Текст книги "Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков"

– О, да вы что! – воскликнул Олег, после того как сосед крякнув: «Попробую ещё!», – положил червонец.

– Такие деньги и так легко бросаете? Тогда я… Я…

– Чего здесь колебаться? – шептал Климентий Олегу. – Давай играй. У тебя фора.

– Ладно, пойду футбольной командой, – согласился Батурин и бросил десятку и рубль в кулёк газеты, которую теперь старательно держал Клим.

– А я, вот я ещё попробую, – передал Климентию три рваных пятёрки «Филька».

– С тобой всё ясно! – демонстративно осмеял его владелец карт. – Вот с этим северным оленем… бородачом… Как бы он нас снова не оставил с бородой?!

Аккуратно складывая чистенькие новые десятирублёвки в пару, всунул их в газету говоривший.

– Хо-хо-хо! Да вы, действительно, Лас-Веговские шулера, – коварствовал и Олег, разыгрывая из себя бывалого. Он достал двадцатипятирублёвку и пошёл ею.

– Что это ещё за «ласвеговские»? А те деньги, которые я уже внёс, могу я забрать? – пытался закомуфлироваться сосед водителя: Филька.

– Ещё чего! – не выдержал Батурин, невольно выдавая себя и ещё не осознавая этого.

– Как же? Это игра! Офицерская игра! – возмутился и Клим.

– Ну, чёрт с ними! Тогда я ещё раз попытаюсь, – расстёгивая пальто и доставая какие-то деньги, проворчал недовольный уже тем, что ввязался в картёжную авантюру сосед Олега. Три десятирублёвых бумажки легли в распиравшую уже газету кучу денег.

Олег добавил к тридцати ещё рубль.

– Хм. Ты мне что? – кисло скривил губы на порозовевшем лице сидящий рядом с водителем. – Ты мне не орешек.

Две двадцатирублёвки накрыли высовывавшиеся хвосты трёх десяток. Олег ещё минуту назад чувствовавший, что игра уже сделана, вдруг понял, что ещё один такой ход, и его деньги будут кончены, и, несмотря на то, что в его руках такая карта, он проиграет всё.

Сосед легко положил пятидесятку.

– Пятьдесят пять! – поспешнее, чем надо, бросил Олег деньги в газету, судорожно застывая в холоде ожидания хода своего следующего противника.

– Мой ответ – шестьдесят! – неуверенно проставился Филька. – А вот, если игра сложится так, что у меня не будет денег, в то время как на руках хорошая карта, я смогу забрать свои деньги?

Батурину ещё было невдомёк, что Филька затягивал манок – узелок на шее Олега, показывая этой фразой, что у него нет больше денег, и он проиграет.

Олегу хотелось, чтобы этот вариант имел право быть. Он, тупея, начинал понимать, что приближается его последний ход, после которого он останется ни с чем, в то время как у его противников ещё будут деньги.

– Нет! Нет! Это исключено! Игра есть игра! – отрезал избравший роль не только казначея, а и верховного судьи Климентий, сжимая хрустящую деньгами, распухшую газету «Правда».

– Шестьдесят пять! – отрапортовался Олег.

– Так пойду последний разок и, – три двадцатипятирублёвки полетели в переполненный зёв газеты. Сердце Батурина упало вместе с ними, а вместе с сердцем полетела и голова, словно кто-то сорвал её с плеч и пустил её кувыркаться в бездонной невесомости, в которой уже было невозможно удержать ни её, ни хотя бы одну спасительную мысль. Чувствуя, что пропал, Батурин, уже не помня себя и не понимая, что надо делать, бросил в газету пятидесятирублёвую купюру и крикнул: «Сто!»

– Стоп! Во-первых, не твой ход, а во-вторых, и не сто! – сказал ему отстранённо и холодно Клим.

– Как, не сто?! – возмутился Батурин.

– А так! Это лягушка, – вытаскивая пятидесятирублёвку из газеты, продолжал осаживать Олега Климентий.

– Восемьдесят, – не сдавался сосед по правую руку Батурина.

– Сто! – теперь уже думая о победе, положил две пятидесятки Батурин.

– И здесь объезд! – заматерился таксист и дал задний ход. За окном машины заметались снегом скучные овраги с жидкими группками деревьев в их началах. Был ли нужен объезд или нет, Батурин никогда не узнает. Холодный пот ожёг подмышки и шею под подбородком Олега. Батурин и сам был бы рад сейчас дать задний ход и поехать не на такси, а на автобусе даже самой дальней объездной дорогой. В это время Филька покопался в кармане своего пальто и положил на ещё протянутую ладонь Клима три пятидесятки и, добавив рубль, ахнул: « Ах! Сто пятьдесят один!»

– Хорошо же вы зарабатываете здесь у себя на асфальте, – завистливо отреагировал Климентий.

Владелец карт поднял пустые руки и выдохнул: «Я – пас!»

Батурин растерянно смотрел на две руки Климентия, державшие одни и те же денежные знаки, но в разных количествах и ненавидел обе, как и самого Климентия с тремя Филькиными – в левой и с его жалкими двумя пятидесятками – в правой. «Что делать? Проиграть все деньги! О, глупец! Никогда в жизни не играл, и не надо было лезть на рожон! Мало того, что выгонят из университета, ещё и облапошили, как простофилю! О, если бы были со мной вчерашние сотни?!»

