Текст книги "Постник Евстратий: Мозаика святости"

Которые имена в книге жизней
(Ап. Павел, Флп., 4:3)

Главное дело было вторым по счёту, по значимости, только первым.

И подошла масса народа, уже не толпа, а скопление масс христианского люда, подошла к самой воде.

Пасха! Святая Пасха людей православных! Кончился пост, начинались сплошные пасхальные дни. Солнце тело теплило, богослужения отогревали души людские. (Пасха православная в 1097 г. праздновалась 5 апреля, иудейская 28 марта).

Лютка и мать, муж и отец, бабки домашние, все службу стояли, молились и плакали. Каждый денёчек в массе народа то тот, то другой шепотком и вполслова твердили, что море у берегов целебным является в одном только месте у Западной сопки. То ранки кому заживит, то кашель пройдет, то полуслепые зрячими стали. И тонкими струйками потекли народные ручейки на окраину города, к целебным водам. А еще в народе казали, что не просто море там лечит, а святости ради святого, что в море лежит, море целебным бывает. Слухи в народе пожаром, и скоро народ шел не ручейками, потоками тёк к склону холма!

Спохватился и клир: как это, без благословения?

И после ранней заутрени к морю пошли православные батюшки: славяне Владимир, Василий, другие отцы. И греки, прежде всех, конечно, Захария со своими монахами, неотлучною стражей стороживших его от нечаянной мести иудеев.

Иудеев из города выгнали, предоставив самим решать где им быть, где им жить, что с собой уносить.

Осталось в живых масса евреев. В казни участвовал лишь иудейский квартал, а остальные при чем? Их не казнили, однако оставить в городе не могли: император суров и указ было велено исполнить до точки!

Уходили из города не захотевшие принять христианство: вольному – воля, спасённому – рай. Иудеи в рай не верили, Моисеев закон исполняли неистово, а Иисуса Христа принимать не хотели. В массе их народ слабо то понимал, что есть Христос, что есть апостолы его, и что есть рай, и что там в раю. Но в массе народ четко знал: ад таки есть и ждет каждого и потому стремились жить в этой жизни по полному. И уходили из города, радуясь, что живы, иногда и здоровы, и что мошну никто не отнял.

Греки, действительно, позволили им удалиться за стены Херсона, забрать нажитое, и детей, стариков и невест, жён, дочерей и протча и протча и протча.

Уходили подалее в Киев и к ляхам. Деньги давали возможность столковаться хоть с печенежской ордой, хоть с половецкой ватагой. На Березани, в Олешье находили проводников, текли по Днепру, по Славутичу шустрые струги, везли скарб и людей. Выть не выли, боялись. Ой, как свежо было в памяти буйство смерти на пасхальные дни иудеев. Триста душ полегло мужиков, триста душ. А сколько жён и детей посекли, хорошо, что не до смерти. Отлежались битые плетками, торопили людей уходить из Херсона.

И ушли, не дожидаясь пасхи людей православных: а вдруг кто из них возгорится на праздник вновь им напомнить про недавний шабаш?

Вернулся стратиг из столицы, быстро и организованно проблему решил: изо всех ворот, чтоб не толпились, не давили друг друга несущие ноши тяжелые люди, из всех ворот выпускали евреев. Стражники молча смотрели, как мимо текут струйки народа, не вмешиваясь в эту непонятную им толчею. Наёмники из славян, пара варангов, местные парни из деревенек-климатов, экзотичные половцы, всем им до иудеев дела не было вовсе: уходят, пускай и уходят.

Стратиг также просто решил проблему квартала. От пожаров с дромонов, землетрясения мало что оставалось от иудейских домов, но пара-тройка домов оставалась целехонькими.

Желающих поселиться «на дурака», на готовое, всегда много найдется, пойдут ссоры, раздоры, и потому решение было принято единственно правильным: отдали дома богадельням.

Большой город быстро воспрял после моря горящего, землетрясения и огненных колесниц с небесного града: хлопоты жизнь отнимают, но не дают долго страдать. Чистился, строился город, чистились люди на Пасху духом своим.

