Текст книги "Зарницы на горизонте (сборник)"

Раздумья о наследии поэта

Муса Джалиль, как поэт и личность, дорог каждому из нас. Как человек, выросший в Оренбуржье и считающий себя его земляком, я с давних пор собираю о нём различные сведения. В особой папке долго сохранялся и бейт его матери, посвящённый трагической судьбе поэта.

Так же, как и юный Муса, я несколько лет проработал в городе Орске бывшей в то время Чкаловской области. Это были годы триумфального возвращения доброго имени поэта из небытия – вторая половина пятидесятых годов. В городе ещё были живы многие соратники юного комсомольца Мусы: кто-то с ним вместе работал, кто-то участвовал вместе с ним в художественной самодеятельности или просто ходил с будущим поэтом, прогуливаясь по городу.

Осенью 1959 года в город приезжали его коллеги – поэт Ахмет Ерикей из Москвы и композитор, бывший оренбуржец Джаудат Файзи из Казани. Встречи с ними проходили в двух дворцах культуры города – «Нефтянике» и «Строителе». На эти встречи пришло очень много орчан, и выступления гостей тогда перемежались с воспоминаниями горожан. Мы их слушали затаив дыхание.

В ту пору в местной газете «Орский рабочий» и областных газетах «Чкаловская правда» и «Комсомольское племя» часто печатались воспоминания бывших друзей и знакомых Мусы Джалиля. Мне особенно запомнились некоторые статьи любителей его поэтического наследия. Некоторые из них уверяли, что вместе с Мусой посещали такие-то газетные редакции, и что поэт там оставлял, мол, свои стихотворения. И частенько писали о том, что такое-то стихотворение, вышедшее в таком-то печатном органе или прочтённое автором на таком-то собрании или встрече, не обнаружено в недавно изданных сборниках поэта. Действительно, это могло так и быть. Видимо, часть ранее напечатанных или прочтённых на каком-то вечере, клубе стихотворений поэт впоследствии перерабатывал заново или изменял название. Или считал их пройденным этапом, не насущным для повторного издания. Например, Ибатулла Таналин, хорошо знавший Мусу и как шакирд медресе «Хусаиния», и как односельчанин поэта Тухфата Ченакая – наставника молодого поэта, писал в областной газете о таких случаях «исчезновения стихотворений» своего современника, точно указав названия их и место опубликования или всенародного оповещения самим автором…

В период между пятидесятыми и девяностыми годами прошлого века творческое наследие Мусы Джалиля изучали и освещали в печати многие деятели литературы всего Советского Союза. О героической жизни его сложены песни, написаны стихи, поэмы, а также его судьба была отражена и на страницах некоторых крупных прозаических произведений. Если собрать всё это вместе, можно было бы заполнить несколько книжных томов. Я помню, что известный писатель из Башкортостана, бывший шакирд медресе «Хусаиния» Сагит Агиш отразил период их совместной учёбы и начало творческих исканий в годы установления советской власти в Оренбуржье в одной из своих повестей. (Название повести сейчас не помню, читал её в начале семидесятых годов.) И казахский писатель Турсунбек Какишев во время одной из встреч как-то вспоминал, что образ Мусы Джалиля отражён в его книге. Но расспросить об этом подробнее и записать для себя название книги почему-то не сумел. Этот разговор состоялся в дни юбилея классика казахской литературы Сабита Муканова (1900–1973) в Алма-Ате летом 1990 года. Тогда было также сообщено, что в автобиографической трилогии С. Муканова «Школа жизни» (1949–1964) отражён образ и молодого поэта, активного журналиста Мусы Джалиля конца двадцатых, начала тридцатых годов. Сабит-ага в двадцатых годах учился в Оренбургском рабфаке, где, естественно, общался с активной татарской молодёжью города тех лет. А потом они с Джалилем, видимо, встречались и в Москве. Об этом когда-то говорил мне Гази-ага Кашшаф. Но, к сожалению, роман-трилогию академика Академии Казахской ССР в годы советской власти нам не удалось перевести на татарский язык. Объём романа был очень большим для нашего издательства. (Фактически в те годы обмену литературных произведений между родственными народами уделялось много внимания.) Небольшая часть этой трилогии, охватывающая начальные годы жизни автора, была переведена на татарский язык и издана в 1960 году тоненькой книжечкой под названием «Мәктәп» («Школа»). Надо также отметить, что в 1990 году в библиотеке дома-музея Сабита Муканова в Алма-Ате было много книг на татарском языке. И часть из них была подарена ему авторами этих книг. И книги Мусы Джалиля, изданные на казахском и татарском языках, имелись на полках этой библиотеки.

