Текст книги "Дезертир флота"

Это был жуткий день. Теа вела беглецов без остановок. Почти сразу ей пришлось вести двух других лошадей в поводу. Ни фуа, ни Квазимодо не были способны к самостоятельному движению. Ныряльщик молил дать ему возможность двигаться на своих двоих. Теа не отвечала, вела еще быстрее. Квазимодо молчал, сосредоточив все усилия на том, чтобы удержаться на лошадиной спине. Без седла это казалось практически невозможным. Вора подмывало двинуть товарища по шее и пересесть на оседланную лошадь. Сейчас потертое грубое седло казалось верхом удобства и роскоши.

Общее направление движения Квазимодо давно потерял. Теа петляла в зарослях между обрывистыми склонами холмов, лошади шли по руслам ручьев и мелководной речушки. Каждый подъем, а тем более спуск казался вору последним. Квазимодо каким-то чудом продолжал удерживаться на лошади. Спину разъедал собственный пот, ветхие штаны насквозь пропитал конский. Хотелось просто свалиться с лошади, лучше в ручей, но можно и просто на землю. Теа рычала, требуя сидеть ровнее, не натирать спину «несчастному животному». Квазимодо и сам чувствовал, что бедная кобыла мучается не меньше всадника. Но что делать, когда человек такой бестолковый попался?

– Все, привал до полной темноты. Можете сваливаться, – милосердно объявила рыжая.

Квазимодо сполз с лошади. Ноги казались кривыми и деревянными. С другой стороны – с чего бы деревяшкам так болеть?

Фуа проковылял несколько шагов и, не удержав громкого стона, свалился на землю.

Квазимодо остался стоять, держась за лошадиную шею. Буланая кобыла вздыхала. Вор хотел ее поблагодарить – ни одна другая тварь не смогла бы выдержать такого издевательства. О старом знакомом муле и говорить нечего – давно бы удрал. Но поблагодарить не получалось – во рту все наглухо ссохлось.

Рядом возникла Теа, сунула тряпку:

– Оботри лошадь. Остынут – отведем к реке.

Квазимодо, не в силах вымолвить ни слова, кивнул.

– Если знаешь, что делать, чего стоишь? – буркнула рыжая и пошла расседлывать лошадь Ныра.

Журчал ручей. Напившиеся лошади щипали сочную траву. Все три, включая норовистого жеребца, вели себя мирно – видать, тоже здорово устали.

Квазимодо обессиленно сидел на берегу, опустив босые ступни в воду. Солнце бросало на землю последние лучи, высокий плоский холм тянул в бесконечность свою черную тень. Подошла Теа:

– Скоро можно будет двигаться.

Вор кивнул.

– Не будешь отговаривать и проситься отдохнуть? – поинтересовалась рыжая.

– Нет. Ты сейчас лучше знаешь, что делать, – хрипло сказал вор и сплюнул. Густые слюни (сколько ни пьешь – все равно во рту как песок раскаленный) позорно повисли на штанах. Пришлось плеснуть водой.

Теа села на берегу рядом.

– Нужно уйти подальше. Погоня близко не подходила. Собаки у них глупые, но все равно могут наткнуться. Если они рискнут в холмах ночевать, то утром…

Вор помотал головой:

– Не объясняй. У меня голова не варит. Тебе ногу нужно залечить. Давай порошка наскребу.

Выше тонкой щиколотки девушки виднелись четкие отпечатки собачьих клыков в обрамлении капелек запекшейся крови.

Теа небрежно махнула рукой:

– Давно делом не занималась. Отвыкла. Мелочь, возиться не стоит. Я зализала.

Квазимодо тупо кивнул. Нужно привыкать. Теа – не человек, лечить привыкла по-своему. Вор видел, как она зализывает спину лошади. Между прочим, это ты, корявый, кобыле холку натер. Кобыла во время лечения стояла расслабленно. Видно, ей было не больно. Ну, ты и сам помнишь. Сейчас у самого ляжки стерты, так что штаны липнут. Вот бы… Вор содрогнулся.

– Ты чего? – удивилась рыжая.

– Да так. Вспомнил чего-то. Да и побаливает задница.

– Еще бы. – Теа насупилась. – У самой ноги болят. Говорю – отвыкла. Но вы ничего держитесь. Завтра легче станет.

Вор хмыкнул:

– Даже не сомневаюсь. Или подохнем, или привыкнем. В любом случае будет легче.

