Текст книги "Дезертир флота"

В голове дробно постукивали копыта. Много копыт. Квазимодо, стараясь держать голову ровно, спустился к берегу. Рыжая лежала в тени и выглядела в два раза тощее, чем обычно. Глаз она все-таки приоткрыла и с отвращением посмотрела на соратника по попойке.

– Только не говори, что нас отравили, – предупредил Квазимодо, осторожно опуская себя на глиняный бугорок.

– Сама виновата, – проскрежетала лиска.

– Ну, это была полезная пьянка, – не без труда выговорил вор. – Окунись в воду, и пойдем – нужно хорошенько поесть и чуть-чуть выпить.

– Да пошел ты. – Лиска содрогнулась.

– Теа. – Вор попробовал облизнуть пересохшие губы. – Я несколько раз напивался, и каждый раз это оказывалось выгодным предприятием.

– Да не хочу я выгоды такими мучениями, – простонала рыжая девушка.

– Погорячились, – согласился Квазимодо. – Ну да ладно – напрягись, пойдем, поправим здоровье.

– Я не могу.

– Можешь, конечно. Что ты, как Лягушка. Он там на сене валяется и на солнце выходить категорически отказывается. Ну, ему там не скучно. Там и Хенк, лежат, рассказывают друг другу, как им хреново.

– Нельзя так напиваться.

– Понятное дело – нельзя. Мы больше не будем. Но горевать нечего – доку скучно живется. Ничего страшного, что мы его слегка развлекли.

– У тебя всему оправдание найдется. А я сейчас околею. Пьяница твой док. И ты таким станешь.

– Вряд ли. Теа, а у вас там, в холмах, пьяниц не было?

– Дурак. Шутишь, что ли? Мы трудно жили. И бедно. Не до баловства было.

– Мне кажется, пьянство – это слабость. Вроде болезни. Док скучает вот и пьет.

– От безделья он пьет. Работать нужно.

– Он работает. Лечит, когда приходят. Средства какие-то диковинные составляет. Знаешь, сколько ему лет? В три раза больше, чем тебе.

– Не могу сейчас посчитать, но люди столько не живут, – простонала рыжая. – Врет этот барбос щекастый.

– С чего бы ему врать после такого количества конь-яка? Рассказывал об эликсире. Говорит, этот эликсир жизнь продлевает. Бывает так или нет? Или у Дуллитла в голове от конь-яка сдвинулось?

– Ква, не упоминай конь-як – меня тошнит, – взмолилась девушка.

– Тебе нужно хоть немного поесть. Наберись мужества, и пошли.

– Свиньи вы. – Теа со стоном поднялась на колени и поползла к воде.

– Ты куда? – обеспокоился вор.

– Голову вымою. Чтоб ты сдох…

От прохладной воды девушке полегчало. Она уже могла нормально идти. Мокрые зачесанные назад волосы делали лицо еще курносее и юнее. Квазимодо думал о том, что рыжая очень медленно взрослеет, и вопрос рыжей застал вора врасплох:

– Полумордый, что ты со мной ночью делал?

– Что значит «делал»?

– Долбонос! Ты маленький, что ли?! – зарычала Теа.

– Ты в своем уме, рыжая? – даже засмеялся вор. – Я хоть и урод, но ни одну бабу никогда не насиловал. Тем более тебя. Это конь-як. И что тебе в голову такая глупость пришла?

– А что я должна была подумать, когда проснулась, а у меня одеяло на голове, и ты рядом сопишь? И что значит – «тем более тебя»?

– Дурь у тебя на голове, а не одеяло. Мы сколько раз вместе спали, и ты ни разу за свою честь не беспокоилась.

– Нет, ты объясни, почему залезть именно на меня ты никак не можешь? – уперлась рыжая.

– Да что ты пристала? Вон смотри, хозяин уже выполз.

Док Дуллитл стоял на веранде, придерживаясь за столб:

– Что, тяжеловато вам, ребята? Пойдемте, у меня специальное средство приготовлено.

За столом собрались в прежнем составе. Даже Ныр до стула дотащился. К счастью, ставить к завтраку коньяк служанки не вздумали. Кисловатый отвар и легкое пиво принесли облегчение. Квазимодо с удовольствием ел мелко порезанные и залитые сметаной овощи. Смесь называлась незамысловато – «салат», и потреблять ее даже с неполным составом зубов оказалось вполне возможно.

