Текст книги "Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков"

Глава тринадцатая

Разоблачение

Гайсанов возвращался последним с отяжелевших безводьем берегов Лены. Замело сентябрём златокудрые шлемы сибирских сопок. Прописались в аккредитивах последние вырванные, где трудом, где боем, где хитростью и опытом тысячи рублей. Съедены чуть ли не живьём ожиревшие за лето деликатесные стерляди, нельмы, муксуны, щедро поданные Кариму рукой самого начальника СМУ «Шахтстроя», прочувствованы, пропомнены много раз на седых берегах, на разбежьи проток и притоков, сопок и падей таёжного края ходы и дела командирские…

Поседел командир, но возвращался в Москву победителем. Далеко, далеко уже низкое с быстрыми тучами северное небо, ещё дальше усталые, злые бойцы его последнего в жизни отряда. Снова Москва, шум, суета обезумевших гоном машин и покой квартиры жены, ласки её полузабытых, пахнущих бешбармаком и кумысом рук, пересыпавших хрустящие веера синеньких с огромной гербовой печатью аккредитивов. Приятное сознание, не сознание даже, а состояние всемогущего восточного джина, перемахнувшего гибельную массу пространств, событий, людей, конкурентов, врагов, дошедшего до преисподней, набитой хотя и сырыми, но всё же алмазами и принёсшего любимой три камушка по четыре карата под заколдованный шелест сказочных слов: «Сезам, откройся!» Много раз считал, пересчитывал аккредитивы Карим, веря и не веря себе, своему счастью, но сейчас вновь и вновь играл, переигрывал с Анной в постели десятками их, как колодою карт. Глубоко, глубоко, словно в заброшенной, аварийной шахте придавленный волей дёргался страх – червячок – кусачий крючок возможного наказания. Лето летело как сон. Гайсанову хотелось его продолжения и здесь, в университете. Совсем не хотелось отчётов, объяснений и встреч в штабе, на факультете, не хотелось этого всего как пробуждения. Вот если бы от него отмахнуться! «Ничего сверхъестественного изображать в штабе не надо. Да и что изображать? Всё и так ясно! Срочный отъезд по телеграмме домой. Вернуться не смог. Вот и справка о болезни жены и рождении ребёнка. Что ещё?» – выстраивал заградительную полосу Карим, входя в Центральный штаб ВССО МГУ.

– А-а-а, Гайсанов. Наконец-то. А мы уже думали в государственный розыск посылать, – встретил Карима Начальник Центрального штаба Антон Велентай.

– Это почему же? – промахнулся с порога Гайсанов, решивший вопросов не задавать, а вести разговор по-деловому, без лишних слов и минут.

– Как почему? Командир пропал! Где это видано? Улетел. Не сдал как следует дела и не вернулся. Ни в отряде, ни в штабе, – перебирая папками, говорил Антон, освобождённый секретарь бюро Вузкома ВЛКСМ МГУ по делам ВССО, ладный, неулыбчивый сотрудник биофака.

– Как это не сдал? Всё, как требует Устав ВССО, было сделано, позвольте мне позволить вам заметить, – выправлял положение Карим.

– Да, нет, товарищ командир, хоть и говорят: лес рубят – щепки летят, но, судя по долетевшим к нам щепкам, ты как Тунгусский метеорит там таких дров наломал! Не одному поколению жарко будет, – вывернул душу Кариму Велентай. – Хоть экспедицию снаряжай. Спецотряд.

– Каких ещё дров, Антон Николаевич?! – холодеющим сердцем опускался в ледяную купель видимой им одним в истинном свете картины, снова ударил мимо цели Гайсанов.

– А вот, на! Читай! – без розыгрыша (в чём всё больше убеждался Карим) передал ему два листка, выдернутых из пухлой папки, начальник штаба. – Постановление Якутского областного штаба с перечислением «дровишек».

Всё ещё не верящий в начало конца, Гайсанов, сдерживая дрожь пальцев, схватил листки и быстро пробежал, проглотил первый, начав со слов:

Копия

Тов. Велентаю А. Н. Направляет Вам выписку из протокола заседания бюро Якутского областного штаба студенческих строительных отрядов от 27 августа 1985 года с просьбой принять соответствующие меры.

