Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3"

Таких сил было недостаточно для противостояния англичанам. И Мармон послал к Наполеону своего адъютанта полковника Жарде, чтобы представить подсчет своих сил и напомнить, что когда он будет в опасности, генерал Дорсенн, поглощенный борьбой с северными бандами, найдет тысячу причин, чтобы не оказать ему помощи или оказать ее слишком поздно; что Жозеф не будет ни достаточно энергичен, ни достаточно смел, чтобы лишить себя 10 или хотя бы 6 тысяч человек из тех 14, что составляют Центральную армию; что Сульт, при расстояниях, отделявших его от Португальской армии, будет иметь больше причин, чем ему понадобится, чтобы не покидать Андалусии; что поэтому он, Мармон, успеет погибнуть и оголить границу с Францией прежде, чем ему окажут помощь. В заключение маршал поручил передать, что если ему не дадут верховное командование Северной и Португальской армиями, он не сможет взять на себя трудную миссию противостояния англичанам и просит отозвать его из Испании, чтобы служить на глазах у императора в Русской кампании.

Наполеон выслушал полковника Жарде, казался пораженным его рассказом, обещал ему всё исправить, посмеявшись, впрочем, над притязанием Мармона на верховное командование, столь превосходящее его способности. Но поскольку пришлось бы принимать серьезные решения, менять расстановку сил, возможно, оставлять значительные территории ради концентрации войск, Наполеон ограничился общим распоряжением о передаче верховного командования Жозефу, льстя себя надеждой, что сам покончит со всеми проблемами в России, и отбыл из Парижа.

Несмотря на свои справедливые опасения, Мармон остался командующим Португальской армии. Он заботился о нуждах солдат, старался привести Саламанку в состояние обороны, превратив несколько ее крупных монастырей в цитадели, пополнял кавалерию, ремонтировал орудия, признал власть Жозефа и посылал ему отчеты и донесения о состоянии войск даже чаще, чем Жозеф того желал, ибо каждое такое донесение завершалось просьбой о помощи.

Жозеф, командующий армией Центра, располагал примерно 14 тысячами здоровых людей, среди которых числились остатки разных корпусов, как часто случается в штаб-квартире, и еще 2 тысячами солдат Сульта, который не переставал требовать их возвращения. С этими силами, не считая 2 тысяч испанцев, которым Жозеф платил собственными деньгами и которые были верны, пока им платили, Жозеф должен был охранять Мадрид и Толедо справа, Гвадалахару слева, поддерживать сзади коммуникации с Северной армией и спереди через Ла-Манчу – с Андалусской. Ему нужно было даже дотягиваться до Куэнки, дабы не терять сообщения с Арагонской армией, располагавшейся в Валенсии. Если охрана одного из этих пунктов прекращалась, Жозеф сразу оказывался отрезанным от одной из частей королевства и терял те небольшие ресурсы, которыми жил, – зерно и фураж в пору жатвы и городскую пошлину Мадрида.

Андалусия, захваченная столь преждевременно, находилась в руках Сульта, под командованием которого состояла наилучшая часть французской армии. Он располагал 58 тысячами боеготовых солдат, которые размещались следующим образом. Перед Кадисом оставались 12 тысяч человек, продолжая видимость осады; 10 тысяч защищали Гренаду; 5 тысяч человек патрулировали из Аркоса Севилью, Кадис и Тарифу; 15 тысяч в Эстремадуре под началом д’Эрлона наблюдали за генералом Хиллом, расположившимся в Бадахосе; 2–3 тысячи кавалеристов у Баэсы объезжали ущелья Сьерра-Морена. Оставшиеся 13–14 тысяч человек оккупировали Севилью и воевали с Баллестеросом, который высаживался то справа в графстве Ньебла, то слева в Тарифе, пользуясь услугами английского флота.

