Автор книги: Игорь Козлов
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 37 (всего у книги 55 страниц)
Но то, что не было известно Петербургу и Лондону, было-таки известно Одессе. 27 января (8 февраля) английский генеральный консул в Одессе Стенли телеграфировал Дерби:
«Условия перемирия стали здесь известны еще 6 дней назад. Они были получены от великого князя Николая 21 января и напечатаны в тот же вечер. Я не телеграфировал их вашей светлости, так как думал, что они, конечно же, известны в Петербурге и переданы в Лондон»[1059]1059
The Times. 1878. February 13.
[Закрыть].
Но в Петербурге подробные условия перемирия были опубликованы только 28 января (9 февраля).
Получается, что в течение целых восьми дней телеграммы Лайарда были для Лондона единственным источником, по которому можно было составить представление об условиях перемирия в отношении Константинополя, Галлиполи и проливов. Поэтому в британской столице возобладали представления, что «перемирие заключено», «военные действия приостановлены», а русские войска продолжают вытеснять турок с последнего оборонительного рубежа на пути к Константинополю.
Но вряд ли стоит «вешать всех собак» на Лайарда, будто бы он сознательно нагнетал напряженность, извращая информацию. Подобные обвинения в адрес английского посла будут оправданы, если он, отправляя свои тревожные телеграммы 21–25 января (2–6 февраля), знал все условия перемирия, но отказывался их учитывать при оценке происходящих событий. Однако похоже, Лайард этого не знал. «Таймс», со ссылкой на сообщение из Перы (европейской части Константинополя) от 3 (15) февраля, писала, что впервые британский посол узнал об условиях перемирия 25 января (6 февраля)[1060]1060
The Times. 1878. February 18.
[Закрыть]. Именно в этот день в Константинополь из Адрианополя явились турецкие представители, доставившие официальный текст соглашения о перемирии. Они «преодолели 30 миль за 4 дня», и неудивительно, что такой «оперативностью» способствовали нарастанию непонимания, подозрений и домыслов[1061]1061
The Times. 1878. February 25.
[Закрыть]. А вот после 25 января (6 февраля) телеграммы Лайарда свидетельствуют уже о его знании полного текста соглашения о перемирии. Так, 26 января (8 февраля) посол направил Дерби ответ на его запрос:
«Исходя из вашей вчерашней телеграммы с вопросом об оккупации русскими линий Чаталджи, я имею честь подтвердить, что русские оккупировали Чаталджу и настояли на отводе турецких войск за линии Чекмедже. Орудия в основном удалены, но сама линия является нейтральной зоной (курсив мой. – И.К.) и не была занята русскими»[1062]1062
The Times. 1878. February 13.
[Закрыть]. Как видим, коррекция телеграмм существенна: если сначала из них следовало, что русские, заставив турок очистить рубеж Деркос – Беюк-Чекмедже, готовы занять его сами, то теперь – это нейтральная зона, не занятая войсками обеих сторон.
Утром 27 января (8 февраля) Дерби получил официальный текст оснований мира, переданный Лофтусом по телеграфу из Петербурга. Картина требований российского императора к поверженной Порте приобретала законченный вид. Вот на таком информационном фоне лондонским правительством и было принято решение, на несколько месяцев приковавшее к себе внимание всей Европы и обнажившее новые возможности развития балканской ситуации.
27 января (8 февраля) в 14.00 на Даунинг-стрит собрался кабинет. Обсуждение основной темы было кратким. «Все придерживались того мнения, – записал в своем дневнике Дерби, – что не будет большим риском послать часть флота к Константинополю; война заканчивалась и было вполне допустимым позволить себе некоторые нарушения» (в режиме проливов. – И.К.). Вызвал обсуждение лишь вопрос о количестве кораблей. Сошлись «на двух больших и двух маленьких»[1063]1063
A Selection from the Diaries of Edward Henry Stanley 15th Earl of Derby… P. 503.
[Закрыть]. Затем в Безикскую бухту полетела телеграмма с приказом Хорнби вновь направить броненосцы к Константинополю.
