Текст книги "Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков"

Глава четырнадцатая

Напряжённые дни учёбы набирали темп. Праздничный студенческий настрой сентябрьских дней, царивших в аудиториях, лабораториях, в коридорах факультетов университета, переформатировался в то, что любят называть учебным процессом. Молодость и красота освещали университетский Олимп запредельным упорством познания мира, его тайн и законов. Невозможно было найти такого количества молодых людей, действительных покорителей Эвереста вузов страны, наделённых и красотой, и умом, и талантом в каком-то другом уголке планеты Земля. Удивительно было наблюдать головокружительную карусель молодости и красоты. Калейдоскоп девических лиц с восторженным сиянием глаз захватывал надолго внимание как будто лишь на мгновение оторвавшихся от книг и компьютерных экранов парней, и интрижный интерес к ним самих носительниц этого притяжения. Батурину всё чаще казалось, что занимаясь с друзьями делами командиров «Эфиопа», вынужден совершать перескоки с одного виража спирали жизни на другой. Непрослушанные лекции, непрочитанные книги, незаконченные дела наваливались на него нарастающим снежным комом. Требовались срочные увязки с расписанием занятий, с подготовкой к ним. Чувство неуверенности в себе усиливалось с потерей необходимых знаний, без постоянного накопления которых, неизбежно следовал провал, вместо уверенной сдачи экзамена. Неотложные дела, вплоть до выхода на футбол, путая и сбивая с толку, паутинной цепкостью скручивали студента по рукам и ногам. Олег не решал главную задачу: учиться и учиться, – а только откладывал её, всё больше и больше попадая под каток депрессии. Университетская студенческая жизнь требовала от учащихся полной отдачи времени и сил только учёбе. У Батурина же общественная работа вышла на первый план. Бесконечные заседания то бюро факультета, то Вузкома Университета на десятом этаже Высотки с поручениями контролировать ход рассмотрения дела Гайсанова на экономиченском факультете, а Пройдохи – на юридическом – становились для Олега бумерангом, который он запускал в надежде на быстрый результат. А в итоге результат был один: бумеранг! И всё чаще с попаданием в голову. Надежды Олега на устроенную после отряда жизнь рушились. Очередные срочные и сверхсрочные дела становились новым бумерангом, порой самым точным и больным. Как ни отбрасывал его Олег, он возвращался почти мгновенно. Тот вечер встречи Олега с Анжелой, как закат любовной истории лета, лишь на мгновение осветил осеннее небо Олега и потух. Как ни трудно было Олегу смиряться с потерей Анжелы, он уже физически не мог оставаться не только без любви, но и без женщины. Искать утехи у лёгких женщин было не в правилах Батурина. Да и где их искать? А любовь? Хотя бы зародыш её! Среди факультетских красавиц четыре очаровашки привлекали его внимание. Но выбор тоже требовал времени и сил даже для поиска путей завязать знакомство. А тут друзья, сокурсники, соперники на спортивных площадках. Да ещё какое-то смутное чувство приближения чего-то недоброго. Тревога, ожидание катаклизма усиливались день ото дня. Прервать отношения с друзьями, отказать от продолжения ведения дел, разговоров он не мог. Он, как космический пришелец, втянутый в систему десятков планет, кружащихся по своим орбитам, как астероид, попадал в поле тяготения то одной, то другой, перескакивая с орбиты одной на орбиту другой, рискуя сорваться и сгинуть в невесомо поджидающей его катастрофой чёрной дыре экзаменационной сессии. По вечерам у себя в блоке на восемнадцатом этаже Высотки, упав на кровать, перед тем как уснуть, Батурин рассматривал кусок мамонтового бивня, который он не смог передать Анжеле, от которой не дождался звонка. Теперь он установил его у себя в изголовье и сравнивал себя с ним. Он был почти так же крепок, как тот, но так же как и тот начал разрываться на части от разрушающего окружения. Надо было остановиться, отвергнуть те безжалостно раздирающие его пилы, как когда-то и он. Но как? Иссушающий мозги хаос встреч, разговоров, поручений и дел не был тем острым и нужным мечом, как легендарный Дамоклов. А этот артефакт в одну из ночей всё-таки рухнул ему на голову. Такой игры мамонтова бивня Олег не ожидал. Он стал рассматривать в полутьме комнаты и впервые обратил внимание, что на срезах его и с той и с другой стороны больше нет колец. Гладкие полированные они и не особенно заинтриговали Батурина. «Были ли они раньше? Да и тот ли это кусок?» – подумал Батурин, ставя на место его и засыпая. Уйти в учёбу, как он ни хотел, он уже не мог. На каждом шагу встреча за встречей, разговор за разговором… Студенты стольких факультетов будто поджидали его всюду. Встречаясь с бойцами разных приездов, Батурин отметил, что бойцы бригады Неимущего оставались всё ещё бойцами трудового. Никто из них даже в мыслях не держал желания разгула. Они приходили в университет не как с корабля на бал, а как с горящего корабля на уверенно плывущий спасительный корабль. Ни дня – на раскачку, ни денег – на ветер. Проблемы отряда они не оставили за бортом, а перетащили с собой на борт университетских кают и площадок, требуя их разрешения.

