Текст книги "Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта"

Ким Фаули воскрешает гаражный рок

Тем временем на горизонте у Ричмана и его команды появился еще более легендарный и одиозный персонаж. К тому моменту, как 32-летний Ким Фаули познакомился с The Modern Lovers, стаж его работы в музыкальной индустрии составлял более десяти лет. Неутомимый импресарио, продюсер, менеджер, сонграйтер, стахановец и великий комбинатор шоу-бизнеса, Фаули имел внушительное резюме: он продюсировал The Lancasters, в которой играл юный Ричи Блэкмор; продвигал команду N’Betweens, которая вскоре переименовалась в Slade; помогал записывать первый сингл Soft Machine; организовывал камбэк Джина Винсента; сочинял хиты для известных, малоизвестных и несуществующих групп (которые зачастую сам же придумывал); брался за безумные проекты, открывал таланты и раздавал путевки в жизнь направо и налево.

В то время Фаули был занят раскруткой собственного альбома под названием "I’m Bad" («Я плохой»). Услышав демо-записи The Modern Lovers, он тут же связался с музыкантами, предложил свою помощь и сообщил, что готов выехать в любой момент. Взамен Фаули просил совсем немного: вписку в Бостоне. Договоренность была достигнута, и на следующие две недели знаменитый продюсер обосновался у родителей барабанщика Дэвида Робинсона, ночуя на подвальном полу (этот эпизод своей жизни семейство Робинсонов вспоминало еще долго). Дэвид Берсон из Warner Bros. описывал Фаули как «невероятного персонажа, хайп-машину», подчеркивая, однако, что тот «искренне любил The Modern Lovers и Джонатана»^[56]. Трудно представить себе более непохожих людей, чем Фаули и Ричман, однако их объединяла нежная любовь к архаичной гаражной музыке вроде? & The Mysterians[94]94
  ? and the Mysterians, также Question Mark & the Mysterians – американская рок-группа, образованная в Бей-Сити, штат Мичиган, в 1962 году, исполнявшая гаражный рок и считающаяся одной из ранних групп прото-панка. (Прим. ред.)


[Закрыть], а также отсутствие предрассудков. «Джонатан… одинаково любил 1910 Fruitgum Company[95]95
  Американский проект, исполнявший песенки в легкомысленном жанре «бабблгам-поп». Слово Эрни Бруксу: «Очень важно влияние бабблгам-попа. Не знаю, известны ли в России такие группы, как 1910 Fruitgum Company или Crazy Elephant. Очень много подобной музыки выходило на лейбле Buddah Records. У всех этих записей был очень простой, примитивный ритм. Эти синглы были очень популярны, потом сгинули, но здорово повлияли на The Velvet Underground. Лу Рид говорил об этом. Нам очень нравился бит этих записей: „Вау, он гипнотический!“ Он вгоняет тебя в состояние транса».


[Закрыть] и Пикассо, так что с ним можно было иметь дело»^[57], – объяснял свое поведение Фаули.

Чтобы иметь на руках все необходимые козыри для привлечения заинтересованных лиц, Ким Фаули организовал для группы еще одну (уже четвертую по счету) демо-сессию. На этот раз, однако, запись проходила не в профессиональной студии, а дома у звукоинженера Динки Доусона. Этот англичанин прославился тем, что выстраивал концертный и студийный звук группы Fleetwood Mac (включая их блестящий альбом "Then Play On"), а затем, эмигрировав в США, начал работать над саундом группы The Byrds. Однако, слушая демо-записи The Modern Lovers, сделанные в июне 1972 года, трудно догадаться о подобном резюме: гитары гремят как жестянки; орган периодически тонет в миксе, а затем выплывает наружу; нестройные бэк-вокалы записаны так, будто кто-то подпевает Ричману, стоя у него за плечом. На этих пленках The Modern Lovers звучат как настоящая гаражная группа – с той разницей, что эта группа играет не в гараже, а в подвале. Очень вероятно, что Кима Фаули устраивал подобный, откровенно дешевый саунд: больше, чем любая из предыдущих записей, эти пленки Доусона подчеркивали связь группы с гаражным роком. Так звучали бы "96 Tears" и "Can’t Seem To Make You Mine", если бы их исполняли не старшеклассники-второгодники, а накачанный гормонами студент-ботаник. Хорошо слышно, что на этих записях Ричман не подавлен значимостью ситуации; за звукорежиссерским пультом он видит не будущих боссов, а скорее сообщников – так же как и он, они любят старый гаражный рок. Заметно, что Джонатан чувствует себя свободнее и раскованнее: его исполнения становятся более многословными, в них появляется больше импровизаций и дуракаваляния – как и на хорошем концерте, где он чувствует понимающую и благодарную аудиторию, его «несет».