Заслушав и обсудив информацию командира отрядов МГУ тов. Розовского Б. и комиссара тов. Паромова В. о допущенных нарушениях в линейных отрядах, бюро Якутского областного штаба студенческих строительных отрядов,

постановляет:

1. Ходатайствовать перед партийными комитетами экономического и юридического факультетов и комитетом ВЛКСМ МГУ о рассмотрении персональной ответственности коммунистов тов. Гайсанова К. С. и тов. Пройдохи Н. К. за допущенные нарушения финансовой дисциплины при взаиморасчётах с организациями и студентами.

2. Просить комитет ВЛКСМ МГУ рассмотреть факты незаконной продажи авиабилетов в г. Якутске тов. Золотовым А. А. и тов. Худовиченко В. М.

Командир Якутского областного студенческого строительного отряда

(А. Сабботин)

Копия верна:

Далее шли подписи членов штаба.

Из чудесного замка – храма университета неведомая опустошающая душу сила вырвала новоявленного джина – Карима Гайсанова – и понесла, понесла через все те пространства, которые он так трудно только что преодолевал и бросила в ту самую алмазоносную шахту, из которой всего день назад выбрался командир победитель. И уже сидя там, незаметно для себя раскачивая головой, мыча, подпевая, усердно читал, перечитывал вторую бумагу Карим, которая почему то называлась «Сопроводительное письмо»:

Копия

Сопроводительное письмо

К выписке из постановления бюро Якутского областного штаба студенческих строительных отрядов от 27 августа 1985 года. В областной штаб ВССО поступили сигналы от руководства УС «Якусктяжстрой» о нарушениях правил приёма на работу и увольнения в линейном отряде МГУ (командир Гайсанов К. С.). Проверка, проведённая работниками областного штаба, показала, что командир Гайсанов К. С. без согласовывания с вышестоящими штабами направил членов своего отряда для работы во внедоговорных организациях. При этом 30 человек одновременно числились в УС «Якусктяжстрой», в СМУ МВД и СМУ «Гордормостострой». 6 человек были оформлены в четырёх организациях.

Оформление студентов в СМУ МВД было произведено на основании письма от имени комитета ВЛКСМ МГУ на бланке за подписью командира районного штаба тов. Розовского Б. В. В результате проверки выяснилось, что подпись была подделана. И.о. командира отряда «Эфиоп» Пройдоха Е. К. по окончании работы отряда получил в разных организациях на одних и тех же лиц по два авиабилета. В результате этого в отряде выявились 15 лишних билетов Якутск – Москва. При отправке отряда в Москву была произведена обезличка авиабилетов и передача их из одного отряда в другой. Бригадир отряда тов. Золотов А. А. 23 августа пытался продать с рук семь билетов в Якутском аэропорту. При этом он был задержан работниками областного штаба. 22 августа комиссар отряда философского факультета МГУ тов. Худовиченко В. М. пытался реализовать три авиабилета Якутск – Москва в агентстве аэрофлота, но был задержан начальником областного штаба тов. Атаманцевым Н. В. Излишек трёх билетов в этом отряде образовался в результате получения их в СМУ – 4 УС «Якутсктяжстрой» на членов отряда отчисленных 15 июля. Все лишние билеты, изъятые в отряде МГУ, были возвращены областным штабом руководству УС «Якуттяжстрой». При производстве расчёта членов отряда И.о. командира Пройдоха Е. К. скрыл от руководства строительных организаций факты одновременного оформления одних и тех же студентов в разных СМУ. В результате этого организации допускали переплаты денежных средств членам отряда из-за неправильного начисления поясного коэффициента. СМУ МВД не произвело взимания подоходного налога на основании указанного письма с поддельной подписью. Командир Гайсанов К. С. был одновременно зачислен на инженерную должность в УС «Якуттяжстрой» и получал зарплату в СМУ «Гордормостострой» как временный рабочий. Вышеназванные Факты переплаты денежных средств членам отрядов в настоящее время рассматриваются финансовыми органами Якутской АССР.

 
Командир Якутского областного студенческого строительного отряда
/ А. Сабботин/
 

Копия верна

Карим почувствовал как снова, но уже нестерпимо больно дёрнулся тот самый страх-червячок, проглотив вдруг острозубый крючок. Отстранённо, хотя и заинтересованно, Карим наблюдал, как он забился, пронзённый острой болью, бессильным предчувствием гибели: «А-а-а, чёрт! Началось!» Злые, безответные вопросы опустошали голову. Вместо ответов на них в него вливался тяжёлый, горячий свинец бессилия, апатии.