Сульт оккупировал богатый край и располагал всем необходимым для содержания войск. Тем не менее, несмотря на предписание Наполеона всем генералам посылать королю часть доходов от военных контрибуций, Сульт ничего не посылал Жозефу, заявляя, что едва справляется с нуждами армии и расходами на осаду Кадиса, которая в самом деле требовала создания многочисленного снаряжения, к сожалению, до сих пор совершенно бесполезного. Коммуникаций у Сульта с Главным штабом не было. Он снял все посты, позволявшие ему сообщаться с Мадридом через Ла-Манчу, заявив, что Ла-Манчу надлежит охранять армии Центра, и ничуть не беспокоясь о депешах, которые могли содержать только надоедливые требования денег и помощи. Хотя Жозеф стал главнокомандующим, маршал мог заявлять, что ничего об этом не знает, ибо никаких депеш из Парижа и Мадрида не получил.

Наконец, оставалось королевство Валенсия с обширными расположениями Сюше. После взятия Валенсии крупное соединение сил, о котором распоряжался Наполеон, распалось, и войска вернулись в свои провинции. Генерал Рейль вернулся в Арагон с 14 тысячами человек, чтобы охранять Сарагосу, Лериду и Тортосу, помогать армии Севера бороться с Миной, армии Центра – с неутомимым Вильякампой, Дюраном и Эмпесинадо и при необходимости оказывать помощь Каталонской армии. Генерал Декан, вернувшийся после потери Иль-де-Франса в Европу с незапятнанной репутацией, командовал каталонскими войсками под верховным командованием Сюше. У него было 27 тысяч человек для охраны Фигераса, Остальрика и Барселоны и для того, чтобы показываться время от времени под Таррагоной, важнейшим завоеванием, ибо она мешала англичанам высадиться на северо-востоке Испании. Англичане, зная, как трудно снабжать продовольствием крепости, старались пресечь сообщение по морю, в то время как испанский генерал Ласи старался прервать коммуникации французов на суше: так они надеялись отбить у нас Таррагону, уморив голодом. Сюше располагал в Каталонии, Арагоне и Валенсии 58 тысячами боеготовых солдат. За вычетом 14 тысяч генерала Рейля и 27 тысяч генерала Декана, у него оставалось 16–17 тысяч человек для наблюдения за длинной дорогой вдоль побережья Средиземного моря от Тортосы до Валенсии, содержания войскового корпуса перед Аликанте и поддержания связи с войсками Жозефа через Куэнку. И не более 7–8 тысяч человек он мог быстро передвинуть в угрожаемые пункты.

К числу опасностей, которых следовало опасаться Арагонской армии (этим общим названием мы обозначаем три армии Арагона, Каталонии и Валенсии), относилось и появление англо-сицилийской армии, сформированной лордом Уильямом Бентинком на Сицилии. Не боясь более нападений Мюрата, после того как тот отправился в Россию, лорд Бентинк мог располагать отличной английской дивизией и вдобавок дивизией сицилийской. Этот корпус в 12 тысяч человек могли перебросить, благодаря английскому флоту, куда угодно, и добиться в нужном месте численного превосходства. Это было еще не всё. Англичане задумали нанять некоторое количество испанцев и придать им английских офицеров. Для формирования этого войска они использовали Балеарские острова (которыми владели) и побережье Мурсии (принадлежавшее им почти в такой же мере). Генерал Уиттингэм на Балеарах и генерал Роуч в королевстве Мурсия организовали два испанских легиона, которые должны были вскоре доставить им еще 12 тысяч отличных солдат. Эти войска и назывались Англо-сицилийской армией, которая могла быть переброшена либо в Каталонию к генералу Ласи, либо в Мурсию к генералу О’Доннеллу, и была уже не воображаемой, а совершенно реальной силой.

