Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3"

При таком отношении Наполеона поездка Жозефа могла привести не к серьезным результатам, а только к полумерам, которые ничего не переменяли в сути вещей. Наполеон, который был жесток лишь временами и к тому же любил своих братьев, согласился на некоторые изменения, но скорее формальные, нежели существенные. Жозеф по-прежнему командовал только армией Центра, но получал гражданскую, юридическую и политическую власть во всех провинциях. Генералам предписывалось почитать в его лице короля и суверена страны, провинции которой лишь временно оккупированы по военной необходимости. Если Жозефу явится искушение отправиться в одну из армий полуострова, ему немедленно будет передано командование ею. Кроме того, признав полезным увеличить его влияние в северных провинциях, через которые проходила линия коммуникаций с Францией и где оставались люди, уставшие страдать и расположенные сдаться, Наполеон предложил заменить Бессьера маршалом Журданом. Трудность состояла в том, чтобы уговорить последнего принять эту миссию от Наполеона, которого он не любил, и вернуться в Испанию.

Что до денег, Жозефу нужны были четыре миллиона в месяц, чтобы платить чиновникам в столице и в провинциях центра, содержать дом и испанскую гвардию. Из четырех миллионов он получал от силы один, будучи ограничен в доходах мадридской ввозной пошлиной. Наполеон согласился предоставлять ежемесячную субсидию в один миллион и оставлять Жозефу четвертую часть контрибуций, собираемых генералами с провинций. Казалось, эта четвертая часть должна была восполнить требовавшуюся Жозефу сумму. Но был ли шанс, что генерал-губернаторы, зачастую оставлявшие без жалованья войска и с величайшим трудом добивавшиеся прибытия курьеров, захотят расстаться с миллионами из своих касс и сумеют отправить их через всю Испанию? В крайнем случае, это мог сделать генерал Сюше, который и так старался, удовлетворив все нужды своих солдат, посвящать излишки доходов нуждам страны; один он мог это себе позволить и, как мы увидим, действительно делал, но никто другой поступать также не пожелал и не смог.

Как бы то ни было, в этом и состояла финансовая помощь, которой наградили Жозефа. Что до важнейшего вопроса о территориальной целостности Испании, Наполеон говорил на эту тему крайне уклончиво. Он сказал брату, что весьма желал бы оставить ему королевство таким, какое оно есть, но испанцев следует напугать вероятностью потери кое-каких провинций, если они будут упорствовать; что Франция, если война затянется и обойдется дороже, пожелает получить возмещение за свои жертвы. Он даже посоветовал ему вовсе не пытаться ободрить испанцев, а напротив, превратить их страх в средство – странное средство, по правде говоря, для воздействия на людей, нуждавшихся скорее в успокоении, чем в запугивании. Кроме того, не желая, чтобы семейная сцена с испанским королем, как до того с голландским, вновь привела к отречению от престола, Наполеон постарался облегчить горести Жозефа и подбодрить его. Он сказал, что пришлет на полуостров внушительный резерв;

что Сюше вскоре возьмет Таррагону и Валенсию, после чего одну из армий можно будет направить на юг; что тогда Андалусская армия сможет помочь Португальской, и они обе, увеличившись за счет резерва, который сейчас переходит через Пиренеи, начнут к осени новую кампанию против англичан, вероятно, более успешную, чем предыдущая; что довольно скоро Иберийский полуостров будет покорен, военные губернаторства упразднят, и он, Жозеф, вновь сполна завладеет королевской властью и будет осуществлять ее как ему угодно. Наполеон, несомненно, разделял эти странные и губительные иллюзии, но в меньшей степени, чем говорил о них, ибо Испания уже мало значила для него: ведь всё, что не будет улажено на Юге континента, должно было найти свое исправление на Севере.

Хотя Жозеф и возненавидел трон, с которого его глазам открывались лишь ужасные страдания, он не хотел отрекаться от короны, ибо любил покой, но не любил скромность частной жизни. Удовольствовавшись пустыми обещаниями брата, он отбыл обратно в Испанию, уже не столь печальный, как по приезде в Париж, но не слишком ободренный туманными обещаниями Наполеона.