– Разобрался? Бери бумагу, вот ручка, пиши объяснительную. Будем разбираться, – предложил Антон Велентай.

«А что здесь разбираться?!», – хотел было зло возмутиться Гайсанов, но вовремя понял, что злое изобличающее его замешательство будет работать против него. В который раз в это лето, он погасил едва вспыхнувший огонёк лишающих его сил подрывных эмоций, вернул себе спокойное самолюбование своим хладнокровием, влил в тональность голоса нейтральный, неличностный оттенок недоумевающего сожаления по поводу случившего недоразумения, а затем и свою готовность быть в распоряжении своего собеседника в выяснении истины.

– Да, да. Дело может оказаться поучительным и серьёзным. Думал вплотную заняться дипломом, а, по-видимому, придётся снова засучивать рукава. О себе я и не говорю, что переливать с больной головы на здоровую. Здесь дело государственного масштаба. Кому-то нужно зарубить ВССО или, по крайней мере, сделать всё, чтобы превратить его в покорного, бесправного и всякий раз наказуемого раба. Это не то что зарубить курицу, несущую золотые яйца. Это начало разгрома государства! Что ж, я готов разбираться. Завтра принесу свою объяснительную, – выдал монолог Гайсанов, всё время думая: «Заскрипели колёса старой телеги. Не подмажешь – не пойдёт».

– Мы хотим это дело передать на факультеты. Пусть там занимаются вами. У нас своих дел невпроворот. О-о-о! Вот я уже опаздываю. В десять перестроечный семинар. Знаешь, что это такое?

– Если там не знают, то кто ж его знает? – пожал плечами Карим, явно переигрывая партнёра.

– Нелли! Отнеси копии этих бумаг в бюро экономфака, передай под расписку. Под расписку. Чёрт! Опаздываю, опаздываю!

В это время молодой человек в чёрном осеннем пальто и чёрной шляпе шёл величавым, размеренным шагом к зданию экономического факультета. Переваливая с ноги на ногу холёную пышнеющую тяжесть своего драгоценного тела, он любовался миром универа и собой в этом прекрасном мире. Худые и толстые, высокие и низкие, быстрые и медленные студенты обтекали его с обеих сторон, как обтекает полновесный отполированный валун вода горной речушки. Красивое интеллигентное лицо идущего было вздёрнуто тонким со стремительной горбинкой носом. Пронзительно голубые глаза увлажнялись мутноватой томностью. Медленный торжественный взмах ресниц равновесно зажигал и тушил огни двухглазого светофора. Вырывавшиеся из-под распахивающихся пол пальто ноги-маятники отшагивали положенное расстояние пути ходока от метро «Университет» до здания Факультета. Время от времени молодому человеку встречались знакомые. Красивые ленивые движения головы и руки приветствовали встречного или обгонявшего. Размеренные почвиркивания сквозь зубы демонстрировали, с одной стороны, что почвиркивавший только что аппетитно позавтракал, а с другой стороны, глубокомысленно самоуглублялся в роль, которую он должен будет играть в огромном кожаном кресле секретаря Бюро экономического факультета. У здания университета шаги его были неизменны, изменилось лишь направление. У входа в здание глаза-светофоры скользнули из подо лба по чёрным правительственным лимузинам, из которых выпархивали очаровательные дочери ответственных работников города, страны. В вестибюле шедший молодой человек и приехавшие почти столкнулись.

– Здравствуйте, душенька, Евдокия Матвеевна, – произнесли красивые, но пресыщенные пищей и страстью губы. – Как же, как же, наслышан, рад, сердечно рад за вас.

Голубые глаза, как лёгкое облако тёплого ветра юга, охватили пухленькое, потускневшее без свежего ветра и солнца личико девушки в очках дорогой оправы. Но это было всего лишь мгновение. Сказавший прошел дальше размеренно, неостановимо.

– Кто, кто это? – засуетились её соседки-спутницы и попутчицы.

– Очень интересный и перспективный молодой человек, – выходя из несвойственной ей задумчивости, заметила Элеонора Гришуньчикова.

– Как он красив, девчонки, – бросила ближайшая к ней девушка.

– И, тем не менее, не в моём вкусе. Оброс жирком, как древнерусский попик какой, – парировала дальняя.

