Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3"

Наполеон придумал мотив не вполне надежный, но достаточно правдоподобный, чтобы обмануть нескольких историков. Состоял он в том, что Россия, потребовав вывода войск из Пруссии в качестве предварительного условия переговоров, навязала Франции позорные условия. Однако это было в корне неверно. Россия требовала вывода войск, но не в качестве предварительного условия, а в качестве гарантированного последствия переговоров. Наполеон проигнорировал это различие и решил заявить, что предварительно выдвинутое условие об отводе войск с Немана на Вислу и даже на Эльбу является для Франции нестерпимым оскорблением; что Россия позаботилась держать это условие в тайне, дабы быть избавленной от необходимости за него отвечать, но оно вышло наружу и стало известно всему миру, и поскольку оскорбление перестало быть скрытым, оно не может быть вытерплено и должно повлечь за собой войну. Следует признать, что условие вывода войск с прусской территории, известное от силы нескольким хорошо осведомленным лицам и означавшее вывод войск после достижения договоренности, не относилось к числу таких непереносимых оскорблений, из-за которых народы вынуждены проливать кровь. Но Наполеону требовался правдоподобный предлог, и он воспользовался именно этим, поскольку лучшего не было. Вследствие чего Лористону было приказано незамедлительно, но не ранее 22-го, ибо Наполеон хотел перейти через Неман 22 или 23 июня, забрать паспорта. В то же время Лористона предупредили, что депеша, которую ему пишут 16 июня в Кенигсберге, будет помечена задним числом, датирована 12 июня и отправлена якобы из Торна, чтобы убедить русских, что Наполеон еще далеко.

Выполнив эту дипломатическую формальность и сочтя, что настало время действовать, Наполеон на следующий день отбыл из Кенигсберга в войска на Прегеле, чтобы провести смотр и убедиться, что они располагают всем необходимым для вступления в кампанию. Для первых операций он намеревался обеспечить только десятидневный запас продовольствия, льстя себя надеждой осуществить за десять дней решающие маневры и не желая быть стесненным в движениях обременительным запасом провианта. Наполеон надеялся, как в Ульме, Йене и Регенсбурге, нанести один из тех ужасных ударов, которые сокрушали его врагов в самом начале операций и приводили их в замешательство до конца войны.

Первые караваны доставили водным путем продовольствие до Тапиау на Прегеле; теперь нужно было довезти его на повозках хотя бы до Гумбиннена, расположенного довольно близко от места, где войскам предстояло перейти через Неман. Оттуда с десятидневным запасом провианта французы должны были дойти до середины Литвы. Дабы обеспечить этот результат, Наполеон отправился в Инстербург, куда прибыл вечером 17 июня.

Он уже окончательно выработал общий план первых операций и хотел перейти через Неман в Ковно. Чтобы понять его мотивы, нужно бросить взгляд на обширные края, которым предстояло сделаться театром предстоящей кампании.

Необъятные равнины, простирающиеся между Балтийским морем на севере и Черным и Каспийским морями на юге, пересекаются Одером, Вислой, Прегелем, Неманом и Двиной, текущими на запад, и Днестром, Днепром, Доном и Волгой, текущими на восток, и составляют, как известно, территорию Старой Пруссии, бывшей Польши и России. Низовья Одера, Вислы, Прегеля и Немана образуют унылую, но замечательно плодородную территорию Старой Пруссии. Двигаясь с запада на восток к верховьям этих рек, мы попадаем в края менее плодородные и более пустынные. Здесь меньше поселений, но больше лесов и болот, среди которых, вместо густонаселенных, чистых и богатых протестантских городов, рассеяны грязные католические деревушки, скученные вокруг усадеб с проживающей в них славной, но праздной знатью. Чем дальше мы продвигаемся на восток к истокам Вислы, Нарева, Немана и Двины, тем больше проявляются описанные черты. Дойдя до истоков Вислы и ее притоков, Немана и Двины, мы попадаем в края болот и глухих лесов, через которые проходим по бесконечным вереницам мостов, переброшенных не только через реки, но и через болота, и где дороги, за отсутствием камня, представляют собою гати, настилы из бревен и хвороста. Продолжая двигаться через эту местность на восток, мы оказываемся у истоков Двины и Днепра, разделенных двумя десятками лье, в своего рода проходе, заключенном между Витебском и Смоленском, через который из Старой Польши попадают в Россию. Болота и леса исчезают, и перед нами открываются равнины, в недрах которых воздвигнута Москва, прозванная ее патриотичными сынами священной.

