Текст книги "О «русскости», о счастье, о свободе"

Будет, конечно. И, быть может, сам Шафаревич, поразмыслив, в теории согласится с этим. Но его диссидентская – и порою похожая на большевистскую – природа такова, что свои убеждения, свои мировоззренческие цели он склонен внедрять и готов воплощать любою ценой.

А главной задачей его общественной жизни является борьба с коммунизмом, с «социализмом как явлением мировой истории», с памятью – теперь уже памятью – об «империи зла», СССР, даром что государственный «монстр» лежит уж в сыпучих руинах.

При всей своей внешней мягкости, интеллигентной своей деликатности И. Шафаревич – замечу решительно – не из тех, кто не бьет лежачих. Так, едва лишь указом Ельцина была запрещена КПСС, академик поднял вопрос о создании АНТИКОММУНИСТИЧЕСКОГО КОМИТЕТА для борьбы с «последствиями 74-летнего господства коммунистической идеологии», ибо эти последствия «не могут быть ликвидированы никакими административными (то есть одними лишь ельцинскими. – Т. Г.) мерами». «Есть у нас Антифашистский комитет, – приводит примером и аналогией И. Шафаревич. – В Италии или Германии он был бы наверное нужен. Для нас – кажется, затеей довольно академической. Вот Антикоммунистический комитет действительно необходим…».

Несомненно, с радушием опубликовать это могли, открывая таким наболевшим предложением книжку журнала и календарный год, только бывшие, более или менее номенклатурные, коммунисты. Беспартийные, от лица которых я говорю, в большинстве своем, пожалуй, бы постыдились…

Впрочем, эта «инициатива» повторялась затем в столь многих выступлениях академика, что впору выразить ему сочувствие: санитарно-профилактический, инквизиторский комитет все еще, кажется, не создан.

Нет ничего удивительного в том, что буржуазного демократа право-радикального толка фашизмом особо-то не запугаешь. Куда насущнее для него потребность в искоренении «последствий (!) коммунистической идеологии». В которые входит, конечно ж, и неумирающий идеал социальной справедливости, и вряд ли чужая социализму древняя тяга народа «жить по правде»…

Сражаясь с социализмом, с «коммунистической идеологией», апеллируя в этом к абсолютно враждебному всякой неделимой России Западу, И. Шафаревич с коллегами по диссидентству 70-х годов объективно готовил не что иное, как горбачевскую «перестройку» и вытекающий из нее целевой результат – уничтожение России. И, пожалуй, лишь наша слабость к именитому соплеменнику или наша боязнь добросовестно мыслить останавливает нас перед тем, чтобы причислить его к общепризнанным «духовным отцам» перестройки или ранним «прорабам» ее, вызревавшей не только в гангренозных слоях КПСС, но и в «горних» обителях с надписью: «Свет Души» или «Совесть»…

Но победившие демократы – от горбачевцев до ельцинцев – в немалой мере сознают это. Вот ведь даже и книга «Русофобия», написанная И. Р. Шафаревичем, когда он заметил, что русофобию насаждают, обосновывают и воспитывают в мире по преимуществу представители еврейского ядра того самого Малого Народа, на который указал некогда О. Кошен, – даже эта книга, в сущности, не перевесила в сознании торжествующей демократии капитального труда Шафаревича «Социализм как явление мировой истории», где развенчивается социалистическая идея и практика во всех ее видах, во всех временах и народах… Очень кстати, точно бы в подмогу демократическим практикам России издал автор этот свой труд в Москве 1991 года: ведь другой философской основы не стяжали они отчего-то в нашей стране…

Не перевесила – даже и нелестная для евреев – «Русофобия» ценности, видимо – «общечеловеческой»? – антисоциалистических, антисоветских, анти-СССР-овских убеждений русского академика! Потому-то и телевидение все эти годы не отворачивалось от Шафаревича: и большой вечер в Останкино, и периодические выступления в кругу демократических телесобеседников были верными (самыми точными!) знаками изрядной лояльности к автору «Русофобии» со стороны… русофобов.