* * *

После позднего завтрака (он же ранний обед) пришлось еще отдохнуть, после чего док Дуллитл счел возможным перейти к врачебным таинствам.

Квазимодо сидел на веранде, подставлял лицо относительно прохладным дуновениям ветерка и беседовал с Хенком о последних достижениях в области строительства метательных орудий. Ныр беседу поддерживал слабо – больше с тоской смотрел на сияющую в солнечных лучах реку. Нырнуть фуа хотелось невыносимо, но пятьсот шагов до воды казались совершенно непреодолимым расстоянием. О травмированной ноге ныряльщику сейчас совсем не думалось.

Квазимодо о своей изуродованной роже не забывал никогда. Даже сейчас, рассказывая о новомодных зажигательных карро, вор думал о том, что за приговор вынесет лекарь-отшельник. Собственно, Дуллитл уже намекнул, что ничем помочь не сможет. Печально. Во время дегустации конь-яка Квазимодо проникся к лекарю немалым уважением. Чужой здесь лорд Дуллитл – это и с первого взгляда видно. Ну и, как все чужие, знает много. Если сам не поможет, возможно, посоветует, к кому двинуться за новым глазом. Глупости, конечно. Сказочник ты, Полумордый. Все фантазируешь о несбыточном.

Что же там рыжая у лекаря спрашивает? Со здоровьем у нее дела лучше не придумаешь. Склочности бы еще поубавить. Ну, к характеру лиски Квазимодо уже привык. Выходила бы быстрее. О чем с ней доку беседовать? Средства от похмелья девчонке диктует? Так Ныра бы пригласили, а то совсем бедняга извелся от жажды и нетерпения.

Теа невесомо сбежала по лестнице, не глядя ни на кого, прошла по веранде и двинулась куда-то за дом. Квазимодо озадаченно посмотрел вслед угловатой девичьей фигурке – не поймешь, довольна рыжая или нет? Привык по карим глазам понимать, а по затылку еще не научился.

Квазимодо посмотрел на фуа:

– Иди, что ли. Что ты морщишься?

– Может, не нужно? Не так уж и болит нога, – пробормотал ныряльщик.

– Для храбрости стаканчик налить? – ухмыльнулся Хенк.

– Нет! Я так пойду, – содрогнулся фуа.

* * *

Ныр поднялся в кабинет лекаря и пропал. Квазимодо продолжал болтать о последних новостях военной мысли, но самому становилось не по себе. А что, если Дуллитл и Лягушке что-нибудь этакое сказанет? Вылетит фуа с вытаращенными глазами, и поминай как звали. А ты, Полумордый, совсем отвык одиноким быть.

Квазимодо встал, прошелся по веранде.

– Беспокоишься? – понимающе спросил Хенк. – С бабами всегда так. Ничего, успокоится, сама расскажет.

– Да я боюсь, что она от полноты чувств может и по уху кому-нибудь не вовремя подвернувшемуся заехать. Резковатая она девушка.

– С молодыми всегда так. Давно вы женаты?

– Не очень, – с некоторым ужасом пробормотал молодой вор.

Неужели со стороны все так неправильно выглядит? Ты же всегда угадывал, что о тебе люди думают. Ой, конец тебе приходит. Это как же со стороны тебя и рыжую за супругов принять можно?!

Вор дошел до угла. Теа сидела на корточках у конюшен и беседовала с каким-то голопузым малышом. Мальчишка лет четырех сосредоточенно посасывал большой палец и временами серьезно отвечал рыжей гостье. Мать малыша смущенно улыбалась и пыталась пригладить серые лохмы карапуза. Волосы упорно торчали дыбом. Теа что-то сказала женщине, и обе засмеялись.

Квазимодо озадаченно почесал собственный затылок. Давно бы пора и тебе самому, Полумордый, подстричься.

Вор вернулся на веранду как раз вовремя. Сверху спустился фуа с бумажным свитком в руках. Мрачно глянул на друга и ткнул пальцем вверх:

– Иди. Тебя ждет.

Поднимаясь по ступенькам, Квазимодо подумал, что по крайней мере с Ныром все понятно – не помогли ему ни колдовство, ни знания лекаря. Значит, тебе, одноглазый, и рассчитывать не на что.

Док Дуллитл сидел у окна в странном кресле на полукруглых полозьях. Махнул на стул у стола, заваленного бумагами и книгами:

– Садись. Как голова?