После заседания правительства Дерби выступил с заявлением в палате лордов. Он сделал акцент на оправдании опасений Лайарда: оставление турками последней оборонительной линии на пути к столице приведет к тому, что «русские смогут войти в Константинополь когда пожелают». И далее прозвучал вывод:
«…страх перед русской оккупацией привел к нарастанию хаоса, и в этих условиях было вполне благоразумным послать часть флота к Константинополю с целью защиты, в случае необходимости, британских подданных. Делая этот шаг, правительство стремилось избежать всех угрожающих проявлений и поэтому сообщило о своих намерениях нейтральным державам, приглашая их совершить аналогичные действия»[1064]1064
The Times. 1878. February 9.
[Закрыть].
Лорд Гренвилл спросил Дерби: получило ли правительство разрешение султана на проход эскадры через Дарданеллы? Последовавший ответ не отличался определенностью: «некоторое время назад мы запрашивали фирман султана на проход нашего флота», однако в настоящее время «по известным обстоятельствам» он недействителен. В то же время Порта, по словам Дерби, заверила лондонский кабинет, что с ее стороны будут даны необходимые распоряжения комендантам дарданелльских фортов, с целью предотвратить возможные инциденты в будущем. После обсуждения заявления Дерби палата лордов одобрила действия правительства 204 голосами против 124[1065]1065
Ibid.
[Закрыть].
В то время, когда Дерби выступал в палате лордов, адмирал Хорнби уже получил приказ пройти Дарданеллы. На следующий день, 28 января (9 февраля), шесть броненосцев снялись с якоря в Безикской бухте и двинулись в указанном направлении.
Проблем с телеграфом у англичан было не меньше, чем у русских: связь с Константинополем осуществлялась через Бомбей[1066]1066
A Selection from the Diaries of Edward Henry Stanley 15th Earl of Derby… P. 502.
[Закрыть]. Поэтому британское посольство в турецкой столице узнало о выступлении флота, когда тот был уже у Дарданелл. Лайард немедленно отправился во дворец султана, но было уже поздно. К своему удивлению, адмирал Хорнби обнаружил, что комендант форта Султанай не получил приказа, разрешающего британской эскадре пройти пролив. Хорнби обратился к Лайарду, который запросил Лондон о дальнейших инструкциях. Как писал корреспондент «Таймс», «британское правительство, кажется, предполагало, что флот может пройти, как это он уже делал ранее», ведь турки заверили, что проблем не будет – комендантов фортов проинструктируют. Не проинструктировали…
Между тем известие о новом появлении британской эскадры в Дарданеллах вызвало в Константинополе взрыв радостного возбуждения в надежде на то, что ее приход избавит столицу от русского вторжения. Особенно это проявилось 29 января (10 февраля), «воскресным утром, когда население высыпало смотреть на прибывающий флот». Но флот так и не появился. «…Англичане, – писал корреспондент “Таймс”, – оказались в болезненно нелепом положении, когда было объявлено, что флот возвращается…» Английский адмирал не стал дожидаться разрешения на проход и тем более рисковать, делая резкие заявления, – он отдал приказ повернуть броненосцы назад, в Безикскую бухту.
В течение воскресенья и понедельника Лайард тщетно пытался получить необходимый для прохода эскадры фирман, а во вторник, 31 января (12 февраля), около полудня пришла телеграмма Дерби, разрешавшая эскадре проигнорировать дозволение султана, пройти Дарданеллы и направиться к Константинополю. «Этот приказ, – писал корреспондент “Таймс”, – сделал ситуацию крайне тревожной, так как Порта под давлением России решила открыть огонь по судам…» Имея под стенами своей столицы русских, турки одновременно готовы были открыть огонь по английским броненосцам в Дарданеллах? Поверить в это было невозможно. Тяжесть понесенных поражений не могла настолько лишить их рассудка.
Было около полуночи, когда под давлением Лайарда и стараниями морского министра Саида-паши было принято решение: фирмана не выдавать, проходу эскадры не препятствовать, но выразить по этому поводу протест[1067]1067
The Times. 1878. February 18.
