Текст книги "Постник Евстратий: Мозаика святости"

Диспут продолжается

Виденья исчезли, растаял туман. Быль-явь привиделась или картина минулого ожила перед очами слабого телом, сильного духом монаха, но виденье исчезло, а на ступеньках уселся мучитель.

«Что, спишь? Или бредишь? Чего ты несешь: Константин, Константин? Климент, Никифор? (Никифир-стратиг Херсонеса во время обретения мощей святого папы Климента). Ты же Евстратий!

«Слушай, я, наверно слишком много отдал за тебя. Худой, молчаливый монах, и в чем только душа твоя держится? Смотри, вторая неделя уже на исходе, ты не ел и не пил, а живой! Знать, смертушки ждёшь своей небывалой? О, вот я тебе обещаю, она необычайная будет!

Ну, да ладно», – продолжил мучитель, – пора поговорить нам о главном. Для тебя и меня. Для человечества! И снова поднят палец в перстнях, брызгавший изумрудами и большим бриллиантом.

Вернемся к нашим богам, ты не против? Ну, да, конечно, не против. Тогда, я, пожалуй, первым начну.

Ты спросишь меня, чего это я про всё человечество заговорил? Да всё очень просто, и пора нам порассуждать о главном: о добре и его антиподе, о зле. Я понимаю, ох, как я понимаю, что широчайших познаний не хватит нам понять, что же такое оно – добро? И что является злом? И откуда они появились? Кто их создал, наконец?

Бог справедлив»?

Узник кивнул.

«Я с тобой соглашаюсь. Да, он справедлив! Тогда почему люди страдают? И ты почему тут смердишь, на мощёном полу полулежишь, не получая ни света, ни пищи, ни даже воды? Где ж справедливость? Я так разумею, – продолжил мучитель, – что без разрешения вопроса, почему Бог жизни создал, мы не сможем понять, что есть добро и что является злом. Без жизни не бывает ни зла, ни страданий, ни счастья. Согласен?

Узник кивнул вдругорядь.

Обрадован Фанаил: «Ты так легко соглашаешься, мой собеседник? Ну что же, я продолжаю. Я правильно разумею, что добро и зло суть равнозначные силы»?

Тут узник отрицательно покачал головой: «Нет, я считаю, изначально, когда Бог создавал, заложен примат добра над злом. Так, в Бытие (Быт.1:4, 10, 12, 18, 21, 25, 1:31) каждый из актов творения сопровождается оценкой такой: «И увидел Бог, что это хорошо». И ещё: «И увидел Бог, что всё, что Он создал, и вот весьма хорошо». Добро утверждается атрибутом творения»!

Фанаил покачал головой: «Пусть будет так, пусть пока будет так. Но что мне ответишь на мудрость Священного Писания, где чётко написано: «Азъ (Я) устроивай свет и сотворимый тму, творяй (творящий) мир и зиждай (созидающий злая (зло), Азъ Господь Бог творяй сия все (творящий все это)?(из пророка Исаии). То есть Исаия повторяет за Божеством, повторяя слова Его: «Я образую свет и вторю тьму, делаю мир и бедствия произвожу» (Книга пророка Исаии, 45:7).

И наша Тора нам говорит: «Вот я тебе, сегодня предложил жизнь и добро, смерть и зло. Избери жизнь. (Второзаконие, 30:15, 19).

Как просто всё получается. Бог, наш Творец, сам предлагает добро и зло на выбор тебя, человека.

Куда уж яснее!

Вот ты и выбрал, именно ты выбрал, а не я. Я предлагал тебе свет и добро? Предлагал! Ты отказался? Ты отказался. Вы, христиане, так любите говорить о свободе выбора человеком пути и путей. Ну, и как ты свободой своей распорядился, когда беда неминучая на тебя то свалилася?

Я так считаю, что искренен в вере я, а не ты. Я осознанно выбрал добро в моём понимании: преуспеваю во всём, комфортен, спокоен, благополучен, вконец. Заповеди и законы в доскональности знаю, поверь.

Законопослушен, к тому и тебя призываю, я искренен, поверь мне, поверь, что выше закона нет ничего.

Я сущность свою так понимаю: без укоризны я соблюдаю закон. И других к тому приучаю».

Узник голову оторвал от мрачного пола: «Нет, погоди»!

В полемике оба незаметно переходили на ты, некогда было разводить политесы, раз схватка пошла за главное из наиглавнейших.