Однако эти демо-записи сохранили не только музыкальное хулиганство: нередко лихое веселье начинает походить на развязность, которая заглушает отчаяние. В "Walk Up The Street" Джонатан поет о том, что совершенно замерз и простудил горло, но будет и дальше идти по зимней улице Бостона, потому что идти ему некуда. В циклическом, бесконечном повторении двух простейших (у нас сказали бы: «подъездных») минорных аккордов этой песни слышится настоящая одержимость, бег по замкнутому кругу. Если «Roadrunner» громко заявляет о (вероятно, мнимой) победе над одиночеством, то "Walk Up The Street" – это уже практически признание поражения. Еще более одиноко звучит "Dance With Me" – грустное обращение к возлюбленной, исполняемое, кажется, без всякой надежды на взаимность. «Ты теплая, а я – холодный», – сообщает Джонатан, под минималистичный аккомпанемент прося свою героиню о танце. Пожалуй, наиболее пронзительно звучит полутораминутный монолог "Don’t Let Our Youth Go To Waste" («Давай не будем впустую тратить нашу молодость»), где Джонатан, отказавшийся от инструментального сопровождения, полностью раскрывается перед слушателем.

Нет сомнения в том, что сессии Динки Доусона сохранили для истории самые живые и спонтанные исполнения The Modern Lovers. Однако трудно поверить, что этот архаичный гаражный саунд и полное отсутствие студийного лоска могли вызвать интерес у серьезных студий. Ким Фаули безуспешно обивал пороги звукозаписывающих лейблов по всему Лос-Анджелесу, однако, по его словам, всем были нужны только новые Grand Funk или Джеймс Тэйлор. Среди тех немногих, кто был готов слушать и слышать, оказался Джек Ницше. Продюсер, помогавший создать роскошные аранжировки на записях Фила Спектора, Нила Янга и The Rolling Stones, заявил Киму Фаули, что «эта пластинка изменит рок-н-ролл»^[58]. Оставалось лишь найти того, кто ее выпустит.

Трагедия в Кохассете

Тем временем The Modern Lovers все еще продолжали верить в светлое будущее и жили не по средствам: летом 1972 года они поселились в городке Кохассет, что в часе езды от Бостона, на роскошной вилле с десятью спальнями, собственным теннисным кортом и пляжем у озера. Именно там их навестил еще один посол от Warner Bros. Пытаясь хоть как-то наладить контакт с группой, боссы лейбла призвали на помощь Марти Тау – менеджера многообещающего коллектива под названием New York Dolls. В идее «Уорнеров» определенно было здравое зерно: несмотря на явный контраст в облике, Dolls тоже были аутсайдерами: они играли сырой, непричесанный рок-н-ролл, отвергая все то, что могло сойти за виртуозность и отшлифованность. Джонатан Ричман и его товарищи были на концерте нью-йоркской команды в Бостоне, и им понравилось то, что они увидели. Кроме того, у Dolls и Lovers был общий друг – Дэнни Филдс. Казалось, все идет к успешному союзу. Однако, проведя в тесном общении с группой три дня, Марти Тау решил взять самоотвод. Вернувшись в Лос-Анджелес, он назвал лейблу две причины своего отказа. Одной была основательная занятость Тау делами New York Dolls. Другая заставила «Уорнеров» насторожиться. Позднее Тау пояснял: «Я уехал от них с ощущением, что Джонатан слишком далек от типового самоощущения рок-звезды. Не думаю, что в некоторых отношениях он обитал в реальном мире» ^[59]. Кроме того, менеджер уловил то, что показалось ему «внутренним противоречием, которое существовало в голове Джонатана в отношении других участников группы. Как будто он был не там и не тут»^[60]. The Modern Lovers, в свою очередь, тоже не испытали симпатий к Тау, который показался им чересчур напористым. Он был слишком далек от образа идеального менеджера, которого продолжали искать музыканты. По словам Эрни Брукса, их герой должен был быть «философом, поэтом, самым честным человеком в мире и хорошим бизнесменом»^[61].

