Текст книги "Дезертир флота"

– Угм. – Вор с трудом повернулся на бок. – Тебя устроит здесь жить?

– Нет, конечно. Ты обещал мне Север.

– Тогда придется еще немного поплавать.

– Теперь я могу. Океан не такой уж жуткий. Но в следующий раз, если тебе вздумается меня куда-то потащить, позаботься об отдельной каюте. Хотя бы о двухместном «ящике для лис».

– Договорились. – Квазимодо подкатился поближе, погладил возлюбленную по впалому горячему животу.

Лиска заурчала.

– Ты знаешь, что ты очень красивая? – прошептал вор.

– Я знаю, что ты врешь. Но все равно приятно. И вообще я буду стараться быть красивой. Насколько это возможно.

– Очень возможно. Я бы сказал – это уже так и есть.

– Врун. У меня краска с волос смылась. Руки как копыта мозольные. И серебро я давно сняла.

– За весла – прости. Я не знал, что так получится.

– Заткнись. На «Голове» лучше, чем с капитаном Кехтом. И не вечно же мы будем грести? Я стану леди. Ква, мне Бонга рассказывала, что в Глоре дамы удаляют все волосы на теле. Это правда?

– Не совсем. Многие кое-что оставляют на голове.

– Не зли меня. Я не про голову говорю.

– Да, есть такой благородный обычай. Только не сильно много об этом думай. У тебя на редкость красивый мех. И когда ты на четырех ногах, и так…

– Я всегда знала, что ты со странностями. В смысле – извращенец. Нет уж, раз я бываю совсем не женщиной, то в другое время я должна быть настоящей леди.

– Ты леди с тех пор, как я тебя знаю.

– Не возражай. Тебе денег жалко?

Квазимодо хихикнул:

– Мы лежим здесь даже без плаща. Из одежды – сплошная рвань. А ты спрашиваешь, жалко ли мне денег? Монеты – единственное, что болтается в наших мешках. Вон Ныр из них уже грузила делает.

– Говорят, Глор – большой город. Я собираюсь сделать тебе одолжение и слегка разгрузить твой мешок. Как называются те заведения, где полно горячей воды и умеют срезать мозоли?

– Городские бани. Там еще можно купить девушку или молодого парня.

– Вот-вот, именно то, что необходимо лисе, пересекшей океан. А бесплатно парня мне нельзя?

Они снова целовались. Жадность возвращалась.

– Постой, – прошептал вор, дотянулся до своих ветхих штанов.

Теа заурчала, когда теплые шарики принялись кататься по ее возбужденной груди. Схватила руку вора, отобрала жемчужины:

– Это из-за них вас чуть не забрали на дно?

– Угу, там были жемчужины с кулак величиной.

– Красивые. – Лиска посмотрела сквозь жемчужину на луну. – Там кровь?

– Нам с Лягушкой так показалось.

– Кровь – это хорошо. – Теа высыпала жемчужины на скомканную рубашку. – Только кровь потом. И леди – тоже потом. Я слишком долго не чувствовала себя настоящей сукой. Иди-ка сюда, Полумордый, если не боишься…

Вор спал, а хвостатая тень носилось между кустов вокруг, впитывая запахи незнакомой земли, вспрыгивая на торчащие из травы камни, озирая лежащее внизу море и наслаждаясь твердой землей под лапами.

Охота удалась. Круторогая коза уже отошла в мир иной, где нет коварных стрел, прилетающих непонятно откуда.

– Мне нужен еще один нож, – задумчиво сказала Теа, стоя над козой и играя узким лезвием своего ножа-стилета. – Этим хорошо щекотать мужчин, но заниматься по хозяйству неудобно. Только попробуй сказать, что в семье достаточно одного ножа для свежевания. То у тебя на баню денег нет, то не хватает на нужные в хозяйстве вещи.

Вор обнял ее сзади:

– В Глоре я куплю тебе целую оружейную лавку. И скобяную.

– Хвастун. – Лиска слегка двинула возлюбленного локтем и принялась за дело. Вор отошел, по опыту зная, что со свежеванием добычи Теа умеет виртуозно справляться и без его помощи.

Утро, хмурое и свежее, уже вовсю захватило крутые склоны. Свистел в ушах свежий ветер. Смутно ощутимое солнце залило простор моря серым ярким светом. Даже здесь чувствовалась осень. В Глоре люди, должно быть, уже достают из сундуков куртки.

