Текст книги "Дезертир флота"

– Отпустите меня – польза будет. А убьете – еще до дождей на ваш след выйдут.

– Ух, аж дрожь по коже. – Квазимодо с трудом поднялся на ноги, посмотрел на товарищей. Фуа косился с отвращением – видно, тоже знал, что сейчас делать будут. Теа ответила прямым взглядом карих глаз. Сейчас любоваться золотистыми искорками было не время, Квазимодо поспешно сморгнул.

– Ныр, присмотри за храбрецом.

Квазимодо взял девушку за локоть, отвел ближе к лошадям.

– Нужно его убить? – понимающе прошептала лиска.

– Да, было бы лучше. Мертвые уж точно никого на след не наведут. Но… Сильно уж противно так убивать.

– Хочешь отпустить? – поразилась рыжая.

– Не хочу. Но отпущу. Если ты не прикажешь убить.

– Я?!

– Ну да. Я тебе такую работу должен. Тогда леди Атру я должен был… Так что решай.

– Вот ты гнус трахнутый, Полумордый! Не хочу я ничего решать. Я и в прошлый раз за вас, сопляков, решала. Думаешь, решать проще, чем по горлу полоснуть?! Ночью мы ничего не решали, резали их, как баранов паршивых. А теперь я одна решать должна?!

– Фу, я же ничего плохого не хотел. Не ругайся.

– Я знаю, что не хотел, – буркнула рыжая. – Только все равно глупости городишь, брехун одноглазый.

– Ну, почему глупости? Договорились же все сообща решать. Я и у Ныра спросить хотел.

– Это если по делу, – язвительно пояснила девушка. – А такую гадость вполне можешь и сам решить. А Лягушку нечего спрашивать. Он, когда рыбу ловит, всегда опасается, уж не маленькая ли попалась, уж не с икрой ли… Добренький. Он этого бородатого все равно резать не будет. И не надейся.

– М-м… – Квазимодо покосился на друга. Ныр стоял в тени у скалы, смотрел на сидящего в трех шагах пленника. В руках у фуа было короткое охотничье копье. Дернется бородатый – получит длинный наконечник между ребер. А скажи ныряльщику ударить первым – засопит только обиженно. – Ладно, тогда у нас два выхода. Можем отпустить охотника. На одной ноге он нам сейчас не страшен, а до Калатера когда еще доберется. Правда, думаю, он погоню сразу сюда поведет. Ну, с другой стороны, возможно, он в одиночку до своего лорда и не доберется. Тоже неплохо. А второй выход – отвести пленного к доку Дуллитлу. Если сам док, конечно, уцелел. Это его земля, пусть и решает, что с нехорошим дяденькой делать.

– Пусть решает, – обрадованно сказала рыжая. – Нам ничего делать не нужно.

Квазимодо глянул на пленника. Вот хреновое дело: сам решишь – нехорошо, другому передоверишь – тоже душа неспокойно. Ишь как напряженно сидит борода – видно, чует, что участь его решают.

Бородатый пленник исподлобья смотрел на охранника. Фуа точно нарочно задрал голову, рассматривая что-то на скале. Квазимодо открыл рот, чтобы прикрикнуть, но не успел.

Одновременно произошло несколько вещей – что-то величиной с ладонь сорвалось со скалы и шлепнулось на макушку фуа, ныряльщик перепуганно вскрикнул и пригнулся, пленник резко взмахнул рукой – что-то маленькое и блестящее со свистом сорвалось с его пальцев, пролетело там, где долю мгновения назад находилось лицо фуа, со звоном отрикошетило от скалы и пронеслось в шаге от Квазимодо в сторону лошадей. Жеребец Теа с ржанием поднялся на дыбы. Колченогий пленник с неожиданной прытью подскочил с земли, прыгнул к вору. Ближе всего под рукой у Квазимодо находился метательный нож, и вор инстинктивно воспользовался им. Грубоватая стальная рыбка мелькнула от бедра навстречу бородачу. Охотник качнулся в сторону, уцепился за скалу и медленно сполз на землю. Обмотанная тонким сыромятным шнурком рукоять ножа торчала у него из груди. Охотник, еще осмысленно глядя на одноглазого парня, хрипло вздохнул. В бороде сверкнули зубы, лопнул кровавый пузырь слюны.

– Я не знала, что ты умеешь так метать ножи, – сказала Теа, опуская лук.