– Сто пятьдесят и больше! – в отчаянии сжав невинную последнюю пятидесятирублёвую бумажку, сунул её в газету Батурин, не осознавая, что делает, начал снимать часы.

– Но где? – бесстрастно и зло спросил Клим, вытаскивая смятый комочек пятидесятирублёвки.

– Вот часы! Они стоят больше чем сто, – Олег снял часы с руки и сунул их в газету. Время теперь остановилось для него, если не потекло вспять.

Машина неслась мимо посёлков, вылетая на извивы полевой дороги, едва не врезаясь во встречные грузовики. Овраг за оврагом, вниз, вверх, снова вниз…

– Чёртово «Семивражье!» – выругался водитель чёрной «Волги», опять едва не врезавшись во встречный Камаз.

Клим, поднеся раздувшуюся деньгами «Правду» к Олегу, остро пронзил глаза смущённо-растерянного студента своими серыми глазами, словно награждая выигрышем Батурина.

– Окей! Пусть сто пятьдеся один на сто пятьдесят один! Согласны?

– Да! – выдохнули противники разом.

– Тогда считаем.

– Тридцать! – показывая карты, выпалил Баттурин.

– А у меня? Тоже тридцать? – нерешительно спросил Филька.

– А что у тебя? Покажи! – предложил Фильке показать карты владелец карт. – Так: десять, дама, туз. Но дама – тоже десять! – вразумил Фильку владелец карт.

– Да, да, – бесстрастно произнёс Клим.

– Значит, у меня тридцать один? – расскрывая карты, равнодушно и, как казалось Олегу, в сомнении подвёл итог Филька. – Правда? Тридцать один?!

– Правда, правда. А твоя правда уплыла вместе с правдой Фильки. – обращаясь к Олегу, продолжил Климений.

– Да, да, – теперь уже сосед Олега, владелец карт, подтвердил резюме Климентия.

– И это – правда, а не Филькина грамота… Могу тебе отдать только газету «Правду», – теперь уже издевательски выдавил из себя Зык и передал её через сиденье выигравшему Фильке.

– Да, товарищ, товарищ Сталин, вы большой учёный. А все знают: ученье – свет, а неученье – чуть свет, и на работу, – неопределённо к кому обращаясь, протянул Климентий Зык.

– Решай, студент: «Быть или не быть?» Отдаёшь алмазы – быть! Не отдаёшь – не быть! Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Предлагаю вариант: отдаёшь алмазы – свободен. Не отдаёшь – летишь в Якутск держать ответ за поджог и мокруху.

– Какие алмазы?! Всё, что у меня было, ты заставил меня проиграть. А с поджогом мне дело не пришьёшь.

– Уже пришито. Фёдоров отдал мне ордер на твой арест. Вот он, – доставая из кожаной планшетки бумагу из прокуратуры и удостоверение на имя капитана МВД Александра Иванченко, показал Клим Батурину. – Так что последний раз предлагаю: отдай алмазы мне. Здесь с ними делать нечего. Даже если ляжешь на грунт, что потом? Отдаёшь хозяину – будешь последним лохом. Будешь упорствовать – пристрелю при попытке к бегству.

Батурин, окончательно протрезвев, мучительно соображал: чего добивается капитан? В его сознании вначале смутно, потом всё ясней и ясней стали вырисовываться детали игры в такси. Ему было трудно поверить в продуманную связь случайностей: ночная драка на пути из Ингури, такси, непонятные пассажиры, и отработанная до мастерства «офицерская игра» попутчиков. И всё это, ради того, чтобы требовать от него невозможного: каких-то алмазов?! Батурин не понимал, в какую карусель, в чью игру он ввяз с головой и почему? Оглушённый требованиями (Климентия) Александра, он не мог сейчас ответить ни на один вопрос.

– Что у тебя в багаже? – озабоченно спросил Олега Иванченко.

– Тормози, шеф! – обращаясь уже к водителю, повелительно рыкнул Клим.

Водитель резко затормозил машину и юзом припарковался у обочины перед оврагом.

– Открой багажник! Шмонай! – приказал капитан одному из пассажиров. Тот быстро разворошил вещи Батурина в чемодане, вытряс из сумки кусок мамонтова бивня и, отбросив его на склон, промычал: «Ничего!»

Бивень, проваливаясь в распушавшийся под ним снег, исчез в глубине оврага. Олег же, охваченный горечью проигрыша, прессингуемый капитаном, всё ещё не понимал серьёзность ситуации и пытался найти слова, чтобы выкрутиться, вырваться из захлопнувшего его как мышь капкана. Но получалось только что-то похожее на хрип.

– Ты, это – не хрипи! Ещё не режем. Что имеем – не храним, потерявши – плачем, – продолжал краснобаять Клим.

– Вылезай из таксо, студентик. Приехали. И говори, где алмазы?

Батурин, выбираясь из машины, уже был готов принять бой.

– Ты чего? Будешь валять дурака? Тебе не понравилась офицерская игра? Хочешь поиграть в алмазного короля? Но эта игра требует жертв. Ты этого хочешь? Тогда – готовьсь! Чтоб быть королём, нужна огранка: ограним по самые уши!

Клим, подталкивая Олега к склону, стал доставать то ли нож, то ли пистолет…

Через год, когда над «Семивражьем» светило ласковое осеннее солнце, по обочине дороги мимо покосившихся заборов и стареньких стен домов и домишек рабочего люда, спускаясь в овраги и поднимаясь наверх, пробирался не похожий на грибника молодой человек.