– Ничего. Прошла.

– Эх, молодость. А у меня до сих пор виски ломит. Нужно еще над очисткой спирта поработать.

– Даже хорошее всегда можно еще улучшить, – согласился молодой вор.

– У нас говорят «нет предела совершенству», – кивнул хозяин. – Умный ты парень, Квазимодо, и наверняка уже понял, что порадовать мне тебя нечем.

– Я понял. Собственно, я так приехал, на всякий случай.

– Хорошо. – Док распушил свои бакенбарды. – Знаешь ли, парень, медицина далеко не всесильна. Возможно, зубы можно было бы вставить. Но для этого нужны инструменты и оборудование, коих ни у меня, ни во всей округе на расстоянии двух-трех лет пути нет и, по-видимому, в ближайшее столетие не будет. Насчет глаза… Трансплантация глаз науке в принципе недоступна. Ну, по крайней мере я об этом ничего не слышал. По сути, глаз – это часть мозга, его оптический аппарат. Поэтому пересадить глаз все равно что пересадить часть мозга. Думаю, можно сделать тебе стеклянный глаз. Зорче ты с ним не станешь, но в косметических целях стекляшка вполне приемлема. В моей стране лишившиеся глаза воины не брезгуют подобными ухищрениями. Но тебе, по-видимому, такая вещица не придется по вкусу?

– Да, думаю, в моей жизни и так хватает забот, чтобы я еще и отягощал себя такой хрупкой штукой, приставленной к морде. А как насчет дырок в щеке? С ними что-нибудь можно сделать?

Дуллитл, кряхтя, встал:

– Не будешь возражать, если я тебя осмотрю поближе?

– Я для этого и приехал.

– Все бы так. А то, знаешь ли, припрутся из бог знает какой дали, а потом завязки на рубашке ослабить боятся. Особенно некоторые ревнивые мужья бывают такими баранами. Излечи, понимаешь ли, их супругу драгоценную, но только руками не касаясь. Считают, что заклятие можно и не тиская наложить. Скромники и пуритане…

– Вы бы себе помощницу завели. Лучше немую и страшноватую, – посоветовал Квазимодо, чувствуя, как крепкие пальцы лекаря трогают изуродованную щеку. – При такой бабе гостям вашим раздеваться спокойнее будет.

– Еще мне здесь курильниц наставить остается и в черную мантию завернуться. Обойдутся. Если им не врач, а спектакль нужен, пусть в другие места ездят. Я и так в эту глушь забрался, чтобы с разной чушью не приставали…

Док Дуллитл надел на голову какую-то блестящую штуку величиной с блюдце.

– Пасть открой…

Квазимодо покорно делал все, что приказывали. От рук лекаря пахло очень похожим на конь-як ароматом. Док сопел, бормотал что-то себе под нос. Вор терпел, украдкой поглядывал в соседнюю комнату. Там стоял стол с ремнями и пряжками. Сооружение весьма напоминало так запомнившееся молодому парню ложе любви в покоях незабвенной леди Атры. Видимо, нечто общее между гостями из дальнего мира всегда найдется.

– Если бы тебя сразу зашили – шрамов бы практически не осталось. Сепсис, нехватка ткани, отсутствие элементарного ухода, келоидные рубцы – и вот ты становишься Квазимодо. – Лекарь покачивался в своем странном кресле и осуждающе покачивал головой. – Ты вращался в паршивом обществе, парень. Элементарный шов грубой сапожной нитью оказал бы тебе в тот момент неоценимую помощь.

– Общество тогда вообще отсутствовало. Я так кровью исходил, что думали – все равно околею. Чего возиться было?

– Ну, раз выжил – жить будешь долго. Во рту у тебя полный бардак был – хроническое воспаление. Сейчас зажило. Чем-то полоскал?

– Травы разные мне советовали.

– На диво хорошо фитотеропия повлияла. М-да, с этой стороны мне патогенез не ясен. Ну и бог с ним. Прошло, и хорошо. Ты парень крепкий, после такой травмы выкарабкался, а уж мелочи переживешь. Я тебе напишу, чем глазницу промывать и пасть полоскать. Насчет шрамов – странно, что ты так переживаешь. Не так уж они и ужасны. Со временем еще больше сгладятся. Красавцем ты, конечно, никогда не станешь, как, впрочем, и я. Ну, мы рыдать по этому поводу ведь и не будем? Глаз тебе никто не вернет. Стекло или бриллиант какой в глазницу запихать можешь. На некоторых производит впечатление. Но лучше вместо тряпки сделай кожаную повязку. Закажешь в приличной мастерской – никогда сползать не будет. Я эскиз набросаю.