Чем это объяснить? Да, видимо, тем, что борьба с социалистической идеей оказалась в настоящее время, пожалуй что, самой действенной, самой рентабельной и плодотворной формой все той же русофобии. Что вымарывание 74-х лет советской истории, которое неутомимо проповедует И. Шафаревич, есть на поверку зачеркивание русской истории – тех страниц, что твердят о могуществе нашей страны. Что это – попытка обеспечить нам рваную цепь времен. Рваную – то есть такую, что, по законам истории же, никогда не срастется…

Люди смущаются парадоксом: как так, – недоумевают они, – в начале века социалистическая, революционная идея внедрялась в Россию для разрушения великой страны; а сегодня – борьба с социалистической идеей, то есть обратное действие, служит тому же? Но это – несложная диалектика, понятное маневрирование мировых антирусских сил, далеких от догм и начетничества в деле живой политики. И академику, наверное, нетрудно было бы разобраться в таком «парадоксе».

Правда, для этого надо выйти из плена духовно-стерильных» национальных представлений, по которым советские люди, те три или даже четыре поколения, что выросли за 74 года, будто бы точно, наверняка – нерусские люди; все советское – это вовсе не русское… Надо согласиться с тем, что подобный взгляд, чем бы ни подкреплять его, приличен представителю Малого Народа, а не Большого Народа, ибо Большой Народ, хотим мы того или нет, смотрит на вещи иначе: он не мастак переписывать историю, подчищать ее, поворачивать вспять, соответствовать кабинетным мечтаниям, утопическим схемам что марксистов, что антимарксистов. Этот Большой Народ; пусть великою кровью, небывалыми в мире утратами – а все-таки «перемолол», сколько можно, самый что ни на есть русофобский, «интернационалистский» марксизм-ленинизм. Он остался вопреки невозможности все-таки русским народом, и всякий, кто тщится теперь исчерпать его свойства изначальной, «неколебимой», западной по существу коммунистической «нормой», отпадает от него, встраивается, пусть мимо воли, в Народ Малый, ибо «третьего» народа, кажется, и впрямь не дано! Это ведь именно представитель Малого Народа, как писал сам Шафаревич, питает душу свою и интеллект не реальною жизнью и опытом Большого Народа, а весьма отвлеченными, субъективными представлениями о нем, беря себе, однако же, право вершить суд над историей и жизнью. Полагая «грязными предрассудками, требующими бескомпромиссного искоренения» («Русофобия»), все то, что служило устоями государственной и частной жизни для поколений Народа Большого…Как видим, даже лексика сходная: «грязь» – обозначают «истинные» и «избранные» все, что не сродно им. Не печальны ль такие совпадения? «Оторванность от психологии „Большого Народа», неспособность понять его исторический опыт… в кризисных ситуациях обеспечивает возможность особенно смело резать и кроить его живое тело», – справедливо писал И. Шафаревич о других…

И все же: почему отношу я ученого к «духовным отцам» перестройки, называю его типичным буржуазным демократом? Он ведь бывает силен и в критике западной цивилизации и, быть может, желал чего-то иного, чем то, что случилось у нас?

Потому, что в современном ему мире налицо только две конкурентоспособные и всерьез влиятельные идеологии – коммунистическая и буржуазно-демократическая идеология капитализма. Идеологии третьей, способной сравниться с ними, не существует. И сам Шафаревич тоже не предложил ее. Не существовало – и по сей день, увы, не заметно – и никакой оформленной собственно русской идеи, которая вобрала бы в себя русский опыт XX века и, значит, была бы на деле приемлемой для нашей страны. Скажу сразу, что выработка так называемого «третьего пути» – своего пути, надобного России, чтоб не прийти к «обрыву» (см. статью И. Р. Шафаревича «Две дороги к одному обрыву» – о тупиковости как социалистического, так и капиталистического технологически-цивилизационного развития), – выработка русского «третьего пути» попросту исключена, если стоять на позиции безусловного отрицания и старинных социалистических принципов народного общежития (отразившихся в крестьянской общине), и недавней социалистической эпохи.