Проезжая через Виторию, Бургос и Вальядолид, Жозеф нашел их обитателей еще более несчастными, чем раньше, но не смог успокоить их ни в отношении провинций Эбро, ни в отношении других предметов, их заботивших, и дал им такие же ничего не значащие обещания, какие получил сам. Торопясь укрыться от докучливых расспросов, он поспешил в Мадрид, положение в котором со времени его отъезда только ухудшилось. Единственным результатом поездки в Париж стало обещание миллиона в месяц, присылаемого из Франции. Два миллиона уже были выделены: один потратили в Париже на представительские расходы, второй должен был прибыть с военными конвоями и не прибыл. Присвоение Жозефу четвертой части контрибуций, собираемых генералами, было ничем иным, как химерой, и в итоге ему оставались только мадридские налоговые сборы, с каждым днем становившиеся всё более скудными. Королевский дом, испанская гвардия и чиновники за время отсутствия Жозефа не получили ни пиастра. В довершение несчастья ужасная засуха, ударившая по урожаям на всем континенте, давала о себе знать и в Испании, и хлеб в Мадриде вздорожал до такой степени, что народ по-настоящему голодал.

Жозеф сообщил о своих печалях в Париж в выражениях еще более горьких, чем те, что переполняли его письма до поездки. Но Наполеон, всецело поглощенный другим предметом, не хотел ничего слышать, и единственной помощью, которую получила от него Испании, остался резерв, посланный из Италии и в настоящую минуту приближавшийся к Пиренеям.

В создавшейся ситуации лучше всего было использовать этот резерв для укрепления положения французов и для формирования, путем присоединения его к Португальской армии, способного сдерживать англичан корпуса, отстаивать у них Бадахос и Сьюдад-Родриго и препятствовать их продвижению по полуострову, пока Наполеон не разрешит на Севере все вопросы, которые задумал разрешить. Но сам Наполеон так не считал. По-прежнему судя о положении издалека, предполагая его таким, каким ему нравилось его воображать, считая, что Жозеф просит денег только для того, чтобы разбрасываться ими, а генералы требуют подкреплений только по привычке всегда требовать больше, чем им нужно, он убедил себя, что если предоставить часть резерва Сюше, тот возьмет Таррагону, а за ней и Валенсию, что после покорения Валенсии ему нетрудно будет выдвинуться к Гренаде, и тогда Сульт сможет передвинуться к Эстремадуре, присоединиться к Португальской армии, уже усиленной резервом, и они вместе оттеснят англичан к Лиссабону. Поскольку Наполеон собирался отозвать гвардию и поляков только зимой, он думал, что если резерв вступит в Испанию в конце лета, за осень можно будет успеть продвинуться и, прежде чем он отбудет в Россию, завоевать почти весь полуостров, кроме Португалии. На таких иллюзиях он и основал весь план операций на конец 1811 года.

Но пока резерв еще не прибыл, а Сюше не взял Таррагону, Сульт, расположившийся в Льерене в виду Бадахоса, взывал о помощи, дабы спасти эту крепость, которая могла вот-вот пасть, несмотря на героическую оборону.