И потому не забыли про чудесное море, и потому подошли нескончанным потоком к Западной сопке.

Море бурлило, море кипело! Не отдавало жертвы своей людям никак, и долго ныряли отважные люди. Некоторые даже пришли из Симболона, где множество рыбаков проживало. Вот такому-то рыбачку и повезло! С торжествующим криком метнулся на берег, издалече крича: «я нашёл, я нашёл!», ударяя на «я».

Извлекли тело из моря, отслужили молебен. Служил сам Захария и черноризцы его. Отцы Владимир да Василий помогали греку-монаху. Черноризец умел службу править по-честному. Благодать от молитв возносилась до неба, люди поплакали, да порадовались, что душа чистого вознесися на небо.

Там же Захария и предрешил исход дела: тело вернуть в стольный Киев, в монастырь, что в Печерах. В сопровождении, конечно!

Желающих отбирали на месте. Отозвались и Волк-Михаил, и Иаков, крепко державший за руку невесту, и сотня других, верящих в Бога. Охрану-сопровождение наняли половецкую во главе с юным ханом Атраком, честным и храбрым.

И пошел путь – домой!!!

Стратиг было собрался команду над шествием скорбным отдать катепану, да тот взбрыкнул от сердца: до самого донышка злобного сердца, до мельчайших крапинок чёрной души проникла обида. Он опять вечно второй, опять вечно второй, и, как ссылка, в далекую Русь везти скорбное тело.

Как только вернулся стратиг живым и здоровым из Константинополя (как порешал все вопросы Херсона, один знает Бог!), так немедленно принял работу: вода, грязные стоки, хлеб, рынок, охрана – забот столько, не перечесть. Не хватало суток, и рук не хватало. Заботы эпарха поневоле взял на себя, пока изберёт эпарха народ, сколько воды утечет, а работать то надо сегодня, сей час и сей миг.

Знал базилевс, что ради спасения жизни, ради спасения собственной шкуры стратиг будет делать за ничтожную плату всё, что скажет ему царственнородный владыка византийских владений.

И старался стратиг совершать ежедневно многотрудные подвиги, ставя Херсон на должный, бывший некогда уровень. Вредил катепан, не хватало умелого в целом организатора эпарха, казнённого принародно.

Но учился стратиг делать дела, как делал дела базилевс: себя не щадить, народ не щадить, и работать, работать, работать. Приползал домой чаще к утру, валясь на роскошь кровати, не успевая даже успеть насладиться кедровым ароматом кровати и лаской жены.

А Демитра после того, как вернулся стратиг, вела себя гордо и непреклонно: поступок спасения бедненькой, славненькой Мириам так поднял её в глазах горожан, что стратигу пришлось преклониться пред ней, будто ровно как перед иконой.

Торжествовала гордая патрицианка, улыбалась униженному перед ней супругу: уж она понимала, каково досталось ему остаться живым, побывав в руках-лапах царственного льва Алексея Комнина.

Гордячка даже просила проезжавшего мимо Херсона иконописца сделать картину, воспроизвести, как она подарила оклад, жертву делая храмам тысячелетней империи. Но у стратига хватило разума, сил сотворить скандал в собственном доме: побил пару горшков, разбил драгоценные вазы. Почти бабий поступок возымел свое действие: патрицианка успокоилась тем, что усердно взяла на себя дополнительно хлопоты по отправке скорбной процессии в Киев. Прошлась по рядам рынка-базара, обложила данью купцов, и поезд отправлен был в срок, надлежаще экипированным.

В заслугу себе поставила этот поступок, а муж даже рад, хоть одной тяжёлой заботой стало меньше, а плюсик в работе поставят ему, стратигу Херсона.

Хлопоты по отправке шли не один день и не два: не хватало повозок, людишек, одёжи, харчей. Не раз и не два ходила Демитра к купцам, не раз и не два грозил им стратиг суровыми карами. Но главное, тормозил исход сам Захария, ибо дело Божье не след второпях сотворить. Окрещение не-христиан, подготовка мощей времени требовало не суетно, и не сиюминутно.

Но наконец и эти хлопоты кончились.

И начался путь – домой!!!