Наполеон сразу понял, что его движение с запада на восток должно быть направлено к проходу между истоками Двины и Днепра, между Витебском и Смоленском. Это были, так сказать, врата Востока, именно тут поляки и московиты некогда останавливали друг друга в сражениях, ибо до злополучного раздела, ставшего несчастьем и позором последнего столетия, Двина и Днепр являлись пределом между Россией и Польшей. Чтобы дойти до этих врат, нужно было пройти через Старую Пруссию и восстановленную часть Польши, получившую название Великого герцогства Варшавского. Граница, отделявшая Великое герцогство и Старую Пруссию от российской территории, была следующей.

Первую часть пограничной линии образует верхнее течение Буга и Нарева со всеми их изгибами. Следуя то по Бугу, то по Нареву от Брест-Литовска до окрестностей Гродно, в Гродно пограничная линия переходит на Неман и по Неману следует на север до Ковно, отделяя собственно Польшу от Литвы. В Ковно Неман устремляется на запад к Тильзиту и отделяет от России уже не Польшу, а Старую Пруссию. Линия границы, которую требовалось пересечь, проходила, таким образом, по Бугу и Нареву от Бреста до Гродно, затем по Неману от Гродно до Ковно и вместе с Неманом резко поворачивала на запад к Тильзиту, образуя в своей северной оконечности выступ у Ковно. Именно там Наполеон и решил переходить через Неман.

Вот каковы были его мотивы. Для вступления в Россию открывались четыре дороги.

Первая дорога, на юге, направлялась на восток через южные провинции Российской империи, пересекала Буг в Бресте, следовала правым берегом Припяти до ее впадения в Днепр выше Киева и проходила через Волынь (бывшую польскую провинцию), а от Киева направлялась на север, к Москве, через прекраснейшие провинции империи.

Вторая дорога направлялась по Литве на северо-восток, через Гродно, Минск и Смоленск, проходила через врата меж Днепром и Двиной и кратчайшим путем вела к Москве.

Третья дорога, параллельная предыдущей, но расположенная севернее, направлялась к вратам меж Днепром и Двиной через Ковно и Вильну, приводя в Старую Россию через Витебск, а не через Смоленск, и также вела к Москве.

Четвертая дорога направлялась прямо на север через Тильзит, Митау, Ригу и Нарву и через северные провинции Российской империи вела в Санкт-Петербург.

Южная дорога, через Брест и Киев, и северная, через Тильзит и Ригу, были неприемлемы для человека, так хорошо разбиравшегося в серьезных военных операциях, как Наполеон. И та и другая подвергали захватчика опасности грозного маневра со стороны русских, которые могли через Кобрин, Пинск или Мозырь броситься во фланг армии, двинувшейся на Киев, либо через Витебск и Полоцк атаковать во фланг армию, двинувшуюся на Санкт-Петербург. Обе дороги обладали, вдобавок, частными неудобствами. Южная, проходя меж Волынью и Галицией, ставила французскую армию в абсолютную зависимость от Австрии, а всецело положиться на эту державу значило внушить ей самые опасные искушения. Северная дорога проходила через провинции, покрытые болотами и пустошами и не представлявшие никаких ресурсов для пропитания войск.

Поэтому выбирать следовало одну из промежуточных дорог, направлявшихся на северо-восток, на Москву, и не исключавших марша на Санкт-Петербург посредством поворота на север. Обе они проходили через врата меж истоками Двины и Днепра, одна – через Гродно, Минск и Смоленск, другая – через Ковно, Вильну и Витебск.

