Текст книги "Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта"

Глава тринадцатая, в которой британские правоохранительные органы сталкиваются с пилигримами XXV века

Двойной альбом «It Comes To You In a Plain Brown Wrapper» имел все шансы стать новой вехой в дискографии Капитана и его команды. Увы, работа над ним так и не была доведена до конца. «Полагаю, на тот момент Buddah решили, что записи им не нравятся», – рассказывал Джон Френч в интервью этой книге. И все же боссы звукозаписи пока еще не были готовы окончательно отказаться от группы – тем более что Captain Beefheart and his Magic Band неожиданно начали набирать популярность в далекой Великобритании. За столь неожиданный поворот событий был ответственен один-единственный человек – диджей Джон Пил. После нескольких лет, проведенных в США, Пил вернулся на родной Альбион, чтобы начать вещание на волнах плавучей пиратской радиостанции Radio London, а после ее закрытия – в эфире нового музыкального радио BBC Radio One. На тот момент Капитан Бифхарт был, без сомнения, любимым исполнителем Пила. В результате американское издание «Safe As Milk» попало в самую горячую ротацию «Радио Один» и вызвало интерес как слушателей, так и издателей. На январь 1968 года Buddah запланировали для Captain Beefheart and his Magic Band основательный «промо-тур»: музыкантам предстояло выступить на рекорд-конвенции в Ганновере, отыграть несколько клубных концертов в Лондоне, а затем появиться в Каннах на MIDEM – крупнейшей в Европе музыкальной ярмарке.

15 января 1968 года, в преддверии первого британского визита Капитана Бифхарта, местные меломаны получили возможность приобрести отечественное издание пластинки, а местные критики – опубликовать свои рецензии. «Странным образом ощущается старомодный дух рок-н-ролла, – комментировал Melody Maker. – Качает мощным битом, но что интересного могут найти в этом модные лондонские клубы – большая загадка»^[71]. Неизвестный автор из Disc and Music Echo был настроен более позитивно: «Соедините изощренную приблюзованную группу, дикий, рявкающий вокал, абсурдно хорошие песни, электричество, безупречно сдержанный продакшн, и что вы получите? Правильно – Captain Beefheart, которые остаются безвредными как молоко и, возможно, лучшей группой, возникшей на волне рок-н-ролла с Западного побережья Америки». Рецензия заканчивалась еще более смелым заявлением: «…ни одного слабого трека. Возможно, самая совершенная группа со времен The Beatles»^[72]. Интриги заявлению добавляли домашние фотографии Джона Леннона, попавшие в прессу незадолго до этого: на шкафу у битла красовались аж две наклейки из американского издания альбома[117]117
  Наклейка «Safe As Milk» с портретом младенца вкладывалась только в первые американские издания альбома. Можно предположить, что экземпляр альбома (или, точнее, два экземпляра) попал к Леннону усилиями пресс-агента The Beatles Дерека Тейлора, некоторое время сотрудничавшего и с Бифхартом.


[Закрыть].

Британскую часть турне Мэджик Бэнда организовывал еще один британский фанат – бывший пиарщик The Who Питер Миден. К сожалению, долгожданное сошествие Капитана и его команды на землю Соединенного Королевства было лишено малейших признаков триумфа – Миден не сумел должным образом оформить разрешения на профессиональную деятельность, и музыкантам предстояло изображать из себя мирных туристов. Увы, с этой задачей они не справились. Официальный запрет на въезд, изданный властями Великобритании, сохранил крайне ценную информацию о том, с какими проблемами столкнулся «Мистер Влит», являющийся «лидером американской «поп-группы»… специализирующейся на исполнении так называемой психоделической музыки» в аэропорту Хитроу. Органы британского правопорядка занесли в протокол, что «группа прибыла вместе и имела очень странный вид, облаченная в одежду, варьирующуюся от «джинсов» до фиолетовых штанов, в разноцветные рубашки, а также разнообразные головные уборы – от конических ведьмовских шляп до ярко-желтого шлема безопасности по типу тех, что носят строители». Кроме того, офицеры обратили внимание, что у странных туристов ушло «целых десять минут» на то, чтобы заполнить «сравнительно простые посадочные анкеты». После того как субъектам в касках и колпаках удалось, наконец, одолеть пограничную бюрократию, их ожидало новое испытание у таможенной стойки.