– А я и сейчас не уверен, что умею так метать, – пробормотал вор, нащупывая топор.

Фуа продолжал сидеть на корточках. На голове у него что-то шевелилось.

– Что это? – жалобно пролепетал ныряльщик, закатывая глаза и пытаясь разглядеть неведомого хищника.

– Сдается, это твое спасение, – объяснил вор, выпутывая из светлых волос друга маленькое существо. Геккон раскрыл пасть и смело зашипел на человека.

– Во, смотри, тоже перепончатое, – сказал Квазимодо, сунул ящерицу в руки ныряльщику и пошел помогать Теа успокаивать лошадей.

С лошадьми пришлось повозиться – на крупе жеребца красовался длинный и довольно глубокий порез. Конь от боли нервничал и заражал беспокойством других коней. Пришлось отвести его в сторону. Рыжая обнимала мощную шею, что-то шептала. Квазимодо посмотрел, как нежно она слизывает с конской шкуры капли крови, и понял, что вполне может обойтись без этого зрелища.

После долгих поисков в колючих кустах боярышника вор все-таки нашел таинственный предмет, чуть не испортивший лицо ныряльщика и ранивший ненаглядного жеребца лиски. Плоская восьмиконечная звезда с заточенными лучами. Квазимодо слыхал о таких метательных штучках. Они непонятно назывались хаппами[57]57
  Хаппа (искаж. «хаппо») – сюрикен с лучеобразными лезвиями.


[Закрыть] и считались больше баловством, чем настоящим оружием. На поясе мертвеца нашлись еще четыре такие звезды. Век живи, век учись, а дураком помрешь. Несмотря на наметанный взгляд, вор никогда бы не заподозрил, что в поясе могут быть спрятаны такие опасные штуки. А ведь Ныр рисковал остаться одноглазым, и это было бы далеко не худшим результатом. Впрочем, миновавшая опасность фуа совершенно не волновала. Геккон сидел на его руке, крепко вцепившись в перепончатую кисть, и что-то энергично жевал.

– Он умный, – с восторгом сказал Ныр. – Смотри, как ест.

– Ну, еще бы, – согласился вор. – Глупее тебя быть трудновато. Если бы ты так стоял на посту при покойном Глири, сотник бы тебя запорол за разгильдяйство.

– А что я сделать мог? Ты его движение сам уловил? Может быть, я бы и успел копьем ударить, но эта звездочка мне бы пол-лица снесла. Ноги у меня не те, что прежде, – отпрыгнуть бы не успел. Это маленький ящер меня спас.

– Может быть, – со вздохом согласился вор. – Вот мне в свое время на голову никто не шлепнулся, так в меня теперь даже железки брезгуют бросать…

К дому дока Дуллитла вышли перед сумерками. Дом уже не казался ни белым, ни нарядным, хотя пострадало только левое крыло. Теа, глядя на закопченные камни, печально сказала:

– Это мы виноваты.

– Кто ж знал? – пробормотал Квазимодо. – Придется хорошенько извиниться.

– И извинимся, – пообещал Ныр. Геккон устроился на его плече и с интересом смотрел вперед.

Навстречу всадникам вышли четыре человека. Друзья с облегчением разглядели впереди плотную фигуру доктора.

– Лорд Дуллитл, – сказал вор. – Мы крайне виноваты. Видят боги, мы хотели, чтобы эти люди ушли за нами и не трогали ваш чудесный дом.

– Я вам говорил – не торопитесь, – буркнул доктор, опоясанный длинным узким мечом со странным сложным закрытым эфесом. – У них один был нервный – сразу факел швырнул. Я, честно говоря, такого варварства не ожидал. Думал, они сначала хотя бы поговорить захотят. Хенк того идиота подстрелил. Остальные сразу за вами ушли – видимо, у них хороший наблюдатель был. Вы их в скалах не встречали?

– Встречали, – холодно сказала Теа. – Вот они. – Девушка прямо с седла вытряхнула кожаный мешочек на сухую траву.

Один из людей доктора при виде россыпи человеческих ушей шумно сглотнул.

– Извините, док, – сказал Квазимодо. – У народа Теа свои привычки. Иногда шокирующие.

