Текст книги "Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы"

Сергей Хрущев
Никита Хрущев Рождение сверхдержавы

Предисловие

Период 1953–1964 годов – критический в истории нашей страны, период поворота от подготовки третьей мировой войны к мирному сосуществованию, период резкого, почти в два раза, сокращения вооруженных сил СССР и вместе с тем время, когда США официально, устами своего президента Джона Кеннеди, признали взаимное равенство в военной мощи, в способности уничтожить друг друга. Именно в те годы Советский Союз превратился в сверхдержаву и одновременно существенно сократил свои военные расходы. Возможно ли такое? Оказывается, да. Требовалось только отказаться от стандартного подхода военных профессионалов к понятию безопасности, подхода, основанного на балансе во всем. Баланса, при котором каждому танку и самолету вероятного и даже невероятного противника необходимо противопоставить наш танк или самолет плюс еще добавочку. На такое у нашей страны просто недоставало ни сил, ни ресурсов. «Вы нас разорите, без штанов оставите», – убеждал отец своих оппонентов из Генерального штаба и Министерства обороны.

В те годы отец совершил резкий поворот в военной доктрине, поворот к несимметричному обеспечению безопасности, основанному на преимущественном развитии только тех вооружений, которые сделали бы для противостоящей стороны нападение на нас бессмысленным. Бессмысленным потому, что за гипотетическую победу пришлось бы заплатить цену, неприемлемую для цивилизованного государства.

Новая стратегия позволила отказаться от трат на развитие таких дорогостоящих видов вооруженных сил, как надводный флот и дальняя авиация, на очереди стояли танки и еще большее сокращение личного состава – вдесятеро по сравнению со сталинскими временами.

Высвободившиеся ресурсы направлялись на производство продовольствия и строительство жилых домов, повышение жизненного уровня народа. В то время, время жесткого противостояния, все приходилось производить самим. Торговля с внешним миром только налаживалась, нам не продавали ни зерна, ни мяса, ни оборудования.

Книга не претендует на освещение всех событий, происходивших в те годы. Я пишу лишь о тех фрагментах жизни страны, которым мне пришлось стать свидетелем. Я старался не делать заключений, судить собственного отца – не сыновье дело. Однако я очень надеюсь, что написанное мною позволит восстановить связь времен, ведь выход из нынешнего непростого положения страна тоже должна искать в несимметричной стратегии. Распыление сил ведет лишь к новым несчастьям.

Первую редакцию книги опубликовали в Издательстве АПН в 1994 году, к столетию со дня рождения отца, название оказалось не очень удачным: «Никита Хрущев. Кризисы и ракеты». У одних оно ассоциировалось с популяризацией ракетных технологий, у других – с единственным запомнившимся кризисом, Карибским. При повторном издании я переработал книгу и переименовал ее в «Рождение сверхдержавы». Вышла она в свет в издательстве «Время» в 2000 году, а в 2003-м то же издательство осуществило третье, дополненное издание. В нем мне удалось на основе последних данных «закрыть» нашумевшую историю с ботинком в ООН в октябре 1960 года. Теперь в ней нет белых пятен. Я также нашел логическое объяснение встрече знаменитого советского разведчика Александра Феклисова с американским журналистом Джоном Скэйли, который якобы в разгар Карибского кризиса в октябре 1962 года спасли мир от ядерной катастрофы. Все оказалось не так, как принято считать, но, на мой взгляд, даже увлекательнее и значительнее.

В 2003 году академик Фурсенко опубликовал записи, которые делал на заседаниях Президиума ЦК заведующий Общим отделом Владимир Никифорович Малин. Они позволили в этом издании где-то подтвердить воспоминания, а где-то их подправить. Уточнились и некоторые другие факты. Во всех случаях, когда новое знание изменяло написанное мною ранее, я объясняю, чем и почему новый текст отличается от предыдущей редакции.

В заключение хочу поблагодарить всех тех, кто помог мне при написании и опубликовании этой книги, в первую очередь жену Валентину Николаевну, сына Никиту Сергеевича, сотрудников моего родного НПО «Машиностроение», особенно ныне покойного Марка Бендетовича Гуревича, взявшего на себя труд рецензирования рукописи, полковника Сергея Евгеньевича Соколовского, уточнившего многие из фактов. Отдельно хотелось бы поблагодарить Аллу Михайловну Гладкову и весь коллектив издательства «Время», выпустивший в свет эту книгу.