По зрелом изучении обеих дорог Наполеон предпочел вторую. Хотя первая дорога, из Гродно в Минск, была короче, но она проходила рядом с самой заболоченной частью страны, известной под названием Пинских болот, и если бы мощный удар неприятеля отбросил французов в эти болота, они никогда бы из них уже не вышли. Вторая дорога, проходя из Ковно в столицу Литвы Вильну, а из Вильны в Витебск, пересекала труднопроходимые места, но по крайней мере вдалеке от Пинских болот, и кроме того доставляла надежное средство разрезать неприятельские силы на две части.

Расстановка русских войск и утвердила Наполеона в том плане, который он задумал после первых же донесений о расположениях неприятельской армии.

Хотя аванпосты русских находились на самой границе в верховьях Буга и Нарвы и вдоль Немана, они считали подлинной линией своей обороны Двину и Днепр. Эти реки зарождаются в двух десятках лье друг от друга и растекаются к Балтийскому и Черному морям, представляя, за исключением ворот между Витебском и Смоленском, огромную непрерывную линию, которая пересекает всю империю с севера-запада на юго-восток, от Риги до Николаева. Начав сосредоточивать свои силы, русские сформировали два главных войсковых соединения, на Двине и на Днепре, и эти соединения постепенно превратились в две армии, одна из которых выдвинулась к Вильне, а другая – к Минску, планируя воссоединиться позднее, или же действовать раздельно, по обстоятельствам. Но обе армии базировались на линии, которую мы описали выше. Первая армия, под командованием генерала Барклая-де-Толли, располагавшаяся на Двине со штаб-квартирой в Вильне и аванпостами в Ковно на Немане, должна была получать резервы с севера империи. Вторая армия, под командованием князя Багратиона, располагавшаяся на Днепре со штаб-квартирой в Минске и аванпостами в Гродно на Немане, должна была получать резервы из центра империи и через армию генерала Тормасова соединяться с войсками из Турции.

Наполеон, военный гений которого обладал высочайшей способностью угадывать замыслы неприятеля, ясно представлял себе распределение русских сил. По путаным и противоречивым донесениям разведчиков он без труда догадался о существовании двух армий, одна из которых выдвигалась к Вильне и Ковно и насчитывала около 150 тысяч человек, а другая двигалась в направлении Минска и Гродно и насчитывала около 100 тысяч человек. Численность не имела большого значения, потому что в одной только первой линии Наполеон вел за собой 400 тысяч человек, и единственным обстоятельством, которое он учитывал, было расположение сил неприятеля.

Наполеон тотчас принял решение. Неман, как мы только что выяснили, резко поворачивая в Ковно на запад, течет к Тильзиту. Выдвинувшись к Ковно, Наполеону оставалось только перейти через Неман с 200 тысячами человек и энергично передвинуться на Вильну, чтобы, поместившись там между Двинской армией Барклая-де-Толли и Днепровской армией Багратиона, с уверенностью разделить их до самого окончания кампании.

Постановив эти планы, Наполеон тотчас приступил к их осуществлению. Для прорыва через Ковно он решил собрать корпуса Даву, Удино и Нея, Императорскую гвардию и два корпуса кавалерийского резерва. Эти силы составляли примерно 200 тысяч человек. Макдональду на левом фланге Наполеон приказал перейти через Неман в Тильзите, завладеть обоими берегами реки и обеспечить свободную навигацию караванов. Из Польской дивизии Гранжана и пруссаков для него составили корпус в 30 тысяч человек, сократившийся до 16–17 тысяч из-за оставленных в Пиллау и на других постах гарнизонов. Целью последующих операций Макдональда была Курляндия.