– А на щеку? Ничего нельзя сделать?

– Что ты так к щеке пристал? – удивился док. – Мало ли шрамов у людей? Вон зеркало возьми, посмотри. Нормальный вид, сразу видно, что воин, а не сопляк какой-нибудь.

Квазимодо смотрел в небольшое, но удивительно хорошее зеркало. Края шрамов, бороздящих щеку, вроде бы сошлись теснее. Впадины стали мельче. Вор недоверчиво моргнул.

– Если ты так уж трепетно к своей физиономии относишься, можешь попробовать в Калатер добраться, – заметил Дуллитл. – Там некий лорд Дагда проживает. По слухам, увлекается как раз пластической хирургией. Можешь попробовать к нему обратиться. Он мне как-то письмо прислал. Странноватый лорд и слишком любознательный, но в медицине кое-что понимает.

– Я уже пробовал. Он и правда лекарь, каких поискать.

– И что? В цене не сошлись?

– Не сошлись. Правда, торговались долго. – Квазимодо посмотрел на хозяина кабинета. – Уж очень ему хотелось меня подлечить. Прямо до смерти. До моей.

Док Дуллитл неуверенно пригладил бакенбарды.

– Правда? А мне показалось, образованный человек, хотя и с причудами.

– А я и не говорю, что необразованный. Из Ныра он хотел какую-то трахею выковырять. А рыжую обращаться заставлял и хвост для опытов по любовной магии отрезать желал…

Пока Квазимодо рассказывал, графин с коньяком успел почти опустеть. Док решительно закупорил сосуд.

– Хватит, а то опять увлечемся. Экий мерзавец этот лорд Дагда. Я тебе сначала не слишком-то поверил. Молод ты все-таки и в медицине не слишком разбираешься. Но, похоже, лорд Дагда сущий маньяк. Потрошитель. Не понимаю, на кой черт ему трахея фуа сдалась? И так видно, что никаких существенных отличий от человеческой конституции твой водоплавающий друг не имеет. А насчет подвала даже и не верится. В наши времена… – Док замолчал, задумчиво пробарабанил по крышке стола обрывок какого-то марша. – Впрочем, мои времена давно миновали. Мир и там, и здесь здорово изменился. Еще хорошо, что этот мир так бесконечно просторен.

– Док, – неуверенно спросил Квазимодо. – А там, в вашем мире, глаза вставлять не умеют?

Дуллитл покачал головой:

– В мои времена не умели. Думаю, и сейчас не научились. Дьявольски сложная работа. Но дело не в этом. Дорога Оттуда в одну сторону, да и та открывается по воле божьей, а не человеческой. Видимо, гостей Оттуда ныне многовато стало, если такие местные парни, как ты, о другом мире запросто рассуждают.

– Мне просто повезло. Троих узнал, в смысле – четверых. Супруга лорда Дагда она тоже… издалека была.

– Да? И что же это за леди такая?

– Я не очень понял, – сказал Квазимодо.

Про бегство из замка он рассказал доку крайне сдержанно и не вдаваясь в детали.

– Что с миром творится? – сокрушенно сказал Дуллитл. – До Калатера каких-то два месяца пути, а что там происходит, умом не понять. Жуткие интересы у вашего знакомого. Не буду я ему писать. А ты не огорчайся – что толку в гладком лице? Ты же не лорд Байрон какой-нибудь? С дамами у тебя проблем нет.

– Что это все в этом так уверены? – нервно поинтересовался Квазимодо.

– Да что ты стесняешься? – засмеялся Дуллитл. – Я же врач, мне все знать положено.

– Ехать нужно, – сказал Квазимодо. – Что мы здесь высидим? У меня этот конь-як скоро из ушей литься начнет.

– А куда ехать-то? – пробормотал Ныр, поглощенный разглядыванием длинного листа бумаги, испещренного довольно-таки корявыми рисунками и пояснительными подписями.

– Не знаю, – рассердился вор. – Отложи ты, ради богов, этот манускрипт с упражнениями. Успеешь мясо на свою ногу нарастить.