– Не подохнете. Хотя Лягушка ночь в седле не выдержит. Слаб он.

Квазимодо заступился за товарища:

– У него нога болит. Видела бы ты, как он раньше плавал.

– Сейчас плавать не нужно. Просто держаться. Он из-за ноги седло получил. Там больше оседланных лошадей не было. А взять упряжь я бы не смогла. Так что держись.

– Удержусь, – пробормотал вор. – А в следующий раз вместе за лошадями пойдем.

Теа засмеялась:

– Ну, разве что ты научишься быстрее их копыт своими ногами перебирать.

– Ну, я тоже пригожусь. Подучусь только. Мне бы кобылкой самому управлять нужно. Стыдно как-то.

– Попробуй, – легко согласилась девушка. – Сейчас они привыкли. Следом друг за другом будут сами идти. Только повод не дергай. И попробуй, как она, двигаться в такт. Объяснить трудно, не умею я объяснять, но поймешь – сразу легче будет.

– Когда поймешь, всегда легче, – покорно кивнул вор. – Теа, пообещай мне одну вещь. Потом, когда мы скачки закончим, ты попробуешь научиться нормально плавать.

– Я подумаю, – буркнула рыжая. – Я не как некоторые, если обещаю – делаю.

Глубокой ночью сделали привал. Квазимодо лежал у крошечного, спрятанного в земле костерка. Ноги – раскинутые кривые ходули – нудно и безнадежно болели. Ныр умирающе простонал, что ног вообще не чует. Опять Лягушке везет. Теа варила похлебку из единственной подбитой за день птички и двух горстей якобы съедобных трав. Травы, возможно, и были съедобные, но от их горечи даже в мозгах просветлело.

Отдохнуть толком рыжая не дала. Фуа пришлось подсаживать в седло вдвоем – у Лягушки уже и сил стонать не осталось.

На рассвете Квазимодо понял, что едет как-то не так – колени, задница и бедра каким-то неуловимым образом угадывали движения лошади. Так было легче. Должно быть, кобыле стало еще легче, чем всаднику. Квазимодо перестал чувствовать недовольство буланой. Стертые бедра по-прежнему болели, но вор перестал казаться сам себе мешком, набитым чем-то нехорошим. Оказывается, не так это и сложно – двигаться вместе. И чего, дурак, сразу не понял? С другой стороны – понял все-таки. Возможно, потому что все время на рыжую смотрел, на то, как она свободно на жеребце сидит.

Днем отдыхали долго – почти всю жару беглецы провели в тени маленькой рощи. Лошади паслись меж приземистых кипарисов. Квазимодо проснулся от того, что ноги начало жечь солнце, подтянул их в тень, полежал еще немного и заставил себя встать. Ноги по-прежнему не гнулись. Вор двигался как та двуногая штука, которой флотские инженеры мерили причалы порта.

Теа с пращей поднялась из кустов на склоне, ухмыльнулась.

– Вечно меня за шута принимают, – пробормотал вор.

– А ты бы себя за кого принял?

– За ветерана-кавалериста, – с достоинством сказал Квазимодо, демонстрируя кукри, ножны с которым теперь приходилось таскать в руке или привязывать к дорожному мешку.

– До всадника тебе еще далеко, – заявила рыжая. – А свой ремень можешь забрать. Я своему караковому узду сделала.

– Сделала и отдыхай. Ты ведь и не спала почти. Я птичек и один побить могу.

– Ага, и побить, и сожрать, – проворчала Теа. – Здесь дичи мало. Вместе поохотимся.

Удалось подбить только случайную горлинку да поймать с десяток мелких ящериц.

– Мертвое какое-то место, – разочарованно сказал вспотевший вор. – Как вымерли все. Вон, смотри, опять кости валяются.

– Это мы неудачно встали, – неохотно сказала девушка. – Там на склоне гнездо воуви[48]48
  Воуви – в мифологии австралийских аборигенов чудовище с телом муравья и головой ящерицы. Если в селении пропадают дети или домашний скот – это работа воуви.


[Закрыть] было. До сих пор это место дичь обходит. Правда, и собаки сюда по следу ни за что не пойдут.

– А этот воуви кто такой был? Вроде вег-дича?

– Не знаю никакого вег-дича. Воуви – это такая тварь разумная и прожорливая. Ночью любит охотиться. А твой вег-дич на Севере живет?