Маршал Мармон, великодушный товарищ по оружию, вдобавок спешивший проявить себя на посту командующего Португальской армией, тщательно подготовился к выступлению на помощь Бадахосу. Хотя Наполеон не рекомендовал ему что-либо предпринимать, пока армия не отдохнет, не получит сносного снаряжения и достаточно лошадей, он без колебаний пустился в путь, удовлетворив самые насущные из нужд своих солдат. Зная, что вместе с Сультом они сохранят численное преимущество над неприятелем, он позаботился более о качестве, нежели о количестве солдат, которых взял с собой. Доведя состав своих батальонов до семисот человек и пополнив действующим составом наилучшие офицерские кадры, Мармон оставил незанятых офицеров в Саламанке, дабы они отдохнули и приняли выздоровевших больных и прибывших из Франции новобранцев. Тем самым он уменьшил до 30 тысяч, включая 3 тысячи всадников, армию, которая после сражения в Фуэнтес-де-Оньоро насчитывала не более 40 тысяч человек. Благодаря лошадям, которых он раздобыл, Мармон смог запрячь тридцать орудий. Этого было мало, но больше не позволили собрать обстоятельства. Он упразднил систему армейских корпусов, подходившую Наполеону, который мог доверить армейские корпуса маршалам и добиться повиновения этих важных сановников, но трудную, неудобную и неповоротливую для обычного маршала, располагавшего всего 30 тысячами солдат. Мармон разделил свою армию на дивизии, вверил их лучшим генерал-лейтенантам, оставив из прежних командиров корпусов только Ренье, дабы иметь при необходимости офицера, способного заменить его самого. Вернув войскам дисциплину и физическую силу с помощью месячного отдыха и хорошего питания, он решил ответить на настойчивые просьбы Сульта и выполнить движение на Эстремадуру, спустившись через перешеек Баньос на Тахо, перейдя через реку в Альмарасе и выдвинувшись через Трухильо на Гвадиану. В предвидение того, как трудно будет выжить в июне в оскудевшей долине Тахо, Мармон обратился в Главный штаб Жозефа с просьбой сплавить по Тахо в Альмарас три-четыре сотни тысяч рационов сухарей и понтонный экипаж, дабы не останавливаться перед переходом через реку.

Приняв все эти меры, Мармон прибег к притворству, чтобы обмануть англичан и удержать их перед Сьюдад-Родриго, в то время как он будет выдвигаться на Бадахос. Он приказал подготовить небольшой запас продовольствия и 5 июня выдвинулся со своим авангардом и частью боевого корпуса в Сьюдад-Родриго, а в это время Ренье с двумя дивизиями переходил через Баньос, спускался к Тахо и подготавливал переправу в Альмарасе с помощью снаряжения, прибывшего из Мадрида. Генерал Спенсер, остававшийся на Агеде с некоторым количеством английских и португальских войск в отсутствие Веллингтона, который повел три дивизии под стены Бадахоса, даже не подумал оказывать французской армии сопротивление. При виде аванпостов Мармона он отступил, и тот без всяких затруднений подошел к Сьюдад-Родриго и передал крепости подвезенное продовольствие. Благополучно завершив операцию, маршал быстро повернул обратно и воссоединился с Ренье на Тахо, не прислушавшись к возражениям Бессьера, который объявил выдвижение Португальской армии преждевременным и даже очень опасным для севера полуострова, пока бо́льшая часть резервного корпуса не вступит в Кастилию. Мармон настоял на своем решении и продолжил движение к Эстремадуре.

Пора было ему появиться перед Бадахосом, ибо крепость могла пасть, если ей не придут на помощь. Сульт, располагавший не более чем 25 тысячами боеготовых солдат, хотя к нему и присоединился генерал Друо с 9-м корпусом, не мог подвергать себя риску сражения с английской армией, которая после прибытия Веллингтона с тремя дивизиями насчитывала не менее 40 тысяч человек. Он даже не мог дать знать несчастным осажденным, что идет к ним на помощь, настолько плотно они были блокированы; но те не хотели уступать ни угрозам штурма, ни самим штурмам, и были твердо намерены скорее погибнуть под обломками крепости, прихватив с собой как можно больше англичан, чем сдать Бадахос.

Выдержав первую осаду с 22 апреля по 16 мая, во время сражения при Альбуэре, остановив превосходящим огнем неприятеля, который потерял тысячу человек, но так и не сумел пробить брешь, и вновь подвергнувшись осаде после сражения при Альбуэре, не получив в помощь ни одного человека и ни мешка зерна, доблестный гарнизон с 20 мая был осажден 40-тысячной армией. Командир инженерного батальона Ламар, руководивший оборонительными работами, восстановил и улучшил укрепления форта Пардалерас, закрыл его с горжи, а кроме того устроил минные галереи перед теми фронтами, которые атаковали сами французы, когда брали Бадахос.