Да, в 1970–1980-х годах я много общался с писателями и другими деятелями республик Средней Азии: казахами, узбеками, каракалпаками. Знаю их любовно-трепетное отношение к творчествам классиков нашей литературы. Например, произведения Габдуллы Тукая, Мусы Джалиля, Галимджана Ибрагимова переводились часто и издавались регулярно во всех среднеазиатских республиках. А поэты и прозаики этих же республик создавали также и свои произведения, посвящённые Г. Тукаю и М. Джалилю. В последние годы особенно много внимания уделялось личности Мусы Джалиля и героическим подвигам джалиловцев. Но множество таких творческих трудов наших собратьев остаются пока неизвестными джалиловедам и читателям. На татарский язык переведено всего несколько подобных трудов. Например, один из первых поэтических трудов, посвящённых героизму Мусы Джалиля, написал казахский акын, бывший участник боёв на том же Волховском фронте Жубан Мулдагалиев. Его поэма «Үлемсез җыр» («Бессмертная песня») вышла в издательстве «Жазушы» в Алма-Ате в 1956 году. На татарский язык поэма была переведена в 1962 году.

В Узбекистане активными пропагандистами татарской литературы, татарской поэзии были также писатели старшего поколения. В организации перевода произведений Мусы Джалиля и выпуске их сборника особое усердие проявляли поэт и прозаик Асгать Мухтар, автор-переводчик Абулла Уразаев. А поиском соратников М. Джалиля и джалиловцев среди бывших пленников фашистов в период Великой Отечественной войны занимался наш земляк, проживавший после войны в Ташкенте Исхак Забиров. В те годы он собрал большое количество воспоминаний о борьбе наших соотечественников с фашистами в их тылу. И среди них было много новых известий о деятельности джалиловцев. Жаль только, что не все собранные И. Забировым воспоминания героев войны были изданы у нас. А опубликованные им в Узбекистане материалы, к сожалению, не дошли до нас.

И русские писатели приняли самое активное участие в пропаганде бессмертных стихов М. Джалиля из цикла «Моабитских тетрадей». Благодаря Константину Симонову и Александру Фадееву этот цикл стихов был пущен в оборот сразу же после смерти И. В. Сталина, считавшего всех пленённых немцами наших бойцов врагами родины. «Для меня нет пленных, есть только предатели», – говорил он. День 25 апреля 1953 года все мы должны признать вторым днём рождения великого нашего поэта. Именно в этот день в «Литературной газете» Союза писателей СССР вышли некоторые значимые стихи из «Моабитских тетрадей» М. Джалиля в переводе его довоенного друга Ильи Френкеля. Эта страница газеты начинается с небольшого вступительного слова главного редактора Константина Симонова. Это он, находясь в командировке в Бельгии, разузнал о судьбе второго (фактически первым вынесенного из Моабитской тюрьмы Берлина) блокнота Мусы Джалиля со стихами из этого цикла. Из тюрьмы их вынес, спрятав в лохмотьях одежды, бельгиец Андре Тиммерманц. Случайно узнав об этом событии в посольстве Бельгии, К. Симонов разыскал этого человека, расспросил о судьбе его сокамерника Мусы Джалиля. Узнал, за что поэт и его товарищи были посажены в тюрьму и т. д. Возвратившись в Москву, он сообщил о своём мнении относительно судьбы Мусы и остальных джалиловцев бывшему в те годы первым секретарём Союза писателей СССР Александру Фадееву. А у Фадеева к тому времени были уже кое-какие сведения о судьбе поэта, знакомого ему по совместной работе. (В середине тридцатых годов Муса Джалиль был активным участником Московской организации Союза писателей СССР, являясь членом секции татарских писателей. А потом, возглавив Союз писателей Татарской АССР, находился в непосредственном подчинении А. А. Фадееву.) А. Фадееву уже было доложено о нахождении среди различных бумаг, захваченных после взятия Берлина, записки поэта с сообщением о своей судьбе. Об этом тогда же он уведомил и жену поэта – Амину. Но доказать невиновность М. Джалиля перед высшими органами, основываясь только на этой записке, он не мог. А потом, через год, ему было также доложено о возвращении на родину первого блокнота со стихами из цикла «Моабитских тетрадей». Это произошло летом 1946 года.