После взятия Валенсии Сюше постарался успокоить ее жителей и призвал их, как и в Сарагосе, к участию в управлении краем. Уже внушив доверие своим поведением в Арагоне, он постепенно добился возвращения архиепископа и бывших муниципальных властей провинции, сформировал хунту, договорился с ней о распределении доходов с налогов, осуществил полезные реформы и, не душа страну поборами, получил возможность пользоваться всеми богатствами королевства Валенсия. Наполеон хотел, чтобы Валенсия деньгами заплатила за французскую кровь, пролившуюся под ее стенами в 1808 году, и потребовал выкупа в пятьдесят миллионов. Такая контрибуция, наложенная среди беспорядков войны на богатую, но небольшую провинцию, казалась чрезмерной. Тем не менее, благодаря системе управления Сюше, можно было надеяться получить бо́льшую ее часть, а скорее всего, и всю сумму, если бы французы оставались в Валенсии больше года. Сюше уже одел и вооружил своих солдат, выплатил им жалованье, наполнил склады, подготовил резерв и послал Жозефу первый взнос в 3 миллиона, пообещав в скором времени прислать еще больше. Это была единственная армия в Испании, пребывавшая в цветущем состоянии, все в ней служили отлично, любили командующего и выказывали готовность к величайшим усилиям.

В Валенсии вскоре стало известно о новой власти, пожалованной Жозефу, и это совсем не понравилось маршалу, которому не хотелось, чтобы кто-то нарушал его справедливое и мирное управление. Он мог дать денег, и давал их охотно, но не мог отвлечь ни одного из своих солдат, ибо охраняемые им провинции оставались единственным ресурсом французских армий на случай, если в результате какого-нибудь несчастья в Кастилии или в Эстремадуре они потеряют коммуникации с Байонной. Поэтому у Сюше были все основания не допускать какого-либо отвлечения сил, вдобавок он располагал верным средством от него уклониться. Двумя годами ранее Наполеон, желая приберечь для себя провинции Эбро, отправил ему секретные инструкции, которые позволяли Сюше выказывать по отношению к Мадридскому главному штабу чисто формальную почтительность. Но, будучи умеренным во всем и не желая осложнять трудную ситуацию неуступчивостью, он решил выходить из положения испытанным способом, оказывая Жозефу все возможные услуги и помогая деньгами, но при этом демонстрировать в отношении его власти совершеннейшую внешнюю почтительность и прибегнуть к тайным инструкциям только в том случае, если от него потребуют чего-то, что может нанести ущерб провинциям, которые он был обязан сохранить для Империи. Мы увидим, что это благоразумное поведение позволило маршалу превосходно достичь цели без шума и без конфликта с властью.

Это было, надо сказать, весьма своеобразное верховное командование, пожалованное королю Испании и маршалу Журдану, начальнику его Главного штаба. Из пяти армий, оккупировавших Испанию, Северная армия откровенно отказалась подчиняться; Португальская армия ни в коем случае не отказывалась, но подчинялась, только чтобы получить помощь; армия Центра, помещенная непосредственно под командование Жерома, подчинялась ему прямо и абсолютно, но была почти ничтожна; Андалусская армия, самая значительная и менее всего стесненная, была полна решимости не подчиняться, но до сих пор, впрочем, не знала о власти Жозефа и могла и дальше делать вид, что не знает; Арагонская армия, щадя короля и оказывая ему помощь деньгами, была неспособна оказать никакие иные услуги. И однако спасение положения зависело только от того, насколько все эти армии будут способны оказать помощь друг другу и – в особенности – какую помощь смогут оказать Португальской армии Северная и Андалусская!

Журдан, соединявший со здравым суждением огромный опыт командования, чувствовал порочность такого положения и дал почувствовать его Жозефу, представив полный и яркий отчет о ситуации. Но что делать? Писать в Париж, чтобы через два месяца получить от Кларка длинный и ничего не значащий ответ? Однако это был единственный ресурс, особенно после отъезда Наполеона, не имевшего уже ни средств, ни желания заниматься в эту минуту испанскими делами. И Журдан направил военному министру обстоятельный рапорт о положении дел, уже представленный им Жозефу, и затем стал пробовать разгадать и заставить понять других, откуда может грозить опасность.

