Текст книги "Политология"

Особую трудность в изучении политических конфликтов представляет определение признаков их перехода (перерастания) в политические кризисы, поскольку эти признаки у каждого конфликта разные. В самом общем виде политический кризис – это такая сложившаяся в стране политическая ситуация, когда массы активно, что называется с «открытым забралом», выражают свое недовольство политикой, проводимой верхами, а те в свою очередь оказываются неспособными проводить политику в интересах этих масс. Как результат происходит потеря верхами своей социальной опоры, наступает паралич власти. В стране может возникнуть революционная ситуация, для которой характерным является:

во-первых, «кризис верхов», т. е. невозможность для правящих классов сохранить свое господство в неизменном виде. Развитие событий вырывается из-под их контроля. Власть утрачивает стабильность, в ее действиях проявляются колебания и неуверенность;

во-вторых, обострение выше обычного нужды и бедствий низших слоев населения, которые могут быть вызваны ухудшением их экономического положения, социальным бесправием и обездоленностью, резким углублением социальных антагонизмов и противоречий. Взрыв массового недовольства может быть вызван также и вопиющим несоответствием между реальными возможностями экономического, социального и культурного развития и теми практическими результатами, которые получают от него народные массы;

в-третьих, значительное повышение в силу указанных причин социальной и политической активности масс, их выход на авансцену политической жизни.

В качестве конкретных проявлений политического кризиса выступают:

♦ правительственный кризис, возникающий в силу потери функциональности этого коллегиального органа, заметного ослабления авторитета правительства;

♦ парламентский кризис, происходящий в результате изменения соотношения сил в представительном законодательном органе, когда благодаря инициативе членов парламента, партий и общественных объединений создается обстановка, приводящая к тому, что решения парламента расходятся с волей большинства граждан;

♦ конституционный кризис обычно связан с фактической невозможностью применения норм конституции (основного закона) государства;

♦ кризис легитимности – результат рассогласования целей и ценностей правящего режима с представлениями основной части граждан о необходимых средствах и формах политического регулирования, нормах справедливого правления и др.;

♦ кризис идентичности – этнические и социально-структурные различия становятся преградой на пути общественного объединения и идентификации с определенной политической системой;

♦ кризис политического участия – правящая элита создает искусственные препятствия включению в активную политическую жизнь групп, заявляющих о своих претензиях на власть, а также обостряются проблемы территориальной целостности, национального единства и стабильности политической системы в условиях быстрого роста политического участия групп с противоречивыми интересами;

♦ кризис доверия – избиратели не приходят на выборы или референдумы или голосуют против всех кандидатов, так как разуверились в возможностях влияния на власть и формирования эффективной и легитимной власти;

♦ кризис проникновения – результат снижения способности государственного управления проводить свои решения в различных областях общественной жизни. Его возникновение связано с расхождением между реальной политикой и провозглашенными политическими целями;

♦ кризис распределения возникает при отсутствии приемлемого в данных условиях для общества роста материального благосостояния и его распределения, позволяющих избежать чрезмерной социальной дифференциации и гарантирующих доступность основных материальных благ всем слоям населения.

Наряду с этими проявлениями политический кризис может принимать форму кризиса правящей политической партии, ее политического лидера или лидирующей группы, а также кризиса правящей партийно-политической коалиции, когда вчерашние союзники расходятся между собой, образуют разные лагери и обращают оружие друг против друга.

Цивилизованным выходом из политического кризиса считается отставка правительства, роспуск парламента и проведение досрочных выборов по формированию нового, смена правящей партии в результате очередных выборов и т. д. Однако нередко политическая элита в условиях кризиса поступает иначе – находит внешнего врага, отвлекая внимание масс и контрэлиты на пограничные проблемы с другими странами.

Давно известно, что внешняя опасность может сплотить на какое-то время в единый фронт группы, находящиеся в конфликте. Когда внутренние или внешние конфликты выливаются в вооруженное столкновение, начинается война, которую в самом широком смысле определяют как «вооруженный конфликт между двумя или большим количеством враждебных сторон».