– Что ты понимаешь? Это же интеллигент третьего поколения! Какое у него интеллигентное лицо. А любезность? Царская. А живот – это же признак джентльмена. Не обжоры. М-м-м… – засмаковала свои одутловатые пальцы сосисочки, стремящиеся к формам сардельки секретарь приёмной декана Элеонора. – Это же мечта порядочной женщины! Первый секретарь факультета!

– А – а – а! – У – у – у…

– Так бы сразу и сказала.

Между тем «мечта порядочной женщины» поднималась на лифте на шестой этаж, продолжая раскланиваться налево и направо в высшей степени интеллигентно и любезно.

Прошествовав по коридору, первый секретарь заглянул в нужные двери, с губ его спорхнули ещё тёплые сном и завтраком птицы очередные приветствия:

«Здравствуйте, Виктория Афанасьевна! Как вы сегодня воздушны! Какое на вас чудесное платье!»,

«Доброе утро Нина Соломоновна! Вы сегодня неотразимы! Вячеслав Всеволодович, думаю, будет вдохновлён на весь день. Целую ручку!»

И так далее и тому подобное.

В учебной части он так приветливо поздоровался с молоденькой преподавательницей, что та зарделась, неумело скривившись в улыбке и тут же села на зелёный стул, забыв, зачем она пришла в учебную часть. Диспетчер учебной части Анна Ивановна, необыкновенно пышная стареющая женщина, так строго посмотрела на неё из-под очков, что Берта Леонтьевна так и не спросила аудиторию студентов для курса экономики зарубежных стран, в которой она должна была давать французский язык. Величественным властелином проходил мимо практически не замечающего его студенчества любезный джентльмен, расслабленно и спокойно вздохнувший лишь в тронном гигантском кресле, неведомо как попавшем в кабинет секретаря Бюро комсомола экономфака.

В связи с подготовкой к отчётно-выборной конференции Бюро комитета ВЛКСМ МГУ устами Бронислава Розовского поручило Батурину подготовить отчёт о работе студенческих строительных отрядов университета в истекшем году. Из девяти поступивших в бюро отчётов командиров отрядов Олег выстроил цепочку отчёта, в которую не вписывался материал по «Эфиопу», по причине отсутствия его как такового. Да и самого Гайсанова на факультете ещё никто не видел по той же причине.

В Комитете ВЛКСМ МГУ Бронислав Розовский путано объяснил Батурину, что в Якутском областном штабе было принято решение по деятельности командиров «Эфиопа» передать его для рассмотрения на инстанциях: в Центральном штабе МГУ и Прокуратуре Якутской АССР.

– К тому же, – как подчеркнул Брогислав. – Группа Неимущего потребовала разобраться с деятельностью командиров «Эфиопа» по факультетской линии.

– Мы не можем оставить и не оставим безнаказанным Гайсанова, – кипел экспрессивный Дастан. – Этого мамонта пора брать за бивни и обламывать их.

– Ты единственный из бойцов отряда, кто имеет такие полномочия и возможности действовать через Комитет. Тем более что тебе поручена подготовка отчёта. Мы передаём тебе материалы нашей ревизии. Розовский и Паромов выступали уже с ними на облштабе в Якутске. Ты убедился в этом сам. Что ещё? – бился с Олегом, не видевший других выходов Виктор Неимущий. Батурин пытался найти соответствующую форму подачи в отчётных материалах письма, данного ему группой Неимущего:

В Комитет ВЛКСМ МГУ. Тов. Розовскому Б.

В партийный комитет экономического факультета МГУ. В связи с тем, что партийный комитет экономического факультета должен рассматривать отчёт о летних строительных работах, считаем необходимым сообщить о фактах грубого нарушения долга коммуниста командира студенческого строительного отряда экономического и юридического факультетов МГУ «Эфиоп» Гайсанова К. С. Всё поведение тов. Гайсанова К. в качестве командира отряда было направлено на развал и деморализацию отряда, что выразилось в следующем:

I. Руководство отрядом тов. Гайсанов осуществлял совместно с группой близких друзей, не слушая мнения коллектива и штаба. В течение первого месяца пребывания в Якутске тов. Гайсанов не собирал штаб, и только под давлением партийной организации в конце июля штаб начал функционировать. Это привело к грубым ошибкам в производственной деятельности отряда.

2. Тов. Гайсанов К. единолично отказывался от работ, предлагаемых отряду (газобетона, земляных работ, строительства склада УПТК и т.д.), а искал на стороне «левые» работы. Это привело к длительным простоям отряда.