– Ну да, гораздо севернее того места, где я родился.

Квазимодо принялся рассказывать о кровожадной лесной твари. Теа слушала с интересом и под конец признала, что вег-дич пострашнее и поумнее воуви будет.

– Как же от пары таких быстрых и сильных хищников люди спасаются?

– Обычно стену из щитов да копий строят. Когда народу хватает. А если людей мало, то никак не спасаются. Тогда вег-дич хорошо кушает. Хотя леди Катрин завалила тварь в рукопашной. Я у нее на шее клык видел. Острый зубик. Мне бы такой.

– Часто ты ее поминаешь, – подозрительно сказала Теа. – Видно, нравилась тебе. Ты ко всем леди неравнодушен? Неужели такая роскошная да хвастливая была? Наверное, и на лошади отлично скакала?

– Как тебе сказать. – Вор задумчиво почесал шрам. – Красивая – это да. Воительница – таких по миру раз-два и обчелся. Главное – честная она ко мне была. А это редкость покруче, чем красота божественная. Уважаю я ее здорово. А вот верхом… Ездила она нормально, со мной, понятно, не сравнить. Но так чтобы уж очень хорошо, не скажу. С тобой или Блоод не сравнить. Вот Блоод, та действительно…

– Это которая ланон-ши? – Теа презрительно фыркнула. – Опять, Полумордый, врать начинаешь?

– Почему врать? Если не веришь – прими за сказку. А врать я тебе не хочу. По-моему, ты и сама это знаешь.

– Что тут знать? То ты про вег-дичей заливаешь, то про ланон-ши замужних. Все, хватит мне зубы заговаривать. – Теа порывисто поднялась. – Иди давай, жрать готовь. А то я опять горечь сварю.

Фуа посапывал в тени. Вор принялся потрошить ящериц. Рыжая помолчала за спиной, а потом спросила:

– Ква, а жизнь там, на Севере, такая же, как здесь?

– Различия есть. Растения, зверье. Говорят чуть по-другому. Ну а если в целом смотреть – похоже. Даже странно – даль такая, а все равно похоже. А ты чего спрашиваешь? Если насчет Хозяев Холмов, то я там про них ничего не слышал. Про оборотней, конечно, байки ходят. Но так – про отдельных да злых.

– Скоро и здесь про Хозяев Холмов забудут, – тихо сказала рыжая. – Но я не об этом. Как ты, Ква, по дому не скучаешь? Ведь далеко так…

– Не было у меня дома! – резко сказал вор, швыряя ящерицу в котелок. – Не было, и все! Поняла?

Рыжая смотрела исподлобья:

– Я тебя обижать не хотела. Только врешь ты. И дом у тебя был, и говорить ты умеешь не как селянин неграмотный.

– Я не говорил, что неграмотный. И вранья никакого нет, если я решил, что у меня дома не было, – мое право.

Зашевелился фуа:

– Что вы расшумелись? Случилось чего?

– Да нет, ты спи, спи. Сейчас мы доедим и по коням, – успокаивающе сказал Квазимодо и звякнул котелком.

– Что вы доедите?! – Ныряльщик встревоженно сел и закряхтел от боли.

Рыжая засмеялась.

– Не дергай! Лягушка, задницу легче! – Рыжая не давала покою никому.

Они двигались среди безлюдных холмов уже седьмой день, и Квазимодо считал, что делает определенные успехи. Он держался на лошади вполне уверенно, частенько буланая лошадь понимала всадника по одному движению колен. Конечно, вор не обольщался – и до очень среднего наездника ему было далеко. Но он мог ехать, и совершенно самостоятельно.

Холмы стали ниже. Утром путники заметили заросшее, но, очевидно, не так уж давно брошенное поле. Рядом торчали остатки глинобитной хижины. Близились обжитые места.

Поскольку лошадь уже не поглощала все без исключения внимание, вор обдумывал дальнейшие планы. Ни в деревню, ни в город в таком виде соваться нельзя. Не говоря уже о некоторых нечеловеческих странностях в облике друзей, любой добропорядочный староста сочтет своим долгом вздернуть столь подозрительных бродяг на ближайшем суку. Или, по доброте сердечной, забить в колодки и отправить для разбирательства к ближайшему лорду. Ни тот, ни другой вариант Квазимодо не устраивал. Хватит с нас лордов многомудрых.