Британские офицеры зафиксировали в показаниях, что процесс собеседования с гостями столицы оказался «затруднительным, поскольку их мыслительный процесс происходил, казалось, в абсолютно параллельной плоскости и осложнял понимание азов паспортного контроля…»^[73]. Сообщается, что на вопрос о том, кто они такие, мистер Влит ответил: «Пилигримы из XXV века»^[74]. Обнаружив, что каждый член тургруппы имеет весьма смутные и отличные от остальных представления о цели визита в страну, а также изучив объем наличных средств, которым располагали прибывшие («2 фунта и 20 дойчмарок – 2 фунта в эквиваленте»), власти Великобритании развернули Капитана и его команду обратно в Ганновер.

К счастью, Мидену удалось оперативно исправить свои ошибки, и уже на следующий день Бифхарт сотоварищи вступили на территорию Великобритании абсолютно законным образом. Их ожидал горячий прием Джона Пила, который настолько расчувствовался, что даже не смог как следует представить Мэджик Бэнд во время его британского дебюта в модном клубе Middle Earth. Андеграундная газета International Times расписывала это выступление во всех красках: «С двумя гитаристами, вооруженными боттлнеками, и убойным барабанщиком в стиле Митча Митчелла, тяжесть их звучания стала надежным ритмическим трамплином для удивительного голоса Бифхарта, который напоминает молодого Хаулин Вулфа с кольцевым модулятором[118]118
  Электронное устройство или схема, реализующая эффект амплитудной модуляции. Используется в синтезаторах и гитарных «примочках».


[Закрыть] в глотке и сливается с игрой группы наподобие шестого инструмента». Анонимный автор, однако, замечал, что «некоторые приемы использования фидбэка и других примитивных электронных шумов, наподобие просеивателя для муки, подключенного к усилителю, не имели успеха среди юных тусовщиков Middle Earth…»^[75]. Вскоре после концерта Ван Влит сообщил Melody Maker, что ему «физически нравится Англия», и что на недавнем концерте в Middle Earth у группы был «один из самых теплых приемов за последнее время». В ответ на вопрос о любимых музыкантах он назвал Фрэнка Заппу и Орнетта Коулмена, а по поводу творческих планов сообщил, что Мэджик Бэнд работает над двойным альбомом «It Comes To You In a Plain Brown Wrapper». «Он вообще оторванный – надеюсь, мы не попадем в тренд»^[76], – скромно добавил Капитан.

Наведя шороху в Лондоне, Captain Beefheart and his Magic Band отправились покорять Канны. На MIDEM они оказались в солидной компании исполнителей – таких, как Поль Мориа, Том Джонс, Дайана Росс и The Supremes, Fairport Convention, Гелена Вондрачкова, Blossom Toes и Карел Готт. Особенно сильное впечатление Мэджик Бэнд произвел на Артура Брауна и его группу Crazy World. Барабанщик Дрейкен Тикер вспоминал: «Я был абсолютно сражен. Я считал, что Артур был самым безумным, самым эмоциональным вокалистом и шоуменом, но после того как я увидел Бифхарта, Артур оказался на втором месте»^[77]. В довершение всего Капитану и его команде даже удалось попасть на одну вечеринку с Полом Маккартни – который тоже решил заглянуть на фестиваль.

Глава четырнадцатая, в которой Капитан и Волшебная группа записывают еще один альбом, а затем начинают терять терпение

После захватывающих приключений и роскошных приемов в Старом свете Мэджик Бэнд вернулся в свое унылое калифорнийское обиталище с осознанием печальной новости – Buddah Records не собирается выпускать записи, сделанные для альбома «Brown Wrapper». Хорошей новостью было то, что менеджер Боб Краснов по-прежнему верил в группу. Он был убежден, что даже если Captain Beefheart & his Magic Band и не покорят весь мир, то определенно станут героями андеграунда. Поэтому он продолжал проявлять чудеса находчивости, чтобы позволить группе записываться и выпускать альбомы. Из разрозненных сведений от не вполне надежных источников можно заключить, что Краснов заплатил боссам Buddah и Kama Sutra, чтобы они отпустили группу. Затем он получил аванс от лейбла MGM, заключив контракт, который не собирался выполнять, а на вырученные средства основал собственный лейбл Blue Thumb, первым релизом которого должен был стать долгожданный второй альбом Капитана и его команды. Поскольку записи «Brown Wrapper» по-прежнему находились в собственности лейбла Buddah, а Краснов был слишком честен, чтобы опускаться до воровства, перед Мэджик Бэндом встала задача записать заново свои недавние композиции. Квакеры XXV века, однако, аналогичной привилегии не получили – новый альбом планировалось сократить до одной пластинки. Следующие пару месяцев Мэджик Бэнд усиленно повторял свои старые номера, отчаянно отбиваясь от попыток Капитана сочинить что-то новое и гениальное. В планах маячили новые европейские гастроли, время поджимало.