На правом фланге Наполеон подготовил еще один переход через Неман и поручил его принцу Евгению. Тот с французскими и итальянскими войсками из Вероны, Итальянской королевской гвардией, баварцами и 3-м корпусом резервной кавалерии под командованием генерала Груши (около 80 тысяч человек) должен был перейти через Неман несколько выше Ковно, в местечке под названием Прены. Еще правее и южнее, то есть в Гродно, король Жером должен был перейти через Неман с поляками, саксонцами, вестфальцами и 4-м резервным кавалерийским корпусом под командованием генерала Латур-Мобура. Крайний правый фланг насчитывал около 70 тысяч солдат.

Семнадцатого июня Наполеон покинул Кенигсберг и проехал через Велау, Инстербург и Гумбиннен на Прегеле, на берегах которого выстроились армейские корпуса для получения продовольствия. Проведя смотр войск, он отправил вперед кавалерийский резерв Мюрата, артиллерийский резерв, понтонные экипажи и приказал Даву сопровождать их на Волковыск, дабы быть перед Ковно 22–23 июня.

Наполеон покинул Гумбиннен 21 июня и 22-го прибыл в Волковыск, где от Ковно и Немана его отделял уже только большой Волковысский лес. Так настала роковая минута, и он подходил к реке, которая стала, можно сказать, Рубиконом его процветания! Все корпуса находились на берегах Немана, и Наполеон не мог более медлить с переходом через него.

Известия от корпусов с крайнего левого до крайнего правого флангов были единообразны и обнаруживали полную неподвижность русских. То есть замыслы его, к сожалению, исполнялись, и Наполеон во весь опор устремлялся в ловушку, расставленную ему фортуной. Макдональду на левом фланге он предписал незамедлительно перейти через Неман в Тильзите, Евгению на правом фланге приказал двигаться к Пренам, дабы перейти через реку как можно раньше, а Жерому – прибыть в Гродно не позднее 30 июня.

Двадцать третьего июня, проведя ночь среди Волковысского леса на маленькой ферме, в окружении 200 тысяч солдат, Наполеон дебушировал из леса с великолепной армией и выстроил ее выше Ковно перед Неманом. Занимаемый французами берег повсюду доминировал над противоположным берегом, небо оставалось совершенно ясным, и видно было, как Неман, несущий свои воды справа налево, мирно уходит вдаль на запад. Ничто не выдавало присутствия неприятеля, кроме несколько казачьих разъездов, носившихся, будто дикие птицы, вдоль берегов реки, и нескольких горящих риг, над которыми вились в воздухе клубы дыма. Генерал Аксо, произведя тщательную рекогносцировку, обнаружил в полутора лье выше Ковно, в местечке под названием Понемунь, пункт, где Неман, образуя крутой изгиб, во многом облегчал переход через него. Благодаря тому, что река очерчивала противоположный берег полукругом, он представал перед французами в виде равнины, окруженной со всех сторон их войсками, контролируемой их артиллерией и потому удобной для высадки. Наполеон отправился вместе с Аксо осмотреть место и, найдя его столь же удобным, как описал генерал, приказал той же ночью навести мосты. Генерал Эбле, доставивший лодочные экипажи, получил приказ перебросить, при содействии дивизии Морана, три моста.

В одиннадцать часов вечера 23 июня 1812 года вольтижеры дивизии Морана на лодках пересекли Неман, завладели без единого выстрела правым берегом и помогли понтонерам закрепить швартовы. К концу ночи были прочно установлены три моста, в ста туазах друг от друга, и легкая кавалерия перешла на другой берег.

Утром 24 июня войска тремя длинными колоннами стали спускаться с высот к реке. Полукругом выстроенные на высотах орудия двенадцатого калибра контролировали равнину, куда собиралась дебушировать армия, что было, впрочем, бесполезной предосторожностью, ибо неприятель нигде не показывался.