Большое спасибо и всем тем, кого я не упомянул, но без кого завершение этой работы было бы невозможным.

Сергей Хрущев

Предисловие к американскому изданию

Еще до того, как гласность приподняла завесу над советскими тайнами, а распад СССР открыл информационные шлюзы, о Никите Хрущеве и так было известно достаточно много, куда больше, чем о любом другом советском руководителе. На многое пролил свет сам Хрущев. Он произносил нескончаемые речи (одни его выступления по вопросам сельского хозяйства составляют восемь томов) и давал несчетное количество интервью; он скорее отклонялся от заготовленных текстов, нежели следовал им; зачастую бывал несдержан. А когда в 1964 году его отстранили от власти, Хрущев заговорил не стесняясь. Он не только надиктовал тысячи страниц мемуаров, но и сумел сделать так, что часть из них была опубликована на Западе еще при его жизни или сразу после его смерти, последовавшей в 1971 году. Другая часть мемуаров появилась два десятилетия спустя: в сокращенном изложении на английском языке как 3-й том книги «Хрущев вспоминает» (Khushchev Remembers) и полный русский текст, под редакцией его сына Сергея Хрущева, напечатанный в московском научном журнале «Вопросы истории».

За последние годы еще больше информации о Хрущеве было предано гласности. На излете советского периода появились мемуары бывших государственных деятелей и прочих представителей власти. Начиная с 1991 года был открыт доступ в партийные и государственные архивы (хотя архивы политические, военные и президентский, содержащие наиболее острую информацию о советском руководстве, по-прежнему оставались под замком). Доселе засекреченные материалы позволили приступить к изучению советской истории вширь и вглубь, что не представлялось возможным на протяжении десятилетий. Но поток новой информации повлек за собой и определенные трудности (как отыскать крупицы истины в архивной пыли? Как опознать искаженные факты, приведенные для сведения старых счетов?), оставляя основные вопросы биографии Хрущева без ответа: каким образом он не только уцелел при Сталине, но и занял его пост? Что побудило его осуждать бывшего «хозяина»? Как человек с минимальным образованием сумел управлять огромной трансконтинентальной империей в ядерный век? Почему попытка Хрущева ослабить напряженность между Востоком и Западом привела к двум тяжелейшим кризисам времен «холодной войны» – в Берлине и на Кубе? В поисках ответов на эти противоречивые вопросы не обойтись одними архивными материалами и воспоминаниями соратников. Здесь необходимо непосредственное свидетельство членов семьи, тех, кто знал Хрущева лучше всего, и в особенности мнение его единственного, оставшегося в живых, сына Сергея, человека, которому Хрущев многое доверял.

Сергей Хрущев родился в 1935 году, его отец был в то время секретарем Московского горкома партии. Начало воспоминаний Сергея приходится на годы Второй мировой войны. Взрослея, он все больше интересуется советской политикой, особенно ее военными аспектами. Хотя в доме Хрущева, как и в других семьях кремлевских руководителей, подобные темы были из числа запрещенных, сам Хрущев довольно много рассказывал близким. Сергей не присутствовал на кремлевских заседаниях, но во время долгих вечерних прогулок отец порой разговаривал с сыном о событиях дня. Сергей также сопровождал отца во многих зарубежных поездках: в Великобританию в 1956 г., в ГДР в 1958 г., в США в 1959 г., во Францию, Индию, Бирму, Индонезию и Афганистан в 1960 г. и в 1964 г. – в Египет. Став в 1958 г. инженером по системам управления и работая под началом ведущего советского конструктора ракет Владимира Челомея, Сергей бывал на многих встречах, где его отец вел деловые разговоры с ведущими деятелями советской обороны.