– Олег, ты должен подключиться основательней к нашему делу, – задыхаясь от быстрой ходьбы, требовал Давранов, встретившись с Батуриным у входа в Гуманитарный факультет.

– Ты знаешь, к скольким делам я подключён? – попытался отшутиться Батурин. – Адаптером стал. Обмотка горит. Не японский же. Хотя и не китайский.

– Ничего, заменим обмотку. Тут надо кой-кому перезать глотку. Вчера я был на парткоме. Поднял этот вопрос. Но от него отмахнулись как от комара. «На повестке дня „Отчёт о работе студенческих отрядов“. А ты нам коктейль склоками да сведением личных счётов испортить хочешь». Ты представляешь, документальное уличение мошенника в мошенничестве, склоками называеют. Я этого так не оставлю.

– Какого мошенника?

– Нашего командира!

– Нашего или вашего? Неимущего, что ли? – шутил Олег.

– Какого там Неимущего?! Имущего! Самым настоящим образом имущего! Вот смотри, что мне прислали на мой запрос из СМУ «Шахтстроя» Якутии, куда, как я тебе говорил, скрылся наш «Позвольте мне себе позволить вам не позволить», всемилостивейший Карим. Я ведь не напрасно на своём ГАЗмерсе по Якутску и его окрестностям рыскал.

– Так значить он, действительно, не в Москву улетел тогда? – удивился и Батурин.

– В Москву?! Ха-ха-ха, – экспрессивно и заразительно захохотал Дастан. Олег не смог удержаться и стал, как и Дастан, проглатывая и выталкивая слова и хохот одновременно разговаривать и смеяться с Даврановым:

– К пятикилограммовому – у – у сыну… – К пья – ти килограммовому сину… Га – га – га. – Ага – га – га. На этот счёт у меня теперь полная ясность. Ясно, что Гайсанов темнил. А мы – то «Поздравляем командира – настоящего мужчину с пятикилограммовым сыном!» Хе – хе – хе… – лопаясь щеками, наигранно, изображая кислую гримассу, ухмылялся Дастан.

– Говорили ребята, что он не улетел в Москву, а шабашит где-то в Якутии.

– На, читай! Читай! Куда этот хитрый лис уполз кур таскать, очистив наш курятник. Читай!

