Текст книги "Политология"

Глава 2.1. Социально-классовая структура общества и политические интересы

Любая организованная группа всегда есть стратифицированное социальное целое. Не существовало и не существует ни одной устойчивой социальной группы, которая была бы «плоской», и в которой все члены были бы равны. Нестратифицированное общество с реальным равенством его членов есть миф, который нигде не был осуществлен в истории человечества.

П. Сорокин, американский социолог

Подобно тому, как без скрупулезного знания общества на социальном срезе невозможно эффективное государственное управление, точно так же невозможно понимание глубинных причин и мотиваций, лежащих в основе тех или иных политических действий и процессов. Отсюда чрезвычайная важность изучения того, из каких классов, социальных слоев и групп – первичных носителей интересов – состоит общество, и что лежит в основе этой дифференциации. Как эти классы и социальные группы упорядочены по отношению друг к другу и какие между ними существуют дистанции, возможности перехода из одной социальной общности в другую? Результатом чего является данная социальная иерархия – продукт естественно-исторической эволюции или социальной революции, в рамках которой на месте разрушенной до основания старой структуры создается новая?

В социологической науке существуют два подхода к изучению социальной структуры общества: классовый и стратификационный. Согласно первому (присущему в основном марксизму) центральное место в социальной структуре общества занимают классы. В работе В. Ленина «Великий почин» они определяются как большие группы людей, которые отличаются друг от друга по их месту в исторически определенной системе общественного производства; по отношению к средствам производства (т. е. по формам собственности); по роли в общественной организации труда (т. е. по характеру и содержанию труда); способам получения и размерам дохода и возможности одной группы людей присваивать себе труд другой, благодаря различию их места в общественном хозяйстве.

Исходя из отношений собственности как главного классообразующего признака, марксизм выделяет в обществе два основных класса: имущих, т. е. тех, кто владеет собственностью на средства производства и является экономически (а в силу этого и политически) господствующим классом, и неимущих, т. е. тех, кто лишен собственности на средства производства и подвергается эксплуатации со стороны имущих.

Эти два класса взаимодействуют друг с другом как классы-антагонисты (т. е. как классы, чьи интересы объективно не могут быть примирены). И посему находятся в состоянии перманентного противостояния и борьбы. И эта борьба, и связанное с ней насилие являются «повивальной бабкой» истории. Они лежат в основе всех социальных пертурбаций и революций.

Что касается других «классоподобных» общностей, то они относятся марксизмом к разряду промежуточных. И сколько-нибудь существенной роли в общественной жизнедеятельности (а также в классовой борьбе) не играют. Выступая в ней в лучшем случае временными союзниками или попутчиками.

В рамках стратификационного подхода (характерного для западной социологической науки) экономические и производственные отношения не рассматриваются в качестве главной и единственной предпосылки социальной дифференциации. В обществе существует бесчисленное множество «страт» (групп людей), объединенных каким-либо общим признаком (не только имущественным, но и профессиональным, уровнем образования, доступом и объемом власти, укладом и стилем жизни и т. д.). Эти группы располагаются на «иерархической лестнице», т. е. имеют более высокое и более низкое социальное положение. В результате социальная структура предстает в виде системы социального неравенства, в рамках которого определенные слои и группы получают больше благ, чем другие.

Такого рода стратифицированное неравенство носит объективный характер и обусловливается, с одной стороны, «генетически» тем, что уже сама природа генерирует людей исходно неравными друг другу физически, умственно и т. д. С другой – разной общественной значимостью иценностью тех социальных ролей ифункций, которые люди играют в общественном воспроизводстве. Различная оценка этих ролей и видов деятельности порождает неравное распределение между людьми наград и привилегий – одних «социальный лифт» поднимает наверх, других опускает вниз.

Через эту призму распределения богатства и бедности социальная структура общества может принимать пирамидальную или ромбовидную форму.