Сначала Сергей написал книгу (по-русски она называлась «Пенсионер союзного значения», а по-английски «Хрущев о Хрущеве»), где рассказал о последних годах жизни отца: его долгом закате и внезапном отстранении от власти, одиночестве вынужденного пенсионерства, титанических усилиях по подготовке мемуаров, о его смерти и борьбе близких за установку достойного надгробья. Здесь, в новой книге, сын Хрущева сообщает гораздо больше. Нельзя сказать, что перед нами подробная биография, но без этой книги написать таковую было бы куда труднее. Сергей рассказывает о довоенной и послевоенной Украине и о возвращении отца в Москву в конце 1949 года; начиная с 1953 года он касается важнейших событий внутренней жизни страны (смерть Сталина, падение Берии, разоблачающий Сталина доклад Хрущева, неудавшаяся попытка свержения Хрущева в 1957 году, отставка маршала Жукова, новая программа Коммунистической партии 1961 года, Новочеркасский бунт в 1962 году), говорит о поворотных моментах внешней политики (Женевское совещание 1955 года, польские и венгерские события 1956 года, Суэцкий кризис 1956 года, Берлинский кризис 1958–1961 годов, визит Хрущева в Америку 1959 года, инцидент с самолетом У-2 1960 года, Карибский кризис 1962 года, договор о частичном запрещении ядерного вооружения 1963 года).

Но главная тема книги – это усилия Хрущева по превращению Советского Союза в жизнеспособную сверхдержаву. После смерти Сталина СССР оставался изолированной страной во враждебном окружении, с военной машиной, которую он не в состоянии был содержать. Хрущев – не единственный послесталинский лидер, стремившийся ослабить международную напряженность во время «холодной войны» и сократить оборонные расходы, но уникален его подход к решению этих вопросов. Как показывает Сергей, его отец был истинным приверженцем коммунизма и свято верил в великую миссию своей страны догнать и перегнать Запад. Но он отнюдь не был приверженцем войны, слишком много повидав ее на своем веку. Понимал он и то, что Советский Союз не может состязаться с Соединенными Штатами в расходах на оборону, не нарушая обещания сделать лучше жизнь советских людей. Хрущев пошел на сильное сокращение неядерного вооружения, включая бомбардировщики, надводные корабли и артиллерию, а также личного состава армии, одновременно избегая заниматься разработкой тактического ядерного оружия, опасаясь, что это снизит порог страха перед атомной угрозой и может привести к ядерной войне.

Какого рода военной сверхдержавой мог стать СССР при подобных ограничениях? Хрущев решил опираться главным образом на стратегическое ядерное оружие и средства его доставки или, в силу того что надежные советские межконтинентальные ракеты в основном не были готовы для дислокации, хотя бы делать видимость, что Советский Союз располагает большим количеством ракет, чем есть на самом деле. Хрущев был уверен, что может играть на нервах противников, угрожая им ядерным ударом, не имея намерения таковой осуществлять. Испробовав эту тактику во время Суэцкого кризиса и убедившись в ее действенности, он вновь прибегнул к ней во время берлинских событий и попытался повторить на Кубе. Но блеф и угрозы Хрущева не столько устрашили, сколько встревожили противников, заставили мобилизоваться и оказать сопротивление, тем самым вынудив Хрущева отступить. Это настолько отдалило от него армию, что военные, даже не пытаясь спасти Хрущева, как они поступили во время неудавшегося переворота 1957 года, остались в стороне и с радостью приветствовали его снятие с должности в 1964 году.

Сергей не просто дает общую панораму событий, он подробно описывает все этапы хрущевской внешней и военной политики, прослеживая их год за годом, неделя за неделей и даже, в случае Карибского кризиса, час за часом. Что так ускорило развитие имевшейся у Советов военной техники и когда она появилась? Никакая другая информация не была столь засекречена во время «холодной войны». Теперь она перед вами. Насколько Хрущев на самом деле разбирался в военных делах, как он использовал свои знания, чтобы управлять военно-промышленным комплексом, и как последний пытался управлять им самим? Благодаря Сергею мы вместе с его отцом присутствуем в КБ, проектирующих ракеты, и наблюдаем за испытанием нового оружия на полигонах. Мы становимся свидетелями того, как конструкторы ракет и военные стратеги неустанно поддерживают Хрущева, а потом приходят в ужас от его постоянной критики устаревших видов обычного вооружения, пропаганды огромных возможностей ядерного оружия, от его идей, которые он высказывал в последние два года пребывания у власти, о замене огромной, основанной на призыве армии на профессиональные войска, формирующиеся по милиционному принципу.