Дастан вытащил из папки пару листков и передал их Олегу. Пока Батурин пробегал их глазами, Дастан рассказывал: Помнишь, я был отвязан. На своём Росинанте рыскал по Якутску, развозил, подвозил, подбрасывал, перебрасывал всё, что мог и что было нужно. Стал почти ИП – Индивидуальным предпринимателем. Перестройка ж… Поэтому знал, был в курсе отрядных дел, встречался со многими нужными и ненужными людьми. Однажды даже шабашку сшиб в виде сушёной рыбы. Ух, хороша была! Подбросил из речпорта в аэропорт группу туриков с байдарками. Вспомни. Я тебе говорил как-то об этом. Ты спешил по делу или к телу! Был среди них Арсений Фуранов, парень с филфака, как и ты. Вот он-то мне и рассказал, что видел эфиопов в Сангаре, даже разговаривал с одним. «Такой неприятный тип», говорил, – видимо, Бушуев. Предлагал подключиться на бетонирование аварийной шахты. Очистителей проходов. В СМУ «Шахтстроя». А потом, когда Неимущий с ревкомиссией покопался в конторе СМУ-21 и стал открывать глаза на делишки командирские – вот тут-то я припомнил своих туриков. Окончательно понял: Гайсанов не просто жулик, а матёрый жульчище – волчище! И послал хитрое письмецо турецкому султану – начальнику СМУ «Шахтстроя». На бланках облштаба ССО МГУ. Как положено. И смотри, что ответили мне. А? Дастан быстро прочитал копию, адресованную ему: «Уважаемый тов. Давранов Д. Б. На ваш запрос сообщаю следующее: приказом №145 – К от 25 июля 1985 года в СМУ «Шахтстрой» был временно зачислен для работы на строительных объектах студенческий отряд в составе: 1. Ашахшин Б. И., 2. Бережной А. А., 3. Каратаев – общим вся группа из Усть-Каменогорска плюс Бушуев В. К., Долгополов С. И., Тарасов А. И. И шестнадцатый наш скромник Гайсанов К. С. По окончании объёма работ приказом №157-К от 24 сентября 1985 года студенческий отряд в указанном составе был уволен. Тов. Гайсанов К. С. за период работы никуда не отлучался, это установлено точно. Справка о размерах заработка каждого члена отряда прилагается. Администрация, постройком считают необходимым отметить высокую дисциплину отряда, отличное качество работ, добросовестное отношение к порученным работам всех без исключения членов отряда, скромность и отличное поведение. С уважением Начальник СМУ «Шахтстрой» Антонюков. Копия верна:

– И не сомневаюсь. Также как и верна Справка о зарплате. Смотри, Олег, на каждого брата ровно по девятьсот двадцать шесть рубликов и лишь бедному командиру начислено парой рубликов меньше, – Дастан, показав Батурину Справку, крутил её и так и этак как неоспоримую улику не только на Гайсанова, но и на тех, кто подписал её, включая и некоего бухгалтера В. Поповскую. Вот они наши шабашники эфиоп – пшики, шабашники от ВССО. «Студенческий отряд!» «Скромность и отличное поведение», – издевался над стилем Дастан. – Отличное от заграничного. Там волчара, а тут прямо агнец божий. Но я с этого волка в овечьей шкуре всё равно её спущу.

– Не увлекайся, Дастан Батырович, не то и оборотня увидишь в Кариме, мамонта этакого, – подшучивал Олег.

– А хоть и мамонта. По кусочкам реставрирую, в музей ВССО: выставлю, чтоб на него перед отъездом в отряд бойцы ходили смотреть как на чудище допотопное.

– Не слишком ли, Дастан? А что если он соберёт отряд и скажет: «Бойцы-молодцы! Вот ваши кровные заработанные!» И выложит с гаком то, что ты и в глаза бы никогда не увидел, А ты его уже по кусочкам разложил, к реставрации приготовил…

– Как бы ни так. Знаешь сколько противников этакого разложения?! Ноль целых, Х десятых Надвигается время Гайсановых.

Но мы с бойцами этого так не оставим. Ещё в Якутске мы поклялись демаскировать наших командиров с комиссаром впридачу. Сегодня Волков, завтра следующая наша инстанция комитет ВЛКСМ, Центральный штаб МГУ. Идём прямо к Волкову.

– Ого! Смотри! – улыбнулся Батурин. – От одного волка к другому. Как бы в пасть не попасть!

– Волков бояться – в лес не ходить. Давай с нами. Причешем новоявленного искателя золотого тельца, снимем с него позолоту «Позвольте мне себе позволить вам не позволить запретить мне командирить, дурить и обдирать липовых бойцов», – пригрозил Дастан пухлой ручкой неведомому позволителю в пространстве.