Пока «Уорнеры» терзались сомнениями, в жизни The Modern Lovers произошло трагическое событие, которое еще больше пошатнуло их и без того непростое мироощущение. В ноябре 1972 года в Кохассет на виллу к музыкантам приехала 22-летняя подруга барабанщика Дэвида Робинсона по имени Кристин Фрка, более известная в музыкальных кругах как Мисс Кристин. Она была знаменитой групи, а также участницей девичьего фрик-коллектива The GTOs, собранного Фрэнком Заппой. Фрка производила впечатление на окружающих эксцентричным, театральным внешним видом. Она появилась на обложке альбома Фрэнка Заппы "Hot Rats", затем подружилась с фронтменом группы Alice Cooper, придумала для юного Винсента Фурнье его знаменитый грим[96]96
  Фотограф Энди Нэйтансон, сфотографировавший Кристин для обложки «Hot Rats», говорил, что она была «Тимом Бертоном до Тима Бертона». А Памелла Дес Баррес, подруга Мисс Кристин по The GTOs, подчеркивала, что Фрка «придумала его [Элиса Купера] грим, это было самым важным».


[Закрыть], а также привлекла к группе внимание Заппы и помогла Alice Cooper заключить контракт с Bizarre Records^[62]. Ким Фаули вспоминал, что все участники The Modern Lovers «были от нее без ума, она была идеальной женщиной»^[63]. Увы, на тот момент Мисс Кристин находилась под властью наркотической зависимости, и в Кохассет прибыла с арсеналом всевозможных веществ и препаратов. Именно они привели к трагической развязке. Проведя ночь за приятной беседой с Фркой и ее подругой, Робинсон и Фелис (который к тому моменту вернулся в группу) отправились спать – чтобы на следующее утро узнать, что Мисс Кристин стала жертвой передоза.

Безусловно, уже сама по себе смерть 22-летней девушки была настоящей драмой, однако это стало особенно сильным ударом для группы, которая изо всех сил старалась дистанцироваться от пресловутого «рок-н-ролльного образа жизни». Эрни Брукс вспоминал, что смерть на вилле «каким-то образом… психологически уничтожила нас». С ним соглашался и Джон Фелис, который говорил, что «после этого все вошло в штопор». Больше всех, по словам гитариста, был потрясен Джонатан: «Он совершенно психанул. Стал очень тихим, трудно было понять, что у него на уме. Он совсем не хотел рассказывать об этом»^[64]. Незадолго до инцидента The Modern Lovers начали исполнять новую песню Ричмана «I’m Dropping My Friends One By One (Because I Would Rather Be Alone)» – «Я бросаю друзей одного за другим (потому что хочу быть один)».

В гостях у «Мерсера» и New York Dolls

Тем временем акулы шоу-бизнеса продолжали охоту на The Modern Lovers. Дела музыкантов пыталось взять в свои руки солидное агентство Стива Лебера и Дэвида Кребса[97]97
  В богатом портфолио Лебера и Кребса – сотрудничество с Джоном Ленноном и Джорджем Харрисоном, участие в организации «Концерта для Бангладеш», контракт с Эндрю Ллойдом Вебером и опека юных Aerosmith.