Несмотря на то что Сергей Хрущев искренне восхищается отцом, он не делает из него иконы. Хрущев был соучастником сталинских деяний, его раздирали противоречия: что сделать со сталинским наследием и как реагировать на разведывательный полет американского У-2. Он оказался совершенно неспособен продумать политику в Берлине и на Кубе. Его взрывной характер и безрассудство часто шли ему во вред. Но в отличие от прочих сталинских помощников он все-таки сохранял человечность, по-своему заботился о благосостоянии народа и имел смелость идти на риск тогда, когда считал это правильным.

Некоторые идеи Хрущева, например сокращение обычного вооружения и опора на минимальное количество ядерного оружия, оставили у его преемников впечатление «безрассудного прожектерства» – такой ярлык они навешивали на Хрущева, стараясь его дискредитировать. Но, как отмечает Сергей, подход его отца к решению некоторых вопросов предвосхитил линию, принятую Советским Союзом и Соединенными Штатами двадцать пять лет спустя. Во времена Леонида Брежнева взятый Хрущевым курс был полностью пересмотрен и началось повсеместное размещение обычного и ядерного вооружения. Но к концу 1980-х годов обе сверхдержавы пришли к тому, что лучше иметь минимальное количество ядерных средств устрашения и одновременно сокращать обычные виды вооружения. Примерно того же пытался добиться Хрущев – безусловно, без той твердости и открытости, которые позволили Горбачеву подойти к далеко идущим соглашениям с американскими партнерами еще до окончания «холодной войны». То, что Хрущев не сумел пойти дальше, несколько умаляет его и без того неоднозначную роль в политике. Но то, что он предвидел более разумный тип международных отношений, является одним из его главных достижений.

Уильям Таубман,

профессор политических наук,

Амхерст Колледж (США)

Пролог

Воскресным предвечерьем 28 октября 1962 года стояла обычная осенняя погода – тепло лета безвозвратно ушло, а зима еще только подступала.

Тротуары Москвы пенились водоворотом прохожих, торопившихся по своим делам. Машин на улицах было немного, двигались они бесшумно. Сигналить в городе недавно запретили. Поэтому всеобщее внимание привлекла «Чайка», нетерпеливо гудевшая на красный свет светофора. Это был далеко не первый перекресток. «Чайка» добрые полчаса носилась по московским улицам, казалось беспорядочно тычась в узкие просветы переулков. Нужный никак не находился, водитель нервничал, а басовитый рык правительственного гудка стал походить на отчаянный крик.

Нервничать было из-за чего. В машине сидел ответственный товарищ, низенький кряжистый человек с большой головой. Редкие рыжеватые волосы едва прикрывали обширную лысину. Толстые короткие пальцы нервно теребили красный пакет, запечатанный пятью сургучными печатями. На пакете явственно виднелись большие черные буквы: Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Более ничего, никакого адреса.

Сидящему в «Чайке» человеку беспрекословно подчинялись все газеты, журналы, радио и телевидение. В пакете лежали отпечатанные на машинке листки с ответом Председателя Совета министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева на письмо президента Соединенных Штатов Америки Джона Фицджералда Кеннеди.

Мир подошел к грани катастрофы, каждую минуту могло произойти непоправимое. Поэтому решили на этот раз не отправлять послание по обычным каналам, которыми следует переписка глав государств и правительств, а немедленно передать его по Московскому радио. Шаг необычный в международной практике, но эффективный: уже через несколько минут на столе у адресата будет лежать наш ответ. Общеизвестно, что службы радиоперехвата в США работают оперативно.

Речь шла об установке на Кубе советских баллистических ракет средней дальности с ядерными зарядами. Только такая отчаянная мера, по мнению советского руководства, могла удержать Америку от повторения прошлогодней апрельской авантюры с высадкой десанта на пляжах Плайя Хирон.

Ни Хрущев, ни его коллеги по Президиуму ЦК не могли предсказать реакцию в США на этот шаг. Ведь установка ракет производилась по взаимному согласию между двумя союзными государствами – Кубой и Советским Союзом – и, казалось, никому не угрожала. Трудно вообразить маленькую Кубу, даже с несколькими десятками ракет, посаженных в пальмовых рощах, представляющей опасность для своего могучего соседа.

Однако мышление американцев основывалось на других принципах. Соглашение между СССР и Республикой Куба рассматривалось как недопустимое вторжение в Западное полушарие. США этого не могли стерпеть, поднялась буря. Морской карантин, угроза воздушной атаки, непрестанные полеты самолетов-разведчиков над островом и, наконец, объявление о повышенной боевой готовности вооруженных сил подвели мир к грани войны.