Первая (пирамидальная) присуща слаборазвитым или отсталым обществам. В них позиции индивидов и групп резко поляризированы: на одном полюсе (у меньшинства) концентрируется богатство, на другом (у большинства) – бедность.

Вторая (ромбовидная») характерна для развитых стран. При наличии сверхбогатого и бедного меньшинства (высшего и низшего классов) подавляющее большинство людей образует средний класс. Это социально и экономически активные граждане, живущие в достатке за счет собственного труда и талантов. Выступающие в роли социальных носителей таких «мещанских» добродетелей, как порядочность и обязательность в делах, трудолюбие и бережливость, размеренный порядок и самодисциплина.

При пирамидальной социальной структуре мы имеем потенциально социально нестабильные общества, в которых время от времени могут возникать (и чаще всего действительно возникают) состояния крайнего социального напряжения, чреватые социальными взрывами вплоть до революций и гражданских войн.

При ромбовидной – общества имманентно устойчиво стабильны. Их развитие, как правило, носит характер спокойной эволюции без каких-либо серьезных нарушений и «аритмии» в общественном организме. Что, разумеется, не исключает возможности возникновения нестабильности, связанной с ошибками в политике правящей элиты и влиянием мирового финансово-экономического кризиса (недавний пример Греции).

В анализе социальной структуры общества очень важным является выяснение вопроса о том, кто из каких групп и в какие перемещается, насколько эти перемещения интенсивны или, напротив, затруднены. Такого рода «межстратовые» перемещения охватываются понятием «социальная мобильность».

Различают два типа социальной мобильности: вертикальную и горизонтальную.

Первая подразделяется на два подвида: мобильность восходящую и мобильность нисходящую. Восходящая социальная мобильность принимает форму «социального карьеризма», что находит свое выражение в движении человека по социальной лестнице снизу вверх – из низших слоев в высшие слои. В рамках нисходящей социальной мобильности, принимающей форму деклассирования, движение идет в обратном направлении, т. е. сверху вниз, и сопровождается прогрессирующей пауперизацией (частичным или полным обнищанием), а нередко и люмпенизацией – человек опускается на социальное дно, превращается в нищего или бомжа.

Наряду с индивидуальной вертикальной мобильностью, связанной с социальными перемещениями отдельных индивидов, существует и групповая вертикальная мобильность, связанная с коренными изменениями социальной структуры общества и самих оснований социальной стратификации. Что происходит на крутых поворотах истории (в результате революционных переворотов, кардинальных реформ в рамках «догоняющей модернизации» и т. д.).

Второй тип мобильности – горизонтальная – представляет собой перемещения (как восходящие, так и нисходящие), не выходящие за рамки одной и той же страты. По той простой причине, что каждая страта предстает как многослойная иерархия ее образующих групп, этот тип мобильности чаще всего проявляется в форме «профессионального карьеризма» (взлетов и падений профессиональной карьеры). Человек, начав с ученика на заводе, со временем становится квалифицированным рабочим, затем дорастает до бригадира, а то и мастера. Или, что бывает значительно реже (скорее, в виде исключения, а не правила), движется по карьерной лестнице в обратном направлении.

С понятием «социальная мобильность» тесно связано понятие «маргинальность». Под этим понятием имеется в виду «пограничность» (промежуточность) положения индивида или социальной группы в социальной структуре общества. А также процесс незавершенного социального перемещения, когда человек как бы «зависает» между социальными группами – порвав связь с одной, он, в силу ряда обстоятельств, так и не входит в другую. В результате маргинал предстает человеком, который не «вписывается» в рамки существующих в данном обществе социокультурных структур и традиций, оказывается как бы вытолкнутым (вытесненным) на «край», на «обочину» социальной жизни.

Как и мобильность, маргинальность может быть не только индивидуальной, но и групповой. В этой своей последней «ипостаси» она предстает как конечный продукт изменений социальной структуры общества, формирования новых функциональных групп в экономике и политике, вытесняющих старые группы, дестабилизирующих их социальное положение.