Был только один грозный враг, английская армия. Захватив в январе Сьюдад-Родриго, в марте Бадахос, а в апреле и мае предоставив отдых войскам, Веллингтон должен был начать действовать в июне. Поскольку не взятых крепостей не осталось, следовало ожидать наступательного марша. Куда он мог направиться? Выдвинется ли он через Бадахос в Андалусию или через Сьюдад-Родриго в Старую Кастилию? Таков был вопрос, и ответить на него было легко, в особенности такому проницательному человеку, как Журдан.

В самом деле, после взятия Бадахоса Веллингтон передвинулся на север Португалии со всей массой своих войск и расположился в Фуэнтегинальдо, в нескольких лье от Алмейды и Сьюдад-Родриго, угрожая тем самым Старой Кастилии и Португальской армии, обязанной оборонять эту провинцию. Даже допуская возможность обманного движения, все в то же время понимали, что он не передвинул бы всю армию с юга на север, чтобы передвинуть ее с севера на юг месяцем позже. Обманные движения не доходят до того, чтобы изнурять солдат в такую погоду ради внушения некоторых сомнений неприятелю. А вот подчеркнутое присутствие в Бадахосе генерала Хилла с некоторым количеством английских и португальских войск было очевидным притворством, призванным заставить французов поверить в готовящуюся экспедицию в Андалусию. Помимо присутствия Веллингтона в Фуэнтегинальдо многие второстепенные, но достаточно видимые признаки указывали на его план: движение войск в Бейру, Тразуж-Монтиш, Леон, огромные склады в Ла-Корунье и множество запряженных мулами обозов в Галисии. Все эти приготовления несомненным образом указывали на планы против Старой Кастилии. Независимо от этих частных причин, имелась и общая причина, решающая для всякого мыслящего человека. Дело в том, что, передвинувшись на север, Веллингтон мог завладеть за один марш всеми коммуникациями и, как мы уже говорили, с помощью одной-единственной победы уничтожить всё военное присутствие французов в Испании, тогда как передвинувшись на юг, он всего лишь побеспокоил бы Андалусскую армию, возможно, заставил бы ее бросить осаду Кадиса, и ничего больше. Этого же, притом с большей надежностью, он мог добиться действиями на севере, ибо при серьезной угрозе на севере нам, конечно, пришлось бы оставить Андалусию, Ла-Манчу и, возможно, Мадрид.

Поэтому Журдан, с его опытом, и Жозеф, с его верным умом, не ошибались и не испытывали на этот счет ни малейших сомнений. Во всяком случае, Мармон, которого опасность касалась непосредственно и делала внимательным, сомнений им не оставил. В первых же числах мая он поспешил доложить, что англичане движутся на него, начав одновременно подготовку к сосредоточению войск и потребовав помощи. Жозеф и Журдан тотчас поняли, что нужно делать. Если бы их власти подчинились, было бы совсем нетрудно отразить нападение Веллингтона и даже одержать над ним блестящую победу, которая улучшила бы положение французов в Испании и в некоторой мере уравновесила наши несчастья в России, ибо крупное поражение англичан на Иберийском полуострове могло сильно на последних подействовать.

Чтобы подготовить такое поражение, следовало подтянуть для совместной обороны все доступные силы, а их было более чем достаточно и в численном, и в качественном отношении. Средства имелись, и Журдан с Жозефом, следует это признать, не пренебрегли ничем, чтобы их задействовать. Убедившись, что Веллингтон намерен выдвигаться на Старую Кастилию и тем самым на Португальскую армию, они написали обоим военачальникам, которые были в состоянии помочь этой армии: генералу Каффарелли, преемнику генерала Дорсенна в Северной армии, и маршалу Сульту, командующему Андалусской армией, с которым, наконец, удалось восстановить сообщение. Обоим сообщили об очевидной опасности, грозившей Мармону, и приказали Каффарелли направить на Саламанку подразделение в 10 тысяч человек. Сульту предписывалось усилить генерала д’Эрлона и направить его на Тахо, дабы он неотрывно следил за движениями генерала Хилла. Если английский генерал скроется по внутренним дорогам, дабы усилить своего главнокомандующего в Старой Кастилии, д’Эрлон должен был последовать за ним и доставить Мармону подкрепление, равное тому, какое Хилл доставит Веллингтону.