Смертельность ядерного столкновения хорошо понимали по обе стороны океана. Войну считали недопустимой и Председатель Совета министров СССР, и президент США. Однако мало не хотеть войны, надо было найти те единственно верные шаги, которые не дали бы ей разгореться. Оба руководителя отдавали себе отчет в том, что если позволить ситуации выйти из-под контроля, то столкновение неизбежно.

Шел постоянный обмен посланиями. Предлагались и отвергались один вариант за другим. Советские предложения оказывались неприемлемыми для американцев, американские – для нас. Напряженность возрастала. В США все настойчивее требовали наказать строптивых кубинцев, хирургическим воздушным ударом уничтожить ракетные базы. Президент не соглашался с горячими головами, понимая, что подобные действия неизбежно вызовут ответный удар. О том, что может произойти затем, не хотелось и думать…

Когда страсти, казалось, накалились до предела, брат президента министр юстиции США Роберт Кеннеди встретился с советским послом Анатолием Добрыниным. Беседа носила неофициальный характер. Кеннеди выглядел смертельно уставшим, покрасневшие белки глаз свидетельствовали о ночах, проведенных без сна.

Кеннеди охарактеризовал положение как крайне опасное. Сказал, что президент с трудом сдерживает натиск военных, требующих высадки десанта на Кубу. Он считал, что ситуация в любую минуту может выйти из-под контроля. Поэтому он и обратился от имени президента с просьбой о незамедлительном положительном ответе Кремля на послание американского руководителя.

«В противном случае нам не удастся удержать военных», – примерно так звучали заключительные слова брата президента.

Однако этим дело не ограничилось. Информация в Кремль шла не только через МИД. КГБ и военная разведка докладывали, что интервенция на Кубу подготовлена, войска выведены на исходные позиции и в ближайшее время последует сигнал к атаке. Доклады один за другим ложились на стол отцу.

Почти одновременно пришла шифровка из Гаваны. Фидель Кастро предупреждал: по данным кубинской разведки, вторжение начнется через несколько часов.

Получив тревожную информацию от послов и письмо президента США Джона Кеннеди, в котором вывод наших ракет с Кубы увязывался с гарантиями США ее неприкосновенности, члены Президиума ЦК, секретари ЦК и ближайшие помощники Хрущева собрались на подмосковной даче в Ново-Огареве.

От их решения зависели сейчас судьбы миллионов людей, жизнь человечества. Что возобладает? Амбиции или разум? Не вызывало сомнений: вывод ракет будет трактоваться как уступка под давлением американцев, и даже как поражение. Победил разум.

Предложение отец сформулировал кратко: если президент США даст слово не вторгаться на Кубу, значит, цель, ради которой были направлены туда ракеты, достигнута и их можно увезти домой. Нельзя играть судьбой народов.

Коллеги поддержали отца, и он тут же начал диктовать письмо президенту. Наконец последняя правка, окончательная читка, текст готов. Все «за». Можно отправлять.

Конечно, надо бы столь серьезные решения обсудить с Фиделем, но время, время… Пока бумаги пропутешествуют на Кубу и обратно, может статься так, что и не с кем будет разговаривать. Время, время…

Хрущев предложил не отправлять письмо президенту почтой, а передать его по радио. Никто не возражал. Присутствовавший в зале заседаний пассажир «Чайки» взялся сам отвезти его в Московский радиоцентр. Так будет надежнее.

Однако ни он, ни его шофер из кремлевского гаража не представляли точно, где же находится это Московское радио. Знали, что на Шаболовке, но где? Вот и блуждали они теперь по переулкам, постанывая сигналами. А время шло…

Наконец отыскали. У подъезда нервно переминались с ноги на ногу местные начальники. Им сообщили по телефону, что «сам» везет важное сообщение. Заранее вызвали Левитана, в стране давно привыкли к тому, что он передавал важные сообщения.

He дожидаясь, пока «Чайка» окончательно остановится, посланец резво выпрыгнул из машины. Несмотря на заметное брюшко, он двигался шустро.

– Куда? – бросил он в ответ на приветствие и, отворив дверь, почти бегом направился к лифту.