– Бросьте, – проворчал Дуллитл. – Видел я привычки куда эксцентричнее. Что еще делать с субъектами, ни с того ни с сего начинающими жечь чужие дома? Мне ваша подруга сразу показалась весьма серьезной молодой леди. К тому же я вижу здесь только левые уши – явный признак широко известной сдержанности уважаемого народа Хозяев Холмов. Здесь все… хм… преступники?

– Одно тело мы не нашли, – сказала Теа. – Но мертвы все десять.

– Славно. Можно спокойно заняться восстановлением дома. Ставьте лошадей и идемте ужинать. Любопытно послушать, как это у вас там все так лихо получилось.

– Док, мы… – начал Квазимодо.

– Парень, перестань извиняться. Дом я все равно хотел перестроить. А в небольшом пожаре мы все одинаково виноваты. Вы нам толком ничего не объяснили, а мы цивилизованно ждали, вместо того чтобы сначала стрелять, а потом интересоваться, зачем пожаловали гости. В виде искупления мне придется заняться архитектурными и строительными работами, что, впрочем, я делать люблю. А вам придется пожить в конюшне. Надеюсь, вы не откажетесь немного погостить у нас и оказать посильную помощь в ликвидации последствий недружественного визита ваших знакомых?

– Сочтем своим долгом, – с облегчением сказал вор.

– Только без долгов. Просто по-дружески. Честно говоря, я очень рад, что нам можно не шнырять среди скал и не вылавливать этих разбойников. Пусть твои друзья ставят лошадей. А ты до ужина продемонстрируешь, что стряслось с твоей ногой и лицом.

– С лицом ничего страшного, – пробормотал Квазимодо, с трудом сползая с седла. – А вот ребра болят и сидеть больновато.

– Посмотрим, – успокоил его доктор. – Главное, запасы коньяка от варварского набега совершенно не пострадали. Все как рукой снимет. Но умыться тебе, конечно, нужно…

Глава 13

Часто стучал топор – до темноты оставалось не так уж много времени, и рабочие торопились закончить возведение временной крыши. Дождь, прошедший накануне, порядком подмочил коридор и комнаты, пострадавшие от пожара. Вообще дому предстояла большая перестройка, и собственными силами здесь было не справиться.

Дуллитл закряхтел:

– Нет, в Эдинбургском университете нас такому не обучали. Никак не могу посчитать площадь крыши.

Перед доктором лежал большой, собственноручно сделанный чертеж. Предусматривалось, что дом изрядно расширится. Должно быть, красивое здание получится. Квазимодо никогда бы не пришло в голову строить такие бесполезные сооружения. Впрочем, док сам знает, какой дом ему нужен. Хорошо хоть прислушался к нескольким практическим советам по безопасности.

Квазимодо почесал нос кончиком пера:

– Док, не мучайтесь вы так над этой крышей. Пока стропила подведут, размеры наверняка изменятся. Мы же все посчитали с запасом.

Дуллитл посмотрел на листы бумаги, исписанные беглым, но разборчивым почерком одноглазого парня.

– Ква, ты исключительно талантливый сметчик, но с количеством черепицы мне нельзя ошибиться. Ездить в Канут еще раз в разгар сезона дождей мне бы очень не хотелось.

Квазимодо вздохнул:

– Док, чем мне поклясться, что черепицы хватит? Еще и конюшню, если учитывать остатки кровли со старой крыши, свободно перекроите. Хотите, еще раз вместе проверим?

– Да нет, Ква, не обижайся. Меня смущает, что все обойдется так дешево. Если верить твоим расчетам, то цены в Кануте упали чуть ли не вдвое.

– Как же, упали. Просто облапошили вас два года назад по-черному. Вы же все по розничным ценам брали. А за такую оптовую партию материалов вам еще и на отгрузку скидку должны дать. Вы что, в такие мелочи вникать брезгуете?

– Нет, но… Не умею я торговаться.

– Так и не нужно. Обратитесь к человечку, которого я рекомендую, он вам все устроит и комиссионные возьмет приемлемые. А повозки и охрану на Старом Конном дворе наймете, у них сейчас заказов мало, они с радостью ухватятся.

– Ква, я все равно не понимаю – ты что, заранее строительством заниматься думал?

– Ну, док, какой из меня строитель? Я цены да выгодных поставщиков как-то само собою запоминаю. Это же нетрудно – смотри, да слушай, что люди говорят.

– Хм… я как-то все больше другое слушаю. – Дуллитл вынул из шкафчика графин и стаканчики. – Ты насчет глоточка для профилактики не передумал?