Интенсивность этого типа маргинализации напрямую зависит от характера ее «стимулирующих» факторов – одно дело, если изменения в социальной структуре связаны с естественно-исторической общественной эволюцией и прогрессом в развитии производительных сил. И совершенно другое дело, когда эти изменения порождены революцией или радикальными реформами. Трансформациями, ориентированными на тотальное разрушение старого общественного строя.

В данном случае маргинализация чаще всего приводит к массовому понижению социального статуса. Превращению многих в граждан «второго сорта». Типичным примером может служить положение русскоязычного населения в Прибалтике, равно как и в большинстве других стран, возникших на геополитическом пространстве бывшего СССР.

Через призму социальной мобильности и органически связанной с ней маргинализации различают два типа общества: с «открытой» и «закрытой» системами социальной стратификации.

В первом случае речь идет об индустриальных (постиндустриальных) обществах, в которых социальный статус личности чаще всего является достигнутым, т. е. приобретенным благодаря личным усилиям и талантам. Восходящие социальные перемещения в этих обществах не вызывают особых затруднений, и человек при наличии соответствующих качеств (в том числе честолюбия и желания состояться как неординарная личность) всегда может «сделать себя».

В другом случае мы имеем дело с так называемыми традиционными (доиндустриальными) обществами, в которых социальный статус индивида чаще всего бывает приписанным (аскриптивным), т. е. определяется не личностными качествами и жизненной активностью, а по рождению, полу, возрасту, расе и т. п. Восходящие социальные перемещения (движение вверх по социальной лестнице) в таких обществах или существенно затруднены, или невозможны вообще. И человек, «рожденный ползать, чаще всего никогда не сможет летать» (т. е. переместиться из низших страт в высшие страты).

Общеизвестно, что после Октября 1917 г. в рамках «красногвардейской атаки на капитал» (радикальной «экспроприации экспроприаторов») в нашей стране была насильственно разрушена старая (капиталистическая) социальная структура. На ее месте искусственно создана новая (социалистическая) структура – так называемая трехчленка, которая включала «социалистический авангард» – рабочий класс, его союзника – колхозно-кооперативное крестьянство и прослойку – народную интеллигенцию. С началом перестройки, и особенно после августа 1991 г., эта окостеневшая «трехчленка» вступила в эпоху интенсивного распада. Социальная структура общества пришла в движение и приобрела ярко выраженный транзитный характер.

При этом интенсивный распад старых (социалистических) социальных образований и формирования новых (капиталистических) принял в основном форму нисходящей социальной мобильности и сопровождается всеобщей пауперизацией преобладающего большинства россиян: они опускаются все ниже и ниже и фактически оказывается на грани биологического выживания.

Руководитель ВЦИОМ В. Федоров, анализируя итоги рыночных реформ через социальную призму и обобщая результаты проводимых центром социологических исследований, выделяет пять системообразующих социальных групп и слоев российского общества «образца» 2007 г.:

а) нищих – тех, у кого не хватает даже на еду. Их сегодня в России порядка 9 % против 33 % в 1999 г.;

б) богатых – тех, кто считает, что им хватает абсолютно на все: отдых, образование детей, в том числе зарубежное. Их меньше 1 %;

в) классический средний класс – группа тех, кому на все хватает, кроме машины, квартиры и дачи, но которые они в состоянии приобрести с помощью кредитов. Удельный вес этой группы – 12 %;

г) «предсредний» класс – группа тех, у кого нет проблем с едой и одеждой, но есть проблема покупки бытовой техники. На нее надо копить. Эта группа самая большая – 42 %;

д) группа просто бедных – тех, кто располагается между нищими и предсредним классом. На еду им хватает, а вот с одеждой уже проблема. Таких насчитывается 32 %[8]8
  Аргументы и факты. 2007. № 47.


[Закрыть].