[Закрыть]. Вот так! Восток – дело тонкое…
Р. Солсбери, ставший ко времени описываемых событий твердым сторонником премьер-министра, заметил: «Если после всего происшедшего флот еще раз вернется в Безикский залив, наше положение станет смехотворным»[1068]1068
Виноградов В.Н. Британский лев на Балканах. С. 155–156.
[Закрыть]. Но подобной перспективы удалось избежать.
31 января (12 февраля), выступая в палате лордов, Дерби выразил твердую уверенность, что когда лорды «соберутся через 48 часов, мы сможем утверждать, что цель, провозглашенная несколько дней назад, достигнута, и наши суда уже у Константинополя»[1069]1069
The Times. 1878. February 13.
[Закрыть].
1 (13) февраля шесть броненосцев королевского флота вместе с «двумя деревянными судами»[1070]1070
Так назвала спутников английских броненосцев «Таймс» (The Times. 1878. February. 16). Скорее всего, одним из этих «деревянных судов» был турецкий транспорт, который присоединился к эскадре еще 10 (22) – 11 (23) января, вторым – «Salamis» (The Times. 1878. February. 9). В отечественной историографии, как правило, упоминаются четыре броненосца и один транспорт, бросившие якоря у Принцевых островов.
[Закрыть] вошли в Дарданеллы. Погода была отвратительная: шквалистый ветер с мокрым снегом дул с востока. Комендант форта Чанак вручил представителю адмирала Хорнби письменный протест, но просил передать ему, что «из соображений гуманности он воздержится от открытия огня». Пройдя узкую часть пролива, флагман адмирала броненосец «Alexandra» сел на мель. Что и говорить, в это время он представлял собой шикарную мишень для тяжелых крупповских орудий дарданельских фортов. Вызволять «Александру» направился «Султан». На следующий день броненосцы «Agincout» и «Swiftsure» Хорнби оставил у Галлиполи стеречь Дарданеллы и своим грозным видом отбивать желание установить мины и запереть эскадру в Мраморном море. Судно «Salamis» было послано в Константинополь для установления связи с Лайардом. И только затем броненосцы «Alexandra», «Sultan», «Temeraire» и «Achilles» малым ходом двинулись вперед и 3 (15) февраля бросили якоря у острова Принкино, в архипелаге Принцевых островов, в 20 км от входа в Босфорский пролив. Броненосцы «Raleigh», «Hotspur» и «Ruby» остались в Безикской бухте. Ожидалось, что к эскадре присоединится находившийся у Мальты броненосец «Devastation»[1071]1071
The Times. 1878. February 16; Clowes Wm.L. The Royal Navy. A History from the Earliest Times to the Death of Queen Victoria. Vol. 7. London: Sampson Low, Marston and Company. 1903. P. 295–296.
[Закрыть].
Если теперь многим в Европе становилось не до смеха, то в турецкой столице кто-то весьма остроумно обобщил эволюции эскадры Хорнби, прикрепив к стене британского посольства объявление: «Между Безикой и Константинополем утерян флот. Нашедшему будет выдано вознаграждение»[1072]1072
История дипломатии. Т. II. С. 124.
[Закрыть].
1 (13) февраля Дерби поспешил направить в Петербург депешу, в которой выразил «искреннюю надежду правительства ее величества на то, что российское правительство не предпримет каких-либо передвижений войск в направлении Галлиполи, так как это угрожало бы коммуникациям английского флота»[1073]1073
The Times. 1878. February 22.
[Закрыть]. Это было мило: мы, в нарушение международно признанного режима проливов, пройдем к Константинополю с целью сдерживать вашу армию, а вы при этом не смейте нам мешать, перекрывая обратный путь. Такой самонадеянной дерзости петербургским политикам стоило бы и поучиться.