Встречавшие замешкались у дверей, отстали и только успели вдогонку выкрикнуть номер этажа. Дом был старый, и в лестничном колодце лифт, заключенный в проволочную клетку, двигался на виду у всех. Дверь лифта с грохотом затворилась. Неспешно, поскрипывая, кабина поползла вверх. То ли нетерпеливый пассажир пошевелил дверь, то ли по какой другой причине, но добраться до нужного этажа ему не удалось. Кабина застряла между этажами.

Никакие ухищрения не действовали, сдвинуться ни вверх, ни вниз не удавалось, дверь не открывалась. Возбужденные хозяева не знали, что предпринять, суетились на лестничной площадке, гость метался в кабине. Послали за механиком. Но было воскресенье, его еще надо найти. А время шло…

Посланец, казалось, нашел выход из положения. Он попытался просунуть пакет в щель двери лифта. Пакет не пролезал – мешали сургучные печати. Торопясь, он разорвал пакет, вынул драгоценный документ и по страничкам стал передавать его на волю. Через несколько минут заработал лифт.

Когда высокий гость входил в дикторскую, Левитан, откашливаясь, пробовал голос. Его интонации суровы и непреклонны, именно по ним мы, еще не разобрав слов, безошибочно определяли, что передают ноту протеста советского правительства или важное сообщение ТАСС.

В нынешней ситуации они резанули слух гостя, и тот попросил:

– Юрий Борисович, пожалуйста, помягче. Ведь речь идет не о войне – о мире.

Левитан согласно кивнул.

И вот после привычно торжественного: «Говорит Москва» – в эфир полетели слова, разрешающие кризис, Карибский, как говорят у нас, или Кубинский, как принято называть у них. Разум восторжествовал. На сей раз времени хватило.

Так закончился самый опасный из серии кризисов, нараставших один за другим в течение последних лет. Закончился, к счастью, миром.

Он вызвал много разговоров, толков, домыслов. В приведенном выше рассказе я опирался на свидетельства очевидцев, перерастающие в легенды. Сейчас трудно отделить одно от другого: одни придумывают невероятные подробности, подтверждающие их сопричастность к большой политике, другим по истечении десятилетий просто отказывает память.

Не столь важно, если кое-что и приукрашено, мы можем сказать одно: благодаря государственной мудрости, проявленной обеими сторонами, нам удалось уцелеть. А ведь мог кто-то ошибиться, или просто не хватило бы времени.

Застревал ли лифт в здании Московского радио, или это плод фантазии? Кто знает?… Эту историю рассказал маститый советский журналист Мэлор Стуруа на Московской встрече представителей Соединенных Штатов Америки, Республики Куба и Советского Союза, собравшихся в январе 1989 года для обсуждения вопросов, волновавших нас в 1962 году. Там припоминали и более невероятные случаи.

Ученые Гарвардского и Браунского университетов в Соединенных Штатах Америки и Академии наук в нашей стране не один год занимаются изучением причин, ходом развития и разрешения Карибского кризиса. Работа оказалась непростой: мало отделить правду от выдумки, мало понять, почему возник кризис, надо найти лекарство от этой болезни, грозящей смертью всем.

Кризисы начались задолго до того, как отец пришел в большую политику, и не закончились с его уходом в отставку. Это процесс, характерный для нашей эпохи и не зависящий от воли отдельного индивидуума. Однако на эпоху Хрущева пришелся его пик. Поэтому события тех лет представляют особый интерес. Поняв, что происходило тогда, мы сможем сделать выводы, важные и для сегодняшнего дня. Ведь тот, кто владеет прошлым, владеет будущим.

На те годы пришлась и так называемая ракетная гонка. Из жертвы, окруженной авиационными базами «вероятного противника», наша страна постепенно превращалась в партнера, с которым нельзя не считаться.

Мне пришлось наблюдать моего отца в разных ситуациях. Конечно я не знаю всего, но мне хочется поделиться тем, что я видел и слышал сам.

Если в международных делах я был свидетелем лишь некоторых, пусть крайне интересных эпизодов, то в становлении производства наших ударных ракет я принимал прямое участие. Десять лет мне довелось проработать в одном из конструкторских бюро. В отличие от политических решений, происходившее там представало передо мной в двух ракурсах: сверху – как бы глазами отца и снизу – собственным взором.