Квазимодо взволнованно вытер рот. Вот демоны тебя забери, один глаз – и тот видеть перестал.

За дальним мысом от берега удалялся парус.

– Теа!

Рыжая, уже с луком, мгновенно оказалась рядом.

– Видишь?

– Вижу, – мрачно согласилась лиска.

– Ну и?

– Что «ну»? Он, чтоб ему все пообрывало. Это «Высокий».

– Детка, нужно быстро, – пробормотал вор.

Теа застонала:

– Ведь два дня еще…

– Нужно бежать.

– Козу не оставлю!

Изгиб тропинки Теа срезала, спрыгнула с высоты на галечный пляж, метнулась к драккару.

Ныр с удобством, как в кресле, устроившийся на прибрежных камнях и успевший натаскать кучку мелкой, но жутко вкусной головастой рыбешки, подпрыгнул.

– Что такое?!

– Видели «Высокий». Уходит на северо-восток. Поднимай всех.

От хижин уже спускались заспанные моряки.

– А Полумордый где?

– Мясо тащит. – Теа махнула луком. – Собирайтесь. Уйдет от нас Кехт.

* * *

Когда Квазимодо, задыхаясь, с тушей на плечах рысцой скатился на берег, лодка ждала только его.

– Что ты тащишься, как будто буйвола завалил? – азартно заорал Ныр. – «Высокий» ждать не будет…

И снова все началось сначала. «Высокого» успели ухватить за хвост, и теперь парус когга день за днем маячил впереди. Ветер благоприятствовал погоне, и драккар не отставал от старшего собрата. Часто приходилось садиться на весла, но пока удавалось и ночью, и в туман не терять «Высокого». Дважды корабли попадали в шторм, драккар успевал подойти почти вплотную к коггу и держался как упорная пиявка. Неизвестно, что думал по этому поводу капитан Кехт, но оторваться «Высокий» так и не попытался.

Жесткое козлиное мясо давно кончилось. Рыба в шторм ловилась плохо. Почти непрерывные дожди становились все прохладнее и заставляли уже без особого отвращения вспоминать о пекле Желтого берега.

Квазимодо смотрел, как ворочает длинное весло мокрая и еще больше похудевшая Теа, и понимал, что значит «сердце кровью обливается». Но рыжая улыбалась, над чем-то смеялась вместе с такой же исхудавшей и помолодевшей Бонгой. Нелегко приходилось всем. Лишь Ныр искренне был увлечен путешествием. Так далеко на север, похоже, не забирался ни один фуа. Ныряльщик разглядывал и обнюхивал незнакомых пойманных рыб, удивлялся невиданным цветам моря и неба. И радовался главному – у него перестало сводить ногу. Правда, обе ноги начали мерзнуть, но в новых ощущениях Ныр еще до конца не разобрался.

В один из серых дней, когда дождь висел в воздухе, но никак не решался начаться, с «Собачьей головы» заметили чаек. Дружный вопль взлетел над кораблем. Давненько Квазимодо не приходилось наблюдать такого общего восторга. Нога ревел, как осел, Бонга заливалась гиеньим хохотом, остальные не отставали. Под шумок вор по-настоящему поцеловал лиску. Океан все-таки не был бесконечен.

После полудня «Высокий» повернул к востоку. После короткого совещания «Собачья голова» двинулась следом. Решили еще двое суток идти за коггом, потом оторваться и продвигаться самостоятельно. Соваться в Глор сразу за капитаном Кехтом было бы неразумно. Капитан и на суше мог бы доставить немало неприятностей.

Вечером, после жалкого ужина, вор спросил Ныра:

– «Собачья голова» неплохое корыто. Не знаю, кто здесь станет капитаном – Нога или Пень, похоже, что они и вместе управляются неплохо, но тебя будут рады видеть в команде. Как насчет того чтобы стать «героем Глора»?

– С какой это стати? – пробурчал Ныр. – Вам больше рыба не нужна? Так и скажите.

– Перестань. При чем здесь рыба?

– Оба перестаньте, – сердито прошипела Теа. – Как бабы сопли жуете. Ныр идет с нами на Север. Но спросить мы тебя были должны. Сам понимаешь – ты же ныряльщик. Вдруг тебе без моря никак нельзя?

Фуа помолчал и сказал:

– Я хочу с вами. А море… Кончился ныряльщик. Вы не вздумайте смеяться, но я, честно говоря, боюсь нырять. Меня нога предает. На глубине… ну, она уже не хочет меня слушаться. Вернее, слушается, но… А быть на море, но не нырять, наверное, невозможно. Может, там, куда мы идем, что-нибудь поменьше моря есть?