Тем не менее, когда настало время отправиться в студию, группа проявила чудеса дисциплинированности и смогла оперативно (пере) записать все запланированные треки за одну неделю в конце апреля – начале мая. Даже Капитан выглядел собранным и подготовленным. По большей части он был доволен тем, как продвигалась работа, и на сессиях царила позитивная атмосфера. «Все складывалось гораздо лучше и звучало более продуманно в сравнении с хаосом на TTG»^[78], – докладывал Френч. Бесформенные джемы были отправлены на свалку истории. Длиннющий «Mirror Man» прошел процедуру обрезания и был сокращен втрое, теперь он именовался «Son Of Mirror Man – Mere Man» («Сын Зеркального человека – Просто человек»). Основу альбома составили новые версии уже известных песен – «Safe As Milk», «Trust Us», «Beatle Bones ‘n’ Smokin’ Stones» и «Gimme Dat Harp Boy». С «Beatle Bones» исчезла струнная партия в духе Стравинского, зато на «Mirror Man» дебютировал (при помощи усилителя) легендарный просеиватель муки. Также была записана версия «On Tomorrow» с вокалом, а Капитан прямо в студии сымпровизировал номер «Ah Feel Like Ahcid» в духе Сона Хауса. Композиция напоминает «полевую» запись доисторического дельта-блюзмена. Сочетая архаизм и сюрреализм, Бифхарт хрипит, сопит и кряхтит в свой фонограф, очевидно, шлепая себя по лодыжке для ритма. Хулиганская игра слов в названии (под опасным ahcid скрывалось банальное I said) намекала на то, что, даже завязав с «кислотой», Ван Влит был рад заигрывать с нездоровыми увлечениями современной молодежи. Еще более интересно звучала «On Tomorrow», в которой уживались весьма независимые друг от друга ритмы и мелодические партии. Это было что-то новенькое: если раньше Мэджик Бэнд создавал для своего Капитана мощную, непробиваемую стену звука, то теперь конструкция песни больше напоминала ажурный каркас, составленный из разнородных и причудливо переплетающихся между собой инструментальных партий.

Завершив работу, группа со спокойной душой улетела в Европу, оставив пленки в полном распоряжении Краснова. Гастрольный маршрут был составлен довольно неуклюже, и музыканты по несколько разу курсировали между Британией и континентом: из Рима в Лондон, из Милана в Ньюкасл, из Парижа в Манчестер и обратно, в Амстердам. Шиковать не приходилось, и временами водителем группы выступал даже Джон Пил, сохранявший настоящую преданность группе. На каждом британском концерте Мэджик Бэнда он наблюдал практически идентичную картину: «Примерно половина аудитории выходила из зала во время первого номера, когда он [Бифхарт] начинал играть на этом странном инструменте [шахнае] – на котором он играл не так уж здорово… Некоторые номера состояли из того, что он рычал и гудел через это устройство, но тем не менее, группа за его спиной рубилась как ненормальная»^[79][119]119
  Среди уцелевших записей Captain Beefheart and his Magic Band, сделанных во время британского тура 1968 года, можно обнаружить умопомрачительную 11-минутную версию «Rollin’ and Tumblin’», на которой Капитан уходит в полный отрыв со своим шахнаем. С концертными записями группы 1966–1968 гг. можно познакомиться, кроме прочего, на официально изданном бокс-сете «Grow Fins».


[Закрыть].