Знавшие об этом англичане не осмелились атаковать с той стороны и вели атаку с востока на замок и с севера на форт Сан-Кристобаль, расположенный на правом берегу Гвадианы. Воды Ривильяса, удерживаемые плотиной, служили мощным средством обороны для замка. К сожалению, он был построен на выступающем участке и его бока были подставлены английской артиллерии. Англичане же, непрерывно обстреливая замок из двадцати орудий, полностью разрушили высокие башни и наружную обшивку; но поскольку почва в том месте была очень плотной, то крутизна откоса сохранилась, и гарнизон, расчищая подножие брешей под непрекращающимся градом картечи, гранат и снарядов, вновь сделал их непроходимыми. Кроме того, комендант Ламар соорудил позади бреши внутреннее укрепление и расположил на фланках заряженную картечью артиллерию, а генерал Филиппон, расположившийся за брешью со своими лучшими солдатами, поджидал осаждавших, чтобы встретить остриями штыков. Тогда англичане переменили план атаки и направили все усилия на форт Сан-Кристобаль. Атаковав форт через правый бастион, они открыли две широкие бреши и решили штурмовать их еще до того, как довели подкопы до края рва. Осаждаемый бастион обороняли сто пятьдесят пехотинцев и несколько артиллеристов и саперов под началом капитана Шовена из 88-го полка. Осажденные, как и в замке, отважно расчищали под огнем неприятеля подножие стен, уставили дно рва препятствиями всякого рода, устроили бомбовые линии на вершине каждой бреши, нацелили на фланки несколько заряженных картечью орудий, а позади брешей поставили линию гренадеров, вооружив каждого тремя ружьями.

В ночь на 7-е шесть-семь сотен англичан, смело выйдя из траншей и пробежав несколько сот метров по открытому участку, передвинулись к краю рва, спрыгнули в ров, поскольку контрэскарп не был разрушен, и попытались взобраться к бреши. Но, напоровшись на ружейный огонь в лоб, картечный огонь во фланг и скатывающиеся под ноги бомбы, они не выдержали и отступили, оставив во рвах форта Сан-Кристобаль три сотни убитых и раненых.

Доблестный гарнизон, потерявший ранеными от силы пять-шесть человек, воодушевился и ждал продолжения. Жители, жестоко страдавшие от неприятельского огня и уже почти привязавшиеся к французам, победа которых только и могла спасти их от ужасов взятия крепости штурмом, были исполнены восхищения. Растерянные и раздраженные, англичане отомстили, в последующие дни забросав несчастный город зажигательными снарядами и попытавшись расширить бреши форта Сан-Кристобаль с помощью мощного артиллерийского подкрепления. Девятого июня они предприняли новую, столь же отважную, попытку штурма обеих брешей. На этот раз бреши обороняли двести солдат 21-го полка под началом капитана Жодью и артиллерийского сержанта Бретта, приняв такие же меры, как в первый раз, чтобы сделать штурм почти невозможным. Англичане ночью устремились из своих траншей во рвы и принялись карабкаться по обломкам стен. Но французские гренадеры, отбрасывая их ружейным огнем и штыками к подножию брешей, устроили чудовищную расправу, и еще несколько сотен англичан поплатились жизнями за эту бесплодную попытку.

Не было больше опасности, какая могла бы напугать воодушевленный гарнизон, хотя у него заканчивалось продовольствие, люди падали с ног от усталости и лишений, и следовало опасаться, как бы они не пали от нужды, если и выстоят под ударами неприятеля. Но приближалась вспомогательная армия, о чем гарнизону не было известно, однако стало известно Веллингтону, всегда точно информированному о движениях французов, и 10 июня, узнав о переходе Ренье на Тахо, английский генерал снял осаду и начал удаляться от крепости. Одна причина особенно способствовала тому, что он решился на такую жертву. Боеприпасы, собранные в Элваше, были израсходованы, и следовало, не теряя времени и используя все имеющиеся транспортные средства, отправиться за ними за двадцать пять лье, то есть в Абрантес, главный сборный пункт британской армии.