– Нет, док. После конь-яка я думать не могу, – категорически отказался вор.

– Предрассудки. Коньяк как раз расширяет сосуды, вследствие чего повышается умственная деятельность. Но я не настаиваю.

Дуллитл с удовольствием проглотил маленькую, но уже далеко не первую за сегодня порцию душистого напитка. Квазимодо за компанию пригубил порядком выдохшегося пива.

– Хорошо, с черепицей и прочим мы разобрались, – сказал доктор, удовлетворенно поглаживая бакенбарды. – Остались трубы.

– С трубами будет сложнее всего, – озабоченно заявил Квазимодо, выдергивая из стопки бумаг лист с чертежами. – Делать придется на заказ. Обойдется дорого, да еще и объяснять, что вам требуется, замучаетесь. Док, вы уверены, что это сооружение необходимо в доме?

– Ква, ты не представляешь, какое это удобство – ватерклозет.

– Да, представить трудновато. О такой мудреном приспособлении не слыхал. Ну, примерную смету я набросал, мастерские указал, но тут уж как получится. Тут я ответственность на себя не беру.

Дуллитл махнул рукой:

– Ты и так сделал за меня половину работы. Слушай, Квазимодо, может быть, вы все же останетесь? Я был бы чертовски рад.

Вор поправил кожаную повязку на пустой глазнице и улыбнулся:

– Приятно слышать, но оставаться нам все-таки не стоит. Глупо получится, если вы отстроите свой ватер-клозет, а нагрянут еще какие-нибудь ищущие нас хорьки и целиком сожгут дом. Лорд Дагда наверняка найдет еще кучу охочих до денег придурков. Что нам здесь сидеть и гостей ждать? Кроме того…

– Я понимаю. Вам, молодым, свое гнездо устраивать пора. – Доктор печально потрогал густую поросль на щеках.

С «гнездом» дело обстояло сложно. Три дня назад Квазимодо собрал собственное «воинство». Устроились на камнях древних развалин. Ветер нес с юга дыхание близкого дождя. Дожди шли теперь почти каждый день. Пока еще короткие, торопливые, но не за горами был сезон настоящих ливней. Вор знал о многодневном потопе только по рассказам, но ему заранее не хотелось видеть вязкую бесконечную хлябь, в которую превращалась степь и вздувшиеся коричневые реки. Пора было принимать решение.

– Значит, решаем, что делать, – сказал Квазимодо. – Док предлагает оставаться. Все мы здесь при деле, не дармоеды какие-нибудь. Можем жить здесь. Можем уйти и поискать место получше.

– Ты-то сам что думаешь? – спросил насупленный фуа. У него снова воспалилась нога. Со времен вражеского нашествия и пожара прошло больше двадцати дней. Треснувшие ребра и ступня Квазимодо зажили бесследно, а вот у Ныра дела шли не так хорошо. Обгрызенная нога воспалялась уже два раза. Ничего серьезного, мазь доктора за два дня снимала покраснение, но фуа беспокоился. Ловить рыбу и заниматься прочими полезными делами нога не мешала, но прихрамывал ныряльщик заметно. Док Дуллитл заверял, что в периодических воспалениях виноваты жара и влажность. В последние дни действительно стояла страшная духота.

– Я начну говорить, что думаю – вы начнете со мной спорить, а не собственные мысли выкладывать, – сказал Квазимодо. – Давайте по очереди высказываться. По старшинству.

– Наглый ты, – сказала Теа. – Обязательно женщине в нос возрастом нужно тыкать.

– Тебе не триста лет, и песок из тебя еще не сыплется, – серьезно сказал вор.

– Не завидуй. – Рыжая плотнее обхватила свои колени и глянула из-под низко повязанной косынки. – Я не знаю, что сказать. Здесь неплохо живется. С доком интересно разговаривать. Дичи в скалах и степи много. Здешние люди на мой род зла не держат. Если лорд Дагда за нами пришлет – мы их всех в скалах положим. Здесь спокойно. И вроде бы дом есть. Я думаю – нам нужно уйти.

– Почему? Я не понял, – удивился фуа. – Ты же сама говоришь, что здесь неплохо?

Теа молчала, смотрела на исцарапанные носы сапог.

Квазимодо тоже молчал, стараясь не выдать охватившего его напряжения.