А вот в каком виде предстает стратификационный срез российского общества в исследования И. Глебовой – старшего научного сотрудника ИНИОН РАН. В нем автор исходит из факта возникновения в России двух новых культур: «новой культуры социальных верхов» (условно – «нефтегазовой»), с одной стороны, и «новой массовой культуры» (условно – культуры «резервации») – с другой. Первая, как бы (именно – «как бы») прозападная, космополитическая, родилась в ответ на социальную трансформацию. Вторую питает «почва», «закрытая» среда.

С социально-экономической точки зрения, «нефтегазовую» культуру представляют 2 % населения – лица со сверхвысокими доходами. Обслуживающий и амортизирующий их слой (обобщенный средний класс) – это около 20 % общего числа российских семейств (его «ядро», обладающее всеми базовыми характеристиками «среднеклассовости» – 7 % домохозяйств). Подавляющая часть «средних» связана с относительно эффективными секторами экономики, в которых сосредоточены очаги экономического оживления.

Носителями культуры «резервации» выступают низшие слои, находящиеся за чертой бедности (около 10 % домохозяйств): пенсионеры, безработные, многодетные семьи, инвалиды и др.

Основная же часть «почвы» (примерно 70 % домохозяйств) – это та промежуточная группа, которую специалисты описывают формулой «уже не низшие, но еще и не средние». Если экономический рост укрепляет материальное положение наиболее обеспеченных доходных групп, а прямое регулирование доходов дает некоторый результат в зоне бедности, то для группы «ниже среднего» (т. е. большинства населения современной России) ситуация иная. Импульсы, исходящие от положительной экономической динамики и от попыток правительства поднять уровень жизни населения, до нее либо вообще не доходят, либо доходят в усеченном виде[9]9
  Глебова И. Верхи и низы: постсоветские метаморфозы / Независимая газета. 2007. 12 янв.


[Закрыть].

Несмотря на некоторое несовпадение «контрольных цифр» по отдельным стратам, из этих данных недвусмысленно следует, что с точки зрения распределения общественных благ и привилегий основным социальным результатом «радикально-либеральных» рыночных реформ является вопиющая биполярность. Де-факто Россия как умеренно стратифицированное множество (т. е. такое, при котором социальные дистанции между людьми не принимают форму разрывов и «сословного» отчуждения) перестала существовать. На ее месте возникло «две России» – противостоящие и все дальше уходящие друг от друга по своему поведению, предпочтениям, ценностным ориентациям.

Одна Россия «свободная», представленная меньшинством – богатых и очень богатых, в число которых входит и «новая» политическая элита. Оно (это меньшинство) живет по самым высоким западным стандартам (а нередко, с византийской тягой к роскоши, и превосходит их).

Другая Россия «несвободная», представленная бедным большинством, которое (в массе своей) не столько живет, сколько выживает. Будучи всецело озабоченным повседневным добыванием «хлеба насущного», с постоянной головной болью о том, как свести концы с концами.

«Третьей» России, а именно России «среднего класса», которая бы играла роль социального буфера (амортизатора) между Россией богатых и Россией бедных, фактически нет. А то, что есть по причине малочисленности и «сервильного» положения по отношению к политической и бизнес-элите, не в состоянии выполнять эту роль и выступать в качестве стабилизирующего фактора. Тем самым существенным образом сужается социальная база реформ, они приобретают сугубо верхушечный, крайне неустойчивый характер.

Нынешний финансовый и экономический кризис еще более усугубил эту ситуацию. В результате инфляции и взлета цен, а также повсеместного сокращения заработной платы и роста безработицы стала заметно снижаться и без того не очень высокая покупательная способность населения. Многие из людей с достатком начали «дрейфовать» в сторону бедности. А из бедных – просто-напросто нищать.

Что касается пенсионеров и безработных, то они вообще фактически нищенствуют, находясь на грани физиологического выживания. И хотя правительством предпринимаются определенные шаги по их «социальной подстраховке», в том числе путем повышения пенсий и пособий по безработице, однако их размеры или не дотягивают, или не превышают прожиточный минимум, который в среднем по России в конце 2008 г. был равен для дееспособного населения 5024 руб. в месяц.