К сожалению, приказ был не лучшим из возможных и если бы позднее он не был изменен, его можно было бы счесть ничтожной услугой Португальской армии. Приказ отдавался в предположении, что генерал Хилл располагает значительными силами перед Бадахосом, находится там временно и, когда Веллингтон приготовится начать кампанию, будет отозван к Фуэнтегинальдо. Однако предположение было неверным. Хилл располагал не 30, а только 15 тысячами человек, в том числе только одной английской дивизией. Он находился перед Бадахосом, дабы замаскировать своим присутствием намерения главнокомандующего и отвлечь Сульта в ту минуту, когда Веллингтон, собрав семь английских и несколько португальских дивизий, выдвинется из Фуэнтегинальдо на Саламанку. Если бы д’Эрлон оставался в наблюдении за Хиллом, который не помышлял менять позицию, Мармон не дождался бы от него помощи.

Нетрудно представить, какой прием встретил приказ Жозефа, отданный твердо, но без оттенка властности, присущей одному Наполеону. Каффарелли, командовавший Северной армией, был честен, предан и храбр, но слегка упрям, робок не сердцем, а умом, и уж точно не столь умен, как знаменитый офицер с деревянной ногой, прославивший эту выдающуюся семью[22]22
  Брат генерала Луи Мари Максимильен де Каффарелли дю Фальга (1759–1799) был одним из лучших боевых генералов Египетской армии, а также ученым и философом. – Прим. ред.


[Закрыть]. Его 46-тысячная армия потеряла около 10 тысяч человек вследствие отправки нескольких подразделений в Россию; вдобавок, неутомимые партизаны баскских провинций внушали ему постоянную тревогу за внутренние посты и посты на побережье. Считая себя независимым от главнокомандующего, как и генерал Дорсенн, Каффарелли не отказался помочь Мармону, но не сказал ни когда, ни как, ни сколько войск вышлет ему на помощь.

В Андалусии приказ Жозефа встретил еще менее удовлетворительный прием. С тех пор как Сульт успокоился насчет последствий кампании в Опорто, он надеялся стать начальником Главного штаба Жозефа. Поскольку Массена потерпел неудачу в Португалии, Мармон не обладал для такой роли необходимым положением, а Наполеон удалился в Россию, Сульт полагал, что его надежды скоро сбудутся. Но Наполеон, недовольный операциями в Андалусии и не желавший навязывать брату неприятного ему начальника штаба, назначил на эту должность Журдана. Маршал Сульт был крайне разочарован, и при таком его настроении оставалось мало шансов, что он прислушается к просьбе помочь Португальской армии. Кроме того, он совершенно иначе судил о планах Веллингтона, нежели Мадридский главный штаб, и полагал, что тот намерен выдвигаться в Андалусию, не помышляя о Старой Кастилии. Поэтому Сульт ответил Жозефу, что командующий Португальской армией ошибается; что Веллингтон собирается атаковать не Саламанку и Мармона, а Андалусию; что оказывать помощь следует ему, Сульту, ибо генерал Хилл представляет только головную часть основной британской армии, готовой выдвинуться целиком на Севилью, чтобы освободить Кадис; что газеты повстанцев в Кадисе не оставляют на этот счет никаких сомнений; что генерала д’Эрлона конечно же следует усилить, но для того, чтобы он помог Андалусской, а вовсе не Португальской армии, которой ничто не грозит.