«Спор мы продолжим! И вот что скажу: так ты говоришь, что в вере силён? И что сорок лет мотались евреи по пустыне, ведомые праведным? А наш Господь говорит нам: «ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших, как во время ропота». Ибо некоторые вышедших из Египта были не с Моисеем. Тогда на кого же Он негодовал целых сорок лет? Не на согрешивших ли, которых кости пали в пустыне? Против кого же клялся, что не войдут в покои Его, как не против непокорных? Итак, видим, что они не могли войти за неверие (Послание к евреям св. Апостола Павла, 3:14).

Итак, веруешь ты, но в кого?

Дочь Кесаря

Анна Комнин была некрасива, любима отцом, обожаема мужем. Но муж будет потом, а пока старшая дочь всесильного кесаря невестилась красотой, что присуща молоденьким. В том году, в 1097, ей было только пятнадцать.

Много детей у Комнина, семь душ. Щадил Бог Алексея и супругу Ирину: из девятерых детей забрал только Зою, прожившую только полгода, да Михаила, прожившего год.

Остальные росли. Братья Анны мужали, сестры Мария да Евдокия, а потом Феодора, были близки, сестры-подруги. С братьями жизнь не сложилась, а все Иоанн. Младше ее на четыре годочка он был, так ей казалось, весьма своенравным.

А вот отец почему-то любил Иоанна и царство ему обещал. Не ей, старшей любимой дочурке, а Иоанну.

Взбрыкнула дочь, ослушалась отца-императора. Умная, много читала по-гречески и по-латыни, хотя латынь отец не любил. Умела красиво писать, понимала и математику.

Ослушалась отца в понимании латыни, ладно, прощал, как прощал и другие мелочи. Остальных детей жалостью не баловал. Особенно Иоанна, норовом схожего в мать.

Прощал, император, прощал детские шалости, своенравие, норов, похожий в него. Да как не прощать старшей дочери, умнице да разумнице мелкие вредности: все покрывала любовь дочери к батюшке, видевшей не императора в нем, а человека, отца.

Анна видела в нём человека.

Вся империя знала, училась тому, что общество спасается только в вере, истинной вере Христовой. Поэтому Византия была оплотом истинного христианства. Находится Византия под прямым Божественным покровительством, и миссия её вести к спасению другие народы, даже варварские, коей и была, в частности, Древняя Русь.

Основа – христианство, на том стояла тогда византийская государственность. А отсюда вывод прямой: духовная власть и власть светская должны воедино слиться, действуя воедино во имя цели одной, и в одном направлении.

Отсюда ещё один главный вопрос: кто есть таков тогда император? Ответ: он и правитель мирской, он и церкви глава. Смертен он, и потому в долг вменялось ему и осознание ничтожества собственного и ответственность. Но одновременно по отношению к обществу кто он? Ни много, ни мало, а подобие Отца Небесного.

Оттого подражание Богу являлось его главной, святой, если хотите, обязанностью государя. И весь ритуал жизни дворца был подчинен этой цели.

Никогда император не должен стоять на полу, а только но возвышении трона, а не просто кресла или полусиденья. Трон непременно ставят двухместным. В праздничные и воскресные дни на нём, то есть на троне, место оставлялось для Христа, Бога нашего. А что символом служит Христа? Крест! Крест возлагался на одном из сидений драгоценного трона. На втором мог восседать император.

Слышите разницу? Человек просто садится на стул, табуретку или просто на землю. А император восседает на трон.

Скажите мелочи? Ну, не согласна. В ритуалах царей, базилевсов и императоров, президентов и ет сетера, мелочей не бывает.

Огромные географические масштабы империи ромеев, пестрота её народов, разнообразие регионов с отличиями климатов и обычаев, трудностями обихода и вечно разбитыми дорогами, – вся эта совокупность факторов требовала управления, и управления только из центра, то есть из Константинополя.

Прежде всего империи нужно что? Порядок и только порядок! А с чего начинается этот порядок? С отчётливой дисциплины прежде всех – главаря, точнее вождя. Главарь как то звучит вроде и пренебрежительно, но точно по сути. Ну, начнем с политесов, и назовём по-другому, более цивилизованному. Скажем так: вождь нации. А если государство вполне сформировано, правильным будет определение «государь». Государь, значит, есть государство. Есть и народ. А государь в каждом образовании называется, вождь, император, царь, базилевс, президент или даже король, в каждой империи называют по-разному. Суть же едина, он правитель народа, государства глава, он – государь.