Нужна одежда, обувь и вообще приличный вид. И хорошая история, которую можно втюхать стражникам. Стражники – они ведь везде имеются. Сам Квазимодо блюстителей порядка не слишком опасался – знал на практике, как уклониться от нежелательной встречи. Кроме того, город Канут одноглазый инвалид посещал впервые, и, следовательно, претензий к убогому юноше там быть не могло. Пока по крайней мере. Ну а то, что бродяг нигде не любят, – куда от этого денешься? Другое дело – рыжая и фуа. Квазимодо понятия не имел, как в Кануте относятся к даркам. Во многих городах и деревнях к нечеловекам относились мирно, по-соседски, и даже ценили за редкие способности. Но иногда вспыхивала непонятно откуда взявшаяся вражда, и тогда лилась кровь, одни азартно убивали других, тела прибивали к воротам, из кожи бывшего соседа шили сапоги и очень гордились обновкой. Квазимодо таких крайностей решительно не понимал – во время свар, когда никто никому не доверяет, не только воровать затруднительно, но и просто выжить бездомному человеку сложно.

В общем, в деревнях делать нечего. Кроме как пожрать, там ничего не достанешь, да и то – если на сук сразу не потащат, будут всем обществом следить, как бы гости прохудившееся ведро не сперли. В город соваться сразу тоже не стоит. Возможностей там больше, но фуа в одной набедренной повязке туда везти никак нельзя. Может в зверинец угодить из-за лап своих глупых. Теа… Она, конечно, в Кануте когда-то бывала. Но с тех пор много лет прошло. По внешнему виду в ней оборотня только редкий знаток заподозрит. Особенно если рыжая рот свой зубастый разевать не будет. Но на кого она похожа? Сапоги богатые, да уж слишком диковинные. Тряпье шелковое, но уж такие тряпки помойные. На голове – пакля. Была бы одежка чуть поприличнее – могла бы рыжая за шлюшку сойти. Нет, это вряд ли – ни за что не согласится. Лучше всего в город самому сходить. Вот только как бы гордых да впечатлительных сотоварищей не обидеть.

– Ква, тюфяк пыльный, я тебе сколько раз говорила – полностью мышцы расслабь. О чем думаешь? До ужина далеко.

– О городе думаю, – пробормотал вор, поспешно принимая правильную позу.

– Давайте остановимся и вместе подумаем, – предложил фуа, с гримасой вынимая из стремени больную ногу.

– Если останавливаться то и дело будем, до города никогда не доберемся, – прикрикнула рыжая. – Давай, Ныр, вперед езжай. Учись.

Фуа вздохнул и тронул коня. Несмотря на явные успехи, искренним поклонником верховой езды он так и не стал.

– Повод не дергай, – не преминула напомнить рыжая. – А ты колени держи ровнее. – Это относилось уже к одноглазому всаднику.

Квазимодо поправился. Теа направила жеребца рядом.

– Ты, Ква, дергаешься, когда я говорю, как будто я тебя бить собираюсь. – Говорила рыжая приглушенно, и в ее голосе слышалось явное недовольство.

– Я побыстрее научиться хочу, пока от задницы хоть что-то остается.

– Научиться ты хочешь, а еще поиздеваться хочешь над «девкой рыжей»? – угрюмо пробормотала Теа.

– Чего это – «издеваться»? Что я, другого повода для шуток не найду? – удивился вор.

– Откуда я знаю, какой ты повод нашел? Ты крыса хитрая. Я тебя знаю, – мрачно и не очень последовательно сказала девушка.

– Ну да. От тебя ничто не укроется. Да не буду я над тобой издеваться. Разве что пошучу иногда. Мы ведь с тобой почти родственниками стали.

– Когда это? – мгновенно напряглась рыжая.

– Когда рядышком блевали, – пояснил вор. – Такое не всем дано.

– Червяк тупой! – разгневанно зашипела девушка и послала жеребца вперед.

– Эй-эй! – Квазимодо пришпорил пятками свою кобылу и догнал рыжую. Фуа сказал вслед обоим что-то нелестное.

– Теа, я ничего обидного не имел в виду, – сказал вор, пытаясь заставить буланую снова идти рядом с жеребцом.

– Я поняла. Не издеваешься, не смеешься. Честность из тебя, одноглазый, так и прет. Ящер грязномордый.

Вор сморщился:

– Что ты ругаешься? К людям подъезжаем, ты там всех распугаешь. Я же за своим языком слежу?