[Закрыть] – именно они были работодателями Марти Тау и владели контрактом с New York Dolls. Агентство организовало The Modern Lovers весьма статусный ангажемент в Центре искусств «Мерсер» на Бродвее. 31 декабря 1972 года группе предстояло выступить на разогреве у Dolls. «Я был наслышан о New York Dolls, – вспоминал Джон Фелис. – В тот конкретный момент только и разговоров было, что о Дэвиде Боуи и New York Dolls» ^[65]. Гитарист Lovers как следует сдружился с барабанщиком Dolls Билли Мурсией, однако 6 ноября 1972 года Билли умер от передоза в Лондоне, во время первых гастролей своей группы. Концерт с The Modern Lovers стал одним из первых, где в составе «Куколок» появился новый драммер Джерри Нолан.

Выступление «у Мерсера» стало первым и единственным столкновением The Modern Lovers с новой нью-йоркской сценой, набитой блестками и декадансом. Фелис рассказывал: «"Мерсер" был диким местом. Повсюду царил "Заводной апельсин". Все эти комнаты… а мы играли в основном зале. «Мерсер» был главным местом в Нью-Йорке. Все происходило именно там, мать его» ^[66]. Выступление New York Dolls неизбежно привлекло массу нью-йоркской публики (The Modern Lovers никого не интересовали). Зрителей обоих полов, разодетых в блестящие костюмы, в стразах и при полном макияже, в туфлях на платформе, было сложно отличить от самих музыкантов. В эту пеструю публику затесался весьма интересный очевидец – басист команды Neon Boys (будущих Television) Ричард Хэлл. Он отмечал, как сильно The Modern Lovers выпадали из типового контингента «Мерсера»: «В то время Джонатан был одним из немногих интересных людей. Я помню концерт в арт-центре «Мерсер». В основном это была публика Dolls – реально уморительные, очень напыщенные, вульгарные. Много улетных девчонок – все в мини-юбках, на платформе, с боа из перьев, как следует накрашенные»^[67].

Другим зрителем, оставившим свои впечатления от этого концерта, был юный и самый обычный любитель музыки по имени Джим Рейдер, вместе с приятелем приехавший из другого города, чтобы увидеть нашумевших New York Dolls. Он не имел никакого представления о The Modern Lovers и их музыке. Много лет спустя, излагая свои воспоминания для онлайн-журнала Perfect Sound Forever, Рейдер вспоминал, что концерт проходил в сидячем зале, рассчитанном примерно на 200 мест. Перед началом он обратил внимание на заросшего гитариста Dolls Джонни Тандерса, а также на опрятного, аккуратно подстриженного молодого человека в белой футболке, прямых джинсах и ботинках с белыми носками, который помогал ему настраивать гитару. Кто-то объявил выход The Modern Lovers. В этот момент настройщик вышел на сцену и внезапно оказался фронтменом этого малоизвестного коллектива. Странноватый лидер начал концерт с того, что извлек из гитары торжественный вступительный аккорд, после чего простер руки в разные стороны и «гнусавым, подростковым голосом» провозгласил: «Мы – The Modern Lovers из Бостона, Массачусетс! Нам не нужна девушка для развлечений – нам нужна девушка, о которой мы сможем заботиться!» После чего перешел к исполнению первой композиции «(намеренно?) плоским голосом наивного парня, изображающего рок-звезду». Рейдер и его товарищ засмеялись – «скорее от шока, чем от сарказма». Исполнение и строчки песен вызывали у Рейдера приступы смеха, тексты песен казались балансирующими на грани «банальности и глубины… Он напоминал мне самого себя – в возрасте тринадцати лет». «Этот парень похож на Лу Рида, – заметил его товарищ, – Но он прикалывается». – «Сложно сказать» – ответил Рейдер^[68]. Зрители «Мерсера» определенно находились в замешательстве: ощущения колебались от одобрения до отвращения; из аудитории раздавался как смех, так и редкие, но искренние аплодисменты. «Я не крутой парень», – сообщал Джонатан зрителям. В те моменты, когда из зала раздавался обидный выкрик, он «делал грустную гримасу и втягивал голову в плечи. Он использовал свое лицо как мим Марсель Марсо»^[69].