Пехота маршала Даву первой спустилась к реке, ее дивизии по очереди перешли на противоположный берег и построились в боевые порядки на равнине: пехота – плотными колоннами, артиллерия – в промежутках между пехотой, легкая кавалерия – спереди, тяжелая кавалерия – сзади. За ней последовали корпуса Удино и Нея, за ними гвардия, за гвардией парки. Правый берег покрывался войсками, которые спускались с высот и, растягиваясь в длинные цепочки на трех мостах, казалось, перетекали тремя непрерывными потоками на округлую равнину. Солнце сверкало на штыках и касках; войска, воодушевленные надеждами и своим полководцем, без устали восклицали «Да здравствует Император!». Они только и мечтали о победах и дальних маршах, ибо были убеждены, что экспедиция в Россию закончится в Индии.

Полюбовавшись некоторое время этой необыкновенной картиной, Наполеон сел на лошадь, спустился, в свою очередь, к Неману, перешел его по одному из мостов и, резко повернув влево, помчался к Ковно. Легкая кавалерия вступила в город без затруднений, вслед за казаками, которые поспешили уйти на другой берег Вилии, судоходной реки, протекавшей от Вильны до Ковно и впадавшей там в Неман. Наполеон захотел тотчас завладеть обоими берегами Вилии, дабы восстановить мосты и преследовать русские арьергарды. Коммуникации были незамедлительно восстановлены, и теперь можно было двигаться к Вильне обоими берегами.

Итак, жребий был брошен! Наполеон вступил в Россию во главе 400 тысяч человек, за которыми следовали другие 200 тысяч. Что станется в отдалении с необыкновенной армией в 600 тысяч солдат всех национальностей, следовавших за одной звездой, если эта звезда вдруг померкнет? Мир, к сожалению, узнал это самым незабываемым образом; но для его наставления мы должны подробно описать то, что стало известно лишь в результате грохота ужасающего падения. Приступим же к горестному и героическому рассказу: по ту сторону Немана мы будем на каждом шагу встречать славу, но об удаче, увы, нам придется забыть.

XLIV
Москва

Неман был перейден 24 июня без какого-либо сопротивления со стороны русских. Не сомневаясь в том, что Макдональд слева у Тильзита и Евгений справа у Прен осуществят переход с такой же легкостью, Наполеон думал только о движении на Вильну: следовало завладеть столицей Литвы и поместиться между двумя неприятельскими армиями таким образом, чтобы уже не позволить им воссоединиться. Однако, в то время как его корпуса выдвигались на Вильну, он сам, прежде чем покинуть Ковно, должен был переделать еще тысячу дел.

Прежде всего он приказал разобрать переброшенные выше Ковно мосты, погрузить лодки на повозки и направить весь понтонный экипаж вслед за маршалом Даву. Чтобы обеспечить возможность перехода через Неман в любое время, Наполеон поручил неутомимому генералу Эбле построить в Ковно свайный мост, приказав установить подобный мост и через Вилию, дабы обеспечить коммуникации армии во всех направлениях. Затем он занялся оборонительными укреплениями вокруг Ковно, чтобы сохранить в безопасности обширный склад снаряжения, который там оставался. После этого его внимания потребовали госпитали, пекарни, склады для всякого рода запасов и, главное, лодки, способные подняться по Вилии к Вильне, и Наполеон отдал все необходимые распоряжения для того, чтобы конвои, подходившие из Данцига через Вислу, Фриш-Гаф, Прегель, Дайм и Неман, могли подняться из Ковно в Вильну посредством единственной пересадки. К сожалению, транспортировка по неглубокой и извилистой Вилии представляла почти столько же трудностей, как по суше. Чтобы подняться от Ковно к Вильне, требовалось три недели, и почти столько же времени занимала транспортировка из Данцига в Ковно. Тем не менее Наполеон приказал испытать этот род перевозок, а потом организовать другой транспорт, если этот окажется неудобным.