Это определение позволяет выделить различные типы войн, среди которых основными являются войны внешние (межгосударственные) и внутренние (гражданские). Только в XX в. человечество пережило две мировые войны, многочисленные антиколониальные и гражданские войны. Не исчезает угроза ядерной войны, войны на почве борьбы с международным терроризмом, которая фактически уже началась с вооруженного «умиротворения» США талибов в Афганистане и насильственного свержения режима Саддама Хусейна в Ираке.

Война – это крайняя форма, которая принимает в политике внутренние и внешние конфликты. Начало войны свидетельствует о том, что конфликтующие стороны не видят другой реальной возможности устранения своих разногласий и пытаются путем вооруженного насилия добиться того, чего они не смогли достичь в ходе переговоров. Каждая из сторон стремится навязать противнику свою волю, подчинить его своим политическим целям, нанося удары по людскому и материальному потенциалу.

Важно подчеркнуть, что в войне люди противостоят друг другу не как индивиды, а как члены политических общностей – государств, партий, повстанческих движений, подвергая свою жизнь опасности в борьбе за политические цели, которые они могут как разделять, так и не разделять. «Но политические системы, – как отмечает испанский политолог Л. Санистебан, – организованы таким образом, что элиты могут использовать принуждение, чтобы люди взяли на себя как личную военную опасность, так и финансовые издержки войны, которые покрываются путем обязательных специальных налогов. В ходе войны власть элит укрепляется, и в рамках политической системы возникает новый порядок приоритетов».

Революция – это внутриполитический конфликт между правящим классом и оппозицией (обществом и государством). Конфликт, в котором вопрос о власти и сломе старой государственной машины является центральным. При этом различают революции социальныеи революции политические. Первые чаще всего связаны с вооруженным (насильственным и кровавым) захватом власти и основательным разрушением «старого мира», принудительной «экспроприацией» его «опорных» слоев и классов, не говоря уже о старой элите. Вторые – с неким подобием «антиконституционного переворота» – мирной (бескровной) «революцией верхов», когда старая элита никуда не исчезает, а просто-напросто «перетряхивает» политические и правовые отношения в стране в соответствии со своими новыми убеждениями и интересами.

Ярким примером социальных революций является Великая Октябрьская социалистическая революция. Примером политической – мирный переход России к рынку, начало которого датируется событиями августа 1991 г.

В это же русло политических революций вписываются и так называемые цветные революции на геополитическом пространстве бывшего СССР («революция роз» в Грузии, «оранжевая революция» в Украине и др.). Хотя в этих странах существовали объективные причины для смены существовавших режимов власти и большая часть населения, измученная тяжелыми условиями жизни, желала радикальных перемен, эти «революции» (кстати, готовившиеся западными режиссерами-постановщиками) свелись в итоге к внутренним политическим разборкам и переделу собственности – никакой радикальной смены правящих элит не произошло. Равно как и не произошло каких-либо существенных изменений в социально-классовой структуре общества, а положение основной массы народа не только не улучшилось, а наоборот, ухудшилось.

По такому критерию, как характер и масштабы влияния на общественную жизнь, конфликты подразделяют на конфликты конструктивные и деструктивные. Первые из них выполняют целый ряд положительных функций.

Функции разрядки напряженности между антагонистами. Социально контролируемый конфликт способствует освобождению общественной жизни от напряженности в отношениях противоборствующих сторон и позволяет возобновить их уравновешенные отношенияна новых основаниях. Конфликт играет своеобразную роль «отводного канала» или «выхлопного клапана» для накопившихся страстей и аффективных (эмоционально возбужденных) состояний.

Коммуникативно-информационная и связующая функция. В ходе столкновений, противостояния люди могут лучше узнать друг друга и вследствие этого сближаться в рамках какой-либо приемлемой для них общности, на какой-либо общей платформе, подкорректированной и «отредактированной» конфликтной ситуацией.