3. С целью расформирования отряда, на штабе и собрании, созванных специально для этого, ложно информировал руководство отряда и бойцов, что зарплата составляет 3 рубля в день, хотя, как выяснилось, она составляла 10 рублей в день.

4. Тов. Гайсановым К. были допущены грубые нарушения финансовой дисциплины: из фонда отряда были истрачены незаконно:

– на командировку в г. Якутск – 320 руб.;

– на покупку коньяка; – 440 руб.;

– на покупку подарков руководителям СМУ-21– 150 руб.

и некоторые другие расходы;

– питание по 19 июля было объявлено 1,80 руб. в день, а фактически оказалось 1,26 руб. в день;

– по указанию тов. Гайсанова К. были проданы привезённые из Москвы лук и томатная паста, крайне необходимые отряду;

5. Отрядом были произведены печные работы на сумму 700 рублей и штукатурные работы – на 300 рублей. Нарядов на печные и штукатурные работы после отъезда тов. Гайсанова не оказалось и 1000 рублей, таким образом, исчезла из отрядной кассы.

Можно привести ещё ряд фактов, показывающих крайне недобросовестное отношение тов. Гайсанова к своим обязанностям.

5 августа тов. Гайсанов покинул отряд.

В конце сентября Гайсанов, возвратившись в Москву, отказывается

вернуть деньги в сумме 106 рублей, взятые им из кассы отряда, а, напротив, требует уплатить ему зарплату за подготовительный период, что противоречит решению собрания отряда и Уставу ВССО.

Просим разобрать факты, изложенные в письме, и, если возможно, пригласить нас на заседание парткома.

30,09,1985 г.

– член Комитета ВЛКСМ МГУ, боец отряда, аспирант химического факульттета МГУ – Луцков В. В.;

повар отряда студентка пятого курса юридического факультета МГУ – Шалаева З. А.;

комсорг отряда, аспирант исторического факультета МГУ – Неимущий В. И.

завхоз отряда, сотрудник НИИЯФ МГУ – Станиславович М. М.;

аспирант экономического факультета МГУ – Давранов Д. Н.

копия верна:

Олег Батурин, как и просили его ребята, упросил секретаря-аристократа, интеллигента в третьем поколении, Михаила Смердина заслушать письмо на бюро экономфака и принять меры.

– Вопросы по письму? – криво улыбнулся секретарь Смердин, обращаясь к заседавшему активу бюро, величественно прокручиваясь в кресле.

– Начали за здравие, кончили за упокой, – лукаво, в свойственной ему манере хитрого лиса, всезнающего и оттого всегда саркастически сомневающегося, проречетативил заморгсектора Валера Марлинский. – Что означает чтение этого письма? Отчёт по «Эфиопу или бесплатное приложение к разному? Нельзя ли конкретнее? Насколько я знаю, тов. Батурин, ты работал в этом отряде. Отчёты делаешь по всем отрядам универа. Принимать на веру письмо? Не думаю. Это похоже на кляузу. Так можно в каждом отряде найти, где собака порылась, как говорит наш главный. Немец.

– Поконкретнее, поконкретнее.

– Дело в том, что отчёта по «Эфиопу» нет. И, возможно не будет, – ответил Марлинскому Батурин.

– Это почему ж?

– Гайсанов Карим уехал из отряда пятого августа, и ещё не появился на занятиях, а И. о командира, пятикурсник юрфака Пройдоха Евгений, отказывается писать отчёт за весь период. Но тот конфликт, который был между ними, думаю, станет Рубиконом для обоих. Насколько я знаю: ни тот, ни другой – не Ганнибал, – разъяснил Олег.

– А к чему же нам тогда эта кляуза? – спросил и Смердин.

– Во-первых, это не «кляуза», а письмо ревизионной комиссии отряда, а во-вторых дело Гайсанова – Пройдохи, насколько мне известно, рассматривалось в областном штабе Якутских отрядов и теперь передано в центральный штаб МГУ и Прокуратуру ЯАССР.

– Ого! – всплеснула обеими руками, жеманно обхватывая свою аккуратную причёску Элеонора Гришуньчикова, замсекретаря по культмассовой работе, козырем в которой была её возможность доставать билеты на громкие спектакли в Большой, на Таганку, в Современник.

– …а это значит, что вашему бюро в недалёком будущем предстоят тяжёлые времена, – закончил Батурин.