А порядок и дисциплина далее от повелителя нации спускается до людей.

Должны люди налоги платить? Непременно обязаны. В суды должны обращаться с проблемами? А деваться куда, обращаются. И так далее. Поэтому нужен центр. Центр создания списка налогов и его выбивания из людей (не знаю ни одного примера, когда люди с великой охотой несли свое кровное в виде налогов, отдавая сборщикам-мытарям). Нужен центр высшей власти судебной, и так далее, по всем отраслям жизни огромной страны.

И высшим началом власти верховной был император со свитой своей, весьма и весьма многочисленной. Сановники помогали ему или вредили, всяко бывает. Но император обладал почти неограниченной властью. Мог казнить или миловать подданных, в том числе и самых высокопоставленных, даже членов семьи. Мог конфисковывать всё их имущество, и тут Алексей был старателен чересчур, отбирая на благо страны наворованное приближёнными. В любое время мог смещать и равно назначать на любые должности, и тут император старался на благо страны. А нравом ох как крутенек, как строг и внимателен. Бац! И голова вчерашнего фаворита летела с плахи в корзину. Бац! И вчерашний солдат командовал, по-нашему, корпусом.

Взнуздал Византию, как норовистую лошадь, и правил так долго, так долго, почти тридцать семь долгих годков.

Издавал император законы, был высшим судьёй, армией руководил, то есть являлся верховным главнокомандующим. Внешняя политика также грузом, тяжелейшим якорем висела на нём.

Как ни странно, он не был собственником имперских земель, но владения его были просто огромны.

В одиночку с объемом проблем не справится даже Комнин, и поневоле рос аппарат, разрасталась бюрократия. После Алексея удачно правил сын и наследник его Иоанн.

А потом? А потом империя развалилась. Формально, турки завоевали ее в пятнадцатом веке.

А в действительности, богатейшую изо всех стран человечества того времени, огромную по размерам и мощную своей армией (на штыках держится государство) что развалило? Да внутренний враг! Называется просто – коррупция. То есть масштабнейшее воровство всех чиновников, от самых от маленьких должностей до первейших из первых сановников.

И в утешение Византии скажу. Как правило, внешний враг, пусть то будет варваров орды, нападавшие на Рим в нашей эре, или Египет, подпадавший то под власть кочевого народа, как то было до нашей эры, или под власть Наполеона, что случилось и вовсе недавно, или масса примеров ещё, внешний враг, если можно так выразиться, был трупоедом. То есть грифом, шакалом, гиеной, поедавшим уже упавшее тело. А почему тела всех империй падали, и трупоедам оставалось только добить слабого ворога? А потому что империи сдыхали по внутренним по своим по проблемам. Сжирала их изнутри раковая опухоль коррупции, пускавшая метастазы во весь организм. И распадались империи, доставаясь врагам, оставляя нам только память о могуществе, о былом.

Могу привести ещё массу примеров, но не буду вас утомлять.

Вернёмся к Комнину.

При таких масштабах работы, когда суток не хватало, хоть прибавляй два-три часа, разве до выходок дочери, пусть и старшей, пусть и нравом в него? А если то и не выходка вовсе, а угроза империи? Планы царя-императора, планы на будущность дочери никак не могли совпадать с её полугрёзами о каком то придурке, завсегдатае дворцовых балов.

И, когда посмела влюбиться в дальнего родича, севаста Константина, отец осерчал. Крутой нрав Алексея стишала только Ирина. Младше его на лет десять, она приноровилась к нраву супруга. Да и то, дочь кесаря Андроника Дуки была славной царицей.

Мать заступилась за дочь, тем более, что родственник Константин им был далеко не чужим: хотя и седьмая вода, но всё же из императорского рода. Напомнила мужу про давнюю юность, утешила тем, что дочь, слава Богу, не умудрилась влюбиться в этериота (гвардеец императорской гвардии, состоявшей, в основном, из викингов и славян). Вон сколько красавцев, рослых и стройных, готовых излить своё семя в дочери императора лоно, скучают у всех на виду.

Недолго миловалась дочь кесаря-базилевса красотой Константина-севанта, пусть издали, на парадах да приемах отца. Пару взглядов нескромных в сторону рослого, не в меру красивого юноши, что еще надо в пятнадцать то лет? Ночами ворочалась, горела в любовном пылании, но лишнего не позволяла – отец бы убил. Но запрещать ей любить, это уж слишком даже для императора, так думалось ей.