Об этом случае нам когда-то подробно рассказывал и участник данного события Гази-ага Кашшаф. В середине сентября 1967 года нас, трёх писателей, отправили в Москву для участия в похоронах поэта Ахмета Ерикея. Председатель правления Мирсай-ага Амир по какой-то причине не смог тогда поехать сам, отправил двух заместителей: Гази Кашшафа, Заки Нури и меня, как представителя Литфонда СССР. После чаепития, когда в купе поезда мы остались только втроём, я спросил у Гази Кашшафа: «Как произошло это трагическое событие, связанное с возвращением первого экземпляра «Моабитских тетрадей»?» Некоторые писатели старшего поколения об этом событии кое-что знали. Но подробностей не сообщали. О том, что в тот день в Союз писателей были приглашены ещё несколько человек, в их числе и Гази-ага, состоявший тогда в штате Союза писателей как редактор журнала, я слышал. В этот вечер в купе и Заки Нури поддержал меня, сказав: «Расскажи, расскажи Гази-ага, и я, может быть, подробнее узнаю о событиях этого дня от живого свидетеля». Вот о чём поведал нам друг и доверенное лицо Мусы Джалиля.

Некий капитан Нигъмат Терегулов приехал тогда в Казань, имея на руках блокнот со стихами Мусы Джалиля. Он тоже был в плену, состоял в одном из батальонов легионеров, направленных фашистами для подавления отряда участников французского сопротивления. Этот батальон сразу же покинул свои позиции и, перейдя на сторону французов, активно боролся против немцев. Когда закончилась война, всех бывших пленных собрали в различные фильтрационные лагеря для проверки их степени виновности. Нигъмат имел на руках хорошую характеристику, выданную французским командованием. Поэтому следственная комиссия, созданная для фильтрации, отпустила его домой без особой волокиты. Вот тогда кто-то ему и дал рукописи стихов поэта для передачи в Союз писателей Татарстана. (Гази-ага назвал и фамилию того человека, но я сейчас уже не помню его. Надеясь на память, не записал в блокнот.) Вот так, выполняя своё завещание перед бывшими товарищами, и приехал в то время Нигъмат Терегулов из Башкортостана в Казань. Здесь его арестовали, прямо в присутствии сотрудников аппарата Союза писателей. Да, кто-то об этом человеке успел доложить в органы государственной безопасности. И его вместе с блокнотом стихов поэта увезли тогда в небытие. (Гази-ага знал и сообщил нам тогда и имя предателя. Но для сегодняшнего читателя, думаю, оно не так уж интересно. Дело это было давно и притом в очень и очень сложное время, когда любого человека могли посадить и расстрелять ни за что.) Судьба Нигъмата Терегулова, кажется, до сих пор не выяснена.