– Так там не пустыня. Рек и озер полно.

Фуа вздохнул:

– Самое место такому калеке, как я.

Теа немедленно фыркнула:

– Тоже калека. Не успели одному вдолбить, что все с ним нормально, другой скулить начинает.

– Не надо мне ничего вдалбливать, – воспротивился Ныр. – У тебя кулаки как камень, только с виду маленькие. Заманили один морской еж знает куда, а потом – иди-ка ты в «герои Глора». Работорговцы.

– Мы тебя в бордель продадим, – ухмыльнулся Квазимодо. – В Глоре на твои перепонки дамочки в очередь выстраиваться будут.

– Это другое дело, – смягчился фуа. – Хотя у меня перепонки и не на том месте.

– Кобели бесстыжие! – тоном Бонги завопила лиска.

Все захихикали.

– Ква, – Ныр неуверенно пригладил волосы, торчащие на макушке, – ты не обидишься, если я задам один вопрос? Ты ведь сам из Глора? Не можешь сказать, что там с тобой стряслось? Ну, с глазом и все такое…

– Вам так уж нужно знать? – тихо спросил вор, глядя на рыжую.

Теа дернула острым плечом:

– Я тебя не спрашивала и спрашивать не собираюсь. Не хочешь – не говори. Какая разница?

– Да я так спросил, – немедленно пошел на попятную фуа. – Пришло вот в голову. Думаю про Глор, ну и… Понятно, что у тебя и секреты, и драки свои были. Расскажи лучше про сам город.

– Да нет, не было тогда ни боя, ни драки. – Квазимодо погладил щеку. – Смешная история. Я сам долго смеялся. Ну, когда уже смог смеяться.

Жила в славном городе Глоре счастливая семья. Хорошо жила, зажиточно. Было у главы семьи, разумного господина Рудна, солидное дело, от предков доставшееся, – торговал он светильниками да светильным маслом. Хорошим товаром, тем, что для господ идет, в дома солидные, где за хорошую вещь лишнего серебра не пожалеют. Прибыльное дело, долгими годами проверенное да испытанное. И по морю попутные корабли тюки с товаром перебрасывали, а уж по суше – само собой. На запад за закупками искусный купец Рудна и собственные караваны решался снаряжать. Водились у бережливого торговца денежки, чтобы и достойный дом у Летнего канала содержать, и семью прокормить. Семья не то чтобы велика была, в самый раз: жена – женщина милая и симпатичная, да четверо деток – сын да дочь старшенькие, сын средний да младшая – соплюшка смешливая. Девчонки – они девчонки и есть, наряды им, побрякушки, в голове вечно звон один. Младшая, правда, еще живность любила – вечно у нее щенята на руках сидели, да заморские попугайчики в клетке гадили. Ну да ладно, мала она была – какой спрос. Сыновья – другое дело. Разумные, в отца, с ранних лет к торговому делу интерес имели. И в грамоте сведущи, и в лавку отцову частенько заглядывают, и на складе повертятся – узнают, как нелегко торговая монета достается. Умные-разумные росли, завидными женихами обещали стать.

Да только судьба ровная только у сосны корабельной бывает. В один год незадача случилась – прохватили зимние предательские сквозняки милую супругу господина Рудна, да так неудачно, что сгорела бедная женщина в пять дней. Возвратился купец домой из короткой поездки, а там траур. Дети в соплях, прислуга в слезах – бывает. Кто ж из двуногих вечно живет?

Сильно горевал господин Рудна. Что было, то было. И сливовицу пробовал, и дымок, душу облегчающий, глотал, и в места, где другие увеселения, хаживал. Ничего не помогает, большое горе давит беднягу и давит, спать не дает. Дети? А что дети – дети сопли утерли. Старшеньким тогда уже, правда, четырнадцать и тринадцать исполнилось. Среднему дурачку – десять. А младшой девчоночке – восемь годиков. Ну да по детской глупости что они тогда понимали?

В общем, посоветовали вдовцу безутешному люди средство верное. Выждал год он, по трауру положенный, да и женился решительно. Взял крепкую, красивую, чтобы, значит, сквозняков не боялась. Купец ведь, если толковый, два раза на одни грабли наступать не будет. Знатная дева попалась – губки-черешенки, сиськи-арбузики, а зад не то что тыквочкой, а запросто за две тыквищи сойти сможет. И то сказать, утешение – оно ведь утешением должно быть, а не фикцией какой.