Старшая дочь вся нравом в отца, крута, и умна не по летам. Зеркалом Алексея Анна была и учудить могла многое. Алексей знал силу себе, а зеркальная дочь слабее не становилась. Некрасива, и от того был мощнее характер. Без исхищрений красотки, с легкостью покорявшей мужские сердца, ей труднее было искать ключики к сильному полу. Брала силой характера, мощью ума и умением убеждать. Недаром училась у лучших риторов (учителя красноречия) силе влияния, и ежедневные тренировки позволяли гасить даже волю отца.

Алексей таки пошел на попятную, поневоле поддавшись силе воли двух самых любимых им женщин: дочери и императрицы-жены. Всего-навсего он сослал Константина в далёкий Херсон, проводить разыскание виновных в смерти монаха.

Красным чернилом писан указ, явно вручен Константину-севасту, тайно полномочия розыска и наказания поручены монашеской братии во главе с сухопарым Захарией.

Алексей был доволен: политика – великая вещь!

И юнца, что посмел пялиться на базилевсову дочь, отстранил от двора, отправив с великой, очень почётною миссией, и Анну утешил, и с клиром пока замирился. Обижались священнослужители Византии на притеснения базилевса, так вот вам, пожалуйте, священная миссия – накажите виноватых в смерти монаха, распятого в дальнем углу иудейскою сворой.

Да и евреи притихнут, а то снова подняли головы, чуя наживу: как раз кровью запахло от крестовых походов, а им, значит, добычей.

Так удачно сложился расклад, будто партия в шахматах ловко сложилась, суля мат проигравшим.

И, главное, соблюдалось самое главное в жизни его: нельзя попирать основы православной веры Христовой! Нельзя!

Можно отнять у монахов монастырей землю и милисиарии (серебряные монеты Византии были в хождении в 9-11 веках н. э.), так то ненадолго. На нужды империи брал, не наживался на Божьем имуществе.

Позже, в России, царь Пётр повторит этот шаг, отбирая для армии церковные колокола. Опирался, будучи сведом в истории церкви, на опыт старого базилевса. И церковь стерпела: крыть было нечем!

Ну, изымал Алексей монастырские земли, угодья, передавая своим до жизни конца землицу.

Так то же на пользу империи, опять не себе.

Харистикарии, владельцы таких пожизненных наделов, по указу его обязались соблюдать интересы монастыря, ограждать от чиновничьей сволочи и настырных налоговиков, от незаконных поборов – так что ж тут плохого? Умело веди хозяйство, и сыт будешь сам, и монастырь не в накладе останется.

Ну, сделал самую малую глупость: приказал было церковную утварь перечеканить на деньги, так сам отменил свой указ. Ошибаться, по мелочи, может даже и он, базилевс.

Устои религии такие меры империю не пошатнули, так, мелкие волны на зеркале вод.

Но распятие монаха, пусть из варваров, из словян, но в точности повторенное казнью Христа, это уж слишком!

Пусть на окраине, севере дальнем, в Херсонесе, однако империя не должна, не могла позволить крамолу.

Святотатство должно быть наказано! И немедленно!

И, пока сохли чернила на указе всесильного базилевса, Константин собирался в дорогу, исполнять повеление императора.

Ещё думал царственный базилевс: если юнак Константин голову сложит, ретиво исполнив приказ, хорошо! Доблесть он поощрит посмертной наградой, дав семье пару наделов на взгорье. Исправит работу недобро, тогда ткнем Анну в бесполезность севанта. Поругается юный с Захарием, опять хорошо. Пусть жрёт Захарий юного паркетного щелкуна, эту выскочку, жрёт с потрохами.

Кстати, и жёнушку милую можно тихо поставить на место. Дальний-далёкий родственник подведёт, вот ей и укор, молчаливая укоризна.

Что думала царственная Дукиня, то нам неведомо…

А Анна поплакала, да вроде забылась. Молодость сил придаёт даже в разлуке. Да, может, то и не любовь была вовсе, а так, девичьи грёзы о суженом-ряженом красавце-удальце.

Отец вскоре нашел ей верного спутника жизни, и закрутилась лет череда.

Вернулся Констант в стольный город империи, и опять нашли ему порученье, так и крутился в далёких углах дряхлевшей империи, ждал часа, скучал, и ждал, долго ждал. И дождался!

Пережила Анна отца, пережила и супруга.

Алексей Комнин Первый скончался в августе 1118 года, муж Анны Никифор Вриенний умер около 1136 года.