Таким образом, отвергая «коммунистическую идеологию», идеологию и практику исторического СССР, потакать можно было лишь идеям буржуазно-демократическим, либеральным или радикальным. Угодить можно было лишь в объятия «мировой демократии», а точнее – сдаться на милость мондиализма, «нового мирового порядка», способного далеко превзойти гитлеровский фашизм. Такова логика разрушения – при отсутствии самобытных строительных материалов для духовного созидания на «расчищенном» пустыре.

Но сегодня И. Шафаревич сам избавляет от нужды подробно доказывать, что он – именно буржуазный демократ право-радикального толка. Потому что он выступил, наконец, со статьей, прямо призывающей и без того плачевную нашу оппозицию… ПЕРЕСТАТЬ БЫТЬ ОППОЗИЦИЕЙ геростратовому реформаторству криминально-демократической» власти. Я имею в виду статью «Выйти из апатии». Она напечатана в «Правде» 4 июня с. г. – ибо «правдисты» тоже «сердечно поздравляют» антикоммуниста И. Р. Шафаревича «с 70-летием», совпавшим с 20-летним юбилеем его противосоциалистической работы.

По праву наивысшего авторитета автор прямо диктует оппозиции, что должна она делать, чтобы прийти к победе. Тут все директивно разложено по пунктам и нет лишь места, скажу наперед, никакой духовной задаче.

«Оппозиция должна более четко определить свою политическую концепцию. Невозможность «возврата в прошлое» (социалистическое. – Т. Г.) должна не только формулироваться в программных документах, но постоянно присутствовать в повседневной агитации: статьях, плакатах, символических (?) действиях», – читаем в п. 2.

«…Только повторение – и притом многократное – утверждения о признании оппозицией частной собственности и капитала (!) может снять подозрение (!) в том, что ее (оппозиции, видно. – Т. Г.) победа будет сопровождаться новым глобальным перераспределением собственности… У очень многих такая перспектива вызывает страх (!). Должны быть даны заверения, что основная цель оппозиции – приостановить разграбление страны, судебные преследования будут иметь место в исключительных случаях, когда был нанесен значительный ущерб государству главным образом – действиями государственных должностных лиц. Следует неустанно повторять, что оппозиция намерена всячески поддерживать производительный частный капитал» – читаем в пункте 4 (разрядкой даны слова, выделенные самим автором. – Т. Г).

Если вдуматься, это – поддержка того самого «дикого капитализма», что давно уже начал разбойную гульбу по России. Оппозиция должна выступить гарантом того, что все нагло награбленное у народа навеки останется в руках грабителей. Кому-то может подуматься, что это вызвано опасением гражданской войны. Но, похоже, ученый желает поставить оппозицию как раз в положение провокатора социального взрыва, ибо он, по сути, отрицает какое-либо юридическое уголовное право, способное защитить жертв грабежа, если их, пострадавших, большинство.

Что до заверений насчет «исключительных случаев» судебных преследований экономических преступников, то такие заверения давным-давно даны мафии и Президентом, и существующим правительством. Эти заверения нашли свое отражение и в проекте ельцинской конституции. Даром что один лишь доклад А. Руцкого Верховному Совету ясно указывает на несчетное множество злостных экономических преступлений против государства, народа, будущих поколений россиян. Так что «государственные должностные лица» отнюдь не исчерпывают своим наличным аппаратным составом многоголовую армию расхитителей России с местными и иностранными легионами в ней.