Батурин вместе с группой Неимушего несколько дней пропадали в Центральном штабе, в Вузкоме МГУ и добились того, что вопрос о деятельности командиров «Эфиопа» прошёл через протоколы собраний Центрального штаба и Комитета. Теперь эти телеги должны были быть направлены в парткомы экономического и соответственно юридического факультетов МГУ для рассмотрения персонального дел товарищей Гайсанова К. С. и Пройдохи Е.

Батурин кончил читать письмо в партком экомического факультета. Инстинктивно втянул голову, как от приближающегося бумеранга, готового вонзиться в шею. Ему вдруг захотелось вычеркнуть весь этот период третьего трудового или хотя бы те несколько дней якутской истории, которые готовили в будущем ему вот такой же, если не опаснее бумеранг. Двумя днями раньше на филфаке в приёмной декана Олегу предложили спуститься на седьмой этаж в учебную часть. Там новоиспечённому члену Вузкома МГУ предложили прочитать Решение Прокурора ЯАССР. В решении предлагалось Батурину явиться в прокуратуру г. Якутска для дачи показаний в качестве свидетеля по делу о поджоге Дворца пионеров в п. «Солнечный» и убийства гражданина Есикова Г. М.

Копия копья, направленного в Карима Гайсанова, показалась бумажной игрушкой по сравнению с Посланием прокурора ЯАССР Фёдорова.

Из оцепенения, вызванного письменным бумерангом, его вывел голос Даврана:

– Теперь ты видишь, что мы не потеряли время даром?! – кипел энергией и идеей возмездия ратоборец Дастан Давранов.

– Да уж замуж невтерпёж, – продекларировал Батурин в ответ Дастану, рассматривая письмо, начинавшееся словом:

копия

Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи

КОМИТЕТ ВЛКСМ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА им. М. В. ЛОМОНОСОВА

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ШТАБ СТУДЕНЧЕСКИХ СТРОИТЕЛЬНЫХ ОТРЯДОВ

Москва, В – 234, Ленинские горы

3 ноября 1985 г.

В партийный Комитет Экономического

Факультета МГУ. Летом 1985 года в составе объединённого отряда МГУ в г. Якутск выехал студенческий строительный отряд экономического и юридического факультетов. Командиром отряда был назначен студент 5 курса экономического факультета тов. Гайсанов К. С. Тов. Гайсанов в подготовительный период выезжал в командировку в г. Якутск, однако, не проявил достаточной энергии для подготовки Фронта работ к приезду отряда, что в дальнейшем серьёзно сказалось на работе всего отряда. По настоятельной просьбе Гайсанова К. и штаба отряда в члены отряда были приняты люди, не имеющие никакого отношения к университету, а часть отряда была заражена духом рвачества. В создавшейся обстановке необходимо было немедленно включить в работу весь штаб, партийную и комсомольскую группы с тем, чтобы преодолеть эти трудности. Недостаточная принципиальность командира Гайсанова К., бесконтрольность финансовых дел отряда, очень слабая работа комиссара – фактически превратили студенческий отряд в группу людей, основной целью которой, являлись деньги. В отряде резко упала трудовая дисциплина, появились случаи нарушения «сухого закона». Вполне естественно, районный штаб поставил вопрос о дальнейшем пребывании тов. Гайсанова К. на посту командира отряда. При рассмотрении дела т. Гайсанова К. им была представлена телеграмма с вызовом домой. Районный штаб временно освободил его от должности командира с тем, чтобы он, урегулировав домашние дела, вернулся в отряд. Однако не сдав как следует дела, не оставив адреса т. Гайсанов К. уехал и не вернулся.

Считая, что поведение Гайсанова противоречит нормам поведения коммуниста и руководителя студенческого отряда Центральный штаб студенческих строительных отрядов МГУ просит рассмотреть вопрос о привлечении тов. Гайсанова К. к партийной ответственности.

Центральный штаб студенческих строительных отрядов МГУ просит партийный комитет факультета рассмотреть вопросы о деятельности факультетского штаба летних работ и о порядке подбора руководителей студенческих строительных отрядов.

Начальник ЦШ ССО МГУ Ю. Волков.