Под занавес выступления The Modern Lovers исполнили свою программную композицию «Мольба о нежности». Накрашенные зрители озадаченно слушали монолог отвергнутого влюбленного; следили, как нарастает градус эмоций. Редкие оскорбления только напитывали убежденность исполнения Джонатана, его уверенность в своей правоте вопреки всем обидам, насмешкам и несправедливости. «Того, кто сейчас молится за тебя, не испугать!», – провозглашал он. В конце концов его голос дрогнул и сорвался на фальцет. Джонатан разодрал на груди футболку и из его глаз хлынули слезы. По воспоминаниям Джуди Найлон, которая опубликовала репортаж с этого концерта в New Musical Express, Джонатан перестал играть и стоял, переполняемый эмоциями, плача и ударяя себя в грудь ^[70]. Гламурная публика пребывала в оцепенении – ничего похожего в своем загнивающем от дешевой роскоши Нью-Йорке они еще не видели. Джонатан Ричман и The Modern Lovers могли праздновать победу.

Культурные связи между Бостоном и Нью-Йорком, безусловно, крепли: во время посещения «Большого яблока» The Modern Lovers успели объединить силы с New York Dolls и записать совместную версию песни "96 Tears" (Джонатан и Дэвид Джохэнссен у микрофона, Джонни Тандерс на гитаре, Эрни Брукс и Дэвид Робинсон на басу и барабанах соответственно), а после концерта в «Мерсере» Джон Фелис нашел время, чтобы как следует нагрузиться пивом в компании Джонни Тандерса: «Нам обоим приходилось терпеть одно и то же в наших группах, – объяснял Фелис. – Мы были младшими в наших командах. Он был младшим в Dolls, и Дэвид [Джохэнссен] обращался с ним соответствующим образом»^[71]. По дороге домой в Бостон раскисший Фелис сообщил Робинсону, что уходит из группы. Его решение не смогло поколебать даже долгожданное подписание контракта: в начале 1973 года The Modern Lovers, по-прежнему не имевшие постоянного менеджера, наконец, оформили сделку на выпуск альбома с лейблом Warner Bros. Много лет спустя Фелис делился причинами своего разочарования: «За нами гонялись все крупные лейблы, предлагая нам огромные, немереные контракты. Но чем больше мы ждали и тупили, тем меньше становились предложения. Кончилось тем, что мы заключили контракт примерно на 50 тысяч долларов вместо 500 тысяч, которые нам предлагали раньше». По словам Фелиса, остальные участники группы пытались уговорить его остаться, но без успеха; дело было даже не в деньгах: «Я знал, что группа скоро развалится, потому что мы так часто ругались, мы ненавидели друг друга… и я оказался прав»^[72].

Неудачные собеседования и странный отпуск

Наконец-то получив в свое распоряжение группу, «Уорнеры» озаботились тем, чтобы найти ей подходящего менеджера – им не хотелось иметь дело со столь своеобразным коллективом без профессионального и здравомыслящего посредника. Джон Кейл и Дэвид Берсон, главные сторонники The Modern Lovers на лейбле, предприняли титанические усилия, чтобы распиарить группу (по словам Кейла) перед «практически всеми агентствами Америки» ^[73]. Вслед за этим десант из специально отобранных и заинтересованных кандидатов в менеджеры был направлен в Бостон, где The Modern Lovers предстояло выступать на разогреве у Aerosmith. К сожалению, в результате организационной накладки все кандидаты опоздали на концерт. Не растерявшись, музыканты пригласили соискателей в гостеприимный и просторный дом Робинсонов, где гости, щедро угощенные алкоголем, получили возможность оценить приватное выступление группы. После окончания «квартирника» каждого из приглашенных ожидало интервью. Несмотря на все попытки Берсона направить собеседования в деловое русло, вопросы музыкантов касались совершенно иных тем – например, книг, которые в последнее время прочел соискатель. Конкурсный отбор не прошел никто.