Жизнь пошла веселей. Хозяин еще в соку, молодая супруга тоже пошалить не прочь. Что ж в таком случае не попробовать семейство увеличить?

Дети отношений тех не касались. Дом просторный, можно отца с мачехой днями не видать. Но не все ж молодой жене под супругом жаркими ночами резную кровать расшатывать. Занялась новая госпожа Рудна хозяйством. Сад, кухня, ну и пасынки да падчерицы. На чужих детках не поучишься – как своих воспитывать?

Не заладилось. Старшие еще туда-сюда, уважение хоть сквозь зубы, а выражают, а младшие ни в какую – подавай им маменьку родную, да и все тут. Да где ж ее, покойницу, взять?

Тут и отец стал порыкивать. Не хватало еще после дня хлопотного торгового вместо услад постельных да отдыха разбирать, кто кому какое слово глупое молвил да на кого не так посмотрел. Разговор тут короткий. Денег на сладкое лишил – это раз, ну а уж дальше – не обессудьте, по затылку да поперек спины легче легкого схлопотать.

Ребятишки через спину все поняли – тише воды ниже травы стали. Вежливые, не придерешься. Младшая еще всплакнет когда, а так благодать сплошная. Тоже не дело – скучно стало красавице-хозяйке. Что такое – целый день дома да без развлечений?

Начала она супругу иное нашептывать, да не напрямую – намеки разные да полуправда ядовитая. Пасынки уж от рожка с молоком давно отлучились, взрослеют, мужают на глазах – как тут мыслям нехорошим не возникнуть?

Тут уж батюшка не на шутку вскинулся – кто смеет на собственность купеческую поглядывать? А как не поглядывать, когда есть на что? Фигуристая хозяйка, что ни говори. Старший наследник, понятно, представлял уже, что с этим богатством делать, ну а младший по малолетству только к той науке заманчивой подходить стал да любопытствовать.

Понятно, попался младший. Козявка наивная. Причудилось отцу куда больше, чем взгляд тот щенячий любознательный. Крику много было. Прямо во дворе во внутреннем, при брате с сестрами да красавице, развлечением довольной. Стыдно, обидно, и щеки от пощечин горят. Не сдержался, открыл сопляк пасть глупую.

И отец не сдержался, погорячился. Вышиб с одного удара дух из щенка наглого. Бывает. Крепки кулаки у купцов Глора, да и перстней пальцы украсить хватает.

Свалился мальчишка бездыханным, испачкал кровью жидкой выметенный двор. Морда – в кашу безобразную. Что здесь поделаешь? Хлипковат мальчонка оказался, не в породу пошел. Неприятность, однако. Молчат все, только младшенькая скулит, как щенок недодавленный. Сгоряча отец ее по затылку угостил, заставил рот закрыть.

Дальше что? Дело-то домашнее, никого не касается. Но опять же, разговоры по кварталу пойдут, неудобно как-то получается. Глор город свободный, но не настолько, чтобы младших наследников походя изводить. Перед соседями неудобно.

Решили просто. Кликнул хозяин слуг проверенных, в дальних торговых походах испытанных. Канал рядом, до бухты рукой подать. Кто найдет? А и найдут, невелика беда. Мало ли в глорской бухте утопленников всплывает?

До лодки глупыша дохлого донесли, а там, пока за веслами да за тряпками поплоше бегали, исчез мальчишка. То ли в воду из лодки вывалился, то ли уполз подыхать.

Опять же нехорошо получилось. Неясность какая-то осталась.

Руку отца Квазимодо до сих пор помнил. Короткие пальцы, поросшие темным волосом. Когда-то та рука показывала, как меч правильно держать нужно. Хороший был меч, из старых. И перстни у господина Рудна тоже ничего себе были. Особенно тот, что на среднем пальце, с крупным изумрудом. Интересно, изумруд глаз вышиб или это сейчас так кажется?

Чудно, но сопляк выжил. Ну, не весь, конечно, но с правой стороны хари если смотреть, то совсем как прежний остался. Имя потерял, глаз, губы да зубы да еще родственников. Не страшно. Отлежался, хотя чуть бродячие собаки не сожрали. А дальше жизнь закрутила, понесла. Да и как не крутиться, когда жрать каждый день хочется?