– Да ты и без ругательств задеть умеешь. Не мог не напомнить мне про слабость мою?

– Вот аванк тебя вразуми, какая же это слабость? – рассердился вор. – Слабость – это вон у Лягушки. Он по ночам, когда колени разогнет, леди свою сладкую вспоминает. А мы все сразу пережили. Пусть другие что угодно думают – мы с тобою знаем, как было.

– Недостойно это воинов, – прошептала Теа, упорно глядя в сторону.

– Попали, что могли – сделали, – мрачно сказал вор. – Мы же не из сказок герои какие-нибудь. Что теперь головой биться? Я и сейчас ничего лучше придумать не могу, чем мы сделали. Нечего сопли жевать. Я тебя о другом спросить хотел – ты когда последний раз в городе была?

Рыжая глянула с ненавистью. Глаза у нее влажно блестели.

– Что ты пристал? Говорила же – я была в Кануте двадцать весен назад. Или для тебя это такие времена незапамятные, что ты и поверить не можешь?

– При чем здесь времена? Что ты на меня сегодня тявкаешь все время? Я тебя вообще про любой город спрашиваю. И не просто так.

– Еще была в Калатере, – буркнула девушка. – Давно, еще маленькой. Меня отец возил. Тогда мир был.

– Угу. Знаешь, Теа, хочешь на меня тявкать – тявкай, но лучше мне в город одному на разведку сходить. Ты от людей отвыкла, Ныр и не привыкал толком никогда.

– Я тоже никогда не привыкала к людям, – пробурчала рыжая. – Враги они нам были. Я их убивала. И скрывать не буду – десяток ушей отрезала.

Квазимодо хотел спросить, как считались уши – парами или, к примеру, только левые? Но сказал другое:

– Врагов и у меня среди людей хватает. Но не все люди тебе враги только потому, что ты оборотень.

– Все, – без раздумий отозвалась рыжая. – Не врагов у меня среди двуногих нет. Разве что Лягушка да ты, Полумордый.

– Хм… Ну и на том спасибо.

– Полумордый – это не оскорбление, – быстро сказала Теа. – Я просто так думать привыкла. Я не хочу на тебя тявкать. Мне перекинуться нужно. Устала я.

– Так что ж ты не сказала? Остановились бы на пару ночей.

– Вы в город торопитесь.

– Мы?! – изумился вор. – Да это ты нас гонишь, как будто тебе там жалованье задолжали.

– Я говорю – давайте отдохнем. Да кто меня слушается? – возмутился за спиной, оказывается, слышавший весь разговор фуа.

Остановились на берегу мутной, но довольно полноводной реки. На другом берегу простирались пустоши, заросшие вьющейся колючей травой. Еще дальше темнела цепь холмов с темно-рыжими склонами. Теа ускакала на стоящий над рекой холм, Квазимодо следил, как взбирается на откос черный лошадиный силуэт с такой же черной легкой фигуркой всадницы. Фуа, не теряя времени, блаженно залез в реку. Глубина мутного потока не превышала груди, но ныряльщик быстро обнаружил присутствие рыбы. Когда Теа вернулась, на берегу уже прыгали и блестели живым серебром два десятка рыбешек.

– О, ужин будет! – Девчонка спрыгнула с коня. – Там дальше к югу две деревушки. Люди живут. Я дым видела. Полдня пути. Здесь остановимся?

– Самое место, – согласился вор. – Ныр в реке отдыхать будет. А мы ему, так и быть, с уловом управиться поможем.

Рыбу съели мгновенно. Сытый и отяжелевший фуа вытянулся возле мерцающего глубоко в ямке огня и то ли заснул, то ли притворился спящим. Смеркалось. На востоке небо потемнело, затянулось тучами.

– Кажется, гроза будет, – сказал Квазимодо. – Иди, что ли. Что ты ерзаешь?

Теа сидела, обхватив руками колени и уткнув в них курносый нос.

– Мне нужно, понимаешь? – Она словно извинялась.

– Понимаю, что здесь не понять? – удивился вор. – Раз ты лиска, должна обращаться. Что здесь странного?

– Ну, люди находят это гнусным.

– Если считаться с тем, кто из людей что думает, – так придется сразу лечь и помереть. По мне, так быть оборотнем куда лучше, чем полумордым.

– Не знаю, – пробормотала Теа. – Вас, людей, много. Целые города.

– А толку что? Режут друг друга, воюют без конца. Воруют, опять же.