Весьма раздосадованный тем, что напрасно потерял две тысячи лучших солдат и дважды потерпел неудачу перед Бадахосом, обороняемым горсткой французов, Веллингтон 13 июня начал сниматься с лагеря и отступать на Каю. Через несколько дней генерал расположился на удобной оборонительной позиции у подножия гор Порталегри, как он имел обыкновение поступать в присутствии напористых солдат французской армии.

Доблестный гарнизон, увидев, как исчезают один за другим неприятельские лагеря, начал догадываться о происходящем и вскоре, с восторгом, разделенным жителями, узнал, что благодаря его храбрости и приближающейся помощи вышел победителем как из первой, так и из второй осады. И в самом деле, маршал Мармон, потерявший несколько дней перед Тахо из-за нехватки средств переправы, ибо из Мадрида ему смогли прислать только часть просимого, переправился, наконец, через реку, перешел через горы Трухильо и 18 июня вступил в Мериду. В тот же день он соединился с Сультом, который сердечно благодарил его за помощь, без которой он потерял бы Бадахос, его единственный трофей после двух лет войны в Андалусии.

Двадцатого июня армии обоих маршалов, насчитывавшие вместе более 50 тысяч человек, вступили в Бадахос, приветствовали героический гарнизон, столь доблестно оборонявший вверенную ему крепость, раздали солдатам заслуженные ими награды и выдвинули свои аванпосты к англичанам, которые при виде комбинированной армии тщательно закрылись в своем лагере.

Оба маршала совершили одну из серьезнейших ошибок кампании, остановившись с 50 тысячами человек перед 40 тысячами солдат неприятеля, среди которых было не более 25 тысяч англичан, и не атаковав их. Они лишь провели несколько дней в окрестностях Бадахоса, доставляя всё необходимое в крепость, усиливая гарнизон, заделывая бреши, пробитые в стенах, и наполняя ее совершенно опустевшие склады.

Поскольку оба маршала не решились совместно сразиться с англичанами, им оставалось лишь привести Бадахос в состояние обороны, а затем отправляться каждому в свою сторону, исполнять основные обязанности. Присутствие Сульта было необходимо в Андалусии, и только победа в великом сражении с англичанами могла бы извинить его отсутствие там. Вследствие чего маршал Сульт с большей частью своей армии покинул Бадахос 27 июня и отправился в Севилью, оставив в окрестностях Бадахоса в качестве наблюдательного корпуса только генерала Друэ д’Эрлона с двумя дивизиями и немного кавалерии.

Сульт отбыл в Севилью, а Мармон пустился в путь вверх по Тахо. Англичане, устав после двух бесплодных осад и не имея необходимого снаряжения, чтобы начать третью, и насчитывая в своих войсках множество больных, подхвативших на берегах Гвадианы эстремадурскую лихорадку, также нуждались в отдыхе и расположились на Порталегри на летних квартирах, равноценных в этих раскаленных краях тому, что на Севере называют зимними квартирами.

Мармон, чья миссия как главнокомандующего Португальской армией состояла в том, чтобы противостоять предприятиям англичан и на севере, где проходила главная линия коммуникаций, и на юге, предусмотрительно выбрал позицию на Тахо между Талаверой и Алькантарой, поскольку оттуда ему было бы удобнее всего выполнять обе миссии. Приняв такое решение, он сделал центром своих коммуникаций мост Альмараса и устроил свою штаб-квартиру в Навальморале, расположенном между Тахо и Тьетаром и прикрываемым этими двумя реками. Мармон начал с того, что укрепил мост Альмараса, снабдил его двумя мощными плацдармами, и поскольку плато Эстремадуры у перешейка Мирабель представляло собой доминирующие позиции, откуда укрепления Альмараса могли быть с выгодой атакованы, он построил на этих позициях несколько фортов и оставил в них маленькие гарнизоны. Через Тьетар он также перебросил мост и устроил перед ним плацдарм, чтобы иметь возможность легко дебушировать на неприятеля как с одной, так и с другой стороны.