– Как же я наращу, когда успел половину упражнений забыть? – возразил ныряльщик.

– Буквы читай, и все поймешь, – посоветовала Теа. – Не зря же тебе док Дуллитл написал столько указаний.

– Он же пишет совсем не так, как ты, – пробурчал фуа.

– У каждого свой почерк, – пожала плечами рыжая. По узким губам девушки блуждала улыбка, и это странным образом одновременно и беспокоило, и волновало Квазимодо.

– Так куда мы направимся? – пробормотал вор, с трудом отводя глаза от падающих из-под косынки, ровно обрезанных у самых плеч рыжих прядей.

– Да мне все равно, – сказал фуа и принялся придирчиво разглядывать бумагу на просвет.

Движущееся к закату солнце озаряло мягкими лучами речную долину. От короткого дневного дождя не осталось и следа. Друзья сидели на спуске к реке. Теа, скрестив ноги под собой, смотрела на скальный лабиринт на том берегу. Ныр, шевеля губами, пытался расшифровать пояснения лекаря. Квазимодо вздохнул. Он все еще колебался – высказать сумасшедшую идею вслух или обдумать ее еще разок? Мысль, пришедшая в голову, когда вор увидел белый дом на холме, накрепко застряла в голове и требовала обсуждения. Вот только как спутники ее воспримут? Особенно рыжая. От волнения у вора даже дыхание сперло. Нет, нужно сначала с Теа наедине поговорить.

Рыжая напряглась. Вытянулась длинная шея, курносый нос заострился. Квазимодо подумал, что Теа почувствовала, что именно он собирается предложить, и сейчас рявкнет, но девушка стукнула его по колену:

– Смотри!

Из скалистых завалов на той стороне реки выбиралась цепочка всадников.

Не сговариваясь, троица друзей быстро поползла по склону вверх. Фуа посапывал, бережно удерживая свернутый лист.

Наверху остановились.

– Сколько их? – спросил Квазимодо.

– Одиннадцать, – сказала самая зоркая из друзей Теа. – Думаешь, они?

– У меня живот заныл. Обычно он меня не обманывает. – Квазимодо сплюнул. – Вот же упорные сукины дети. Ладно, уйдем по охотничьей тропе. Теа, ты за лошадями, мы за оружием. Заодно и с хозяином попрощаемся.

* * *

На бегу Ныр прихрамывал куда заметнее. Вор замедлил бег, фуа прошмыгнул в дом.

– К вам еще гости, – объяснил Квазимодо сидящему на веранде Хенку. – Могут быть теми, с кем мы не так давно повздорили. Так что мы, чтобы скандалов не устраивать, покинем ваш дом гостеприимный.

– Что за шум? – поинтересовался, выходя из дома с графином и двумя бокалами, Дуллитл.

– Пожалуй, нам лучше уехать, – сказал Квазимодо. – На той стороне всадники. Вполне возможно – люди лорда Дагда. Должно быть, хотят уговорить нас вернуться или прямо здесь объяснить, как мы были не правы. Поедем мы – все равно собирались. Днем раньше, какая разница?

– В моем доме никаких безобразий не допущу, – нахмурился Дуллитл и решительно звякнул графином. – Оставайтесь, уедете утром, как приличным людям положено.

– Спасибо, док. Но шум, грязь, споры – кому оно надо? В любом случае спать мы беспокойно будем. Поедем, уж извините за невежливость.

Из глубины дома возмущенно закричал Ныр:

– Ква, я один все не дотащу.

Квазимодо поспешно застегнул ремень. Рукоять кукри привычно высунулась из-за правого плеча. Нагруженный мешками и увешанный оружием фуа уже выскочил из комнаты, послужившей друзьям таким спокойным пристанищем. Вор положил на край стола увесистый мешочек с серебром. О гонораре за лечение с доком не говорили, но серебро еще никому не мешало.

Рыжая уже сидела в седле. Фуа с видом мученика забирался на свою кобылу. Квазимодо подошел к мужчинам на веранде.

– Нам жаль уезжать, но, видимо, самое время.

– Свинство какое, – недовольно пробормотал хозяин. – Я думал, поболтаем напоследок.

– Мы люди мирные. Всегда стычек избегаем, если такая возможность имеется. Поедем. Уж не обессудьте.