– Эй, вы что, онемели? – возмутился ныряльщик. – Если я чего-то не понимаю, можно и объяснить туповатой лягушке. Не молчите.

Из-за пазухи фуа высунул полосатую мордочку геккон, требовательно уставился на людей.

– Я хочу иметь свой дом, – с трудом выговорила Теа. – Наш.

– Хм… понятно. – Ныряльщик поскреб затылок. – Мысль хорошая. Только… Я вам мешать не буду?

– Ушлепок плавучий, чего болтаешь?! – вскинулась лиска. – Сейчас как дам по шее!

Геккон предостерегающе свистнул и зашипел, раззявив маленькую пасть. Несмотря на размеры, крошечные зубы были остры как бритва. В этом уже смогли убедиться заигравшиеся со зверьком дети и по неосторожности чуть не севший на ящерицу Хенк.

– Вот, есть кому за меня заступиться, – восхитился Ныр.

– Не вопите и глупости не говорите, – сказал Квазимодо. – И ты, мелкий дракон, что рассвистелся? После меня будешь высказываться. Лягушка, ты, насколько я понял, не против поискать настоящий дом? Чушь по поводу, кто кому мешает, считай, мы не слышали. А вот насчет дома… Вы и вправду не думаете, что это нереально? Конечно, мы непонятно кто и титулов никаких не имеем, но у нас есть какие-никакие деньги, да и постоять за себя мы способны. Почему бы и не стать нормальными?

– Я – не непонятно кто, – сказала Теа. – Нравится кому-то или нет – я леди и хочу иметь свою комнату.

– Аванк с ней, с комнатой, – пробормотал фуа. – Я всегда мечтал иметь свою сушилку для рыбы. У меня с детства здорово получалось. Вы не представляете, как я умею сушить – запах чудесный, жирок прозрачный так и капает, а если глянуть тушку на просвет…

– Ныр, ты не обижайся, но про тушку потом болтать будешь. Ква нам что-то сказать хочет, – остановила фуа девушка.

– Гм… – с некоторым трудом выдавил из себя вор. – Точно, сейчас я вам скажу большую глупость…

На него внимательно смотрели, и вор непонятно почему смущался.

– Теа, помнишь, я тогда про снег сказанул? Так вот – я предлагаю уйти далеко на север. За океан.

В трех парах глаз отразилось недоумение. Даже ярко-сиреневые гляделки геккона раскрылись еще шире.

Квазимодо поморщился:

– Да не смотрите на меня так. И не думайте, что я спятил.

– А мы и не думаем. Ты из нас самым последним спятишь, – сообщил ныряльщик. – Только непонятно. Ты давай объясняй по порядку.

– Ну… Я вас не в Глор зову. Там нам делать нечего. Понимаете, кроме вас двоих… – Квазимодо глянул на преисполненного внимания геккона и поправился: – Кроме вас двоих с четвертью, я доверяю только людям, которые живут на Севере. Это, конечно, чудовищно далеко, но…

– Это ты про свою леди Катрин и ее людей говоришь, – догадался фуа. – Какой же это свой дом? Это их дом.

– Они звали к себе. Там нужны толковые люди и все… прочие, пусть и не люди, главное, чтобы толковые. Мы как раз толковые. Там замок, деревня, можно построить свой дом. В одиночку нам будет трудно выжить. Я, конечно, обещать за них не могу, но уверен – мы сможем там устроиться. И леди Блоод, и Энгус мне нравились. Про леди Катрин я вам уже все уши прожужжал.

– Точно – прожужжал, – холодно сказала Теа. – Если это далеко на севере, за океаном, то сколько же туда нужно плыть? Ты помнишь, что я только в лодке сидела и почти не умею плавать?

– Корабль – это большая надежная лодка. Так что разницы нет. А если в воде окажемся… Суша рядом будет – мы с Лягушкой тебя дотащим. А если посреди океана… на дно все вместе пойдем.

– Да, море само выбирает, кого забрать, и никакое умение плавать здесь не поможет, – задумчиво кивнул Ныр. – Удивительно далеко ты дом хочешь отыскать.

– Я и говорю – сумасшедшая идея. Зато там до нас никакой Дагда не доберется. И жара такая на той стороне океана – редкость. У Лягушки, может быть, нога окончательно выздоровеет. Но врать не буду – там не только жара редко бывает, там от холода можно загнуться, там снег выше головы ложится. К тому же до глорского побережья добраться – эта задачка будет не легче, чем из лап уважаемого лорда Дагда вывернуться. В общем, мир сможем посмотреть, с новыми местами познакомимся. А не понравится – обратно вернемся. Если живы будем.