Копия верна:

Батурин испытывал двойственное чувство как к Давранову так и к Гайсанову. С одной стороны он радовался неуспокоенности и решительности Дастана-борца, а с другой стороны начал подозревать в Дастане интригана, решившего отомстить своему более ловкому и удачливому сокурснику, сопернику. К Гайсанову же в нём продолжала жить восторженная благодарность юноши к командиру, позвавшего его за собой. Но росла и бойцовская злость на него за откровенный обман. Положение, в котором оказался Олег, заставляло его разрываться на балансе судейских весов между чашами Дастана и Карима. Чью сторону взять? Кому отдать предпочтение?

На следующий день Батурин, после пробежки и разминки на склонах речных берегов Москва-реки, снова встретил идущего на факультет Гайсанова. Он шёл своим быстрым, как сравнил его шаги Олег, пулемётным шагом. Наклонённая голова вбок и вперёд, черноволосая коротко остриженная, говорила о полной готовности вступить в любой бой, в любую схватку. Это напомнило Батурину того Гайсанова на собрании отряда, когда он предлагал расформирование. Батурин решительно шагнул навстречу Кариму, и за несколько шагов до того как сойтись, бросил энергичное, беговое:

– Карим Султанович, здравствуй! Сколько лет, сколько зим?

– Олег! А? Здравствуй! – продолжая держать голову набекрень, как готовую к бою. – Но почему «Сколько лет, сколько зим?»

– А потому что жизнь без тебя именно такой и была, – ответил Батурин, не покривив душой. – То горячей, то холодной.

– Что так?

– А то, что настоящие командиры не бросают необстрелянных бойцов на авось!

– Так уж и на «авось»!?

– Если не хуже, чем на авось!

– Что же случилось? Без папки и мамки остались?

– Не лучше, чем у тебя.

– А что у меня?

– Да я твою историю знаю.

– Мою историю?

– Ладно, Карим, со мной в прятки можно не играть. Я и сам сейчас должен запрятаться как можно дальше.

– А что так?

После короткого приветствия: выразившегося пожатием рук, Батурин удивился себе, вчерашнему, думавшему, что не подаст Кариму руки, не скажет «Здравствуй!», а теперь… Гайсанов снова казался ему героем. Демоном, сверхчеловеком, способным устоять под любыми ударами судьбы и ещё более значительным: способным найти достойный выход из любой ситуации жизни. Он вкратце рассказал, что произошло с ним в Якутске, и попросил у Карима дать ему адрес и рекомендацию в СМУ «Шахтстрой». Гайсанов тут же раскрыл свою папку и написал письмо начальнику СМУ Антонюку, рассказал, как добраться, что предпринять. Участие Карима в судьбе Олега окончательно перетянуло Батурина на сторону Гайсанова и он ещё раз убедился в нужности таких людей как Карим. А тот и сам минутой позже подтвердил это.

– А со своей историей я сам разберусь. Не разберусь, жди меня к себе. Буду верным бойцом. Командиром настоящим и верным быть тяжелей. Этот толстопузый узбек меня с первого курса сальерит. Последнюю историю раздул как мыльный пузырь: «Русский нету, русский нету, узбек – надо?» – язвительно и зло открывался Карим.

– Как долго это протянется?

– Можно сказать – всё! Занятия закончились! Преддипломная практика, распределение, диплом и – конец! Всё равно замнут. Выговор мне, может быть, влепят, а дальше этого идти никому не нужно. Это только Давранов мельтешит: «Я и до ЦК ВЛКСМ дойду! И до ЦК!» Доходи, доходи, пока совсем не дойдёшь! – проговаривал Гайсанов и за Дастана и за себя.

– Ты уже знаешь, где будешь работать? – спросил Олег, в душе уже мечтая о том, чтобы дела Карима повернулись к нему худшей стороной, и он приехал к нему в Сибирь. – Ведь у вас уже было предварительное.

– Меня это не волнует. У меня уже есть две персональных, заявки: одна на главного экономиста, на завод в Тольятти, другая здесь, в Москве. Без дела сидеть не буду. Такие люди как я нужны всюду. Люди дела, а не критики дел.