– Тебе нравится быть вором? – прошептала девушка.

– Не очень. Я хотел бы поменять ремесло, да как-то не получается. Морда, видать, обязывает. Или судьба.

– Судьбу можно изменить. А породу нельзя.

– Не знаю. По-моему, у тебя хорошая порода. А про мою морду такого не скажешь. А если морда с судьбой связана, что тогда делать?

– Забыть про морду. Много ты слишком о ней думаешь. – Теа приподняла лицо и понюхала воздух.

– Что? – обеспокоенно спросил вор, поправляя ножны на поясе.

– К утру гроза начнется.

– Так иди. Чего потом мокрой как выдра бегать?

Глаза Теа насмешливо блеснули.

– Думаешь, лиска лучше выдры?

– Хм… А разве нет? Слушай, тебя «лиска» не обижает?

Рыжая пожала плечами:

– Да нет. Странно как-то. Новое слово.

Теа ушла и растворилась в темноте. Квазимодо сидел, смотрел на мерцающие под золой угли. Заворочался и сел фуа:

– Ну, сиди-сиди. Жди, а я спать буду. Под дождем спать плохо.

Квазимодо проверил лошадей. Фуа спал, придвинувшись ближе к теплой золе и завернувшись в подстилку. С востока тянуло влагой и дождевой прохладой.

Вор прошел вдоль кустов. На ветви колыхался шелковый сгусток темноты. Не одежда – дырка на дырке. Сапоги валялись на траве. Не терпелось рыжей. Вор подвесил пару ременных плетений с подошвами на нижнюю ветку – еще сгрызет кто-нибудь голодный.

Вор отошел чуть дальше и сел лицом к берегу. Вода казалась черной и быстрой. Вдалеке громыхнул гром.

Время текло куда медленнее, чем речная вода. Кусты на склоне холма замерли, ни звука, ни шелеста крыльев, умолкли насекомые – все затаилось перед грозой. Тучи ворочались уже рядом, погромыхивая, тускло сверкая молниями.

Упали на землю первые капли дождя. За спиной вора громко фыркнули.

– Погуляла? – пробормотал вор, не оборачиваясь. – Сейчас польет.

– Зачем следишь? Все равно не выследишь. – В хриплом ворчании так и виделась недовольная гримаска рыжей.

– Да я и не пытаюсь. Просто так сижу.

– Просто так спал бы. Зачем спину подставляешь? Зачем ждешь?

– Ну да – жду. Привык. Нравится мне на тебя смотреть.

Как такую глупость язык повернулся сказать? Вор закрыл глаза и ждал. Лиска молчала, смотрела в худую голую спину. Квазимодо чувствовал идущее от пушистого тела тепло.

– Глупости говоришь, – прохрипела лиска. – Соври еще, что я тебе на четырех лапах нравлюсь.

– Ну, на четырех я тебя редко вижу. Но тоже ничего. Лиской ты даже более причесанной выглядишь.

– Брехун тупой, – без злости пробормотала лиса.

Тяжелые капли дождя защелкали по земле чаще. Громыхнул над ближайшим склоном раскат грома.

– Не оборачивайся. Я перекинусь. Выше по склону пещерка есть. Прикроет от дождя.

Под редкими тяжелыми каплями вор пригнулся. Капли лупили холодом по коже – наказывали за глупость.

– Эй, Ква, заснул, что ли? – Рыжая стояла у куста с сапогами в руках. – Пошли.

Вор встал. Как быстро она перекидывается. Ему всегда казалось, что это трудно, вроде как из куколки в бабочку вылупиться. Рыжая дожидаться не стала, подхватила из травы что-то темное, увесистое и побежала к лагерю. Квазимодо рванул следом. Стук падающих капель сливался в сплошной шум. Оглушительно запахло дождем. Голенастая узкая фигурка мелькала впереди. Вор видел, как начинают блестеть омытые каплями голые ноги. Догнать девчонку удалось перед самой поляной. А может быть, Теа дала себя догнать.

Фуа возился, скатывая вещи. Увидев друзей, заворчал:

– Где вас носит? Нашли время. Сейчас смоет все.