Не переставая заниматься этими делами, Наполеон привел свои войска в движение. По собранным о положении неприятеля сведениям армия Барклая-де-Толли располагалась вокруг Вильны полукольцом, соединяясь казачьими разъездами с армией Багратиона, располагавшейся на правом фланге французов в окрестностях Гродно. Вот как, согласно данным разведки, была расставлена армия Барклая-де-Толли, противостоящая основной массе французских сил. Говорили, что между Тильзитом и Ковно, у Россиен, то есть на левом фланге французов, стоял корпус Витгенштейна, численность которого оценивали в 20 с лишним тысяч человек (24 тысячи); что в Вилькомире стоял корпус Багговута, поменьше (19 тысяч человек, включая кавалерийский корпус Уварова); что в самой Вильне расквартирована императорская гвардия с резервами (24 тысячи вместе с тяжелой кавалерией генерала Корфа); что перед французами, несколько правее дороги в Вильну, разбросаны другие войска неизвестной численности, но не менее сильные, чем уже перечисленные подразделения. То были корпус Тучкова в Новых Троках (19 тысяч), корпус Шувалова в Олькениках (14 тысяч), и наконец, на крайнем правом фланге, корпус Дохтурова в Лиде (20 тысяч), связанный с армией князя Багратиона 8 тысячами казаков Платова. Расстановка 130 тысяч Барклая-де-Толли была известна не слишком точно, но расположение полукольцом вокруг Вильны, с численным перевесом на французском левом фланге и перед французами и с меньшими силами на правом фланге, распознавалось настолько ясно, что Наполеон мог приказать армии выдвигаться на Вильну, достаточно хорошо понимая положение.

Маршал Макдональд на крайнем левом фланге без затруднений перешел через Неман в Тильзите. Он располагал 11 тысячами поляков, 17 тысячами пруссаков и получил приказ выдвигаться на Россиены без спешки, прикрывая навигацию на Немане и постепенно захватывая Курляндию, по мере того как русские будут отступать на Двину. Корпус Удино численностью 36 тысяч человек Наполеон направил на Яново и предписал ему перейти через Вилию и выдвинуться на Вилькомир. Его усилили кирасирской дивизией, отделенной от корпуса принца Евгения и принадлежавшей 3-му корпусу резервной кавалерии. За Вилию выдвинули и корпус Нея, также составлявший 36 тысяч человек, но ему приказали перейти через Вилию у Вильны. Двигавшиеся параллельно Удино и Ней казались достаточно сильны, чтобы противостоять любым силам неприятеля. Им нечего было опасаться Витгенштейна и Багговута; общими усилиями они даже могли их сокрушить.

Приняв эти меры предосторожности, почти избыточные, на левом фланге, Наполеон решил выдвинуть прямо на Вильну 20 тысяч всадников Мюрата, 70 тысяч пехотинцев Даву и 36 тысяч испытанных солдат гвардии. Располагая непосредственно 120 тысячами солдат, он был уверен в том, что преодолеет любое сопротивление и, перерезав линию русских в Вильне, полностью отрежет Барклая-де-Толли от Багратиона.

Эти диспозиции, предписанные на следующий день после перехода через Неман, исполнялись в то время, как Наполеон, расположившись в Ковно, занимался разнообразными делами, описанными нами выше. Двадцать пятого июня Мюрат во главе кавалерии и Даву во главе пехоты выдвинулись к Жижморам по пересеченной местности, где их легко могла остановить русская армия. Они двигались по склонам лесистых холмов, отделявших Вилию от Немана, зажатые между холмами и обрывистыми берегами Немана, не имея места, чтобы развернуть войска в случае нападения. Вечером 25-го они заночевали в Жижморах, а на следующий день намеревались заночевать на пути в Йыхви. На пути они встречали только казаков, которые при их приближении убегали, поджигая, когда успевали, риги и усадьбы.

Двадцать седьмого июня пришли в Йыхви, находящийся уже в одном дне пути от Вильны, и Мюрат, дабы вступить в город пораньше, выдвинулся на 3–4 лье дальше, к Рыконтам.