Продиктовав на прощание свой телефон, Гайсанов стрельнул скошенным взглядом по Высотке, словно прилаживаясь к её гигантским размерам, и твёрдыми шагами уверенно застучал в Главный корпус. Он шёл, не оглядываясь, не смотря по сторонам, словно был уверен, что не оставляет за собой ни для кого никаких вопросов, никаких сомнений в правильности своего пути, своего бытия.

В сердце Олега замысловатым клубком переплелись и былая романтическая привязанность к Кариму и недавняя горькая, отрезвляющая неприязнь к нему как к человеку, – не командиру. Ощущаемая Олегом неколебимая уверенность Карима в себе, в правоте своих дел вызвала восхищение у Олега и породила в нём самом уверенность выдюжить на крутых поворотах судьбы. Батурин смотрел вслед Кариму как вслед удаляющемуся бумерангу, лишь эхом своих лопастей зацепившему ухо и сердце бойца, человеку – бумерангу, деятельность которого вызывала критику только у других, а не у него самого. «Такие люди как я нужны всюду», – вспоминал хлёсткую фразу Карима Олег. – Правда ли это? Кто же прав? Дастан и бойцы? Карим? Или кто-то другой? Бумеранг! Бумеранг! Бумеранг! Кто же всё-таки состряпал и подкинул в деканат это письмо? Не Карим! Не Карим!»

Перед партийным собранием экономического факультета, на котором должен был обсуждаться вопрос работы студенческих строительных отрядов факультета Батурин, Луцков и Давранов распределили роли и документы, с которыми собирались предстать перед высшим судом факультета.

Давранов должен был зачитать в своём выступлении выписку из постановления областного Штаба ССО Якутии, Луцков – письмо группы Неимущего. Предвидя перипетии борьбы фактов и мнений, бойцы решили на последнем этапе ввести в бой тяжёлую артиллерию: ударить письмом Центрального штаба МГУ. Это должен был сделать Батурин.

А если, после представленных писем, собрание будет продолжать предполагаемую Луцковым наверняка глубоко эшелонированную оборону позиций Гайсанова, а точнее чести и достоинства экономфака, то будет необходимо предъявить письмо начальника СМУ «Шахтстроя». Исполнитель – Давранов.

Партийное собрание шло энергично, по-деловому. Хотя в отдельных местах зала, а особенно в последнем ряду шёл не совсем темный разговор. Преподавательница политической экономии капитализма Светлана Валериановна Милая, роскошная дама даже по меркам университета, вела полушутливый диалог с аспирантом её кафедры, освобождённым на второй год от научных поисков секретарем бюро ВЛКСМ факультета Смердиным Аркадием Владимировичем. Светлана Валериановна пребывала сегодня в отличном, игривом настроении. Она часто смеялась своей обворожительной акульей улыбкой властительной, породистой матроны. Она смеялась всегда так, как будто призывала смеяться с ней и других.

О деле Гайсанова наслышаны были все. С последнего парткома дошли противоречивые кривотолки. Кто отстаивал обеими руками инициативного, предприимчивого командира эфиопов, оказавшихся у разбитого корыта заказчика, кто называл это самоуправством, если не уголовщиной действия Карима, – тем не менее, решение по делу Гайсанова было подготовлено под негатив и должно было спуститься на тормозах.

Бойцы, готовившиеся долгое время к этому часу, чувствовали, как раскалённые пружины их мыслей скручивались, сжимались вокруг сердец, забирая тепло пальцев рук и ног, переливая его внутрь как для взрыва.

– Бедный наш Лара. Кого же это он оттолкнул от кормушки? Я слышала: какого – то там Данко, – шептала на ухо Аркадию Светлана Валериановна.

– Не Данко, а Дастана, – отвечал тот, презрительно глядя в сторону Давранова.

– Это того жирного карлсона – бея? И отчего же он этот шум поднял?

– Пловом, видимо, не накормили вволю, – сощурив веки своих светлых глаз, ответил Аркадий.

– А что в ССО плов варят?

– Ещё как! Называется кирзухой. Приходилось и мне пробовать.

Гайсанов закончил в это время своё выступление. Председательствующий предлагал высказаться за регламент в прениях. К трибуне пошел выступающий.