Но один положительный факт от этой истории остался – сохранена рукопись стихов поэта. Мы сейчас ежегодно в день рождения Мусы Джалиля можем подержать в руках блокнот «Моабитских тетрадей», хранимый на надёжных полках архива. По рассказу Гази-ага Кашшафа, эта рукопись сыграла свою важную роль при возвращении доброго имени Мусы Джалиля в апреле 1953 года. При активном содействии в то время первого секретаря областного комитета КПСС Зиннята Ибятовича Муратова с рукописными стихами поэта тогда сумели познакомиться он и Кави Наджми, очень уважаемый в партийных органах республики человек. Тогда именно Кави Наджми было поручено подготовить к изданию солидную книгу о татарстанцах-Героях Советского Союза. Вскоре эта книга была издана на татарском и русском языках. Не являясь официальным руководителем Союза писателей Татарстана, он часто бывал в Москве, встречался с А. Фадеевым. Гази-ага Кашшаф вспоминал, как он, будучи нештатным заместителем часто сменяющих в то время друг-друга председателей Союза писателей, несколько раз побывал вместе с Кави Наджи в кабинете Фадеева… Именно в эти годы они и организовывали, неофициально, подстрочные переводы стихов из цикла «Моабитских тетрадей». Как я понял из рассказов Гази-ага, такую идею им подал сам З. И. Муратов, подсказав о необходимости использования этих заготовок при первой же возможности. И такая возможность появилась сразу же после неожиданной смерти вождя страны.

Через месяц после похоронных мероприятий по случаю смерти Иосифа Сталина и вышла данная страница газеты с извещением о героической судьбе М. Джалиля. И в обеих столицах сразу приступили к подготовке к изданию сборника стихов из цикла «Моабитских тетрадей». И в том же году они попали в руки любителей поэзии. В Казани эта книга с предисловием Гази Кашшафа вышла под названием «Моабит төрмәсендә язылган шигырьләр» («Стихи, написанные в тюрьме Моабит»), а в Москве как «Моабитские тетради». (Не имея сейчас на руках данной книги, не могу назвать читателям участников подготовки его к изданию.)

После этих же событий писатель Юрий Корольков приступил к созданию своей известной повести, посвящённой М. Джалилю и джалиловцам, «Через сорок смертей». Эта повесть скоро была издана отдельной книгой и стала тогда очень популярной среди читателей. Помню, как в городе Орске во всех библиотеках были составлены списки очерёдности….

2005

На родине Мусы Джалиля

Шёл 1985 год. До дня рождения Мусы Джалиля – до 15 февраля оставалось ещё чуть более полугода.

Тогда в масштабе всей страны с почестями планировали отмечать большой юбилей – 80-летие со дня рождения героического сына нашего народа, знаменитого поэта и известного деятеля искусств Мусы Джалиля. Точнее, начали готовиться к мероприятиям, посвящённым празднованию великого юбилея. Да, эти мероприятия не должны были ограничиваться только территорией Татарстана. Планировали провести такие же масштабные праздничные дни и на родине поэта – в Оренбургской области, а также и в Москве. Личность Мусы Джалиля, несомненно, достойна таких торжеств. Даже не было бы лишним и почаще повторять такие празднества. Как же иначе, ведь он один из тех наших редких личностей, прославивших татарский народ на всю мировую общественность.

А помнят ли нашего великого деятеля в родных краях, когда и как его память собираются почтить на малой родине?

И вот почти за полгода до начала торжеств бывший в то время председателем Союза писателей ТАССР Туфан Миннуллин пригласил меня к себе и говорит:

– Ты ведь хорошо знаешь Оренбургский край. И в городе Орске ты работал. Съезди-ка ты, браток, туда, разузнай, какие мероприятия готовят они к юбилею своего великого земляка. Заодно, может быть, и кое-какие новые сведения о Мусе разузнаешь там…

Да, Туфан, обращаясь к кому-либо из сверстников, обычно всегда употреблял слова «брат», «туган». И этим обращением как бы настраивал собеседника к откровенному разговору. В этом случае и я, несмотря на кучу дел дома, сразу же согласился отправиться в дальнюю командировку, оставив личные дела на потом.

Давайте вместе прогуляемся по следам молодости поэта Мусы Джалиля.