Тело святого лежало в повозке, баюкано неторопливою конской ходьбой, как будто мать колыскала его, колыхала младенца в теплёнькой люльке-коляске.

Шли люди: непосред за повозкой молились монахи, евреи позаду шли, влекомые вечной еврейской проблемой: где жить безземельному люду, где родину им отыскать?

Неторопливая жизнь, пропитанье съестного, запахи трав и реки, всё так обычно, даже красиво: буйная степь весну праздновала с буйным размахом. Маки цвели, ковыль зеленился…

И только один, лежавший на первой повозке, был безразличен к буйствам степи: тело святого лежало нетленным, рука обцелована просящими у воина вечности благ и радения для живых. Чудеса были явными, не опорочными: список чудес монахи исправно вели ежедневно. В Киеве, по приезду, список отдали они в монастырь. Где он теперь? Сгинул, погиб в пожаре столетий или ждёт часа?

Шли долго иль скоро, то нам неведомо, но в Киев пришли целы и невредимы. Ни дожди, ни грозы, ни половецкие иль печенежские наскоки не нанесли урона отряду; и пищи хватало, и воды доставали вдоволь любому. Небесное воинство берегло брата и люд, шедший за ним, от горя и лиха, покоило тело того, кто возвращался домой.

Монастырь принял вернувшегося крестным ходом, с молебном и водосвятием: братия, поредевшая братия от набегов степных удальцов, принимала вернувшегося путника в его вечный дом.

Плакал у гроба летописец, Нестор по имени, плакал игумен, плакала братия, плакали иноки и послушники, плакали даже рабы.

Било стучали, паства рыдала.

И не был положен в гроб преподномученик Божиий, не похоронен обычным порядком: оказана почесть великая, посмертная слава ему с честью оказана. Он возлежит в самых Ближних Пещерах Киевской Лавры, помогая насельникам, помогая всем тем, кто с чистым сердцем, омытой душою приходит к нему за подмогой, за помощью…

И только князь Святополк возвращение святого не встретил, замял такое событие. Виноват князюшка был перед Богом, людьми и святыми, ну, да судьей ему Бог, а не люди. Крепко дружил князь с евреями, крепко, а потому праздновать возвращение святого не позволили «уные друзи» и иудеев община.

Но киевляне прознали про возвращение, сами к пещерам тропки пробили, ходили к мощам, прикладались, и получали отдохновенье души, исцеление тела. Особенно благоволил Евстратий, преподобномученик, к воинам ратным, что шли за правое дело Русь защищать. Благосклонен и ныне. Идти нужно чистым душой и с покаянием. Причаститься даров, получив прежде исповедь, и на поклон к Святому в Пещеры идти.

Ныне Евстратий покоится в Ближних Пещерах, под номером двадцать третьим, в Свято-Успенской Киевской Лавре. В соседях у преподобномученика величайшие из великих Святых: Илья Муромец (под № 67 лежит почти напротив Евстратия) да Летописец Нестор (под № 22).

«Святой Евстратий, инок Печерский, подобием рус, брада невелика, аки Козмина, на главе клобук старческий, в единой ряске, ноги босы»

(Икон., под свод. ред. 18-го века. Москва, 1867, стр. 304).

Ныне почти позабытый в народе, он чтится православною церковью в день десятый апреля по новому стилю, занесен в Святцы, и есть храм, посвященный ему, с иконой Святого и частичкой мощей.

Находится он в селе Терновка, в окрестностях Херсонеса, Севастополя ныне, под охраной монахов – там скит.

Престол у Святого 28 марта по старому стилю, по новому стилю 10 апреля, во второе воскресенье Великого поста почитается в Собор Киево-Печерских Отцов.

«Печерские святые… просияли, как чистые звезды, умноженные на тверди небесной» (Патерик Печерский, стр.7).

Богу все едино, русич ты или еврей, фокусник или банкир (что, впрочем, одно и то же), раб или господин. Определяющее в твоей судьбе, это выбор, с добром ты, то есть с Господом или с вершителем зла, а мотаться меж ними как неприкаянный не выйдет! Не получается.

На этом закончу я свое повествование.