Между тем опасность с каждой минутой нарастала и сделалась настолько явной, что уже невозможно стало сомневаться в направлении атаки Веллингтона. Жозеф написал Каффарелли, что хотя тот и считает себя независимым от Мадридского главного штаба, он не должен забывать о воинском долге, обязывающем помогать товарищу в беде, и о предыдущих инструкциях, ясно предписывающих ему оказывать помощь Португальской армии против англичан; что теперь ему это вменяют в непреложную обязанность и определенно подтверждают, что Веллингтон движется на Саламанку и на Португальскую армию. Что до Андалусской армии, Жозеф едва не принял решение, которое могло спасти Испанию, а с Испанией, возможно, и Империю. Он решил было отдать приказ вывести войска из Андалусии, оккупация которой не доставляла больших преимуществ и занимала 90 тысяч человек, в том числе 60 тысяч боеготовых солдат, способных сокрушить англичан. Чтобы добиться исполнения такого приказа, пришлось бы отстранить от должности командующего маршала Сульта, который скорее всего отказался бы выводить войска или вывел бы их слишком поздно. Но оставление огромной провинции, ярко выраженное попятное движение и отстранение знаменитого маршала были такими решениями, которые у Жозефа хватило ума задумать, но не хватило характера исполнить.

Вот что он предписал вместо них. Всякий раз, как Сульт получал приказы, которые были ему не по вкусу, он угрожал подать в отставку. Жозеф отправил к нему весьма неглупого доверенного офицера, полковника Депре, поручив внимательно посмотреть, что происходит в Андалусской армии; указать маршалу на его заблуждение относительно планов англичан; дать понять, что Веллингтон движется не к Севилье, а к Саламанке; повторить категорический приказ передвинуть генерала д’Эрлона на Тахо, уже не дожидаясь действий Хилла, и объявить, что при малейшей угрозе подать в отставку таковая отставка будет незамедлительно принята. В то же время Жозеф отправил самые подробные депеши военному министру Кларку, сообщая об опасностях, вытекавших из положения главнокомандующего, которому отказываются повиноваться его генералы, не желающие ни во имя долга, ни во имя общих интересов оказывать помощь тому, кому грозит самая серьезная опасность.

В ожидании последствий своих демаршей Жозеф отправил Мармону первую помощь. Уходя из долины Тахо в долину Дуэро, тот оставил одну из своих дивизий, дивизию генерала Фуа, на Тахо у моста Альмараса. Мармон поступил так потому, что не без оснований придавал большое значение этому мосту и окружавшим его многочисленным укреплениям. Поскольку наши активные силы противодействия англичанам вследствие неверной диспозиции разделялись на две части, в Андалусии и в Кастилии, исправить это можно было, только облегчив сообщение между ними, что и сделал Мармон после поражения в Альбуэре. Главной преградой на пути был Тахо, и маршал построил мост, снабдил его укреплениями и, уходя на Дуэро, оставил у него дивизию Фуа. И хотя теперь он имел возможность быстро подтянуть ее через Гвадарраму, предстоящий путь занял бы примерно шесть дней, что было досадной потерей времени в случае вынужденной срочной концентрации войск, а потому Мармон просил Жозефа освободить его от обязанности охранять мост Альмараса. Жозеф поспешил оказать ему эту услугу (хотя результатом ее и стало новое раздробление слабой армии Центра) и послал в Альмарас дивизию д’Арманьяка. Едва дивизия прибыла на место, как дерзкое и несвойственное характеру англичан нападение известило о великих планах Веллингтона и о значении, какое он придавал тому, чтобы помешать Андалусской армии оказать помощь армии Португальской.

Генерал Хилл скрытно покинул свои расположения, выдвинулся к Тахо с одной дивизией и 18 мая появился у моста в Альмарасе. Смело атаковав предмостные укрепления и завладев ими, он полностью их уничтожил, сжег все лодки и отошел, весьма гордый своей экспедицией. Операция Хилла произвела сильное впечатление в Мадриде, ибо говорила о скором вступлении Веллингтона в кампанию и его желании прервать всякое сообщение между Андалусской и Португальской армиями. Такое явное указание должно было подействовать на ту из армий, которую призывали на помощь другой, и Жозеф возобновил свои требования, но, как мы увидим, тщетно.