Мне, как человеку, выросшему в родных краях нашего великого поэта и в какой-то мере прошедшего дороги его молодости, очень близки жизнь и творчество Мусы Джалиля. В середине пятидесятых годов, когда я только начинал работать в городе Орске, ещё были живы люди, знавшие «комсомольца Мусу» лично, общавшиеся с ним. Скажем, одной из таких была купеческая дочь, сверстница поэта, бойкая, симпатичная Марьям Бикбова. Марьям-апа, которая и в пятьдесят лет душевно пела наши древние протяжные напевы, была в юности Мусе «коллегой по сцене» в «Восточном клубе». Когда она пела, поэт играл на мандолине, аккомпанировал ей. «Бывало, парни и девушки – все вместе в выходные дни отправлялись в горы или в степь. Меня не всегда с ними пускали. Помню, как Муса однажды преподнёс мне целую охапку диких, ярких тюльпанов. Тогда у подножий гор, где раскинулся сейчас Новый город, люди с ранней весной собирали и уксым (дикий лук), и жёлто-красные тюльпаны», – вспоминала она.

Второй его современник, Габдулла Мустафин, в 1926 году работал вместе с ним в уездном комсомольском комитете, а потом, когда Мусе разрешили уехать в Оренбург, принимал у него инструкторские дела. В пятидесятых годах Габдулла-ага Мустафин был секретарём райкома партии в Старом городе. На встречах с молодёжью рассказывал о том, как они вместе с Мусой ездили в окрестные сёла и различные организации города. Муса Джалиль той весной и летом какое-то время даже пожил у Габдуллы – их дом был неподалёку от уездного комитета, прямо за круглым озером, что в начале нынешней Советской улицы Старого города. Семья Габдуллы тогда даже обрадовалась, что Муса согласился у них жить. Их сын только начинал в то лето свою трудовую деятельность.

В пятидесятых годах в городе Орске Мусу хорошо знала и Ситдика-апа Чудина. Чудиной она стала, конечно, после замужества. А какая у неё была фамилия в годы их встреч с Мусой в Москве, я тогда почему-то не спросил. Ситдика-апа была землячкой будущего писателя Абдурахмана Абсалямова. В юности училась в Москве, и вместе с односельчанином Абдурахманом посещала литературный кружок, организованный Мусой Джалилем. У неё была и коллективная фотография этого литературного кружка, где в центре кружковцев сидит Муса Джалиль. В восьмидесятых годах это фото она передала в городской музей.

В тех годах в издаваемой в городе газете «Орский рабочий», в выпускаемых в Оренбурге газетах «Чкаловская правда», «Комсомольское племя» печатались многочисленные воспоминания, посвящённые Мусе Джалилю. Помню, что несколько объёмных статей старшей из сестрёнок поэта Зайнап Залиловой были размещены в областных газетах. А в 1985 году с частью этих публикаций я ознакомился в фондах городского музея города Орска. Там же были установлены и два небольших стенда, посвящённых поэту. На одном из них отражён период его работы инструктором в уездном комитете, там же размещена и фотография, где он снят вместе со своими товарищами по работе. (Это фото имеется и в альбомах «Муса Джалиль».) Более обширный второй стенд находится в одном из центральных залов музея, посвящённом Великой Отечественной войне. Здесь наверху помещён портрет поэта в военной форме и надпись о том, что Мусе Джалилю за его боевой и поэтический подвиг присвоено звание Героя Советского Союза, а за творческий подвиг ему присуждена ещё и Ленинская премия. Там же были размещены копии постановлений Правительства о присуждении этих наград и переводы на русский язык нескольких стихов из цикла «Моабитская тетрадь».