– Соблазнительное предложение, – сказала Теа. – Нужно его хорошенько обдумать.

– Да, – согласился Ныр. – Подумать нужно.

– Никакой спешки, – заверил вор. – У нас вся жизнь впереди.

В глазах Теа почти исчезли золотистые искорки, и смотреть на девушку вору было почему-то страшно. Нужно бы ей что-то сказать, да вот что? Квазимодо вздохнул и спросил у выглядывающего из рубашки ныряльщика геккона:

– Ну а ты, великий дракон, думать будешь?

Ящерица кинула настороженный взгляд и юркнула под одежду, только толстый хвост мелькнул.

Ныр засмеялся, Теа тоже соизволила улыбнуться. На сердце вора слегка отлегло.

В очередной раз направляясь к шкафчику с графином, док Дуллитл глянул в окно и сообщил:

– Возвращается твоя леди. Как всегда пунктуально подходит, прямо к ужину.

– Да, в этом отношении она у меня аккуратная, – сказал Квазимодо, вставая из-за стола.

Теа шла к дому. Лук в руке, две дикие курочки привязаны к поясу. Свободные штаны и рубашка скрывают фигуру, но все равно видно, какая лиска прямая, худая и грациозная. Квазимодо мог бы смотреть на рыжую подругу долго, да только такой случай редко представлялся. Вот и сейчас лиска кинула короткий взгляд на затянутое тонкой тканью окно, явно почувствовала взгляды мужчин, но не подала виду.

– Диана-охотница, – грустно сказал Дуллитл. – В старом мире о таких девах слагали сонеты. Не слыхал о таких формах стихосложения?

– Не довелось, – пробормотал вор, провожая взглядом девушку.

– Я тоже уже мало что помню. А жаль. Кстати, рискну посоветовать уважаемой Теа немного поправиться. Естественно, совет даю исключительно как врач. К сожалению, мало знаком с метаболизмом оборотней, но полагаю, несколько лишних фунтов веса нашей охотнице не повредят.

– Боюсь, она вряд ли прислушается к вашим, впрочем, как и моим, словам. Теа привыкла доверять собственным суждениям. Кроме того, она, по-моему, не ограничивает себя в пище.

– Возможно, молодой даме нужно расширить свое меню. Не хочешь пойти к ней и поздравить с добычей?

– Я-то, может, и хочу, но не уверен, что не получу курицей по затылку, – пробормотал Квазимодо. – Видите ли, док, у нас возникли некоторые разногласия.

– Дамы всегда остаются дамами. И разногласия с ними – вещь вполне типичная, – утешил Дуллитл, наливая себе еще порцию коньяка. – Не пора ли нам спуститься к ужину?

Квазимодо, как всегда, сидел рядом с рыжей, но привычного успокоения эта близость сегодня не приносила. Теа с глубочайшим интересом слушала рассказ доктора о музыкальных инструментах. По словам дока, всяких дудок и арф существовали сотни разновидностей. Квазимодо повидал на своем веку едва ли десяток различных экземпляров и считал, что этого больше чем достаточно. Но всем присутствующим было интересно. Даже Ныр вставил краткий, но живописный рассказ об островных барабанах.

Чужая. Она – чужая. Квазимодо чувствовал это так ясно, как будто она сама сказала. Не нужно было говорить про снег, про океан. Какого шута, ты все эти планы перед друзьями рассопливливал? Разве плохо тебе, Полумордый, было здесь, над коричневой рекой? Просто жить и не высчитывать, как будет лучше? Испортил все, таракан одноглазый.

У нее узкая ладонь с вытянутыми аккуратными ногтями. Когтями. Узкая слабая ладонь, никогда не поверишь, что эти пальцы способны с такой силой натягивать тетиву. Тонкое запястье прячется в рукав. Узор на коже – водить бы по этому узору пальцем, изучать сложный рисунок. Апельсиновые руны. Тайна, бледная сейчас, но иногда начинающая блестеть яркой сетью узоров. Ты знаешь, какая у нее гладкая кожа, тронешь кончиком пальца, и закрыть глаза хочется…

Квазимодо очнулся – разговор зашел о флотских сигналах, и пришлось вступить в беседу. От звуковых сигналов перешли к световым. Вор рассказывал, слегка увлекся. Как-то получилось, что за столом остались док, Хенк да Квазимодо с Ныром.