* * *

Пещерка оказалась крошечным выступом на склоне. Возможно, нормальная лиса здесь бы и поместилась с комфортом, но ноги людей торчали наружу. Впрочем, фуа не возражал, с удовольствием шевеля перепончатыми ступнями в струях несущихся со склона воды. Квазимодо мокрые ноги особого счастья не доставляли, но в общем-то было терпимо – спина сухая, на макушку тоже не капает. Свернувшаяся калачиком между парнями Теа грела, как угли. Спала лиска крепко. Квазимодо хотелось положить руку ей на плечо, но он не решался, хотя из-за тесноты левое плечо мокло под струями. Снаружи грохотало так, что холм содрогался. Сверкали бледно-голубые молнии, сквозь сплошную завесу ливня неохотно пробивался рассвет. Теа заворочалась, положила голову на колено вору, нетерпеливо дернула рукой, заставляя обнять себя за плечи. Сейчас ее угловатая, свернувшаяся в плотный комок фигурка казалась мягкой и жутко горячей. Квазимодо понял, что думает о том, что долгой зимней ночью такой соседке по постели цены не будет. Думать об этом было, конечно, нехорошо. Какие здесь зимние ночи? Глупость. Здесь и снегу-то сроду не видали. Впрочем, думать о том, что от тебя самого плохо пахнет, – тоже глупость. Как от тебя еще пахнуть может?

Под коленом лежал задушенный жирный сурок – ночная добыча Теа. Вор сдвинул тушку поудобнее. Накрыл ноги рыжей краем подстилки. Фуа покосился, но ничего не сказал, только улыбнулся.

После ливня река вздулась. Коричневый поток нес мусор, ветки и сухие пни. Трое всадников двигались вдоль реки. Копыта чавкали, увязая в грязи. К вечеру сквозь тучи начали пробиваться первые лучи солнца.

– Здесь западнее нужно взять, – сказала Теа. – Если мы не раздумали обходить деревни.

– Лучше обойти, – пробормотал вор. – Селяне сейчас злые, у них такой ливень наверняка часть полей смыл. Гостям в деревне вряд ли обрадуются.

– Тогда реку нужно переходить. – Рыжая без всякого желания посмотрела на бурный поток.

– Скоро брод будет, – заверил фуа.

* * *

К броду действительно скоро выехали. Торчал столб с вырезанным непонятным знаком, тянулась дорога. Лошади неохотно вошли в реку – поток здесь был бурен, но мелок. Всадники переправились на другую сторону. Квазимодо посмотрел на дорогу:

– Как бы нам раньше времени к людям не выйти.

– Деревня на том берегу. В такую погоду по делам ездить мало кто будет. Отходим от реки – и к тому холму. – Теа показала направление. – Переночуем спокойно, утром осмотримся…

Остановились в роще под боком высокого холма. Склон закрывал заходящее солнце. Квазимодо с сомнением оглядел лоскут крошечного заросшего поля. Дом с просевшей до земли тростниковой крышей. Хутор казался заброшенным достаточно давно. На поле уже вовсю лезли наглые кусты. Покосившуюся низкую ограду оплел колючий плющ.

– Здесь поосторожнее нужно быть, – сказал вор.

Теа смотрела вопросительно.

– В такие места всяких бродяг да проходимцев как медом тянет, – пояснил Квазимодо.

– Так мы уже здесь, – ухмыльнулся фуа.

– Я и говорю, – вздохнул вор. – Еще кто-нибудь припрется – будет перенаселение. Оно нам нужно?

– Здесь лошадей укрыть можно. И колодец есть, – сказала Теа. – Удобное место.

– Не спорю. – Квазимодо еще раз огляделся. – Я только говорю – осторожнее нужно.

Въехали внутрь. На мокрой траве никаких следов заметно не было. Вор немного успокоился. Заброшенный хутор ему по-прежнему не нравился. Ну, не жить же ты здесь собираешься?

– Нервничаешь? – спросила Теа, устроившая лошадей в лишенном крыше хлеву. – На холм поднимемся, пока не стемнело?

– Пошли, – сказал вор, не успев подумать.

Они поднимались сквозь рощу по едва угадывающейся старой тропке. Квазимодо пытался понять – что ж это получается? Все равно куда, лишь бы с рыжей? Что это с тобой делается? Нет, все правильно – оглядеться с высоты просто необходимо. Только ты думать, перед тем как делать, не отвыкай – пропадешь.

Подниматься стало труднее – тропинка шла круто. Вот и вершина.

– Люди были, – прошептала Теа. – Конные.

– С той стороны поднимались, – согласился вор. – Разъезд воинский скорее всего.