В доме, где когда-то размещался Орский уездный комитет комсомола, была установлена мемориальная доска с надписью на русском языке: «Здесь работал Муса Джалиль…» Это здание находится на улице Пионерской Старого города. В годы работы здесь Мусы Джалиля Нового города ещё не было. За рекой Урал, в европейской части Губерлинской возвышенности (части Уральских гор) только в начале тридцатых годов начали строить Новый город. Кроме многоэтажных современных домов, а частично и многочисленных бараков, до войны в трёх километрах от Старого города были построены такие крупнейшие на Южном Урале заводы и комбинаты, как Южуралмашзавод с десятками тысяч рабочих, Никелькомбинат, расположенный недалеко от железнодорожной станции «Никель» и др. При одной из встреч со мной на этой станции сотрудник отдела культуры горисполкома даже пошутил, сказав, что у них в городе железнодорожных станций чуть-чуть меньше, чем в Москве, – их целых пять. При Мусе этих строек ещё не было. Даже железная дорога, связывающая города Оренбург и Челябинск не была тогда доведена до главной станции Орск, тоже находившейся в трёх километрах от Старого города, только в обратную от реки Урал сторону – в сторону казахской степи. В годы, когда здесь работал Муса, с большими трудностями начали строить только громадный мост через реку Урал.

Ещё один дом в Старом городе – по улице Карла Маркса – напоминает о поэте. На полуподвальном этаже этого старого деревянного дома жила семья близких родственников известного драматурга Мирхайдара Файзи. В год приезда сюда Муса жил у них. В альбоме имеется фото, где он снят с одиннадцатилетней дочерью хозяев дома. На прикреплённой к стене белой мраморной плите читаем надпись на русском языке: «В 1925–1926 годах здесь жил Муса Джалиль…» Позднее, в конце шестидесятых годов, в построенной в стороне от центра города слободе «Биофабрика» появилась и улица, носящая имя Мусы Джалиля. (Жаль, но ездившие в конце девяностых годов в Орск артисты театра имени Г. Камала сообщили, что мемориальная доска на стене дома, где жил Муса, снята. Такая же судьба была и у мемориальной доски, установленной в 1972 году на фасаде дома, где жил Мирхайдар Файзи.)

Старый город помнит и ещё одного известного поэта и крупного общественного деятеля и мецената – Закира Рамиева-Дэрдменда. В юношеские годы он здесь учился в медресе. Отсюда уехал в Турцию с целью ознакомления с литературно-культурной жизнью столицы этой империи. Возвратившись оттуда через год, в этом городе познакомился с дочерью старшего компаньона отца по торговле мануфактурой. Вернее, в этот раз он, чаще обычного посещая дом самого богатого купца города Мустафы Бурнаева, влюбился в старшую их дочь Махубджамал. Да, успешный золотопромышленник, а до этого обычный сельский торговец Мухаммедсадык Рамиев, и став богатым «золотошником», не совсем отошёл от торговых дел. В уездном городе Орске он содержал крупный магазин, где покупателям предлагались, кроме мануфактуры, доставляемой Бурнаевым из Москвы, и другие изделия. В том числе и мыло, изготавливаемое на мыловаренном «заводе» (т. е. в небольшом сарае) села Юлук самими Рамиевами. Вообще-то торговые заведения орчан имели хорошую прибыль, так как башкирские джайляу и казахские поселения с редкими городами, значит и редкими торговыми заведениями, начинались почти с околицы города Орска. Такое же положение было и в городе Троицке, построенном тоже на границе с башкирскими и казахскими земельными владениями. Местные купцы Яушевы, потомки мурз из Заказанья, да и оренбургские купцы-миллионеры Хусаиновы зарабатывали свои миллионы тоже, в основном, за счёт торговли с этими жителями. Оттуда за бесценок покупались ими поголовья скота и нужная для мануфактурных фабрик шерсть. А туда отправлялись мануфактура и товары постоянного спроса…