Тонкий глагол вводит И. Шафаревич, формулируя «основную цель оппозиции», – «приостановить разграбление страны». Жаль, что не сообщает: насколько, на какой срок… Но во всех случаях предлагаемая академиком основная цель оппозиции робко выглядит даже перед задачей, провозглашенной Черномырдиным, который «на людях» употребляет все же более определенные глаголы: остановить, пресечь разграбление…

«Многократное повторение» оппозицией признания ею «частной собственности и капитала» (какого? промышленного? финансового? в каких допустимых размерах? или попросту беспредельного? И заметим, что И. Шафаревич нигде не прилагает к утверждаемому им частному капиталу признака: «национальный»), – «многократное» или «неустанное» повторение этого принципа «в заявлениях, статьях, выступлениях» несомненно свидетельствует, что вся нынешняя оппозиция «должна быть», по императивному стилю Шафаревича, строго прокапиталистической.

Кому ж в этом случае будет «оппонировать» она? Ясное дело – коммунистам, отнюдь не находящимся сейчас у власти, убежденным коммунистам – и прежде всего тем, что вошли в объединенную оппозицию (их надо подавить). А также – НАРОДУ, «Большому Народу» – тому подавляющему большинству россиян, которые ПРОТИВ хищной капитализации и связанного с нею колониального порабощения России. Которые ПРОТИВ экономического геноцида, на деле отстаиваемого теперь академиком, хотя и объявлен он символом «русского сопротивления»… Сгоряча? Или вследствие гиперинфляции слов?..

«В прошлое» и впрямь невозможно вернуться. Ни в то «грязное», по Шафаревичу, что связано с эпохою СССР, – и здесь «невозможно» звучит у автора как «недопустимо». Ни в то, замечу от себя, что белело, видать, «чистотой» еще в сентябре 1917 года…

Потому-то Россия вступает на наших глазах не в прежний какой-либо день своей истории, а в колониальный этап призрачного своего бытия. Отныне, похоже, – призрачного, если курс ее не изменится… В такую пору травить народ каким-либо (по времени) «проклятым прошлым» его (как делает И. Шафаревич) значит, прежде всего, конформистски благословлять опаснейшие тенденции настоящего. Значит, в частности, – послушно следовать методологии Малого Народа, согласно которой особо «проклятым» всегда считалось именно ближнее прошлое – слишком еще владеющее людьми, слишком живое еще (не остыло в крови!) для Большого Народа.

Шафаревич анафемствует по адресу этого свежего, вовсе недавнего прошлого. (И все больше сограждан покорно вторит ему.)

«Надобно, чтобы такой народ, как наш, не имел истории, а то, что имел под видом истории, должно быть с отвращением забыто им…» – цитировал он Достоевского в своей «Русофобии», обличая по его следу программные установки Малого Народа. «И цель, – продолжал он, – добиться того, что народ «…застыдится своего прошлого и проклянет его. Кто проклянет свое прежнее, тот уже наш, – вот наша формула!» Это формула бесов, подчиняющих себе всякого, кто не щадит своего племени и рода. Неужели они одолели вконец и самого Шафаревича? Ведь они способны облюбовать и человека, вовсе не злого, но – умозрительного, «отвлеченного» (как называл этот тип Достоевский). Человека даже и патриотического, но – тщеславного: при всей искренней боли желающего зачем-то непременно властвовать над умами. Человека антиисторического при всех своих штудиях в области истории или живой жизни… «Как это люди ищут одного, а находят постоянно совсем другое?» – удрученно спрашивал К. Леонтьев, слыша тихий хохоток бесов. Бесы интеллигентщины неотвратимо сближают честного И. Шафаревича с Малым Народом.