Маршал Сульт принял полковника Депре, дал ему почувствовать свое крайнее недовольство тем, что не был назначен начальником штаба Жозефа, не стал угрожать уйти в отставку, увидев, что она будет немедленно принята, и продолжал настаивать на том, что опасность грозит не Кастилии, а Андалусии. Отказавшись от попыток его переубедить, полковник Депре потребовал от него объяснений по поводу невыполнения приказа насчет корпуса д’Эрлона. Маршал усилил этот корпус, как и предписывал Жозеф, но откровенно признал, что не согласен с ним расстаться и послать в Кастилию в помощь Португальской армии. На требования полковника маршал отвечал, что не сможет охранять Андалусию, если его лишат какой-либо части его сил, и подчинится только одному приказу – приказу оставить провинцию.

Все эти поездки и упорное неподчинение вынуждали терять драгоценное время, пока Веллингтон выдвигался на Португальскую армию. И вот в первых числах июня стало известно, что он покинул свои расположения и готовится перейти через Агеду, дабы вступить в Саламанку. При этом известии Каффарелли, не оспаривая более власти короля, сообщил Мармону и Журдану, что готов послать на помощь Португальской армии подразделение в 10 тысяч человек. Сульту Жозеф отправил приказ, какой и следовало отправить с самого начала, предписав не отправлять д’Эрлона в наблюдение за движениями генерала Хилла, но тотчас выделить подразделение в 10 тысяч человек и отправить его на Тахо; оголить такую часть территории, какую понадобится, чтобы сделать возможным выполнение этого приказа, и, наконец, если он не пожелает повиноваться, немедленно передать командование д’Эрлону.

Будучи уверен в выполнении столь точного приказа, в исполнении Каффарелли своих обещаний, в возможности самому послать Мармону несколько тысяч человек и рассчитывая, вследствие этих диспозиций, довести Португальскую армию почти до 70 тысяч человек, Жозеф успокоился относительно исхода событий, готовившихся в Кастилии.

Пока мы теряли драгоценное время на прискорбные препирательства, Веллингтон пустился в путь, дабы предпринять наступление на Кастилию, единственную часть Испании, где он мог действовать с пользой. К началу июня ему удалось собрать на Агеде семь дивизий закаленной английской пехоты численностью 35 тысяч, 5–6 тысяч превосходных английских и немецких конников, две бригады португальской пехоты и одну испанскую дивизию. Численность союзников, трудноопределимую из-за несовершенства организации, можно было оценить в 15 тысяч человек. Таким образом, армия Веллингтона в целом составляла около 55 тысяч человек. Герильясы, годные на роль легких войск, добавляли к действующему составу силу, не поддающуюся подсчету, но весьма значительную. Понятно, что при большей согласованности действий наших военачальников, 230 тысяч доблестных французских солдат, вовремя сконцентрировавшись, с легкостью могли сокрушить эту горстку англичан, чья главная сила коренилась в благоразумии их командующего и в разобщенности наших генералов.

Веллингтон понимал это так хорошо, что буквально дрожал от страха (если позволительно так выразиться о таком человеке), выдвигаясь в Кастилию. После завоевания Сьюдад-Родриго и Бадахоса нужно было что-то предпринимать, а предпринять он мог только наступательный марш в Кастилию, его твердый рассудок не ставил это под сомнение. Однако при мысли, что он заходит в тыл французам между Андалусской армией, армией Центра и Северной и Португальской армиями, каждой из которой довольно было послать по подразделению, чтобы сообща его разгромить, Веллингтона охватывал подлинный страх – страх сильного и осведомленного человека, не преувеличивающего опасность, но оценивающего ее по достоинству. И если он всё же выдвинулся навстречу опасности, то потому, что обязан был что-либо предпринять, дабы не упустить благоприятную возможность – отсутствие Наполеона; а также потому, что весьма рассчитывал на прискорбные препирательства французских генералов, которые подметил уже давно и которые до сих пор мешали им, объединив свои силы, его разбить.