Роль стимулятора и движущей силы социальных изменений. Конфликт препятствует окостенению и застою социальных систем, вызывает стремление к инновационному обновлению и созиданию. По справедливому замечанию Л. Козера, «группы или системы, которым не брошен вызов, более не способны к творческой реакции».

Содействие формированию социально необходимого равновесия. Благодаря разрешению конфликта, происходит переоценка и переосмысление прежних ценностей и норм, их изменение. Усиливается лояльность и толерантность членов данной структурной единицы.

Гарантия поступательного развития общества. Путем вскрытия противоположных интересов создаются возможности для их научного анализа и прежде всего определения необходимых изменений. В принципе острые социальные противоречия и конфликты в обществе могут выступать и действительно выступают факторами его устойчивого равновесия и прочности. Благодаря внутренним конфликтам общество как бы постоянно «сшивается воедино».

Консолидирующая функция конфликта проявляется и в том, что многообразие разнонаправленных коллизий уменьшает опасность однонаправленного раскола общества на враждебные друг другу лагери. Если не вся, то значительная часть конфликтного потенциала – энергии общественного недовольства – растрачивается и уничтожается в многочисленных локальных столкновениях.

«Результирующими продуктами» деструктивных конфликтов чаще всего выступают такие состояния и последствия, как:

♦ абсолютная преданность своей группе и непродуктивная конкуренция с другими группами;

♦ представление о другой стороне, как о враге, о своих целях как сугубо положительных, а о целях другой стороны как отрицательных;

♦ сворачивание взаимодействия между конфликтующими сторонами и их отчуждение (предельное дистанцирование) друг от друга;

♦ увеличение враждебности между конфликтующими сторонами по мере уменьшения общения, рост взаимной неприязни и ненависти;

♦ смещение акцентов: придание большего значения победе в конфликте, чем решению проблемы;

♦ возможность подготовки к новому витку конфликта – закрепление в социальном опыте личности или группы насильственных способов решения проблем.

Немецкий социолог Р. Дорендорф справедливо замечает: «Тот, кто умеет справиться с конфликтами путем их признания и регулирования, тот берет под свой контроль ритм истории. Тот, кто упускает такую возможность, получает этот ритм себе в противники».

Рассмотрим наиболее распространенные общие методы урегулирования конфликтов, которыми пользуются политические элиты самых разных типов.

1. Метод избегания. Этот метод считают самым распространенным: он может проявляться в уходе с политической арены того или иного деятеля (добровольно или в силу обстоятельств), угрозе ухода, игнорировании противника и т. д. Избегание конфликта не означает его окончательной ликвидации, само противоречие остается.

2. Метод откладывания конфликта. При нем одна из сторон временно сдает свои позиции, но по мере накопления силы и изменения ситуации в ее пользу делает попытку «взять реванш», т. е. вернуть утраченное.

3. Метод примирения противоборствующих сторон на основе сближения их позиций и интересов через посредника. В роли посредника могут выступать следственные или согласительные комиссии, а также менеджеры по конфликтам, часто используемые в разрешении конфликтных ситуаций в странах Запада.

4. Метод третейского разбирательства или арбитража. В этом случае стороны добровольно передают свой спор для разбирательства третьей стороне, решение которой является обязательным для них обеих. Но, как отмечают многие исследователи, этот метод имеет и определенные недостатки в связи с тем, что предполагает урегулирование «сверху», разрешает конфликт не полностью, а всего лишь на данный момент, может затянуть его, таким образом, на годы.

5. Метод переговоров в западных демократиях рассматривается как наиболее приемлемый и универсальный, позволяющий прийти к согласию и консенсусу сторон, противоборствующих в конфликте. Все переговоры – и внутренние, и международные – предполагают точную оценку целей и интересов, которые нужно защищать, а также как можно более достоверное знание о преимуществах и козырях, которым располагает одна сторона для оказания давления на другую. В этом смысле переговоры всегда представляют собой ритуал, отражающий конкретное соотношение сил в конкретной ситуации.