– Глупо. Кто вас в моем доме тронет? Я как-никак колдун. Ладно уж, катитесь, если так всполошились, – проворчал хозяин.

– Простите, док. Счастливо оставаться, Хенк. Вы поосторожнее – новые гости могут быть сердитыми, – предупредил вор.

– Езжайте, без вас разберемся. Не забывайте, что док вам советовал.

– Спасибо, лорд Дуллитл, – радостно улыбнулась Теа.

– Я буду читать ваш чертеж, – самоотверженно пообещал фуа.

Квазимодо забрался в седло.

Док Дуллитл рассерженно махнул рукой в их сторону и откупорил графин.

Трое всадников свернули за дом.

– А теперь быстренько, лошадки наши застоялись, – скомандовал Квазимодо, и всадники двинулись по узкой тропе.

Глава 12

Стремительно сгущались сумерки. Трое всадников двигались по петляющей среди крутых откосов тропе. Над колючим кустарником вспархивали вспугнутые птицы. Снова впереди короткий подъем. В проходе между двумя острыми гребнями Квазимодо остановил коня и оглянулся.

– Вот дерьмо! Скоты потрошеные!

Теа и Ныр смотрели назад. Совсем недалеко, у невидимого берега реки, к еще светлому закатному небу поднимались клубы дыма.

– Неужели сожгли? – жалобно сказала рыжая. – Такой дом красивый был.

– Мне тоже нравился, – пробормотал Квазимодо. – Нужно было дока понастойчивее предупреждать. Он ведь мне не поверил.

– Огрызки тухлые, хуже пиявок, – насупленно сказал Ныр. – Вот скажите, что мы завертелись, как на сковородке? Людей бросили. А нас ведь так радушно угощали, конь-яком поили. Гадко получилось.

– Не буду спорить, – согласился Квазимодо. – Полным дерьмом себя чувствую. Кто ж знал, что эти охотники дагдовские сразу чужое имущество палить примутся? Дом, правда, к обороне совсем не пригоден был. Но все равно… Слушайте, я вам тогда обещал советоваться. Давайте, хоть и с опозданием, все вместе подумаем, как дальше быть.

– Что тут думать? – проворчал фуа. – Нужно засаду устроить. Если эти охотники за нами даже сюда увязались, что ж мы от них скакать будем, как жуки-водомерки? Смысл какой?

Квазимодо с некоторым уважением посмотрел на друга:

– На мой взгляд, совершенно правильная мысль. Лучше и не скажешь. А ты, Теа, что думаешь?

– А я охоту всегда любила. И кровь. – Рыжая зубасто улыбнулась.

– Только с умом. Не торопясь и разумно, – поспешно сказал вор. – Экие вы после конь-яка кровожадные стали.

Совсем стемнело. Квазимодо сидел между зазубренных скальных гребней. Теа, в своем наряде из неопределенно-коричневой ткани, сливалась с камнями, засев правее и выше. Рыжая не шевелилась, и Квазимодо угадывал ее месторасположение лишь по светлому пятну косынки, снятой с рыжих волос и повязанной на ремень колчана. Вот в такой момент можно было совершенно свободно поверить, что Теа не человек, – никто двуногий не может так идеально раствориться на скале. Вор и сам не шевелился, но стоило раз вдохнуть поглубже, как лиска показала небольшой, но крепкий кулачок.

Тропа, хорошо просматриваемая сверху, оставалась пуста. Краем глаза Квазимодо отмечал, насколько далеко продвинулась луна. Считай – треть ночи просидели. За это время лишь низкорослый гривастый волк протрусил по тропе, принюхиваясь и удивляясь свежему запаху лошадей. Если не считать этого мелкого хищника да кружащихся над скалами бесшумных летучих мышей, скальный лабиринт казался полностью вымершим.

Должно быть, потеряли охотники троих беглецов. Или решили заночевать у дома дока Дуллитла. Интересно, уцелел ли сам док? Нехорошо-то как получилось. Зачем охотники на него напали? Ведь шли себе по следам и шли. Теа говорила, что среди них как минимум трое «серых». Небось дорого охота обходится лорду Дагда или кто там у них сейчас вместо него правит.

Нет, с таким количеством ночных проводников не должны охотники на месте сидеть. Наверняка по горячим следам пустятся. Вдруг уже все поняли и со спины заходят? Там дальше по тропе Ныр с лошадьми ждет. На воде он, конечно, герой, а в камнях… Запросто уже могли в мешок сунуть.