В отсутствии штатного менеджера и стабильного гастрольного графика The Modern Lovers приняли приглашение одного знакомого подработать «домашней» группой в отеле на Бермудах. Группа, которая привыкла исполнять репертуар песен о подростковых переживаниях, неожиданно оказалась перед необходимостью развлекать ленивых взрослых туристов. Чтобы хоть как-то спасти ситуацию, команда докатилась до того, что начала играть каверы на The Rolling Stones, но даже такая радикальная мера не могла спасти ситуацию: многие зрители в ужасе покидали помещение, а выступления The Modern Lovers становились все короче от вечера к вечеру. Хуже было другое: поселенные в общий номер, четверо музыкантов неизбежно начали уставать друг от друга; в условиях стресса скрытые конфликты и разногласия стали выходить наружу. Джон Кейл, который поехал на Бермуды за компанию с ансамблем, вспоминал: «Меньше всего Джонатан хотел выходить на сцену. Он был очень странным – остальные музыканты ходили на дискотеку, а он оставался в номере. Он не знакомился с девушками. Последнее, что я слышал, Джонатан пытался позвать в группу пятерых новых участников, которые должны были хлопать рулонами газет в ритм музыки» ^[74]. В довершение всех бед Джонатан попал под разлагающее влияние местной музыки калипсо. Для него эта расслабленная, легкая и позитивная музыка являла приятный контраст с нервным рок-н-роллом, который играли The Modern Lovers, и от которого он постепенно начинал утомляться. По возвращении в Бостон остальным музыкантам стоило определенного труда уговорить Джонатана вернуться к их привычному репертуару – тем более что теперь они наконец-то стояли на пороге записи своего первого, настоящего альбома.

Поражение Джона Кейла

Итак, летом 1973-го, более года спустя после демо-сессий с Джоном Кейлом, The Modern Lovers снова были в Лос-Анджелесе, чтобы записать альбом, который носили в себе уже не первый год. Группу поселили за счет фирмы в дом, где до них жила восходящая звезда кантри Эммилу Харрис, а соседом музыкантов стал коллега Эммилу – «скорбный ангел», изобретатель кантри-рока и один из влиятельнейших американских музыкантов – Грэм Парсонс, с которым The Modern Lovers вскоре завели близкую дружбу. Связь группы с Парсонсом вскоре укрепил и тот факт, что Фил Кауфман, бывший роуди Грэма, был нанят «Уорнерами» выполнять эту работу для The Modern Lovers.

Чтобы отметить торжественный факт подписания контракта (и заодно привлечь к группе новых заинтересованных менеджеров), Warner Bros. организовали для коллектива «статусный» концерт на разогреве у группы Tower Of Power – печальные обстоятельства этого мероприятия уже описаны во вступлении к этому тексту. Эрни Брукс вспоминал весь комизм ситуации: лейбл разрекламировал музыкантов под вывесками в духе «The Modern Lovers – новая сенсационная группа на Warner Bros.», а в это время «новую сенсационную группу» освистывали и закидывали банками. Не стоит и говорить, что по итогам концерта желающих заниматься делами группы не обнаружилось. Чтобы хоть как-то решить проблему, «Уорнеры» попросили временно заступить на роль и.о. менеджера The Modern Lovers 45-летнего Эдди Тикнера, бывшего менеджера The Byrds, хорошего друга Фила Кауфмана и Грэма Парсонса. По просьбе лейбла и лично Дэвида Берсона, вся эта команда общими усилиями пыталась «вразумлять» Джонатана.