Глава 8.4. Политическая ментальность россиян и возможности демократического обустройства России

Закон жизни отсталых государств или народов среди опередивших: нужда реформ назревает раньше, чем народ созревает для реформ. Необходимость ускоренного движения вдогонку ведет к перениманию чужого наскоро.

В. Ключевский, российский историк

Вопрос о том, что произошло и происходит с Россией, и куда, «закусив удила», несется наша «птица-тройка», является сегодня наиболее острым и постоянно звучащим в самых различных аудиториях и на самых разных трибунах. Что напрямую связано с тем, что, как справедливо пишет отечественный социолог Р. Рывкина, «российское общество, которое пришло на смену советскому обществу, оказалось совсем не таким, какого ожидали реформаторы, к какому стремилось население страны. Никто не ожидал ни богатеющих за счет своих преступлений государственных чиновников, ни «отстрела» бизнесменов и журналистов, ни жульнических «пирамид» АО МММ, ни замерзающих северных поселков, ни беспризорных детей… Мы думали, что все будет иначе: претерпев 2–3 года «шоковой терапии», начнем жить, как в какой-нибудь Швеции или Норвегии. Теперь ясно, что эти ожидания были по-детски наивными»[32]32
  Рывкина Р. В. Экономическая социология переходной России. Люди и реформы. М.: Дело, 1998. С. 8.


[Закрыть].

Ставя далее вопрос о том, что же было причиной этой наивности, Рывкина замечает: «Причиной было незнание всеми нами того общества, в котором мы жили в СССР, непонимание того, куда может привести его ускоренная либерализация. Именно из-за незнания всего этого реформаторы не предвидели, как поведет себя российское общество в условиях свободы, как оно среагирует на либерализацию экономики»[33]33
  Рывкина Р. В. Экономическая социология переходной России. Люди и реформы. М.: Дело, 1998. С. 8.


[Закрыть].

Иначе говоря, речь идет о непознанном массовом сознании россиян и таких связанных с ним категорий, как «национальный характер», особый «национальный дух». А также с тем, что в самом широком смысле охватывается таким емким понятием социально-гуманитарного знания, как «национальный менталитет».

Под понятием «менталитет» (от лат. mentalis – ум, мышление, образ мыслей, душевный склад) имеются в виду исторически сложившиеся, стабильные и органические как экологическая структура (природная географическая среда), глубинные пласты национального самосознания и психики, образы мысли и действия людей, играющие в каждом народе своеобразную роль «консерванта» его национальной самобытности и аутентичности. Образующие некий незыблемый фундамент присущего ему своеобразия индивидуального и массового мировосприятия, мироощущения, мировоззрения и, конечно, поведения. Корневую систему общественного духа и бытия, пересадить которую на иную почву или кардинальным образом изменить нельзя.

Особо следует подчеркнуть, что взаимодействие менталитета и внешних воздействий (политики «верхов») сродни механизму взаимодействия пружины и давления. Сжиматься пружина может достаточно медленно или быстро в зависимости от силы этого давления, но если давление ослабевает или исчезает вовсе, пружина выпрямляется, и все возвращается «на круги своя».

При этом важно учесть, что ментальные реакции этноса на внешние воздействия находятся в прямой зависимости от того, в каких условиях осуществляются общественные преобразования. Одно дело – условия эволюции, т. е. естественно-исторического поступательного развития, когда новое зарождается в недрах старого и, постепенно отрицая его, тем не менее всегда несет в себе его глубокий отпечаток. И совершенно другое дело – условия революции, когда новое внедряется в жизнь насильственно, посредством уничтожения взращенного эволюцией старого.

В первом случае (т. е. в условиях эволюционного развития) рынок и рыночная политическая демократия как бы выводятся (вырастают) из менталитета нации, что придает рыночным реформам своей особый национальный колорит. В этих условиях рынок и менталитет «живут» если и не в полной гармонии и согласии друг с другом, то, по меньшей мере, толерантно, на принципах взаимной терпимости и «мирного сожительства».