– Вот послушай, что будет говорить Эдуард Пустышев. Какая ярко выраженная индивидуальность. Правда, здесь все ярко выраженные индивидуальности. Вы только посмотрите Аркадий, сколько здесь ярко выраженных!

– Представьте, что есть и не выраженные, Светлана Валериановна.

– Как это?

– А вот я, например, да и вы тёмно выраженные индивидуальности.

– Да, да, пожалуй, вы правы, – внимательно рассматривая чёрную шевелюру Смердина, согласилась Милая. – А вокруг нас столько лысиного блеска и столько мышиной возни.

– Вот я смотрю на лысину Пустышева и страдаю от мысли, что после защиты своей диссертации, меня ждёт такое же блестящее будущее.

– Да, Аркадий, берегите свои чудные кудри, употребляйте Л– 102. Абсолютно безвредно.

– Для лысины?

Все в зале в это время засмеялись.

– Что, что он сказал? – обратилась к другому соседу Милая.

– Говорит, что в коридорах мат все углы засорил. Студенты всё время кричат: что что – то сделают с чужой матерью.

– Это сор. Это позор. Но невсегда надо сор из избы выметать, – продолжал Пустышев.

– А вы знаете, мне иногда тоже так хочется поматериться, – радостно зашептала Светлана Валериановна вновь Аркадию.

– Это говорит о том, что вы матереете. А это опасно.

– Почему?

– Так можно и матерью стать.

Председательствующий, предоставив слово Смердину, оборвал вязкую цепочку его разговора, который был заменён трибунным монологом секретаря:

– Бюро комсомола экономического факультета глубоко и всесторонне рассмотрело отчёты работы отрядов за третий трудовой семестр и признало её удовлетворительной. Командирский корпус линейных единиц ССО факультета был укомплектован из опытных и знающих дело наших студентов и аспирантов. Достаточно сказать, что все они – коммунисты. С основной задачей – идейно-воспитательной работой командиры, комиссары, штабы справились успешно. Бойцы прошли под их руководством школу становления и возмужания. Гражданственная позиция многих из них: не успокаиваться на достигнутом – говорит нам об этом. К примеру, бойцы группы Неимущего проанализировали проблемы отряда «Эфиоп» и осветили трудности этого процесса. Это и опора и смена нашим командирам – это будущее факультетского ССО, – в своём выступлении Смердин полагал, что запуская хвалебные дифирамбы в адрес группы Неимущева, предупредит остроту и непримиримость выступлений бойцов-противников Гайсанова, втолкнёт разговор в спокойное русло обсуждения проблем, а не осуждения личности командира «Эфиопа». Аркадий был уверен, что добьётся обещанного Кариму эффекта. – Скажем им наше «Спасибо!», скажем «Спасибо!» и их командиру, Гайсанову, который с открытым забралом шёл на преодоление трудностей, часто не считаясь ни с шишками, ни с ушибами. Горький опыт ситуации, в которой оказался отряд Гайсанова: это и необеспеченность фронтом работ заказчиком и конъюнктурные манёвры руководства СМУ, и в связи с этим вытекающие из депрессивного положения отряда максималистские амбиции и претензии некоторой части бойцов, – должен учить, а не призывать к мести. Мы не должны быть похожими на тех националистски настроенных якутских парней, с которыми пришлось встретиться Гайсанову во время подготовительного периода, когда, те потребовали убираться из Якутии, «не трогать наши, подчёркиваю, „наши“ алмазы». К чести и заслугам командира надо отнести его мужество и выдержку, гибкость, и предприимчивость, с которыми выводил свой отряд Гайсанов из провального положения, без оглядки на последствия и осложнения в своей личной судьбе. Члены бюро вывели мнение, что если бы не неожиданный отъезд Карима из отряда, вызванный семейными обстоятельствами, то мы бы изучали сейчас, так сказать, Гайсановский прорыв «Эфиопа», как пример выхода на новый виток спирали развития ССО. Мы не должны быть похожи на того сказочного героя восточных сказок, который загонял в бутылку Джина, вместо того, чтобы использовать его, как это делал Карим. Ни Джина загонять, ни самим залезать в бутылку в сложнейших вопросах, с которыми сталкивается движение студенчества, не надо.