Однако в Вильне уже не было ни двора царя, ни его армии. О переходе через Неман, начавшемся утром 24-го, в Вильне стало известно к вечеру, когда император Александр находился на балу у генерала Беннигсена. Известие, принесенное слугой князя Румянцева, привело всех в величайшее волнение и только усилило сумятицу, царившую в русской штаб-квартире. Желая окружить себя многочисленными советчиками, Александр привез с собой толпу важных особ, совершенно разных по характеру, рангу и национальности. Помимо генерала Барклая-де-Толли, который отдавал приказы не как главнокомандующий армией, а как военный министр, Александр имел при себе генерала Беннигсена, великого князя Константина, бывшего военного министра Аракчеева, министров полиции и внутренних дел Балашова и Кочубея и князя Волконского, исполнявшего при особе императора функции начальника Главного штаба. К русским присоединялись иностранцы, и среди них пьемонтец Мишо, инженер-полковник, сведущий в своем деле; швед Армфельт, итальянец Паулуччи; несколько немцев, в частности, барон Штейн, которого Наполеон выгнал из прусского правительства; образованный офицер Главного штаба, умный и энергичный полковник Вольцоген; наконец, прусский генерал Фуль, скорее ученый, нежели военный, имевший на Александра большое влияние, ненавидимый по этой причине завсегдатаями двора, обладавший репутацией высочайшего гения у немногих его адептов, но большинством считавшийся нелюдимым и категоричным чудаком, способным лишь на некоторое время повлиять самим своим своеобразием на изменчивое и мечтательное воображение Александра.

Среди таких-то советчиков император Александр, обладавший бо́льшим умом, чем любой из них, но меньше, чем любой из них, способный остановиться на одной идее и ее придерживаться, жил уже несколько месяцев, когда пушки Наполеона вырвали его из его сомнений и вынудили составить план кампании.

Среди этих лиц не переставали горячо обсуждаться две идеи. Люди горячего склада не хотели дожидаться Наполеона, предлагали его упредить его и вторгнуться в Старую Пруссию и Польшу. Люди спокойные и здравомыслящие считали такой план опасным и не без основания утверждали, что выступать навстречу Наполеону значит сокращать ему путь, избавлять его от наиболее значительной трудности войны, трудности преодоления расстояний, и предлагать ему, почти на его территории, вблизи всех его ресурсов, то, чего он должен более всего желать, – сражение, в котором он несомненно победит. Они говорили также, что вместо того чтобы сокращать расстояния, нужно их увеличивать, отступать перед Наполеоном и уступать ему столько территории, сколько он захочет, чтобы потом, заманив вглубь России, изнурив усталостью и голодом, атаковать, сокрушить и отбросить к границам. Неприятной стороной этого плана было то, что он предавал разорению не Польшу и Старую Пруссию, а саму Россию. Тем не менее почти полная уверенность в успехе была столь весомым доводом, что никакие материальные соображения не могли послужить ему противовесом.

Борьба мнений, начавшаяся в Санкт-Петербурге, не прекращалась и в Вильне, когда известие о переходе через Неман положило конец балу у Беннигсена. Александр был слишком умен, чтобы колебаться в подобном вопросе. Устроить Наполеону в условиях российского климата кампанию, подобную кампании Массена в Португалии, было слишком очевидной тактикой, чтобы он думал следовать какой-либо другой.

Такое поведение диктовалось простым здравым смыслом. Но по этому случаю выстроили целую систему, и автор системы, генерал Фуль, навязал ее Александру, которого всегда было легко соблазнить некоторой видимостью глубины.

Изучив карту России, генерал заметил то, что каждый мог увидеть с первого взгляда, – поперечную линию Двины и Днепра, представлявшую собой прекрасную линию внутренней обороны. Заметив в Дриссе на Двине позицию, показавшуюся ему удобной, он предложил построить там укрепленный лагерь, и Александр согласился и послал в Дриссу инженера Мишо, чтобы наметить план укреплений. Офицер Главного штаба Вольцоген, бывший своего рода интерпретатором таинственного гения Фуля, ездил туда-сюда, следя за воплощением идей своего учителя. К созданию лагеря на Дриссе Фуль добавил распределение русских сил, сообразное системе, выведенной им из операций лорда Веллингтона в Португалии. Он потребовал создать две армии, главную и вспомогательную; главной армии, 1-й, на Двине, назначалось встретить французов с фронта, увлечь за собой и отступить в лагерь на Дриссе; 2-й армии, на Днепре, также надлежало отступать перед французами, но при переходе в наступление она должна была осаждать французов с фланга и с тыла. Согласно этому плану и были созданы армии Барклая-де-Толли и Багратиона.