Где же они? Колени у Квазимодо затекли. Вроде и устроился удобно, а спину ломит. Заткнутый за пояс топор стал неудобным, громоздким, как ложа эвфитона. Стоило топор брать? Ведь не в рукопашную собрались.

Луна плывет едва заметно. Но движется, движется. Утром солнце ударит по затылку, начнет поджаривать, как на сковородке. Неужели до рассвета сидеть придется?

Теа яростно вскинула руку с растопыренными пальцами. Вор начал дышать еще осторожнее. Ничего не изменилось – все та же пустая, в пятнах черных теней тропа. Квазимодо бережно пошевелил кистью правой руки – вроде ничего, чувствительность осталась, и ременную петлю на запястье пока можно ощутить.

Едва слышное постукивание копыт. Из-за поворота тропы появилась темная тень всадника. Конь двигался тихим шагом, всадник-следопыт то всматривался в землю, то поднимал голову и окидывал внимательным взглядом прихотливую путаницу скал. Что за следы он может разглядеть в ночных тенях, Квазимодо, несмотря на весь свой опыт ночного «работника», представить себе не мог.

Появился следующий всадник. Покачивался все в том же, почти полном беззвучии. Лишь шорох камешков под копытами. Или это кровь стучит в ушах?

Теа медленно-медленно приподнялась над скалой. Квазимодо не услышал – почувствовал, как скрипнуло, выгибаясь, тело лука.

Коротко свистнула стрела. Передний всадник схватился за пробитое насквозь горло и начал заваливаться в седле.

Квазимодо, привстав на колене, метнул камень из пращи. Замах вышел короткий, камень полетел слабо, но бросок и задуман был сугубо отвлекающим маневром. Трое успевших показаться из-за скал охотников вскинули головы на стук прыгающего по склону камня. Их товарищ продолжал безмолвно сползать с лошади…

Всего этого Теа и вор не видели. Едва выпустив стрелу, рыжая бесшумно метнулась вниз со скалы. Квазимодо поторопился следом. На собственные ноги парень обычно не жаловался, но сейчас приходилось изо всех сил торопиться за узкой спиной лиски. Квазимодо поднапрягся. Бежать по каменным теснинам было опасно. В темноте все выглядело по-иному, вор боялся потерять тропу, но Теа летела как по мощеной городской площади.

Когда из темноты призраками выскочили две фигуры, Ныр подскочил как ошпаренный.

– Ух, я чуть не…

– Потом нас похвалишь, – пропыхтел Квазимодо, разбирая поводья. Вор не помнил, чтобы ему когда-либо приходилось скакать по опасным камням с такой убийственной скоростью. Как только лодыжки целы остались?

Беглецы торопливо уходили от места засады. Кони успели отдохнуть, Теа с прежней уверенностью вела по тропе, уходящей в глубины скального лабиринта. Луна висела то справа, то за спиной. Квазимодо старался не терять направления и думал: зачем он так старается? Ведь кому верить, если не лиске?

– Здесь, – сказала Теа, останавливая своего жеребца. – А то они могут слишком от нас отстать.

Квазимодо оглядел близкие скалы. Место ничем не отличалась от сотен уже пройденных каменных теснин. И правильно – совсем недавно миновали высокую, нависающую над тропой «полку», там уж охотники наверняка насторожатся. А здесь чуть расслабятся, и можно попробовать их подловить.

Оставив лошадей на попечение Ныра и проверив возможный путь отхода, девушка и вор вернулись к выбранному для засады месту.

– Вообще ты мог бы остаться с Лягушкой, – заметила Теа, легко взбираясь на скалу. – Я вполне справлюсь и одна. Ты удивительно медленно бегаешь.

– Ну да, – пробурчал вор, карабкаясь следом за девушкой-лисой по острым выступам. – Я всего лишь одноглазый и мелкий человек. Когда-нибудь ты мне объяснишь, зачем тебе лошадь, если ты носишься куда быстрее нее. А пока я все-таки немножко попутаюсь у тебя под ногами. Чувствую, эта ночь принесет мне неоценимый опыт.

– Ты очень любишь учиться, – фыркнула рыжая. – Если бы еще не сопел, как простуженный индюк, возможно, из тебя и получился бы воин Холмов.