Приняв эти меры, Мармон расквартировал одну из дивизий в Альмарасе и расставил легкую кавалерию эшелонами на дороге в Трухильо, чтобы проводить в Эстремадуру разведку, собирать хлеб и получать известия из Бадахоса. Другую дивизию он расположил в Навальморале для охраны штаб-квартиры; две дивизии держал в Пласенсии в готовности перейти через горы и спуститься на Саламанку и еще одну – на перешейке Баньос, дабы дебушировать при необходимости в Старую Кастилию. Наконец, шестую дивизию Мармон оставил в своих тылах, чтобы она защищала от повстанцев богатую провинцию Авилу. Столь мудро и предусмотрительно распорядившись своими силами, маршал занялся формированием складов, починкой артиллерийского снаряжения и заботами о больных и раненых, оставшихся в окрестностях Саламанки.

Более значительные и славные для французского оружия, хоть и бесполезные для могущества Франции события происходили в Каталонии и в Арагоне в армии генерала Сюше. Мы, конечно, помним, с какой мощью Сюше провел успешные осады Лериды, Мекиненсы и Тортосы, со взятием которых почти завершилось покорение Арагона и Каталонии. Но оставалась еще Таррагона, важнейшая из крепостей этого края, ибо с со своей собственной мощью она соединяла опору на море и поддержку английского флота. Ее необходимо было во что бы то ни стало захватить, ибо она служила опорным пунктом, убежищем, складом и неисчерпаемым арсеналом для повстанческой армии Каталонии. Ввиду предстоящей осады Сюше произвел огромные приготовления. Он собрал в Лериде значительный запас продовольствия, а в Тортосе – великолепный парк тяжелых орудий, запряженных в 1500 лошадей, что было ценнейшим ресурсом в этих иссушенных провинциях, где фураж являлся величайшей редкостью. Всё это генерал Сюше смог раздобыть, не разоряя страну, благодаря тому, что сумел предоставить отдых и покой своей провинции, и благодаря системе регулярных контрибуций, которой он заменил захваты силой оружия.

Помимо зерновых складов в Арагоне и той части Каталонии, которая была ему присуждена, Сюше сформировал парки скота, закупив быков у жителей Пиренеев и бережно сохранив стада баранов, отнятых у повстанцев Сории и Калатаюда. Подготовив снаряжение, он расставил свои войска таким образом, чтобы они могли, в то время как он уйдет покорять Таррагону, защитить Арагон от нападений врага.

Присоединив к Арагону и присвоив Сюше оконечность Каталонии, Наполеон предоставил ему и 16–17 тысяч солдат Каталонской армии, подменив их в Каталонии одной из трех дивизий резервного корпуса. В состав этих 16–17 тысяч входили 7-й линейный, славно служивший в Испании уже несколько лет, 16-й линейный, обессмертивший себя в Эсслинге под командованием генерала Молитора, и наконец, итальянцы генерала Пино, ставшие доблестными и дисциплинированными солдатами. Вместе с таким подкреплением войска генерала Сюше насчитывали около 40 тысяч человек. Одну половину из них он оставил охранять Арагон, а другую предназначил для предстоящей осады и двумя колоннами выдвинулся на Таррагону. Первая колонна, возглавляемая генералом Ариспом, двигалась от Лериды, а вторая, под командованием генерала Абера, двигалась от Тортосы, сопровождая осадное снаряжение.