Усилия не пропадали даром: вокруг Captain Beefheart and his Magic Band нарастало что-то вроде культа. Record Mirror сообщал, что хотя Капитан и его команда никогда не попадали в хит-парады, на обложки подростковых журналов и не выступали в Альберт-холле, «они, без сомнения, добились успеха. Они – одна из самых известных в Британии американских групп, они повсюду собирают массу зрителей. И это по-настоящему важно – люди говорят о Бифхарте и многие интересуются, из-за чего весь шум». В интервью изданию Капитан с удовольствием представал в роли бунтаря и рассказывал о том, как однажды, когда ему было 16 лет, его задержали полицейские – им не понравился его внешний вид. Кроме того, Дон предсказывал, что 1984 год уже не за горами и объяснял, что настоящая аудитория Мэджик Бэнда – не люди за тридцать, а 13-летние подростки, которые лучше всех понимают их «месседж». Бифхарт также расписывался в уважении к Бобу Дилану и объяснял свой художественный подход: «Можно написать стихотворение и использовать слово «желтый». Хорошо. Но если ты положишь его на музыку, то добавишь новое измерение слову «желтый», и оно вызовет картины в воображении. Там-то все и происходит – в воображении»^[80].

В то время как в далеком Лондоне Капитан рассуждал о колористике музыкальных произведений, менеджер Боб Краснов, оставшись наедине с записями будущего альбома, решил кое-что «подрисовать» к уже готовым песням. Получив полную свободу, менеджер крутил ручки, нажимал кнопки и «украшал» композиции новомодными психоделическими эффектами. На «улучшенных» записях партии инструментов гуляли из канала в канал с головокружительным эффектом фэйзинга; то там, то сям прорывались пущенные задом наперед пленки; Капитан временами звучал так, словно пел то из огромной пещеры, то со дна морского. Закончив свои труды, Краснов записал альбом на ацетатный диск и прилетел в Англию, чтобы группа смогла послушать окончательный вариант. Более молодым участникам группы «модный» ремикс Краснова пришелся по вкусу, однако ветераны Ван Влит и Снауффер «возмущались на протяжении всего прослушивания»^[31][120]120
  В интервью для этой книги Джон Френч выражал мнение, что Дон «возненавидел [микс Краснова], главным образом потому, что это было сделано без его участия. [За некоторое время до этого] Дону звонил [из Америки] кузен Виктор Хэйден и сообщал, что Боб „гробит“ альбом, так что Дон уже был предубежден».


[Закрыть]. Репутация Краснова оказалась подорванной. А вскоре между менеджером и группой произошел и окончательный раскол. Это случилось после того, как Краснов забрал у концертного агента весь доход, накопленный группой за время тура, и улетел обратно в Америку. Оставшись без средств к перемещению и существованию, музыканты были вынуждены отменить престижные европейские концерты и вернуться в осточертевшую Калифорнию.

Несмотря на все восторженные отзывы, дебютный альбом "Safe As Milk" так и не попал ни в американские, ни в британские чарты. Неудачное окончание гастролей, коммерческий провал первого альбома и нехватка финансов изрядно подкосили моральный дух группы. По всей видимости, неудачи еще больше подпортили характер Капитана: «После всех злоключений он стал еще менее терпимым по отношению к нам»^[82], – вспоминал Френч. Джим Шервуд, заглянувший в гости к группе, наблюдал, как Ван Влит швырял микрофон об пол и орал на окружающих. Шервуд, знавший Дона еще с юных лет, комментировал: «Он показался мне совершенно другим парнем»^[83]. На гастролях, под постоянным вниманием зрителей и прессы, Дон, как правило, бывал приятен и обходителен, однако музыкантам, которые снова оказались с ним в тесной домашней обстановке, приходилось непросто. Первым не выдержал Алекс Снауффер. Гитарист рассказывал: «Я устал от всего дерьма – Дона, лейбла, всей музыкальной индустрии. У меня была жена и ребенок. Мне нужно было что-то делать. А с этими людьми я не мог рассчитывать даже на еду»^[84]. Таким образом, из Мэджик Бэнда ушел его основатель, еще пару лет назад бывший главным двигателем группы, ее организующим началом. Это был серьезный знак того, как сильно изменилась ситуация в коллективе.