– Здесь очень жесткие и острые холмы, – заметил Квазимодо, устраиваясь на колючих камнях. – Теа, может быть, стоит стрелять наверняка? Горло, конечно, цель идеальная, но в такой темноте весьма рискованная.

– Я не промахнусь! Здесь и полусотни шагов не будет!

– Не шипи, пожалуйста. Я не подвергаю сомнению твои способности, но, по-моему, чем проще – тем лучше.

– Я подумаю, только ты заткнись, пожалуйста, а то вообще всех распугаешь. – Пальцы Теа сердито гладили, ласкали древко темной с пестрым оперением стрелы.

Снова неподвижная томительная тишина. Чуть слышно прошуршала крыльями в низком полете маленькая сипуха. Где-то далеко протявкал и взвыл дальний родственник рыжей. Вор чувствовал здоровой щекой слабое дыхание теплого ветра. Воздух нес запахи каменистых склонов, горьковатой пересохшей травы. Ни конским потом, ни людьми пока не несло. Теа сидела спокойно, лук с наложенной стрелой бережно держала на коленях. Вот она – самая большая девичья ценность. Оружие, независимость – что рыжей в жизни еще нужно? Храбрая, умная девочка, только иногда слишком вспыльчивая.

Квазимодо подумал, что едва ли не первый раз в жизни ожидание боя не кажется работой. Просто еще одна теплая ночь, когда рыжая рядом. И полная уверенность, что все кончится хорошо. Глупость, конечно, несусветная – никто не обещал, что все кончится хорошо. И ночи можно проводить куда приятнее. Это у тебя в башке что-то сдвинулось, раз такие простые вещи перестал понимать.

На этот раз вор почувствовал приближение преследователей лишь на миг позже лиски. Случайность, конечно. С ее нюхом и слухом разве сравнишь грубые человеческие чувства? Тем более обоняние скривленного воровского носа. Квазимодо теснее припал к скале. На этот раз пращей пользоваться бесполезно – на примитивный трюк с ложным шумом охотники второй раз не купятся.

Один, второй, третий – всадники цепочкой втягивались в ложбину. Идут медленно, но упорно.

Теа, привстав на колено, натянула лук. В последний миг едущий впереди охотник что-то почувствовал – рывком припал к конской шее. Рыжая мгновенно перевела жало стрелы на второго всадника. Отчетливо щелкнула тетива. Стрела, казалось, еще не достигла прикрытой кожаным жилетом груди всадника, а девушка уже выстрелила второй раз. Человек дернулся, ахнул – стрела до оперения ушла в тело, как бумагу пробив плотный жилет между нашитыми на него железными бляхами. Испуганно заржала лошадь.

Квазимодо скатился со скалы. Куда угодила вторая стрела, вор разглядеть не успел, за спиной кричал человек, ржали и били копытами лошади. Теа почему-то снова оказалась впереди. Ее длинные ноги мелькали, на спине качался колчан со стрелами. Обернулась, хотела зарычать, но только показала белоснежные мелкие зубы. Квазимодо чудом перепрыгнул расщелину, выскочил на относительно ровное место. Под ногами снова была тропа. Еще поворот… Фуа уже сидел в седле, держал под уздцы коней. За скальными остриями кто-то громко, злобно и неразборчиво кричал. Теа взлетела на своего жеребца. Квазимодо поспешно поймал носком сапога стремя…

Трое беглецов снова уходили по тропе-лабиринту.

– В лошадь я попала, – мрачно сказала Теа.

– Бывает, – сказал Ныр. – Там ведь темно, как в желудке у акулы.

– Я в лошадь и целилась, – буркнула лиска. – Нужно было их попридержать.

– Не огорчайся. Лошади в войне тоже участвуют, – сказал вор. – Жизнь такая, куда деваться?

– Все равно плохо, – вздохнула рыжая.

Друзья ушли достаточно далеко. Скалы вокруг стали ниже, их сглаженные склоны все гуще покрывал цепкий кустарник. Из разговоров в доме дока Дуллитла беглецы знали, что дальше начинаются обширные, поросшие высокой травой пустоши.

– Нужна еще одна засидка. Подстрелю одного, и до рассвета успеем от них оторваться, – предложила Теа. – В траве охотиться будет опасно.

– Может, хватит на сегодня? – с сомнением сказал Квазимодо. – Ты отлично поохотилась, а до рассвета осталось не так уж много времени.