Решившись выдвинуться, Веллингтон написал своему правительству, что не следует обольщаться надеждой на великий результат, ибо достаточно французам объединиться против него, как он будет стремительно отброшен в Португалию. Поэтому он потребовал, чтобы Англо-Сицилийская армия предприняла высадку в Мурсии или в Каталонии и помешала Арагонской армии выделить подразделения в помощь армии Центра; а также чтобы английский флот, крейсировавший в Бискайском заливе и сообщавшийся с предводителями банд, симулировал их высадку, чтобы помешать Каффарелли выдвинуться на помощь к Мармону.

Приняв эти меры предосторожности, Веллингтон в начале июня перешел через Агеду и направился на Саламанку. Зная из донесений испанцев, что Мармон вынужден отпускать свои дивизии на поиски продовольствия и никакие подкрепления к нему еще не прибыли, английский генерал надеялся найти французскую армию рассредоточенной, в любом случае насчитывавшей не более 40 тысяч человек и, вероятно, недостаточно снаряженной. В силу всех этих причин он надеялся вынудить ее оставить Саламанку и оттеснить за Дуэро, что стало бы удачным началом кампании. Последующие свои действия он ставил в зависимость от развития событий, обладая достаточным хладнокровием, чтобы спокойно его дожидаться, и достаточным присутствием духа, чтобы не упускать благоприятных возможностей.

Мармон вскоре узнал о приближении английской армии и принял меры, чтобы не быть захваченным врасплох. Успев подтянуть четыре-пять дивизий, благодаря возвращению дивизии Фуа, он смог сформировать внушительное войсковое соединение, способное умерить пыл неприятеля. Воспользовавшись административными уроками Наполеона, у которого он служил адъютантом, Мармон потратил зиму на заботы о людях, ремонт артиллерии, обновление конского состава и приведение постов в состояние обороны. За отсутствием больших складов, на создание которых у него не было средств, маршал устроил при каждой дивизии небольшой склад сухарей, позволявший маневрировать в течение двух недель, не заботясь о пропитании солдат. Он превратил в цитадели три монастыря, контролировавших Саламанку и переход через Тормес, разместив в них гарнизон в тысячу человек, и мог удалиться от них без опасений. По проходившей за Саламанкой линии Дуэро, которая вместе с притоком Дуэро Эслой прикрывала Старую Кастилию и Леон, Мармон расставил достаточно крепкие посты. Торо, Самора, Бенавенте и Асторга могли оказать некоторое сопротивление, поэтому ему удалось бы, умело маневрируя, некоторое время вести кампанию, уклоняясь от решающего сражения с осторожным противником. Снявшись с лагеря в Саламанке, он расположился в некотором отдалении, дабы обеспечить себе время подтянуть дивизии и определить планы неприятеля, и не стал укрываться за Дуэро, потому что мог прикрыться Тормесом и хотел остаться ввиду Саламанки, дабы ободрять своим близким присутствием маленький гарнизон, оставленный в трех укрепленных монастырях.

Веллингтон появился перед Саламанкой 16 июня. Жители встретили его с радостью, всегда вспыхивавшей после ухода французов и с приходом англичан, и просили избавить их от трех укрепленных монастырей, доминировавших над городом и способных вновь открыть свои двери французам. При близком рассмотрении монастыри, казалось, требовали регулярной осады. Веллингтон решил посвятить им несколько дней и был вовсе не прочь занять это время осадой, ибо был не расположен ускорять свое продвижение в края, где каждый шаг вперед мог стать шагом к пропасти. Он привез с собой несколько тяжелых орудий, довольно плохо снаряженных, и с этими средствами начал осаду монастырей, послав в Сьюдад-Родриго за недостающим снаряжением.