– Вот теперь ты, Элен, можешь оказать своё «0го!» – захохотал Валера Марлинский. – Причём здесь бюро экономфака? Вы там натворили, вы и получайте! А нас – увольте от своих старательских дел. Добытчики.

– Давайте, по существу. Есть ещё вопросы, выступления? Нет! Предложения, – решил закончить бюро секретарь.

– Принять письмо к сведению., – предложил кто-то из актива.

– Прошу бюро дать мне выступить на следующем заседании с дополнительными сведениями по «Эфиопу», – подстраховался Батурин.

– Будут ли они?! – покривился как от назойливой мухи Смердин.

– Будут! – твердо и решительно отрезал Олег.

– Ладно, валяй! – мягкой ладошкой как ребенку соизволил исполнить каприз, отмахнулся Смердин.

У Карима Гайсанова в один день было три интригующих, важных встречи. И когда у подъезда его дома к нему неожиданно подошёл неизвестный и, не представившись, бросил:

– Товарищ, Гайсанов?

– Да. В чём дело?

– Тебе привет от капитана угрозыска Сараева Ивана Степановича…

Холодный, подмышечный пот расплавленным свинцом ожёг бока и руки до самых локтей Карима.

– От Ивана Степановича? Не имею чести знать! – мужественно отвечал Гайсанов, скосив свои раскосые глаза.

– Имеешь, имеешь, – уверенно, даже нагло убеждал мужчина среднего роста с морщинистым жёлтым лицом. Колющий взгляд его вдавленных в подлобье глаз острыми иглами вонзился в скользкие маслины Каримовых зрачков. – Друг Петра Кузьмича Ваганова, начальника СМУ-21 МВД.

«Началось!» – упало в глубокую ледяную купель горячее сердце Карима.

Собеседник студента, нервничавший сам поначалу, замешкался со следующим словом и теперь, заметив умирающее бледностью лицо Гайсанова, убедился в своих предположениях, под которые выстраивал свои ходы заранее. Без собой страховки он решил действовать в свойственной, отработанной годами роли пахана:

– Да ты не линяй, как облезлый кот.

– Не понял, – потерянным голосом выдал своё волнение Гайсанов.

– Ладно, дорогой, на нарах не сидел, так и не подставляй очковую, чтоб тебя подтолкнули туда. Думал: подфартило? Делиться надо, а не в Рио-де-Жанейро линять. Делиться! Чтобы всё в законе было!

– Да кто ты такой! – перешёл в атаку и Карим, справившийся с испугом и волнением. – «Делиться, делиться». Может тебе ещё и отмычку дать от квартиры, где деньги с женой лежат? – переиграв знаменитого комбинатора начала века, выпалил Гайсанов.

– Ни отмычек, ни Мани нам твоей не надо, а вот от маней мы не откажемся, – чувствуя как удачно разыгрывает роль полномочного посланника Якутских воротил, продолжил формировать мысли Карима в нужном направлении Зэк. Но вдруг став серьёзным, достал из нагрудного кармана удостоверение следователя уголовного розыска и показал Кариму:

Капитан Александр Иванченков, дознаватель. Надеюсь этого достаточно?

– Что вам от меня нужно? – переходя на «Вы», спросил Гайсанов.

– Нам нужно две вещи. Первая – десять тысяч. Так сказать, подмаслить, чтобы не подгорела каша, которую ты заварил в Якутии. Вторая – помочь правосудию разыскать студента «эмгэушника», подозревающегося в убийстве работника исполкома и поджоге Дворца пионеров в «Солнечном», – сверхделовым тоном, чеканил, как бывалый, новоявленный работник угрозыска «Александр Иванчиков» – Зэк.

– Десять тысяч!? Чего? – непонимающим мальчиком ощетинился Карим.

– Не щелчков же! Пока! Твоё право выбирать десять бумажных или десять лагерных. На сегодня всё! В следующую рандеву полных два ответа на поставленные вопросы. Чао! – отыгравший свою роль «следователь» сутуловатой неспешной фигурой покинул поле Карима, на котором последний продолжал невидимое сражение, холодея от страха перед мечом карающим, повисшим над его головой.

Утром на следующий день Гайсанов у входа на факультет чуть ли не столкнулся с Батуриным.

– Карим!