Морализирующий академик скажет нам, что история истории рознь? (Он вообще часто подходит к ней с неадекватной меркой морали во всей, к тому ж, относительности последней. Он совсем не знает эстетики и других, «неуютных» и провиденциальных сторон и смыслов исторического творчества, и уже одно это не позволяет ему – слишком «анти-леонтьевцу», слишком западному, позднезападному гуманисту – быть государственником.) Академик скажет нам, что «коммунистический монстр», допущенный нашим народом, заслуживает именно проклятия, хоть это будет даже и самопроклятием народа?.. Он, похоже, берет образцом судьбу немецкого народа с внушавшимся ему после войны комплексом неполноценности и позорной вины перед миром? Вот ведь он жалеет теперь севастопольцев так же, как «догорбачевских» немцев. Все похоже на все – по «научной» его или по космополитически-православной», эгалитаристской схеме!.. Он, быть может, изобретет и формулу, по которой «спаять» можно кровоточащие края русской истории, когда ампутированы, иссечены и такие звенья, как вторая мировая война и Россия в ней… Но ему все-таки не найти той «живой» и «мертвой» воды, что сращивает и воскрешает, потому что источники ее ведомы лишь Большому Народу, они текут по всей его истории и с трудом пробиваются только тогда, когда над ней совершается прямое насилие, вырубаются целые поколения, число коих достаточно для создания или корректировки традиции.

Самое же, может быть, поразительное, что, неустанно пороча последнюю фазу существования Российской Империи – СССР, отказывая русским советской формации в русскости, в национальной идентичности, академик все чаще сетует на низкий уровень «русского национального самосознания», снова-таки не имея претензий ни к себе самому, ни к своей, по сути – денационализаторской, публицистике…

Но как все же быть тем, кто «понимает» И. Шафаревича в его противосоциалистическом критицизме, кто тоже не склонен считать 74 года России Советской «лучшим» периодом нашей истории? Как быть, наконец, монархистам, не менее нигилистическим в этом, чем именитый наш буржуазный демократ?

Им следует, прежде и сверх Шафаревича, понять ПУШКИНА. «…Как литератор – я раздражен, как человек с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал», – писал Пушкин.

Надобно много мужества, великодушия, мудрости, чтоб повторить это сегодня, не ссылаясь на то, что Пушкин разумел лишь историю «до 1836 года», когда так отозвался о ней.

История – неделима. «Выборочного» патриотизма – не бывает. На Бога не сетуют в Его замысле о народе и стране. И если сможем мы вслед за Пушкиным повторить и сейчас его клятву честью, мы возродимся. И воскреснет казнимый Малым Народом БОЛЬШОЙ НАРОД.

1993

Неправый суд над родным народом
Открытое письмо Сергею Кара-Мурзе

1. Идеологическая ограбленность

Глубокоуважаемый Сергей Георгиевич!

Адресуя Вам свое «открытое письмо», сознаю, что подымаемая в нем проблема касается не только лично Вашей деятельности, хотя именно Ваши публикации вынудили меня взяться за полемическое перо.

Скажу сразу, что считаю Вас талантливейшим публицистом патриотического лагеря. Что в принципе разделяю и Ваши социально-политические идеалы, и Вашу критику существующего режима и никчемной думской его оппозиции. Разделяю, в частности, и Вашу критику КПРФ во главе с Г. Зюгановым, который, похоже, ведет эту партию к вырождению топким путем идейного соглашательства, «тактической» декоммунизации… Впрочем, трудно перечесть все конкретные Ваши мысли, которые близки мне: тут и суждения о неприемлемости капиталистического рынка для русских как нации и для России как единого государства; тут и замечания об иллюзии интеграции наших республик при существующем общественном строе; тут и наблюдения о культурной деградации, которую претерпевают сейчас все народы бывшего СССР, и многое другое.