Теперь казалось, что уже ничто не может помешать Warner Bros. затащить The Modern Lovers в студию и вытянуть из них злополучный лонгплей. Компания оплатила время в студии фирмы Elektra – той самой, где за три года до этого The Stooges записывали свой "Fun House". Джон Кейл был полон решимости вытолкнуть группу на новый энергетический уровень, получить от музыкантов исполнение, беспрецедентное по агрессивности и напору, зафиксировать на пленке ту едкость и дерзость, которые он так ценил в песнях группы. Ощущая себя на одной волне с продюсером, Робинсон, Харрисон и Брукс были готовы сыграть на пределе своих возможностей. Единственным, кто сомневался, был их своенравный лидер. Много лет спустя Брукс размышлял: «Думаю, дело было в том, что Джонатан менялся. Не столько в том, что он устал от старых песен, а скорее в его взглядах – что этот конвейер по штамповке звезд рок-н-ролла является порочным»^[75]. Кроме того, Ричман начал все больше задумываться об охране окружающей среды: задолго до Греты Тунберг он стал размышлять о том, что стадионные концерты, громадные акустические системы и мощные усилители расходуют массу электроэнергии, которая, в свою очередь, вырабатывается посредством сжигания топлива с неизбежным загрязнением атмосферы. С точки зрения Джонатана, единственный способ спасения планеты от экологической катастрофы заключался в том, чтобы исполнять негромкую акустическую музыку.

Членам группы приходилось его бесконечно уговаривать и предлагать компромиссы. Эрни Брукс демонстрировал чудеса дипломатии: «"Джонатан, потом ты сможешь делать все, что захочешь. Давай только запишем пластинку, а после этого сыграем кой-какие концерты! Людям нужно услышать эти песни – они классные и хорошо звучат!" Джонатан отвечал: "Ну, не знаю, не знаю. Я не хочу, чтобы музыка была такой громкой. Она ведь повредит ребятам слух, понимаешь? А если она будет настоящая, если в ней будет волшебство, то люди все равно ее услышат"»^[76].

В сентябре Джонатана все же удалось заманить в студию, но конфликт усугубился после того, как идеи Ричмана вошли в противоречие с представлениями Кейла. Продюсер хорошо помнил прошлогодние студийные перфомансы The Modern Lovers – громкие и напористые – и отчаянно стремился воскресить прежний дух. Эрни Брукс рассказывал: «Одной из песен, которую мы пытались перезаписать, и которая никак у нас не получалась, была, кажется, "Someone I Care About", и Кейл сказал Джонатану: "Тебе надо звучать злобно; тебе надо звучать так, как будто ты хочешь кого-то убить!" А Джонатан ответил: "Ой, я не хочу никого обижать – я хочу сделать милую, счастливую пластинку"»^[77]. Поначалу продюсер был в недоумении: он спрашивал остальных музыкантов: «В чем дело? Что случилось с Джонатаном? Почему мы не можем записать этот диск? Почему вы не можете изменить звучание?». В какой-то момент, однако, ситуация стала выходить из-под контроля. Кейл вспоминал: «Каждая жалоба на то, как звучат какие-то вещи или в каком направлении они двигаются, встречалась ответной жалобой.

Это была бесконечная спираль, которая казалась разрушительной… Мне было неудобно перед Джонатаном, потому что все это было бесцельно. Музыка была просто отрепетированной до смерти – так не делается… В конце концов он уже перестал мне доверять – не знаю почему, что-то случилось, и контакт был потерян. Мои мысли были: "Не знаю, почему так происходит, но это больно. Надо уходить"… Было обидно, потому что я чувствовал, что такую невероятную невинность стоит зафиксировать [на пленке]»^[78]. Остальные музыканты остро переживали происходящее. Эрни Брукс: «Думаю, для Кейла такая ситуация была ужасной, ведь он был продюсером пластинки, которая имела великий потенциал, а Джонатан не давал ему ее записать. В то же время мы все уважали его, но дело просто не шло»^[79]. Ситуация усугублялась и состоянием самого Кейла, который на тот момент переживал личный кризис и много пил[98]98
  Одной из причин кризиса Кейла стали проблемы на семейном фронте. В то время женой Джона была Синтия Уэллс – бывшая групи и участница GTO, также известная как Мисс Синдерелла. По иронии судьбы и без того шаткая психика Синтии окончательно утратила стабильность после смерти ее близкой подруги Мисс Кристин.


[Закрыть]. Сессии к дебютному альбому были прерваны; работа ни над одним треком так и не была доведена до конца.