Поэт Дэрдменд женился в городе Орске на своей возлюбленной в 1882 году, и почти через год они перебрались в столицу губернии – в город Оренбург, построив там большой кирпичный дом с обширным подворьем. Но ежегодно неделями жили в доме тестя, когда ехали до своих приисков, расположенных от Орска почти в двухстах километрах, и на обратном пути. А в феврале 1918 года, после взятия Оренбурга красными, они перебрались в родной город Махубджамал, поселившись временно в доме её младшего брата Мухаметзяна (оставшемся от их отца). В городе ещё хозяйничали белые офицеры. Но через год и их владычеству пришёл конец. Но Рамиевы и после этого продолжали здесь жить, так как отсюда было близко до их десятков приисков. Почти за ними же приехал сюда с семьёй и их старший сын Искандер, горный инженер, с 1914 года возложивший на свои плечи главные заботы по приисковым делам. Летом 1920 года семье Дэрдменда почему-то пришлось переселиться из дома тестя в другое место. Может быть, этот добротный кирпичный дом отобрала у семьи Мухаметзяна новая власть. (Это я не сумел уточнить. Но точно знаю дом, снесённый в 1984 году. У меня имеется и фотография этого дома, присланная местным фотографом, сыном одного из приказчиков семьи купца М. Бурнаева.) Затем семья Дэрдменда, прожив лето в доме брата матери Махубджамал, арендовала частный дом у одного мелкого торговца и в конце лета 1920 года переехала в новое жилище. В ту поездку 1985 года я сфотографировал этот одноэтажный деревянный дом с пятью окнами, выходящими на переулок Поля Лафарга, поперечной улице Пионерской. В октябре 1921 года Дэрдменда в последний путь провожали именно из этого дома. Ещё в середине пятидесятых годов я записывал об услышанных событиях в блокноте, но тогда не догадался сфотографировать его. Многие старожилы города, в том числе дочь одного из доверенных лиц купцов Бурнаевых Шакира-апа и бывшая гимназистка Марьям-апа Бикбова рассказывали мне об этих перемещениях семьи Дэрдменда летом 1920 года. А путешествуя по следам Закира Рамиева-Дэрдменда с фотографом Зуфаром Башировым в 1994 году, мы снова сфотографировали этот дом, и другие места и здания, связанные с жизнью в городе Орске бывшего издателя газеты «Вакыт», журнала «Шура» и содержателя типографии, где выпускались основные труды классиков татарской литературы Шарифа Камала, Галимджана Ибрагимова, Ризы Фахретдина. Даже Фатих Карими, имеющий свою частную типографию, часть своих трудов, в особенности более объёмных, вроде книги «Истанбул мәктүпләре» («Письма из Истанбула») также выпускал в издательстве Рамиевых.

Необходимо отметить, что Муса Джалиль очень почитал поэта и общественного деятеля Дэрдменда. Считал его одним из своих учителей. Видимо, ещё мальчишкой посещал он и издательский дом Рамиевых в Оренбурге, где в предреволюционные годы работал его родной брат Ибрагим.

* * *

Хочу остановиться ещё на одном факте, связанном с городом Орском. В мемуарах свояка поэта, писателя Махмуда Максуда упоминается, что Муса в годы учёбы в Москве какое-то время жил на квартире у Давлетшина. Имя хозяина квартиры не упоминается. Это, должно быть, Габдулла Давлетшин, родившийся в селе рядом с Орском, примерно в одно время с Мусой обучавшийся в медресе «Хусаиния» и начавший преподавать там же в год начала революции. Г. Давлетшин в 1920–1921 годах был большим «начальником» в Орске – уездным комиссаром по национальным делам. В те же годы он издавал там газету «Ирек йолдызы» («Звезда свободы»). В единственном номере газеты, сохранившемся в фондах городского музея, опубликовано и одно стихотворение Тухфата Ченакая, учителя Мусы. Тогда же Габдулла Давлетшин женился на бывшей гимназистке Халиме, сестрёнке Мирхайдара Файзи. В августе 1921 года их направили в Москву – на учёбу в Коммунистический университет. Почти до конца тридцатых годов жили они в доме Асадуллаева. И в годы работы Мусы в городе Орске они, видимо, как-то общались. Когда в 1926 году Мусу принимали в кандидаты в члены партии, одним из рекомендующих был указан тот же Г. Давлетшин. Не сомневаюсь, что Муса в Москве прожил какое-то время именно в квартире этого бывшего комиссара, своего знакомого по «Хусаинии» Габдуллы Давлетшина. Об этом же сообщает и известный композитор Латиф Хамиди. В те годы, когда учился там в Государственном университете имени Ломоносова Муса, Л. Хамиди был учащимся Московского музыкального техникума и часто посещал дом, носящий имя строителя Асадуллаева. В этом же здании размещалась тогда и Московская татарская средняя школа. Там же жил бывший учитель Л. Хамиди. Поэтому он часто бывал в этом доме. Именно здесь они повторно встретились с Мусой и надолго подружились. А первая их непродолжительная встреча была в Казани, когда М. Джалиль учился на рабфаке.