Итак, отряд английских броненосцев стал курсировать вблизи Константинополя. Тем временем в Лондоне палата общин подавляющим большинством – 295 голосов против 96 – одобрила выделение правительству 6-миллионного кредита на вооружения. Чтобы представить, много это или мало, достаточно взглянуть на совокупный военный бюджет Великобритании, запланированный на 1878 г. в сумме 27 090 750 фунтов стерлингов. Расходные статьи выглядели следующим образом:
Кредит, приближавшийся к половине всех годовых расходов на британскую армию, безусловно, представлял огромную сумму. Правда, его выделение было оговорено одним условием: если кредит не будет потрачен до 19 февраля (31 марта), то он вернется в казначейство[1075]1075
The Times. 1878. February 7.
[Закрыть]. Возвращать не пришлось. Как следовало из доклада канцлера казначейства в палате общин, на начало апреля из 6 000 000 ф. с., было израсходовано 3 500 000 ф. с. Военные расходы, «включая одобренный кредит, составляли дефицит в размере 2 640 197 ф. с.». Общий же дефицит бюджета страны, запланированный на 1878 г., составлял 4 307 000 ф. с. Но, как отмечал еженедельник «Экономист», «дефицит… не просто был отложен, а практически игнорировался»[1076]1076
The Budget // The Times. 1878. April 5; The Supplementary Estimates // The Economist. 1878. August 10. № 1824. P. 942.
[Закрыть]. Покрывать его увеличение предполагалось, как обычно, выпуском казначейских обязательств (бондов).
Англия не только «расшевелилась», как об этом думал премьер, но и напряглась в предчувствии грозных событий. Все взоры были устремлены к Константинополю.
27 января (8 февраля) Лофтус явился к Горчакову и, выполняя указание Дерби, заявил князю: занятие Чаталджи не может оцениваться иначе как подготовка к захвату Константинополя, что противоречит обещаниям, данным императором Александром[1077]1077
Татищев С.С. Император Александр II. С. 776.
[Закрыть].
В тот же день Горчаков прочитал тревожное донесение Шувалова: «Прекращение военных действий… вызвало лишь еще большее раздражение, и за последнюю неделю вражда к России развилась до невероятной и прямо безумной степени»[1078]1078
Цит. по: Татищев С.С. Император Александр II. С. 776.
[Закрыть]. Искры высокого политического напряжения засверкали и в Петербурге, и в Лондоне. Тем не менее…
Листая электронный архив «Таймс» за январь – февраль 1878 г., в номере от 31 января (12 февраля), полном тревожных сообщений о продвижении русских к Константинополю и военных приготовлениях английского правительства, я наткнулся на объявление: «Фонд помощи русским больным и раненым» (президент – герцог Вестминстер) собирает пожертвования. Признаться, в первые минуты я не поверил своим глазам…
28 января (9 февраля) в восьмом часу вечера Горчаков и Милютин были повторно приглашены в Зимний дворец к императору. Последние события наводили только на одну мысль: произошло что-то очень важное. Александр II находился «в крайне возбужденном состоянии». Поступило официальное заявление лондонского кабинета о направлении части средиземноморской эскадры к Константинополю с целью защиты британских подданных. По словам Милютина, император назвал этот акт «пощечиной нам» и «с горячностью говорил… что честь России ставит ему в обязанность принять решительную меру – ввести наши войска в Константинополь (курсив мой. – И.К.)». Канцлер и военный министр попытались остудить решимость императора, «опасаясь испортить дело излишней поспешностью». Однако император был непреклонен и заявил, «что принимает на одного себя всю ответственность» «перед богом и народом»[1079]1079
Милютин Д.А. Дневник. 1876–1878. С. 377. Татищев С.С. Император Александр II. С. 777.
[Закрыть]. И тут же перешел от слов к делу, попросив Милютина записать телеграмму Николаю Николаевичу.
Возмущение императора было понятно. То, что он предчувствовал, то и сбывалось, и ему начинало казаться, что англичане его просто одурачили.
Горчаков был более сдержан. 3 (15) февраля он телеграфировал Шувалову в Лондон: «Опыт учит нас, что слабость континента подстегивает наглость Англии»[1080]1080
Цит. по: Виноградов В.Н. Британский лев на Балканах. С. 156.