Глава пятнадцатая, в которой читатель знакомится с Форельным домом, а Капитан воссоединяется с другом детства

Тем временем музыканты в очередной раз переехали. Их новому обиталищу на Энсенада-драйв, 4295, предстояло стать сценой весьма важных событий. Сцена находилась на задворках Лос-Анджелеса, в сонном районе Вудленд-Хиллз. Это действительно были холмы – все окрестные улочки тянулись по склонам, а прямо в пяти минутах ходьбы, за Малхолланд-драйв, уже начиналась совершенно безлюдная глушь. Дом, в котором поселились музыканты, тоже располагался на заросшем склоне – к входной двери вела довольно крутая лестница. До этого они ютились в тесном коттедже на соседней улице, и Френч нередко обращал внимание на это строение: «Мы никогда не видели в доме жильцов, но иногда по вечерам окна на верхнем этаже светились – словно дом присматривался к нам в ожидании или звал нас» ^[85]. Коттон и Френч были рады переезду – новый двухуровневый (особенности ландшафта) дом был заметно просторнее, хотя по местным меркам невероятно тесным для четырех-пяти человек. Дон и Лори сразу заняли спальню на верхнем уровне; Коттону и Френчу досталась гостиная, в которой они спали и репетировали. Второй спальней, соседней с гостиной, пользовались по очереди. Дом производил впечатление слегка запущенного, однако, по мнению Френча, имел свою «атмосферу». На заднем дворе находился сарай и заброшенный сад. В позднейших писаниях обиталище на Энсенада-драйв получило вполне определенное имя: «Форельный дом».

Новое жилище вселило в музыкантов новые надежды – тем более что вскоре Капитан восстановил отношения со своим старым другом, который всегда был готов прийти на помощь. Проведя почти весь 1967 год в Нью-Йорке, в родную Калифорнию вернулся Фрэнк Заппа. Он поселился в просторном бревенчатом доме в Лорел Кэньон. Таким образом Заппа и его жена Гейл оказались в непосредственной близости от Голливуда и в получасе езды от уединенного капитанского обиталища. Заппа, который всегда вел активную социальную жизнь, регулярно звал в гости Дона и музыкантов Мэджик Бэнда. Френч вспоминал просветленное выражение лица Дона и его смех, когда Заппа и Ван Влит вспоминали свои юношеские проделки. Однако разница характеров была очевидна: «Дон боялся того, что о нем подумают, а Фрэнк был абсолютно спокоен, оставаясь самим собой», – вспоминал барабанщик. В доме Заппы всегда бурлила очередная вечеринка, однако сам Фрэнк в это время нередко отсутствовал – он сочинял музыку за пианино или сосредоточенно работал в своей домашней студии. В противоположность ему, Ван Влит не любил гостей, однако все его разговоры о трудолюбии не очень сочетались с природной неорганизованностью и привычкой спать по двенадцать часов. Кроме того, при всей своей тяге к авангарду и «фрик-ауту», Заппа всегда оставался практичным бизнесменом – если он задумывал очередное чудачество, то всегда просчитывал его окупаемость; денег должно было хватить и самому Фрэнку, и его музыкантам. Невероятная продуктивность, потребность в абсолютной творческой свободе, а также умение считать деньги подтолкнули Заппу к созданию собственных лейблов. В 1967 вместе со своим менеджером Хербом Коэном он основал Bizarre Records («Странные записи»), а затем, спустя два года, – Straight Records («Нормальные записи»).

Помимо выпуска собственных альбомов Фрэнка и The Mothers of Invention, новые лейблы стали полигоном «антропологических» интересов Заппы. Он всегда оставался не только неутомимым музыкантом, но и увлеченным наблюдателем и комментатором, которого привлекало все необычное, причудливое или попросту глупое. Записи с участием странных персонажей были для Заппы и увлекательным социальным экспериментом, и средством провокации благовоспитанной американской публики. Одним из таких персонажей был «Дикарь» Фишер (Wild Man Fischer) – уличный музыкант, имевший в качестве официального диагноза параноидную шизофрению. Значительную часть юных лет Фишер провел в психиатрических лечебницах. Он был в очередной раз изолирован от общества, после того как напал с ножом на свою мать, однако, выйдя на свободу, продолжил выступать с концертами. Заппа организовал запись первого студийного альбома Фишера – пластинка "An Evening With Wild Man Fisher" содержала песни о маме, душевных расстройствах, психиатрических заведениях, народном признании и композиции с названиями в духе «Подумай обо мне, когда снимешь одежду». Френч, однажды наблюдавший со стороны кропотливую, многочасовую студийную работу Заппы с Фишером, вспоминал, как «Дикарь» ошалело бегал по студии, «пытаясь петь и звуча как нечто среднее между навязчивым мультяшным персонажем и психом, одержимым демонами»^[86].