* * *

Я начал тогда своё путешествие с Орска, связанного с воспоминаниями о юных годах Мусы Джалиля. К 1985 году город ещё вырос, расширился. Количество его жителей приблизилось к 300 тысячам. Как и раньше, определённую часть жителей составляли татары и башкиры. (А по данным переписи населения 1897 года их было в городе примерно 22 процента.) В небольшом количестве встречаются и казахи – город ведь расположен на границе с Казахстаном. Но сфера национальной культуры в городе к 1985 году была существенно обедневшей. После объявления указа третьего руководителя империи СССР Никиты Хрущёва (кажется, в 1958 году) примерное содержание которого заключалось в том, что «судьбу национальных школ, расположенных за пределами национальных республик, решают сами родители», начались очень тревожные события для национальных школ и культурных учреждений, расположенных за пределами национальных республик. В начале 1960-х годов в педагогических институтах Оренбурга и Орска были ликвидированы татаро-башкирские отделения, закрылись национальные педагогические училища, работавшие в двух районах области. Впрочем, этот указ коснулся не только учебных заведений, но и очагов культуры. Оказались закрытыми и татарский клуб, работавший в Орске с начала XX века. (С 1930-х годов это был клуб имени Первого мая.) Закрыли и национальную библиотеку. Она размещалась раньше в центре Старого города, в одноэтажном здании, когда-то купленном городскими зажиточными людьми для этой цели. В советское время библиотека носила имя комиссара Мулланура Вахитова. (Эта библиотека раньше была местом общения, сохраняющим национальный дух, его заведующая Лина Аблаисова была как бы председателем этого общества.) Книжный фонд библиотеки был передан Центральной библиотеке, отдалённой от жителей Старого города – основных посетителей этого культурного заведения. Бывший «Восточный клуб», превращённый ещё раньше в кинотеатр, и здание библиотеки хранили следы Дэрдменда, Мирхайдара Файзи, Мусы Джалиля, родившегося и выросшего в этом городе композитора Загида Хабибуллина, известных мастеров сцены Мифтаха Абсалямова (первый Герой Труда из артистов), Галии Нигматуллиной, Хакима Салимжанова. А первые шаги по организации этого «Восточного клуба» в начале ХХ века сделал бывший орчанин, выпускник Казанской учительской школы, однокашник и друг Г. Исхаки Шакир Мухамедьяров. До поступления в 1909 году в Петербургский университет именно он в родном городе хотел создать театральный коллектив и с помощью недавно организованного благотворительного общества открыть здесь клуб. После него этой идеей жил Мирхайдар Файзи, через несколько лет сумевший поставить здесь первый спектакль на татарском языке. Можно сказать, закрыв эти заведения в начале шестидесятых годов, как бы навсегда вычеркнули, стёрли из памяти части городского населения и их, известных личностей города. Правда, некоторые из них вроде упоминаются в краеведческом музее в Новом городе. В маленькой комнатке у входа размещены детская тюбетейка М. Файзи, обложка когда-то подаренной мной в музей книги З. Хабибуллина, афиша одного спектакля с участием супругов Салимжановых, обложка книги Дэрдменда 1959 года выпуска.