Вполголоса обсуждали идею, предложенную Квазимодо – провести потайной ход от дома до развалин старого замка. Там уцелели подвалы, в одном из них уже давно был оборудован винный погреб. Но нижний уровень пустовал – превратить его в запасное убежище казалось делом заманчивым. Вот только путь будущему подземному ходу преграждали выходы из глинистой земли скальных пород. За решением сложной инженерной задачи летело время. Квазимодо не терпелось выбраться из-за стола. Геккон деловито расхаживал между стаканами, отыскивал кусочки мяса. Кормить себя с руки гордая ящерица позволяла только фуа. Оба уже отяжелели – геккон от тушеной курятины, Лягушка от избытка конь-яка.

– Забавные эти мелкие драконы, – заметил док Дуллитл, отвлекаясь от наскучившей проблемы строительства подземного хода. – С виду почти обычный гекко. Разве что посообразительнее. Но ничего не боятся и активны и ночью, и днем. В воду лезут, по потолку бегают. Холода вроде бы тоже не боятся.

– Они и огня не боятся, – сказал Хенк. – Мы как-то в горах застряли, попали в переделку. Пытались этих ящерок жарить – куда там. Крутятся и пищат. Пришлось змей ловить.

– Как же геккона жарить? – ужаснулся Ныр. – Он же такой умный и симпатичный.

– У нас трое раненых было. Тоже парни умные и симпатичные, – сказал Хенк. – Мы же по необходимости. Вообще-то огонь родственникам твоего дружка не сильно повредил. Ишь как недобро смотрит.

Геккон действительно выкатил свои чудесные глаза и смотрел на Хенка с явным отвращением.

– Видимо, эти ящерицы близки к истинным саламандрам, – сказал доктор. – Я кстати, вспомнил одну о них историю…

– Вы, док, рассказывайте, – сказал Квазимодо, выбираясь из-за стола. – А я прогуляюсь, пока в доме ватер-клозета нет…

Тепло, несмотря на ночь, даже душно. По небу стремительно текут обрывки туч, но лунный свет, яркий и мертвый, заливает скальные склоны, речную долину. Светлая чужая ночь. Квазимодо быстро пошел в сторону развалин. Обычно Теа уходила туда. Раньше ходили вместе, последние дни рыжая исчезает в одиночестве.

Вот втемяшилась тебе в голову проклятая мысль о Севере. Зачем? Было ведь все хорошо. Зачем думать, решать, строить планы, когда все эти ненужные мысли только возвращают одиночество? Полоумный Полумордый. Забыл, каково быть действительно одному? Вот так среди запахов хорошей еды и конь-яка, среди умных разговоров и света хорошо сделанных свечей – ты один. Нет рыжей, и ты не можешь сосредоточиться, и в голове только ошметки мыслей, и не хочется ничего.

Квазимодо вспрыгнул на остаток широкой стены, прошел как по ступенчатой дорожке. Резкие тени обманывали, но нетрудно идти, когда бывал здесь не раз. Левее остался квадрат обрушившейся башни. Там, в подвалах, стоят бочонки с конь-яком, спасением одинокого доктора. Сколько лет он будет топить свою тоску в крепком пойле? Какой толк в такой долгой жизни? А он еще, бедняга, выдумал какой-то эликсир. Настоящее его снадобье или нет – какой в нем смысл? Тебе, одноглазый, едва исполнилось семнадцать, а уже хочется все побыстрее закончить.

Обломки как лесенка повели вверх. Дальше с виду гладкая скала. Но можно подпрыгнуть, зацепиться на ней. Всего несколько шагов. Лиска здесь проходит шутя – для нее обычная тропинка. Кто ты, вор, без рыжей? Мелкий жулик с большой фантазией и нездоровым равнодушием к деньгам.