И однако же есть некий ракурс в Ваших статьях последнего года, сильно меня смущающий. Он связан с тем летальным диагнозом, который ставите Вы русскому народу. «Здесь будет зона контролируемого вымирания русского народа, очистка площадки», – уверенно пророчите Вы о России. «Такой народ, каким стали сегодня русские, «должно резать или стричь», – утверждаете Вы («Советская Россия», 28 декабря; 21 декабря 1996 г.), привлекая известную строку Пушкина из стихотворения «Свободы сеятель пустынный…» и вынося в сам заголовок статьи эти глаголы: «Резать или стричь». А затем повторяете этот приговор, даже усиливая его, в газете «Дуэль» (1996. № 22): «Такие народы, каким стали сегодня русские, «должно резать или стричь». Нас будет выгоднее зарезать – все, что можно, уже состригли».

Эта мазохистская, как я назвала бы ее, тенденция, пусть продиктованная патриотическим отчаянием, наметилась в Ваших работах не сегодня. Еще год назад в статье «Радужное иго» («Советская Россия». 1996, 25 января), рисуя образ народа-самоубийцы, Вы набрасывали с едким сарказмом такие картины: «Обобранные радуются «успеху на выборах» и покупают к празднику недорогие бананы. Гордые шахтеры, проголосовав за какого-нибудь Борового, объявляют голодовку в забое – нижайше просят выдать им зарплату за октябрь. Пролетариат Москвы счастлив: бутылка водки стоит столько же, сколько четыре поездки на метро…»

В этой статье с астрологической шапкой «Грустные мысли в год крысы» Вы утверждали, что Россия «сделала выбор – так же демократически, как и тогда, в Иерусалиме», где Христос две тысячи лет назад был „послан на крест» народом иудейским.

Обвинение страшное, невыносимое: теперь не евреи, а русские, по-Вашему, распяли Христа. А расшифровываете Вы «христопродавческую» метафору сегодняшнего российского дня так: мировоззрению, по которому человек человеку – брат, русский народ предпочел обратное, звериной природы: человек человеку – волк. Слабая, беглая оговорка насчет такого русского выбора: пусть он, мол, «не единогласный, да и не окончательный», – обнадеживает не слишком, особенно в свете разворачиваемых Вами далее картин, так сказать, реальной правды современной русской души.

Придется сделать пространную выписку:

«Сегодня, когда я вижу старуху, продающую в метро пару носков, – пишете Вы, – или молодого инженера, продающего календарик, испытываю острую жалость. Но эта жалость им не нужна. Вглядевшись, я вижу, что они не только этого хотели, но и сейчас еще хотят. Они хотят, чтобы именно это и было законом жизни, но только чтобы они лично оказались наверху. А пока им не очень везет, но это временно. И они боятся, что придут коммунисты и „все у них отнимут»… Тот инженер рад, что может не трудиться и не напрягать свой мозг. Рад, хотя вот-вот свалится от туберкулеза. Он уже перестал мыться, хотя еще не потерял квартиру. Он чувствует, как в нем действительно побеждает звериное начало, и наслаждается этим» (здесь и далее в цитатах выделено мною. – Т. Г.).

Читатели помнят и другие Ваши картины, в других Ваших статьях, – того же жанра: о спокойствии и даже радости многих родителей от того, что их сыновья пошли не в вуз, а в криминалитет, а дочери – в проституцию; о счастье многомиллионных уже «челноков» – этой новой «казачьей вольницы», совершающей набеги на сопредельные страны за добычей для пропитания близких. Да и прочие, сходные же, картины современного «русского счастья» или самоудовлетворенности большинства соотечественников, саркастически или гневно описанные Вами, помнят читатели Ваших статей, претендующих на нечто вроде документальной хроники современной «русской души»… Ведь задачу свою относительно русского народа Вы формулировали так: «Поставить перед ним (народом. – Т. Г.) зеркало». А поскольку сами подчеркивали рискованность этой задачи: «Полагается „похваливать простого человека“»; «Куда лучше увлекать их (людей. – Т. Г.) позитивными образами» (и т. п.), то оспаривать Вас нелегко, тем более что панорама, развертываемая Вами, весьма правдоподобна и, наверное, даже правдива с внешней стороны… «На зеркало неча пенять, коли рожа крива» – вот чем, конечно, вооружены Вы, и, значит, что толку, если я, читатель, неразумно разобью зеркало?