– Молодец, Аркадий! – захлопала в ладоши Светлана Валериановна, заражая своей реакцией и энергией сидящих в зале. Время борьбы пришло. Батурин, волнуясь и смущаясь своим волнением и мыслями приготовленной ими, как теперь казалось, после выступления Смердина, – крамолы, вырос на трибуне:

– Товарищи, просьба соблюдать регламент – пять минут на выступление, – напомнил председательствующий. Олегу только для того, чтобы прочитать Постановление и Сопродительное письмо Областного штаба едва хватало отпущенных пяти минут. Тем не менее, он не хотел не начать выступление с пришедшего к нему в последние минуты образа:

– Мы не хотим, чтобы у собравшихся сложилось превратное мнение, что для нас Гайсанов, наш бывший командир – это, как для наших древних предков, мамонт, попавший в вырытую яму. Наоборот. Это он рыл для своего отряда яму, преследуя те же цели, что и охотники на мамонтов. Мясо для охотников – как шкура и бивни – для выживания. Гайсанов решил, что деньги, заработанные отрядом – это его деньги. Его амбиции – этот наполеоновский зуд (Мы все глядим в Наполеоны!), разрушают принципы ВССО! Получив по доверенностям отрядные деньги, Гайсанов бросил отряд, как предатель. Доказательства есть!

– Как мудрёно закрутил! – зашептала соседка Смердина. – Также как и колечки своей бороды. Уф! Так бы и вцепилась в эти бородатые щёчки! Какое чудо, что русское старательство – эта дежнёвщина, хабаровщина, прживальщина приживается к нашим бородатым юнцам. Уф!

– Это вы хорошо о прживальщине, – цепенел неприязнью к Батурину Смердин, видя, что запущенный им бумеранг прошёл мимо цели и, не сбивая ни чьих голов, летит в его сторону.

Батурин взорвал первую бомбу: прочитав выписку из постановления областного штаба Якутских ССО за подписью Сабботина А.

– Кто такой этот сабачина? – выкрикнул кто-то из зала.

– Сабботин, как я уже сказал, командир областного штаба ССО Якутии. – Мы говорим о долге комсомольцев, коммунистов перед народом, партией, комсомолом, а на деле, когда сталкиваемся с реальными проявлениями халатности, не говорю о большем: мошенничестве, дискриминации высоких принципов ССО бойцами, командирами, стараемся списать это на объективные обстоятельства. Нас учат не забывать о великих традициях нашего университета, служившего во все времена кузницей борцов за лучшие идеалы. Университет для нас – это не гигантский лабиринт, в котором невозможно найти выхода, а ускоритель, дающий силы для созидания. Для созидания, а не для разрушения. Мы согласны с отмеченными Смердиным достоинствами бывшего командира, как организатора, беспокойного и деятельного человека, но не согласны с его принципами, на которых он базирует свою деятельность. Мы хотим вынесения объективного решения по делу Гайсанова в целях развития и совершенствования организации и руководства отрядов ВССО университета…

– Товарищ Батурин, регламент истёк. Ближе к делу, – остановил Олега ведущий.

– Я прошу у собрания пять минут на зачтение одной копии, после выступления моих товарищей.

– Мафия! – вырвалось у кого-то с места.

«Вот тебе и сделал всё, что надо. Как же я не учёл бойцовской прыти эфиопов. Что они ещё выкинут? Борцы за идею. Надо что-то придумать», – взволнованно думал остававшийся внешне спокойным Смердин.

– Опять с копиями копья ломать? – спросил проходящего в зал Батурина Пустышев.

– Нет. Сейчас выступил оригинал, – ответил Олег, потерявший первоначальный страх перед профессорами университета, вызывавшими в первые дни после поступления в университет благоговейный трепет и почитание. Когда лысые головы и большие лбы казались ему вместилищем несметных сокровищ знаний, когда даже взгляд в глаза светил казался беспардонной дерзостью. К трибуне быстрым спринтером пробежал Валентин Луцков. «Как в Якутске на финише эстафеты», – пронеслось у Олега.