Таррагона, построенная на скале, омываемая с одной стороны Средиземным морем, а с другой – ручьем Франколи, который впадает в море, проходя под ее стенами, была разделена на верхний и нижний город. Верхний город окружали старые римские стены и сильно выступавшие современные укрепления. Нижний город, расположенный у подножия верхнего на омываемых Франколи плоских участках и на берегу моря, защищался стеной с бастионами, регулярно и мощно укрепленной. Над амфитеатром, образованным обоими городами, на скале возвышался форт под названием Оливо, контролировавший своим огнем все окрестности и сообщавшийся с городом через акведук. Четыреста орудий большого калибра вооружали три яруса этих фортификаций. Восемнадцатитысячному гарнизону, возглавляемому генералом Контрерасом, готово было помогать всеми силами фанатично преданное население. Английский флот мог бесперебойно снабжать крепость боеприпасами и продовольствием и подвозить из Каталонии и Валенсии подкрепления гарнизону.

Со всех сторон Таррагона была одинаково неприступна. На юге и на востоке осаждавшие натыкались на крутой склон скалы и вереницу люнетов, соединявших стены обоих городов с морем, а также на английский флот. На севере участок, на котором располагалась крепость, соединялся с горами Каталонии, и можно было добраться до него по высотам, но почва оставалась в это время года каменистой и сухой, а форт Оливо сам по себе требовал настоящей осады. На западе, на низменных заболоченных участках Франколи, перед осаждавшими высились два яруса фортификаций обоих городов, а справа они оказывались под обстрелом английских канонерских лодок. Таким образом, с какой стороны ни подходи, подступы оказывались чрезвычайно затруднены и вынуждали к длительной осаде, которую не преминули бы нарушать частыми вылазками подвозимые англичанами каталонцы и валенсийцы.

Такое количество трудностей отнюдь не обескуражило генерала Сюше, который считал Таррагону самым надежным залогом безопасности Каталонии и Арагона и ключом к Валенсии. Его мнение разделяли и готовы были помогать ему всеми силами два его главных заместителя: генерал-инженер Ронья, человек неглубокого ума, но упорный и глубоко знающий свое дело, и генерал артиллерии Вале, человек ума точного, тонкого и высокого, соединявший с зоркостью на поле боя предусмотрительность, столь необходимую офицеру его рода войск. Посовещавшись с ними, Сюше решил атаковать крепость одновременно с двух сторон: с юго-запада, с низменных участков Франколи, окаймлявших нижний город, который нужно было захватить прежде, чем думать об атаке на верхний город, и с севера, то есть через форт Оливо, которым нужно было во что бы то ни стало овладеть, чтобы одолеть всю совокупность укреплений.

В то время как перед нижним городом начали подкопные работы, два самых доблестных полка армии, 7-й и 16-й линейные, под началом молодого, но подающего большие надежды генерала Сальма, предприняли атаку на форт Оливо, в ночь на 22 мая прорыв перед ним траншею. Форт представлял собой линию бастионов, построенных на скальной породе, со рвами, вырытыми в ней же, за которыми располагалась снабженная бойницами стена, соединенная с крепостью потерной. Внутри находился каземат, возвышавшийся над самим фортом и способный стать новым очагом сопротивления побеждающему противнику. Эти грозные укрепления обороняли 1200 солдат с 50 орудиями большого калибра, и вдобавок к ним могли подходить подкрепления из города, который в свою очередь мог беспрестанно получать помощь с моря.

Работа много дней продолжалась под непрекращающимся огнем, причинявшим значительные потери: каждый вечер в двух доблестных полках, получивших честь ведения этой первой осады, насчитывали по 50–60 убитых и раненых. Французы продвигались по гребню, прилегавшему к форту Оливо, зигзагом, подставляя мешки с землей, ибо было совершенно невозможно углубляться в твердую скальную породу. Наконец, желая сократить эти смертоносные подступы, осаждавшие устроили брешь-батарею на близком расстоянии от форта, и к вечеру 27-го она была готова принять артиллерию. Установив орудия 24-го калибра, французы на рассвете следующего дня уже открыли огонь по правому бастиону, находившемуся перед их левым флангом. Через несколько часов брешь была открыта, но неприятель много раз разрушал подпорные стенки. Весь день 29-го продолжали пробивать брешь и решили идти на штурм, какого бы результата ни добилась артиллерия, ибо армия находилась перед Таррагоной уже две недели, и если только одно укрепление стоило столько времени и людей, следовало отказаться от надежды одолеть саму крепость.