[Закрыть]. Что-то этот «опыт» слишком долго осваивался. Фразу Горчакова еще можно было бы понять в феврале 1876 г., но на дворе стоял февраль 1878-го! И при чем тут «слабость континента», когда Горчаков сам способствовал росту напряженности в отношениях с Веной и Берлином. Вот уж о чем стоило говорить, так это не о «слабости континента», а о слабости главы российского внешнеполитического ведомства.
Ну, а что Шувалов? Узнав о решении английского правительства послать флот в проливы, 27 января (8 февраля) он отправился к Дерби и «нашел министра иностранных дел очень озабоченным и мрачным»[1081]1081
Судя по записям из дневника Дерби, эта встреча с Шуваловым произошла 26 января (7 февраля). См.: A Selection from the Diaries of Edward Henry Stanley, 15th Earl of Derby (1826–93) between September 1869 and March 1878. London, The Royal Historical Society. 1994. P. 502.
[Закрыть]. Шувалов попытался отговорить его от заявления в палате лордов. Однако попытка провалилась: приказ о посылке флота был уже отдан, и выступление Дерби состоялось. Соответствующее заявление в палате общин сделал Норткот. В тот же день Шувалов двумя телеграммами проинформировал Горчакова о случившемся. «Я предупредил Дерби, – писал Шувалов, – что в этом случае (отправка флота в Мраморное море. – И.К.) мы будем считать себя свободными от всех заверений, данных нами относительно Галлиполи и Константинополя»[1082]1082
П.А. Шувалов о Берлинском конгрессе // Красный архив. 1933. Т. 4 (59). С. 88.
[Закрыть].
На следующий день Дерби просил Шувалова повторить Горчакову мирные заверения, ранее высказанные Лофтусом. По мнению госсекретаря, посылка флота – не более чем средство защиты британских подданных.
Однако Шувалов категорически отказался это делать, считая, что не может вводить в заблуждение канцлера «после того, что говорилось другими министрами в парламенте и особенно вне его»[1083]1083
Там же. С. 89.
[Закрыть]. Невиданное дело! Еще две недели назад Шувалов спешно передавал Горчакову мирные заверения лондонского кабинета и, по сути, представлял их доказательствами сговорчивости англичан. А теперь? Похоже, Петр Андреевич был крайне раздражен действиями британского правительства. А тут еще и визит в Лондон эрцгерцога Альбрехта. С какой целью? Продолжение антироссийского сближения Лондона и Вены? На сей раз, как представлялось Шувалову, ему все открылось в истинном свете. Налицо, писал Татищев, было «желание Англии предупредить русских в Дарданеллах, в Константинополе и на Босфоре и с этими залогами в руках явиться на конференцию (курсив мой. – И.К.), приглашение участвовать в которой, сделанное графом Андраши, сент-джеймский кабинет поспешил принять»[1084]1084
Татищев С.С. Император Александр II. С. 776–777.
[Закрыть].
И Шувалов воспылал решимостью. 28 января (9 февраля) в телеграммах Горчакову он советовал «выказать известную энергию», заявив лондонскому кабинету, что его последние действия «освобождают нас от прежних обещаний». Впрочем, на следующий день в его телеграммах появилось одно условие – «если Англия высадит хотя бы одного человека (курсив мой. – И.К.), мы будем вынуждены вступить в Константинополь наравне с ними»[1085]1085
П.А. Шувалов о Берлинском конгрессе. С. 89.
[Закрыть].
Позднее, в августе 1880 г., находясь под огнем критики за якобы неверные советы в отношении занятия Константинополя зимой 1878 г. и уступчивую позицию на Берлинском конгрессе, Шувалов составил записку, в которой представил собственную версию тех событий. «Если мы не вступили в Константинополь, – писал он, – то только потому, что главнокомандующий не решился на это и даже не верил в возможность подобного шага»[1086]1086
Там же. С. 87.
[Закрыть]. В отношении себя Шувалов утверждал, что он советовал занять Константинополь. При этом он ссылался на свои беседы с Дерби и телеграммы Горчакову.