Во втором случае (т. е. в условиях революции) ситуация складывается совершенно по-другому. Здесь рынок по отношению к национальному менталитету выступает «чужеродным телом» – своего рода «имплантантом», который путем «открытого хирургического вмешательства» (по приказу сверху) пытаются вживить в общественный организм. В этой ситуации менталитет чаще всего начинает играть роль механизма отторжения. И как результат, эффект от «операции» нередко оказывается диаметрально противоположным тому, который ожидался.

Именно по этому сценарию развиваются события в современной России. И все попытки ее рыночной «вестернизации» в том виде, в каком они осуществляются до сих пор, все в большей мере наталкиваются на растущее сопротивление нашего «евразийского» менталитета. Менталитета, который в целом не очень-то вписывается в привычные практики и базовые ценности евро-американской цивилизации и носит (по отношению к ним) преимущественно «антирыночный» (нелиберальный) характер.

Не секрет, что в основе западной цивилизации лежит индивидуалистическая практически-поведенческая психологическая ориентации с алгоритмом жизнедеятельности на личностном уровне по принципу «каждый сам за себя, один Господь Бог за всех». При этом речь не идет о таких крайних проявлениях этой ориентации, как эгоизм и эгоцентризм, а о том, что человек должен сам ковать свое счастье и быть хозяином собственной судьбы. Надеяться только на себя, а не на «дядю» в лице государства.

Российскому сознанию такой индивидуализм в целом чужд, и вместо самостоятельного (построенного на личной ответственности и риске) «плавания в бурном море житейской стихии» люди отдают предпочтение жизни в «тепле коллектива». Что представляет собой вполне закономерный результат того, что позади у нас община и колхозы, артели и бригады, где шел, в сущности, уравнительный подушный расчет по принципу «каждой сестре – по серьге». А наше чувство социальной справедливости веками утверждалось общим благом. И таким же образом, т. е. сообща, всем миром решались вопросы землеустройства и землепользования.

Сказанное, конечно, не означает, что индивидуализм как таковой в России вообще отсутствовал. Он существовал и до революции, и в годы социализма, будучи обусловливаемым уже хотя бы тем, что в отличие от общественной жизни, которая знала только предписываемые «партией-государством» формы, у советских граждан все же было право на личную собственность (имущество) и частную семейную жизнь.

В то же время это был не индивидуализм в его либеральном толковании и смысле, т. е. не как право личности на самореализацию в условиях гарантируемой государством и равной для всех свободы. Это был «адаптационный индивидуализм» – тип поведения, в рамках которого человек, преследуя свои цели, приспосабливается к правилам игры системы или изобретательно обходит их, но при этом неизменно демонстрирует свою преданность этим правилам, маскируя тем самым свое подлинное субъективное «я».

Этот индивидуализм базировался, с одной стороны, на таком древнейшем человеческом инстинкте, как стремление к сохранению жизни, с другой – на атомизации общества посредством концентрированного страха перед тоталитарной властью. В условиях, когда лояльность по отношению к «партии-государству» была возведена в ранг основного критерия оценки личности, а доносительство на «нелояльных» (соседа, коллеги по работе и т. д.) – в ранг государственной добродетели, тотально зависимые от власти граждане не могли не превращаться в недоверчивых по отношению друг к другу одиночек. В «двуликих Янусов», которые на работе и на публике были как все, т. е. такими, какими требовала система, а вне сферы общественного контроля – сами собой.

Что касается постсоциалистического индивидуализма, развивающегося в рамках рыночных реформ и института частной собственности, то для одних (старших поколений) он принимает форму «боязливого», пассивно адаптационного индивидуализма. И поведение людей в его рамках сродни поведению «прирученных зверей», которых всю жизнь продержали в клетке и внезапно выпустили на свободу.

Для других (младших поколений), не знавших этой жизни в клетке, а если и познавших ее, но не в таких объемах, в которых разрушаются частнособственнические ориентиры и инстинкты, этот индивидуализм принимает очень часто формы агрессивного поведения по принципу: «съешь ближнего, ибо ближний съест тебя», т. е. этот индивидуализм асоциален.