Хоть и понеся уже значительные потери, 7-й и 16-й полки не оставили другим честь завладеть фортом. Колонна 7-го линейного в триста человек под началом командира батальона Миока должна была выдвинуться прямо к бреши; колонна 16-го, той же численности, под началом майора Ревеля, собиралась обойти форт с левого фланга, подойти к его правой стороне и попытаться проникнуть в него с горжи. Генерал Арисп был готов поддержать обе колонны с помощью резервов. Вся армия получила приказ быть наготове и симулировать общую атаку.

Посреди ночи дали сигнал и дело началось. Тиральеры открыли оживленный огонь вокруг обоих городов, будто собирались наброситься на саму стену. Встревоженные осажденные отвечали, сами не зная кому, из всех своих батарей. К ним присоединился английский флот, стреляя куда попало по берегу. Чтобы увидеть, откуда им грозит опасность, испанцы сбрасывали со стен сотни горшков с огнем, и их яростные вопли смешивались с непрерывными криками «Ура!» французских солдат.

Среди поднявшейся суматохи, на которую нападавшие и рассчитывали, обе штурмовые колонны выскочили из траншей и, пробежав шагов восемьдесят по открытому участку, добрались до выбитого в скале рва. Колонна майора Миока, вооружившись лестницами, помчалась прямо к бреши, а колонна майора Ревеля повернула вправо, дабы осадить форт с горжи. Проникнув в форт с двух сторон, колонны обрушились на испанцев, которые под их натиском бросили форт и отступили в каземат. Французские солдаты последовали за ними, ведя ожесточенный бой врукопашную, беря неприятеля на штыки и стреляя из ружей. Не видевшие пути спасения испанцы защищались отчаянно, а поскольку они вдвое превосходили французов численностью и подпорная стенка каземата помогала их сопротивлению, они отстаивали Оливо так яростно, что исход схватки оставался неизвестным. Но доблестный генерал Арисп, едва не подорвавшись на бомбе, привел на помощь резервы: пятьсот итальянцев оживили своим появлением пыл и уверенность французских солдат. Они прорвались, наконец, в каземат и принялись яростно уничтожать упорных защитников Оливо. Подоспевшие генерал Сюше и офицеры спасли тысячу человек, но не менее девятисот испанцев уже пали в этом ужасном бою. Торжествующие крики извещали осажденных и осаждавших об одержанной победе.

В Оливо французы нашли пятьдесят орудий с множеством патронов и тотчас пустили их в ход, чтобы обернуть оборонительные средства форта против самой крепости, помешать испанцам его отбить и сделать полезной ту артиллерию, которая до сих пор только вредила.

Завладев Оливо, французы приступили к подкопным работам перед нижним городом. Подступы начинались от берегов Франколи и продвигались с запада на восток, оставляя слева Оливо, который теперь не вредил нападавшим, а обстреливал испанцев, а справа – море, со стороны которого французам по-прежнему грозил английский флот. Пришлось возвести вдоль берега вереницу редутов и установить тяжелую артиллерию, чтобы держать англичан на расстоянии, а главное, отогнать их канонерские лодки. Траншею открыли в 130 туазах от стены, которая в этой части образовывала удобный для атаки выступ и представляла собой два бастиона, расположенные в большой близости друг от друга: бастион Каноников на левом французском фланге и бастион Сан-Карлос – на правом. Последний был соединен стеной с портом и пирсом. За бастионами возвышался форт Роял, а справа, у моря, располагался небольшой форт Франколи. Он соединялся с крепостью стеной с бастионами. Было решено, продолжая подкопы к бастионам Каноников и Сан-Карлос, направить одну брешь-батарею и на форт Франколи.