Согласно дневнику Дерби, 30 января (11 февраля) он услышал от встревоженного Шувалова, что «его правительство разослало во все европейские столицы телеграмму с уведомлением, что Россия считает необходимым и целесообразным оккупировать Константинополь»[1087]1087
A Selection from the Diaries of Edward Henry Stanley 15th Earl of Derby… P. 506.
[Закрыть]. Строго говоря, ничего такого в Петербурге не предпринимали, и, похоже, Шувалов, сгущая тона решимости своего правительства, попытался этим надавить на Дерби.
В ответ, по словам Шувалова, Дерби заявил ему, что «если русская армия, войдя в Константинополь (курсив мой. – И.К.), двинется в то же время и на Галлиполи, то это будет равносильно разрыву, а со стороны Англии вызовет объявление войны»[1088]1088
П.А. Шувалов о Берлинском конгрессе. С. 90–91.
[Закрыть]. «Эти слова меня обрадовали, – писал позднее Шувалов, – они оправдали мои предположения. Мы могли, следовательно, войти в Константинополь, не навязывая себе войны с Англией».
1 (13) февраля полученные Шуваловым телеграммы, по словам Дерби, уточнили ситуацию: «русские намерены частью своих сил временно занять Константинополь с той же целью, что и посланный к нему британский флот»[1089]1089
A Selection from the Diaries of Edward Henry Stanley 15th Earl of Derby… P. 507.
[Закрыть]. И в этот же день Шувалов направил телеграмму Горчакову, в которой логика наиболее вероятных действий британского кабинета была представлена так: «Находясь перед Константинополем, они не могут сохранять свою прежнюю позицию запрета нашим войскам вступить в Константинополь, и поэтому английские министры запрещают нам войти в Галлиполи»[1090]1090
П.А. Шувалов о Берлинском конгрессе. С. 91.
[Закрыть]. Вот это Шувалов и назвал своим советом занять Константинополь. И, думается, с такой оценкой можно согласиться. Совет Шувалова был адекватен ситуации, которая явно благоприятствовала вступлению русских войск в Константинополь.
Несмотря на то что 27 января (8 февраля) английское правительство, оповестив кабинеты великих держав о своем решении направить боевую эскадру к Константинополю, пригласило их присоединиться к морской демонстрации Лондона, уже первый полученный ответ явно не внушал оптимизма. Французское правительство заявило, что, прежде чем принять решение о посылке кораблей к Дарданеллам, оно хотело бы «более подробно ознакомиться с положением дел»[1091]1091
A Selection from the Diaries of Edward Henry Stanley 15th Earl of Derby… P. 503.
[Закрыть]. А «положение дел» для Парижа было весьма тревожным. Уже сам факт начала войны России с Турцией вызвал опасения, что отвлечением внимания европейских держав на Восток воспользуется Германия для нового удара по Франции. Корреспонденция, поступавшая в Форин офис из Парижа, убеждала в этом членов британского кабинета[1092]1092
Ibid. P. 414.
[Закрыть]. Французское правительство также очень нервничало по поводу упорно циркулировавших слухов о предстоящем английском вторжении в Египет, что никак не способствовало складыванию англофранцузского альянса по турецким делам, даже несмотря на всю «дружественность», по замечанию Дерби, французских заявлений в адрес Лондона[1093]1093
Ibid. P. 521, 525.
[Закрыть]. А что должны были думать в Париже, когда находившийся там в начале марта 1878 г. принц Уэльский открыто «говорил всем, что Англия должна воспользоваться ситуацией и захватить Египет». Узнав эту «плохую новость» от лорда Гренвилла, Дерби записал в своем дневнике: «Бисмарк вложил эту идею ему в голову, но сейчас она может быть даже полезна, так как отведет от намерений воевать с Россией. Тем не менее Париж – это не то место, где об этом следовало бы говорить»[1094]1094
Ibid. P. 525.
[Закрыть].
Сообщения же из Берлина, поступившие к началу февраля, убеждали Дерби, что «Бисмарк продавливает сдержанность в отношении России» и ему «не нравится идея совместных действий Англии и Австрии»[1095]1095
Ibid. P. 499.