Очевидно, что Дона Ван Влита впечатляли не «антропологические» эксперименты Заппы с другими личностями, а собственные альбомы Фрэнка. Будучи хозяином самому себе, лидер «Матерей» умудрялся выпускать и концептуально-сатирические альбомы, такие как "We’re Only In It For The Money" (с оформлением, беспощадно пародирующим «Сержанта Пеппера») и оркестровый авангард "Lumpy Gravy". Эти пластинки были по-своему уникальны: они умудрялись и получать уважительные отзывы критиков (что добавляло Заппе авторитета), и попадать в хит-парады (что помогало ему содержать свою семью и свою группу). Пример Фрэнка был заразительным. По мнению Джона Олдриджа, который знал Дона уже несколько лет, Ван Влит «побаивался» Заппу и «безумно завидовал»^[87] ему. Капитан мог командовать своими музыкантами, но для Заппы он всегда оставался «Донни».

Фрэнк и Дон довольно быстро договорились о том, что Заппа выпустит следующий альбом Бифхарта и Мэджик Бэнда. Эта договоренность была похожа на праздник: двойной альбом и (главное для Дона) полная творческая свобода! Ван Влит знал, что может доверить другу детства заботу о самом дорогом – своей пластинке – и не опасаться подвоха вроде того, который устроил ему коварный Краснов. К сожалению, несмотря на достигнутую договоренность о будущем альбоме, практичный Заппа не выделил группе никакого аванса. А поскольку Капитан решил, что для работы над грядущим диском нужно полностью сосредоточиться на домашних репетициях, то о концертных гонорарах музыкантам тоже пришлось забыть.

В интервью для этой книги Джон Френч вспоминал важный эпизод, который случился во время очередного визита Капитана и Мэджик Бэнда к Заппе. Фрэнк собирался вернуться к работе, и «когда мы уже прощались, зашел [пианист The Mothers Of Invention] Иен Андервуд и начал читать с листа музыку, которую Фрэнк сочинил прошлым вечером. Я увидел, как в глазах у Дона мелькнуло озарение, и вскоре после этого он сказал: "Надо раздобыть пианино!"» Сказано – сделано, и в один прекрасный летный день изрядно потрепанное пианино прибыло в Форельный дом. Дон планировал использовать инструмент для работы над новыми композициями, однако в отличие от Фрэнка не имел ни малейшего понятия, как управляться с клавишами. Ван Влит мог часами наигрывать лишь случайные и нехитрые пассажи. Временами в своих блужданиях по клавишам он натыкался на интересную тему, которую начинал варьировать и разрабатывать. В этот момент на подстраховке всегда должен был находиться Джон Френч с магнитофоном. С появлением пианино сочинительская активность Дона заметно возросла, количество гениальных находок тоже увеличилось. Запасов магнитофонной ленты катастрофически не хватало – недюжинное вдохновение Капитана легко могло заполнить новую пленку за один день. Устав от ювелирной работы по поиску чистых мест на пленке и вспышек праведного капитанского гнева, Джон решился на саботаж: он тайком вытащил из магнитофона предохранитель и объявил, что тот «сломался».

«Сломанный» магнитофон, однако, не избавил Френча от необходимости присутствовать во время фортепианных творческих поисков Капитана. Однажды барабанщик решил попробовать что-то новое: он взял блокнот и записал нотами очередную музыкальную находку Дона (не имея музыкального образования, Френч, однако, имел базовое представление о нотной грамоте). Увидев ноты, Капитан был поражен: «Он спросил: "Ты действительно можешь это сыграть?", и его глаза заблестели от возбуждения. "Думаю, если немного попрактикуюсь, то смогу, – ответил я. – Однако это медленный процесс, и тебе нужно будет сыграть несколько раз, чтобы я смог записать"»^[88]. Использование нот, безусловно, пошло на пользу обеим сторонам: Френч получил возможность загнать неуемный творческий процесс Капитана хоть в какие-то рамки, а Капитан смог почувствовать себя настоящим композитором – теперь его сочинения записывались нотами; немаловажным был и экономический фактор: нотные тетради были определенно дешевле магнитофонной пленки.