Имея в виду эти процессы массового обнищания, на страницах наших СМИ стали все чаще появляться прогнозы и предсказания возможного социального взрыва. Рефреном звучит: когда «гром грянет», т. е. когда людей заденут за живое и терпеть будет уже невмоготу, то при всей традиционной политической и социальной апатичности они могут «запрячь сани» и так «понести», что будет сметен не только рынок и его «жирующие» устроители, но и сама Россия как самостоятельное государство. Неминуемо произойдет ее «балканизация», т. е. распад на «удельные княжества» и «ханства».

В качестве примера можно привести статью В. Чуприна «России предсказано умереть», опубликованную на страницах «Московского комсомольца» в рубрике «Прогноз». В преамбуле к ней автор пишет: «Чем глубже кризис внедряется в нашу повседневщину, тем отчетливее понимаешь, что вслед за ним должно произойти что-то еще более ужасное… Не только американские, но и некоторые отечественные эксперты считают, что песенка России спета, что рано или поздно – к 2015, 2030 или 2050 году она развалится на 6–8 самостоятельных государств со своими валютами, дипломатами и бюджетами»[10]10
  Московский комсомолец. 2009. 27 февр.


[Закрыть].

Глава 2.2. Институциональные механизмы и способы социального представительства в политике

Не может быть утверждения, более нелепого и более вредного для человечества, чем то, что все люди равны.

Г. Форд, американский миллиардер

В анализе институциональных механизмов и способов социального представительства в политике отправной посылкой является понимание того, что объективно существующее социальное неравенство между людьми порождает существенные различия между ними в плане конкретных интересов, ценностей, идеологий и т. д. И не может не сопровождаться стремлением людей к групповой самоорганизации и самоидентификации с тем, чтобы эффективно отстаивать и защищать эти интересы перед лицом других социальных групп, социальных и политических институтов.

Но для того, чтобы это стремление могло быть реализовано на практике, требуется четкая правовая база, т. е. признание со стороны государства и юридическое закрепление в конституции права граждан на объединение в общественные организации. Создаваемым в рамках этого права общественным ассоциациям и союзам должны быть предоставлены (и гарантированы) все необходимые для эффективной деятельности свободы. В том числе посредством законодательного закрепления за государством и его органами соответствующих «регулятивно-попечительских» обязательств в этой области.

Только в таком случае общество самоорганизуется как гражданское, принимая характер ассоциативного и самоуправляющегося общества, а объединения граждан становятся активными участниками артикуляции и легитимации многообразия мнений и позиций в политическом процессе.

В условиях же, когда такие права и свободы отсутствуют, гражданское общество поглощается государством, и вместо органически присущего гражданскому обществу всеобъемлющего группового плюрализма в обществе безраздельно господствует групповой монизм, т. е. оно (это общество) даже при наличии социально неоднородной массы, тем не менее, не распадается на структурно оформленные группы интересов.

Ни по горизонтали, когда в рамках одной общности взаимодействуют и конкурируют друг с другом множество организованных групп и отсутствует монополизм на представительство какой-либо одной группы, ни по вертикали, когда это взаимодействие и конкуренция касается групп, представляющих разные, экономически и социально неравные пласты (страты).

В таком обществе общественная жизнь на всех ее срезах знает только санкционированные государством (или единовластно правящей партией) единичные строго централизованные структуры (единый профсоюзный центр, единая молодежная организация, единый женский союз и т. д.).

Именно таким всецело «партизированным» групповым монизмом (т. е. существованием единых интегрированных в «партию-государство» организаций, призванных играть роль «приводных ремней» между властью и населением и олицетворять собой нерушимый союз, или единение, партии и народа) характеризовалась общественная жизнь в России советского периода. Что касается иных, не подчиненных КПСС организованных структур, то они в политической системе социализма не предусматривались и подавлялись в зародыше. Любая (не связанная с «партийным заказом») гражданская инициатива была наказуема.