[Закрыть].
Особенно показательными оказались итоги первой, после ввода эскадры Хорнби в проливы, встречи Бисмарка с Расселом. 6 (18) февраля германский канцлер заявил британскому послу, что, несмотря на желание Андраши присоединиться к антироссийским усилиям Англии на Балканах, «вызывает огромные сомнения, чтобы за ним последовал император». По мнению Бисмарка, «Австрия к войне не готова», в России же «война с Англией популярна». «Очевидно, – рассуждал Дерби, – что его очень прельщает такая перспектива (войны России с Англией. – И.К.), и он не будет делать ничего для сохранения мира»[1096]1096
Ibid. P. 510-511.
[Закрыть]. Но эта фраза Дерби имела еще одно четкое понимание: в текущем противостоянии России надежд на Германию у Англии не было никаких.
Что же касалось Андраши, то, набивая себе цену перед Лондоном, он даже не желал обсуждать отправку австрийских кораблей в проливы, но всячески подталкивал к этому Дизраэли.
Оставалась Италия… «Но Италия, – как заметил Дерби, – парализована сменой правительcтва»[1097]1097
Ibid. P. 525.
[Закрыть]. В этих условиях Рим вполне мог и не услышать призыва Лондона к морской демонстрации у Константинополя, ссылаясь на отсутствие единства европейских кабинетов в этом вопросе. Итог не радовал – действовать Лондону приходилось в одиночестве.
После того как 2 (14) февраля телеграмма о проходе Дарданелл эскадрой Хорнби достигла британской столицы, кабинет ее величества снова окунулся в споры о дальнейших действиях. Дерби писал, что в этот день на заседании правительства одни его члены предлагали захватить какой-нибудь остров в качестве «материальной гарантии», «другие высказывались за военную оккупацию нейтральными державами Дарданелл и Босфора, хотя еще ни одна из них не заявила ни малейшего желания принять в этом участие», Норткот «более разумно советовал» стремиться к взаимопониманию с Россией, но при этом не допускать закрытия морского пути в Черное море, Биконсфилд же «вел себя самодовольно». В итоге напряженных споров не прошел ни один вариант. «Мы решили, – писал Дерби, – купить три или четыре турецких броненосца, если, конечно, Порта согласится их нам продать, в чем я сомневался»[1098]1098
Ibid. P. 508.
[Закрыть]. Такое решение было продиктовано опасениями, что русские или захватят, или заставят передать себе турецкие броненосцы, и тогда свое сухопутное доминирование в зоне черноморских проливов они укрепят значительными военно-морскими возможностями.
В то время миротворческая парочка Дерби – Норткот была весьма активна. В беседах с Шуваловым Дерби пытался нащупать основу компромисса и предотвратить разрастание англо-русского конфликта на Балканах. В палате общин Норткот заявлял, что «переговоры между Англией и Россией должны привести к компромиссу». Судя по сообщениям «Таймс», все это даже позволило некоторым британским обозревателям предположить, что переговоры между Англией и Россией в основном повернулись к вопросу проливов, в то время как в отношении русской оккупации Константинополя «молчаливое понимание» уже было достигнуто[1099]1099
The Russians and Constantinopol // The Times. 1878. February 23.
[Закрыть]. Здесь явно звучал намек на то, что если Россия не тронет Дарданелл и гарантирует их Англии, то последняя закроет глаза на русскую оккупацию Константинополя и Босфора. В правительстве и политической элите Лондона были те, кто принял бы такую комбинацию. Но к их числу явно не относились два решающих персонажа – премьер-министр и королева.
Так как же совет Шувалова «занять Константинополь» понял Горчаков? Ответ содержался в телеграмме канцлера от 3 (15) февраля:
И обратим внимание, никаких условностей. Если сравнить это с тем, как вечером 28 января (9 февраля) Горчаков вместе с Милютиным возражал против решительного намерения Александра II «ввести наши войска в Константинополь», то можно предположить, что Шувалов был прав и текст его телеграммы от 1 (13) февраля канцлер понял правильно – как совет занять Константинополь.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