Идея отступления и затягивания французов вглубь России была, несомненно, правильной, ей Александр впоследствии и был обязан великими результатами, и ее разделяли все в Европе. Но зачем требовался укрепленный лагерь, и почему так близко к границе? Укрепленным лагерем русских и были их необъятные просторы, оканчивающиеся только у Ледовитого океана. Размещать лагерь на Двине значило пытаться остановить французов в самом начале их пути, когда они обладали еще всем напором и всеми ресурсами, значило самим подставлять себя под удар. Наконец, изначальное разделение основной массы русских сил, которых и так едва хватало, чтобы вести кампанию, было крайне опасным; куда лучше было бы предоставить роль фланговой армии, которой надлежало беспокоить французов и, быть может, даже отрезать путь к отступлению войскам, возвращавшимся с Дуная.

Вот что подсказывал простой здравый смысл. Александр даже не поставил план на обсуждение. Он выдвинул две армии, не обозначив своей позиции и втайне считая план Фуля спасением империи, но не решаясь о нем говорить и рассчитывая исполнить его постепенно. Поэтому он не хотел назначить главнокомандующего (это означало бы разглашение системы) и поручил командование Барклаю-де-Толли как военному министру. Но внезапный переход Наполеона через Неман вынуждал Александра отбросить все колебания и открыть свой план.

Он тотчас пожелал созвать военный совет, пригласить на него всех советников, изложить план генерала Фуля и попросить присутствовавших высказаться. Но полковник Вольцоген дал понять императору, что это приведет только к новой неразберихе и лучше попросту выбрать главнокомандующего и доверить ему исполнение плана, который он считает наилучшим. Самым подходящим кандидатом на роль командующего был генерал Барклай-де-Толли – по причине его послушности, твердости, практических талантов и ранга военного министра. К тому же приближение неприятеля с сокрушительной массой в 200 тысяч человек сильно остудило пыл сторонников наступления, и можно было не опасаться, что ставшее неизбежным отступление вызовет большое осуждение. Итак, Александр поручил Барклаю-де-Толли произвести отступление 1-й армии к Двине в направлении Дрисского лагеря, после чего отбыл с толпой советников по дороге, ведущей в Дриссу через Свенцяны и Видзы.

Не так легко было произвести перед Наполеоном, обыкновенно стремительным как молния, отступление шести корпусов, разбросанных вокруг Вильны и составлявших 1-ю армию.

Как мы уже сказали, первый из корпусов, под командованием Витгенштейна, располагался в Россиенах и формировал крайний правый фланг русских, противостоявший крайнему левому флангу французов. Второй корпус, под командованием Багговута, находился в Яново. Третий корпус, состоявший из русской гвардии и резервов, стоял в Вильне, а четвертый, под командованием Тучкова, – в Новых Троках[13]13
  Это не номера, присвоенные им в русской армии, а порядок их расположения на линии вокруг Вильны.


[Закрыть]. Этим четырем корпусам отступить было просто, ибо требовалось только отойти прямо на Двину, не рискуя встретить на своем пути французов. Не больше трудностей встретила бы и тяжелая кавалерия, разделенная на два резервных корпуса под командованием Уварова и Корфа и располагавшаяся позади. Но пятый корпус, под командованием Шувалова, и шестой, под командованием Дохтурова, располагавшиеся в Олькениках и в Лиде и формировавшие крайний левый фланг полукольца, могли на пути в Свенцяны натолкнуться на французов, которые уже двигались на Вильну. Гетман Платов располагался близ Гродно, но о таких проворных всадниках, как его казаки, тревожиться не стоило.