На широкой площадке-уступе чернели следы нескольких кострищ. К старому засохшему дереву явно частенько привязывали лошадей.

– Дозоры здесь часто бывают, – озабоченно сказал Квазимодо.

– Но хутор отсюда не видно, – заметила рыжая.

Заброшенное жилье закрывала роща.

– Сегодня переночуем. А завтра уйдем в место поспокойнее, – решил вор.

– Как скажешь, полусотник.

Квазимодо посмотрел на девушку. Она выглядела серьезной, только в карих глазах прыгало больше искорок, чем обычно.

– Теа, если у тебя другое мнение, будь любезна его высказать, а не дразнить меня. Дело серьезное.

– О, как благородно, господин вор. Я всерьез говорю – в войсках, нарядах и охране туповатой ты куда лучше понимаешь.

Квазимодо почесал шрам:

– Ладно, пойдем на другую сторону посмотрим.

На другом склоне холма еще был день. Косые лучи солнца освещали не успевший просохнуть мир. Квазимодо присел на корточки, оглядел открывшуюся панораму:

– Город.

Теа сидела рядом:

– Да. Канут – я помню те ворота, с двойной башней. Мы через них въезжали…

До города было не близко, но вся широкая долина с холма открывалась как на ладони. С вершины казалось, что весь ближний берег реки сплошь застроен. Город стоял в плотном кольце деревень и хуторов. За городом угадывалась широкая река. Можно было даже разглядеть парус, двигающийся по водной глади. Западнее города виднелись рощи и заросшие лесом овраги. Окаймленные глинобитными оградами деревни выглядели россыпью щепок по сравнению с тяжелым мощным телом городских стен. Границы самого Канута вытянулись неправильным прямоугольником посреди долины. Муравьиными тропками вились среди полей дороги, ведущие к городским воротам. За стенами, ближе к реке, возвышались башни замка. Можно было даже разглядеть черточку знамени на высоком шпиле.

Квазимодо уселся поудобнее и принялся разглядывать неведомый город. Теа не мешала.

Солнечные лучи совсем угасли, с востока начал наплывать сумрак, когда вор привстал и, отряхивая промокшие штаны, сказал:

– Хорошо, что дождь прошел – воздух прозрачный. Думаю, все у нас сладится. Канут ваш – город большой, богатый и спокойный.

– Похоже, ты уже знаешь, как его приступом взять, – ехидно сказала заскучавшая рыжая.

– Зачем приступом? В крови только перемажемся. Народу у них много. Чужие в городе бросаться в глаза не будут. Жизнь спокойная – стены уже давным-давно не обновляли. На воротах проверяют не строго – толкотни нет.

– Не ври, этого ты рассмотреть не мог.

– Я знаю, что два твоих глаза куда лучше моего одного. Но я своим единственным видел почти все города Глорского побережья, ну и еще с пяток других городишек. Могу и про Канут многое догадаться. Если хочешь на меня гавкнуть, так не ищи для этого повода. Просто гавкай.

– Хамская ты морда, Квазимодо. Я совсем не хотела гавкать. И не смей говорить, что я гавкаю. – Рыжая насупленно уставилась на город.

– Теа, – вор шагнул ближе, – мы идем в город. Там другая хитрость. Ее на языке, за зубами держат. Следы путать мало. Ты уж, пожалуйста, следи за словами, а лучше вообще рот поменьше открывай. У тебя зубы уж очень запоминающиеся. У меня тоже, и мы вместе слишком сильное впечатление будем производить.

– Я в город не хочу, – тихо сказала рыжая. – И Ныр не хочет. Сходи сам. Достанешь все, что нужно, разузнаешь. А мы подождем.

– Сколько дней это займет? Пока я про лекаря узнаю, пока денег добуду. На вас здесь наверняка кто-то наткнется. Могут за шпионов принять.

– А в городе за кого нас примут? Вон здесь замок какой. Думаешь, в подвале еще для двух дарков места не хватает?

– Нет-нет, – запротестовал Квазимодо. – Никаких замков и подвалов. На этот раз обойдемся без лордов трах… В общем – без господского участия. Я пойду, все разузнаю. Если опасно – вы туда не пойдете. Но, думаю, лучше всем идти. Город – место полезное. Вам нужно привыкнуть. Да и как мы иначе к колдуну-лекарю попадем?

– Может, ну его в задницу, колдуна? – пробурчала Теа. – Нам и так неплохо.