И все же… Все же что-то отталкивает от Ваших последних статей – от «неподкупных» отражений сплошь и сплошь только «черт безумного уродства», терзающих, как писал некогда А. Блок, «прекрасное лицо» красавицы России! Что-то отталкивает, а как прочтешь очередную, благородную инвективу, брошенную Вами всем нашим соотечественникам, повергаешься в столь безысходный мрак, что едва ль не толкает к сознательному самоубийству – отличному от того, бессознательного, которому предался, как видится Вам, русский народ.

Этого мрака, отчаяния и без того довольно в современной жизни. Даже и черного уныния – знака помрачения духа. «Многие теряют интерес к жизни, не видят будущего…» – пишет Вам читатель М. Б. Нисенман («Дуэль». 1996. № 13). Но особенно поразила меня (опубликованная в той же газете, № 22) исповедь инвалида Отечественной войны, ветерана труда В. Глуховского. Цитировать ее больно. «Сожалею, что защищал народ, который рождает таких беспринципных и блудливо корыстных холуев преступного правящего режима…»; «Я сожалею, что воевал за народ, который сегодня позволяет злобным антисоветчикам… обливать помоями наше историческое и героическое прошлое…»; «Сожалею, что защищал страну, народ которой покорно позволил небольшой кучке предателей и проходимцев осуществить Беловежское злодеяние…»; «Я, наконец, сожалею, что защищал народ, который… смиренно наблюдает за тем, как его целенаправленно приучают к мысли о необходимости установления в стране монархии с возведением на престол какого-то сопливого барчука». «Горько и постыдно сознавать, что жизнь прожита зря», – заключает свою исповедь этот читатель.

Помещенная рядом с Вашей статьей «Проклятье Беловежской пущи» – о том, что нас «должно резать или стричь», – его исповедь как будто бы подтверждает Вашу правоту – солидаризируется с Вашим безнадежным россиеощущением.

Но, пожалуй, можно посмотреть и иначе.

Памятуя хотя бы о таких фронтовиках и ветеранах труда, чья жизнь, чьи заслуги и честь действительно попраны, вправе ли Вы (все мы, пишущие люди) выходить к читателю, не накопив в своей душе света, не неся просветляющего слова?

Может быть, дело в субъективных моих особенностях? В неумении или боязни проницать действительность так глубоко и бескомпромиссно, как Вы? Может, я, отвергая залитый дегтем (пусть и смешанным со слезами) патриотический газетный лист, попросту прекраснодушна или жажду по-страусиному спрятать голову под крыло?

Нет, я не прекраснодушна. И, пожалуй, не доросла до безоглядной, все сомнения побеждающей веры в Россию, которая диктовала тому же А. Блоку крылатые, влюбленные в Отчизну строки:

 
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
 
 
Пускай заманит и обманет, —
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…
 

Мало того, я согласна с такой Вашей посылкой, как: «…жестоко именно не предупредить людей, которые колеблются и вошли в разлад со своей глубинной сущностью». В общем я не стремлюсь непременно быть тем «безумцем, который навеет человечеству сон золотой».

В чем же тогда дело?

Похоже, все-таки именно в зеркале. В отношении к зеркалу. Зеркалу, которое есть ли последнее свидетельство правды о нашем, русских, облике? Глубинном облике?

Может быть, я не способна читать в сердцах, как Вы. Но отнюдь, отнюдь не всегда, «вглядевшись, я вижу», что «старуха, продающая в метро пару носков» или «молодой инженер, продающий календарик», «этого хотели и сейчас еще хотят… хотят, чтобы именно это было законом жизни», и даже «рады», как уверены Вы, своему образу жизни. Не приписываете ли, не навязываете ли Вы им эту радость – что называется, «дабы сбылись писания», апокалиптические, конечно?

