мировой войне. Германия дорого заплатила за этот маневр Бисмарка, так как этот договор лишь привел к провалу главной цели самого “железного канцлера” – изоляции Франции»[1774]1774
  Нарочницкая Н.А. Указ. соч. С. 166.


[Закрыть]. Но такой же роковой вехой можно считать нерешительность Александра II. Российский император и его канцлер не озаботились сколачиванием «коалиции» для прорыва к черноморским проливам под знаменами освободительной войны. Не сумели организовать главного, однако увязли во второстепенном и раздражение от стыда за собственные ошибки обратили на Берлин и Вену. Да так, что «железный канцлер» вынужден был в 1879 г. «сманеврировать» – прикрыться от раздраженных петербургских неудачников оборонительным договором с Австро-Венгрией.

«Три белых коня – декабрь, январь, и февраль» 1877 и 1878 гг. – унесли Россию не туда… Несбывшееся в эти зимние месяцы стало отправной точкой иного выбора – того пути, по которому петербургские правители довели Российскую империю до роковых решений августа 1914 г.

Вместо того чтобы последовательно направлять основные усилия на достижение стратегических целей в черноморских проливах, Петербург увлекся разборками с Веной из-за Балкан. В отношениях с Берлином искрило во многом по той же причине – острых разногласий с Австро-Венгрией. В итоге континентальный блок никак не складывался. Из-за болгарского кризиса 1885 г. распался возобновленный в 1881 г. «Союз трех императоров». А время неумолимо шло, убавляя шансы России поднять свои флаги над Босфором. Период бисмарковской незаинтересованности в Восточном вопросе близился к концу, и Германия все пристальнее вглядывалась в турецкое наследство.

В конце концов черноморские проливы Петербургу все же пообещали, но уже его новые «друзья» из Парижа и Лондона, и в оплату за верность антигерманскому курсу. И платить пришлось. Вот только в процессе платежа не стало самого плательщика – Российской империи.

Если москвичей испортил квартирный вопрос, то Российскую империю сгубила нерешенность двух вопросов – Крестьянского и Восточного.

Обновленная Ататюрком южная соседка России сумела сохраниться в Европе и остаться хозяйской черноморских проливов. И уже с новой Турцией приходилось считаться и даже заигрывать другой России – Советской. Когда же после Второй мировой войны заигрывать надоело, то заполучить военные базы в Босфоре не получилось даже у И.В. Сталина. Тем временем турецкие лидеры, напуганные натиском СССР, устремились в НАТО. Далее же – американские ракеты «Юпитер» появляются в районе Измира, советские – на Кубе, и в результате – мир балансирует на грани ядерной войны в ходе Карибского кризиса.

Сегодня сохранение Турции в Европе – большая проблема для самой Европы. В Кремле же серьезно опасаются, что через черноморские проливы с легкостью пройдут уже не только боевые корабли НАТО с грузом «бутилированной воды», но и фрегаты альянса с новейшей противоракетной системой «Иджис». А тут еще проекты газового экспорта, Сочинская олимпиада… И приходится обещать Анкаре атомную электростанцию стоимостью 20 млрд долларов в то время, когда России самой нужны огромные финансовые ресурсы для ускоренного развития. Вот такая цена той исторической ошибки – «полупобеды» 1878 года.

Вместо заключения, или Еще раз о роли личности в истории

«Возня под Плевной», «Шипкинское сидение», «Константинопольское стояние»… Доблесть ратного труда и самопожертвования солдат, офицеров, генералов… Но одновременно это вехи военной и политической неискусности российского руководства – императора Александра II, канцлера Горчакова и великого князя Николая Николаевича… Это показатели их низкой управленческой эффективности в сравнении с Бисмарком, Дизраэли, Андраши.

Россия не утвердилась на берегах Босфора в 1878 г. не от того, что у нее не хватало сил или слишком грозными были реальные намерения противников. Решение этой задачи оказалось не по зубам политическому и военному руководству России тех лет. Масштаб задачи явно превышал масштаб их личностей. И прежде всего это относилось к самому российскому императору.

Вглядитесь в изображения Александра II военной поры – вам предстанет лицо крайне утомленного пожилого человека. Измученная многолетними терзаниями двойной семейной жизни, его израненная войной душа уже была не способна на энергичные порывы. Он оказался на пределе своих возможностей, глубоко страдал и часто плакал Именно поэтому, а не по соображениям государственной необходимости, император покинул армию на пороге решающих событий. Он уехал искать утешения в объятиях Екатерины Долгорукой. По-человечески все понятно… но ведь он – хозяин гигантской империи и в ответе за ее интересы. Потому и нет оправдания его действиям. А вскоре примеру императора последует и его брат – главнокомандующий русской Дунайской армией великий князь Николай Николаевич. Он тоже сочтет себя вправе не двинуться с армией к Босфору, а отправиться лечиться в Петербург… к балерине Екатерине Числовой. Как, впрочем, еще ранее укатят в столицу пузановы и борейши… «лечиться» к своим «балеринам».

«Тут нет единой железной воли, нет животворящей мысли, всем руководящей. А без этих двух условий войска – мертвая масса, которая будет славно умирать, но непроизводительно»[1775]1775
  Игнатьев Н.П. Походные письма… С. 163.


[Закрыть]. Эти слова написаны во время войны Н.П. Игнатьевым. Но подобным образом думали в то время очень многие, и не только в России. В Берлине Мольтке откровенно обвинял российских «распорядителей» балканской кампании в неэффективности ее проведения[1776]1776
  Там же. С. 207.


[Закрыть]. И все чаще упреки обращались к российскому императору. «Увы, он далек от мною желаемого, – писал о нем во время войны Игнатьев, – и не выкупает качествами человеческими недостатков характера и ума!»[1777]1777
  Там же. С. 219.


[Закрыть]

Отсутствие «единой железной воли» и нерешительность – это не только характеристики верховного командования русской армии, но и две «ахиллесовы пяты» стиля управления Александра II в целом. С этой вершины они как вирус распространялись по всей государственной машине, часто губя решительные порывы отдельных ее руководителей. А где нет «единой железной воли» – там нет и должной дисциплины и организованности, а в итоге – нет и выгодной реальности.

«Нужна еще трость Петра Великого!» – в этом Игнатьев был абсолютно прав[1778]1778
  Там же. С. 220.


[Закрыть]. Дисциплинирующей и мобилизующей «трости» очень не хватало в то время руководству русской армии и дипломатии. Это личностям масштаба Петра I была под силу задача прорыва к черноморским проливам. Команда же Александра II в 1877–1878 гг. оставила иные следы в истории – следы «турецкого гамбита».