В дальнем монастыре писала на старости лет, продолжая дело супруга, панегирик отцу, что называется «Алексиада». Ни разу не вспомнила про Константа: то ли было стыдно за отроческих лет слабость-нелепость, и потому не упомянула про дикую казнь в далёком Херсоне. А иначе пришлось бы писать про Константа.

А, может, любила она Константина? И потому не писала про Херсонес, что крепко держала юности тайны? Кто знает, кто знает…

Много позже, после смерти отца решила она (в 1118 году), что может занять по праву старшинства трон Византии. Нет, не себе, а, естественно, мужу! И кто ж её предал?

Во-первых, родной муженёк. Слабый характером, слаб был и в выборе власти. Метался конфетой по проруби, выбрать не мог: сдаться Иоанну или взять престол силой.

А Иоанн возьми да и опереди нерешительного деверя. Зашел в тронный зал, сел на престол, окружил себя верными, объявил волю отца, что быть императором Иоанну. На том и решили.

И народ византийский, живший в почти миллионном Константинополе, не пикнул, ибо воля Комнина священна. А от себя добавим, и справедлива. Показал себя Иоанн славным царем, достойным сыном достойного мужа.

Вторым предал Анну Комнину любовь – Константин.

Вот что значит умение предать вовремя! Как сам говорил, и повторялось веками: умение предать, это умение предвидеть. Хорошая отговорка собственной подлости, не правда ли?

Немедленно кинулся в лагерь Иоанна, как только прослышал про смерть Алексея, был принят и долгие-долгие годы верно служил Иоанну.

И стало понятно теперь: зачем Анне упоминать в Алексиаде про неверность детской любви, про ошибки свои, и без того их хватало. Спасибо, что царственный брат пожалел, не казнил, а только сослал в дальний монастырёк, замоли, мол, сестрица, грехи свои и мои.

Пережила Анна Комнина и брата (Иоанн Комнин умер 1143 году), и мужа (Никифор Вриенний умер в 1136 году, не дописав свое сочинение «Материал для истории», посвященный Алексею Комнину), отца, и, естественно, мать. Скончалась в 1155 году, проживая в немалой роскоши: брат позволял ей питаться нормально и быть вполне обеспеченной.

Оставила Анна в истории след не безрассудством своим, а гениальной вещью, «Алексиадой».

Жалко одно, что не позволила вылиться чувствам наружу и описать волнение в Херсонесе, казнь одинокого словянина, распятого на кресте не за разбойничье поведение, а за верность Христу и Кресту.

Ромейский скипетр не дался Анне, и, скорей всего, правильно. И всё-таки жаль, что не стала описывать Херсонес и Евстратия.

Может, хоть так отомстила отцу за не полученный трон, за несчастную, одинокую без капли любви свою жизнь?

Кто знает? Кто скажет? Тайны свои Анна умела хранить, а нам чуточку горько за недосказанное, за промолченное.

А может, что наиболее вероятно, вымарал переписчик иль соглядатай какой из текста «Алексиады» неподходящие вещи?

Но ведь остались в истории и дромоны, и залпы дромонов по кварталу херсонеситов, и указ императора, писанный красным чернилом – указ именной! Особый указ! С личной подписью императора всех ромеев: Комнин. И с личной красной печатью.

Вчитайтесь в указ. Это указ явно солдата: грозный, прямой, не дипломатичный. Как выстрел – указ.

Вчитайтесь в текст, повторюсь: «Казнить жида, как иуду, ибо он казнил инока, как Господа Нашего, и иной смерти не достоин! И не забудьте в ладонь его вбросить тридцать серебреников – с дьяволом расплатиться!»

Как продиктовано, а?

Иуда с маленькой буквы, хотя это имя апостола. Какого такого, сами вы знаете. Господа Нашего, только с большой, в этом истинность веры императора из солдат. И, далеко не случайно, не указано имя еврея. Император, хотя и был когда-то солдатом, историю мира ведал и знал. И помнил, что хотя Геростратова слава позорна, имя его сохранилось в истории. И потому имя иудейское не названо специально, дабы не сохранила история его имени.

Я уж сама, как автор, имя ему дала, верное или нет, вы уж простите.

Имя инока тоже специально в указе не названо. Почему? Я мыслю, что тем самым хотел император ромеев расширить, распространить, что ли, идею, что негоже на любого монаха, а равно и на христианина так кощунственно посягать, как совершила иудеев община.

Об этом чуть далее я расскажу.