– Олег! – неожиданная мысль о том, что «эмгэушник», которого ищет следователь, это и есть Батурин: «Кто ещё бывал в Доме приёмов?!» – вернула Гайсанову устойчивость и равновесие. Он, хотя и чувствовал себя волком, обложенным красными флажками, всё же не испытывая гибельного страха конца. С огромной добычей, которую он надёжно спрятал, может быть, даже до лучших времён, Карим был хозяином положения, мэтром выбора. Он смотрел на обречённого бедного студента, в судьбе которого ещё совсем недавно сам играл роль вершителя, покровителя, командира, смотрел теперь как на конченого человека, как на законченного преступника. В сердце же Батурина ещё живое далёкое июньское чувство признательности к Кариму требовало открыть ему то, что готовится против него в арсеналах университета. Чувство обойдённости, возникшее в августе, в Якутске, усиленное теперь открытиями группы Неимущего требовало не делать этого ни в коем случае. Но Батурин всё же бросил:

– Что происходит, Карим? Тут бунт на корабле.

– Плевать, собаки лают – караван идёт! – ушёл от продолжения раговора Гайсанов. Несмотря на столь противоречивые мысли и чувства, встретившиеся впервые после лета, командир и боец разыграли друг перед другом нейтралитет, ограничились обыкновенными, сдержанными приветствиями людей, знающих силу и слабость друг друга.

Более весомый разговор развивался у Гайсанова со Смердиным.

– Карим Султанович, нехорошо оставлять крокодильи хвосты, – говорил созвонившийся с ним Аркадий Смердин.

– Какие ещё там хвосты? – играл в этот день безвинного ягнёнка Гайсанов.

– Тебе лучше знать какие.

– Ладно, не тяни, говори, что стряслось.

– А ты сам не видишь? У некоторых от желания прихватить их на сувенирчики, крокодильи слёзы потекли, – поигрывая образами и воображением, улыбался в трубку невозмутимый Смердин.

– У кого это?

– Есть такие.

– Ты можешь мне толком объяснить.

– Могу!

– Я голоден как зверь. Ты обедал?

– Нет ещё.

– Тогда идём пообедаем вместе. Хочешь в ресторан, в «Москву», например!

– В Москве я вчера отмечал перевыборы со своим бюро.

– В «Националь»?

– В «Национале» позавчера скучал.

– В «Прагу»?

– В «Прагу», так в «Прагу».

В «Праге» Аркадий объяснил суть разгорающихся событий Гайсанову.

После четвёртого бокала Бисквита стал открывать и Гайсанов свои ходы Аркадию.

– Надо замять это дело, Аркадий. Во что бы то ни стало. Всё, что нужно от меня, я сделаю, уже почти сделал. Вот смотри те бумаги, которые пришли в Центральный штаб. Хватило одной шоколадки для Нэлли.

– Ты думаешь, в штабе ничего не осталось? – спрашивал Смердин, читая копии облштабовского решения и Сопроводительного письма к нему.

– Батурин прёт как носорог.

– Ну, этому носорогу я быстро рог сшибу. На нём мокрое дело. Убийство служебного лица в Якутске и поджог дворца пионерского лагеря.

– Да, ты что!

– Следователь угрозыска Прокуратуры Якутска сегодня был у меня. Просил не спугнуть.

– Вот это да! Хорош боец! Член бюро факультета! Его уже толкают в Вузком университета! Ну, и дела! Ну, и ССО! То-то он и кусается, как августовская муха.

– Его песенка спета! Только бы не сыграло что-нибудь из этого, – показывая на бумаги, продолжал Карим, – бумерангом. А то, ведь, лес рубят – щепки летят.

– Ты уверен, что никаких других бумаг не будет?

– Нет, конечно, – засмеялся теперь почувствовавший уверенность в успехе дела Карим. – Кроме тех, что в твоих руках, разве что вот эти две. Для непредвиденных расходов. Гайсанов подсунул под бокал Аркадия два аккредитива по тысяче рублей. Будет ещё парочка после окончания успешного манёвра. На новом причале этого романтического путешествия. А вещему Олегу я покажу на какой черепок наступить, чтобы наши чарки запенились на его тризне плачевной…

– А сунуть бы тебе ему в зубы кусок и заткнуть глотку?

– Попробую и это. Только он моих советов в последнее время не слушал.

– Всё-таки это тоже вариант. Со своей стороны я сделаю всё, что стоит этого, – постукивая пальцем-сосиской (если уже не сарделькой), по аккредитивам на предъявителя, благообразно мял полными холёными губами свои ценные слова – деньги Аркадий Смердин.