Квазимодо с трудом заполз наверх. Дальше будет легче – а здесь даже кусты не растут, гладкие скальные бока. Зачем лезешь? Она тебя не хочет видеть, иначе позвала бы с собой. Ну почему так получилось? Ты же хотел как лучше. Тупой ворюга. Даже если сейчас найдешь девушку, что ты ей скажешь? Ты ведь не хочешь врать. Язык твой всегда был легок: об этом – умолчать, то – подчеркнуть и выделить, – разве трудно? Ложь, полуложь, полуправда – твое оружие настолько давно, что иных времен ты и не припомнишь. И Ныру врал, и даже сейчас не слишком раскаиваешься. Во благо тогда вранье Лягушке было – и ему, и тебе, жизнь облегчало. А Теа врать нельзя. Вот нельзя, и все. Ты и не врал, разве что когда она в клетке сидела и ты не знал, что она – Теа.

И все равно. Вот все кончилось. И сказать нечего. Зачем ты идешь? Нельзя найти кицунэ, если она не хочет.

Рыжая сидела на уступе скалы. Неизменный лук бережно уложен поверх колчана. В руках короткая штука из белой кости – флейта. Прежде Квазимодо несколько раз видел, как лиска в нее дует, но ни разу не слышал звуков. Не дудка, а просто игрушка. Да пусть хоть в куклы играется, лишь бы никуда не девалась.

Квазимодо даже зажмурился от облегчения – вот она рыжая, никуда не удрала, не спряталась. Вор вытер рукавом взмокшее лицо и, задрав голову, сказал:

– Это я.

Отчетливо увидел, как девушка пожала плечами:

– Я догадалась, что ты. Кто еще может так пыхтеть? Что-то случилось?

– Да нет, просто я… – Вор замолчал и потом сердито сказал: – Случилось. Не знаю что, но точно случилось. Почему ты одна ушла? Если ты на меня разозлилась, то скажи прямо. А так – плохо.

– Что плохо? Конь-як кончился?

– Да пошел он в жопу, этот коньяк. Без тебя плохо. Я хочу залезть и сесть с тобой рядом. Можно?

– Разве я когда-то запрещала?

Для того чтобы забраться наверх, пришлось обойти уступ и подняться вдоль скалы. Злой и несчастный вор с трудом выбрался на широкий уступ. Далеко позади мерцали два окна докторского дома, пряталась между крутых берегов река, неощутимый здесь, в скалах, ветер там, в звездной высоте, по-прежнему гнал обрывки туч.

Квазимодо прошел по широкому выступу, сел рядом с девушкой. Теа не шелохнулась.

Сидеть рядом с рыжей было легче, но все равно – внутри словно кто-то тупым ножом ковырялся. Квазимодо понял, что молчать просто не может.

– Теа, я пришел, чтобы сказать… Нет, вернее, чтобы спросить… Короче, я тебя очень прошу, объясни, пожалуйста, что случилось. Если дело в моем предложении двинуться на Север, то просто скажи, что оно тебе не нравится. Вообще, скажи мне хоть что-нибудь.

– Охотно, – пробормотала, глядя вдаль, девушка. – Ты самый твердолобый чурбан, которого я видела в своей жизни.

– Почему чурбан? – изумленно поинтересовался вор.

– Потому!

Движения вор не уловил, но в голове сверкнуло что-то белое и искристое. Квазимодо откинулся, ухватившись за лоб. Рыжая шипела, тряся в воздухе ушибленным кулаком.

– Теа?! – пораженно пролепетал вор.

– Заткнись! Заткнись! – придушенно завизжала лиска. – Или я тебя ножом ударю!

– Ну и ударь. – Квазимодо перехватил узкие запястья, удержал руки девушки. – Что с тобой, Теа?

– Со мной ничего. А с тобой? Почему ты такой тупой? Еще про Север спрашивает.

– Да я сейчас вижу, что я тупой, – пробормотал вор. – Только спрашивать у тупого о причинах его тупости странно. Объясни, будь любезна.

– Любезна?! Какой ты воспитанный. – Рыжая вырвала руки и отвернулась. – Да пошел ты, умник. Нашел тоже слово. Любе-е-езна.

Квазимодо торопливо вырвал из ножен нож, сунул рукоять в руку девушки.

– Теа, или режь меня, или объясни!

Рыжая размахнулась и швырнула нож вниз. Широкое лезвие сверкнуло в лунном свете и исчезло в каменных буграх внизу. Потрясенный Квазимодо только едва слышно хрюкнул. Девушка покосилась на него и снова отвернулась.

Сидели в тишине. В голове у вора была полная пустота. Даже орочьего ножа не было жалко. Какой смысл в вещах, когда жизнь пропадает?