Подставляя себя под возможную Вашу иронию («куда лучше увлекать людей «позитивными образами», – усмехаетесь Вы), я могла бы по поводу того «молодого инженера», который, по-Вашему, безусловно «рад, что может не трудиться и не напрягать свой мозг» (а заодно – и не умываться, «наслаждаясь этим» – победой в себе «звериного начала»), – я могла бы вспомнить декабрьский телерепортаж с большого предприятия (к сожалению, не расслышала его названия и – немосковского – адреса), директор которого поставил перед рабочими дилемму: что они выберут – не работать, ибо зарплаты им не предвидится, или, по-прежнему не получая зарплаты, работать, получая одно лишь, как выразился он, моральное удовлетворение?

Работать! – выбрали рабочие.

И один только этот – принципиальный для нашего разговора – случай обеспечивает, по-моему, трещинку на невозмутимой как будто бы глади зеркала, которое держите Вы перед нами, показывая нам в нем «рожу криву».

На деле-то случаев таких миллионы. Они на каждом шагу. Миллионы русских людей, не оплачиваемых в своем труде многие месяцы, не покидают трудового поста, по-прежнему «напрягают свой мозг», свои руки, надрывают здоровье, в сущности, не хлеба ради, «не единого хлеба ради», а не затем ли прежде всего, чтобы чувствовать себя человеком? Так ведут себя поистине миллионы людей – от молодого тульского шахтера (показанного недавно в любимовском «Взгляде»), который вместе с семьей кормится не от шахты, а с личного огорода, работая, таким образом, вдвое, до школьных учителей или работников гибнущих библиотек; от голодных ученых до голодных же, но не дезертирующих мальчиков-солдат… Их ли всех «должно резать или стричь»? Они ли – заново распяли Христа, отказались от него, «как и тогда, в Иерусалиме»?.. или же они – не русский народ?..

Я вижу в них Русь Святую – внятный отблеск ее. Вы не видите их за неким остриженным стадом. (А известный прозаик Л. Бородин, числящий себя патриотом, назовет их, пожалуй, презрительно «вечносоветскими» – как выбраковывает он в журнале «Москва» большинство своих сограждан.)

Есть ли где-нибудь в мире, среди тех народов, коих не должно «резать или стричь», столь массовое, как в России, явление бесплатного, внешне – рабского, внутренне – благородного, уж нисколько не рыночного труда? Оспорите ли, что народ определяется не деградировавшими своими элементами, сколь бы много таких ни было, но духоносными, по сей день еще неодолимыми в России?

Не кажется ли Вам, наконец, что обвинения в «умственном параличе» (как диагностируете Вы) и безответственности за судьбу страны следует обращать не к народу, а в первую очередь к его по призванию мыслящему слою – к той национальной интеллигенции, к какой принадлежим мы с Вами? Русской верхушечной интеллигенции, так называемым «духовным лидерам»?

(Я заведомо выношу за скобки интеллигенцию космополитическую – «демократическую» и русофобскую, подчиненную либерально-еврейскому своему компоненту, – на которую не могло и не должно было быть никаких надежд. Увлекаясь обличениями этой интеллигенции, в которых сегодня уже не больше нового и неожиданного, чем в сентенции, что Волга впадает в Каспийское море, мы маскируем куда более существенный для борьбы за Россию вопрос: положение дел в наших собственных, национальных интеллектуальных рядах. Характерно, что «демократические» СМИ давно уж не реагируют на факты подобной критики – должно быть, немелочно рассуждая: пусть коснеют в самодовольстве, сознании собственной безгрешности патриотические умы! Пусть в тысячный раз язвительно и негодующе указывают народу на вовсе и не таящегося врага – лишь бы не вырабатывали того идеологического оружия, которое подхватить могут дезорганизованные покуда массы!)