Наведывался к родному дому одноглазый. Как устоять? Три раза приходил. Первый раз – когда на ногах держаться смог. Думал попроситься, в ноги упасть, ведь родной отец все-таки. Да что-то коленки слушаться-сгибаться не захотели, да и рука за кольцо на воротах взяться постучать не поднялась. Шибко слабый был, наверное. Второй раз наведался, когда кошель, полный серебра, в руки попался. Тут даже до ворот не дошел, опомнился. Это в тринадцать лет, да на улице голодной кошель богатством кажется. Как бы не засмеял отец с домочадцами. Сын-то его младший, оказывается, на запад учиться уехал, науку торговую перенимать – это всему кварталу ведомо. Небось туда с каждой оказией такие кошели отсылают.

Третий раз пришел в темноте. Чтобы, значит, совсем не стесняться. Снадобье хорошее попалось. Закинешь такое на крышу, оно и сквозь черепицу просочится. Огоньку поднесешь – и ахнуть не успеешь, как полыхнет. Постоял сопляк уродливый, в ушах все скулеж младшенькой чудился. Ничего, снадобье с прибылью перепродал, не пропало.

Вот такая история про бои да шрамы героические.

* * *

Теа молчала. Ныр замысловато выругался. В последнее время он почти догнал в этом жизненно необходимом умении рыжую леди.

Квазимодо смотрел на воду. Драккар двигался под парусом. Гребцы отдыхали. Только за рулем сидел пасмурный Пень, да в «вороньем гнезде» бодрствовал наблюдатель. До Глора оставалось несколько дней пути. Квазимодо с некоторым удивлением почувствовал, как оживают осколки старой обиды. Стоит ли? Целая жизнь с тех пор прошла.

– Ну, не знаю, – с трудом сказал Ныр. – Как же они все молчали?

– Да брось, Лягушка. Что ты от девчонок хочешь? Перепугались. Мачеха – ей-то зачем? Брат… Дружны мы, конечно, были. Но он же купеческая кровь. Сосчитал – что случилось, уже не изменить, а доля наследства изменится. Жизнь, – Квазимодо покрутил в воздухе пальцами, – она ведь как повернется.

Теа поцеловала его в изуродованную щеку. Сонно квакнул из глубин рубахи ныряльщика Великий Дракон.

Квазимодо засмеялся:

– Ладно вам. Все это давно было. Я уже океан туда-сюда пересек, разбогател, несколько раз в клетке сидел, вас вот подцепил.

– Кто тебя жалеет? – проворчал фуа. – Ты сам кого угодно пожалеешь. А вообще все это дело случая. Меня отец палкой частенько лупил. Правда, не уверен, что он именно меня хотел отлупить. Нас много было, а доставалось тому, кто попадется. Я не самый ловкий был.

– Зато ты самый умный стал. Или по крайней мере самый грамотный, – сказала Теа. – Может, спать будем? Завтра опять на весла…

Драккар по-прежнему двигался за «Высоким». Утро выдалось относительно светлым, почти безветренным, и корабли неторопливо скользили по спокойным волнам. Вместе с рассветом на горизонте появились смутные очертания горных вершин. Вот оно – родное северное побережье. Поглядывая на едва различимые очертания земли, моряки спорили о том, куда их занесли морские боги. Судя по всему, корабли сильно отклонились к западу. Почти весь экипаж «Собачьей головы» в свое время немало поплавал вдоль глорского побережья. Сходились на том, что на горизонте маячат отроги Красногорья, – значит, до столицы еще дней пять пути, а то и все шесть. Ветер пока не благоволил к истосковавшимся по твердой земле мореплавателям. Квазимодо помалкивал – по причине малолетства все побережье Фейрефейского союза он исходить не успел и хорошо знал только берега к востоку от Глора.

Разговор перешел к планам на будущее. Нога предлагал хорошенько отдохнуть, промочить глотки, пополнить экипаж и, не откладывая в долгий ящик, совершить рейс на Восток. В предзимье должно быть полно желающих добраться до Нового Конгера и до других восточных земель. По слухам, судов страшно не хватало – все более-менее способное двигаться ныне грабило Желтый берег или сгинуло в море по пути к этому заманчивому делу. Можно неплохо заработать.

Несколько моряков, имеющих семьи, предлагали задержаться в Глоре подольше. Заработки никуда не уйдут, а дома дел полно. Нога их утешал мыслью, что дома пропащих «героев Глора» все равно не шибко ждут. У ребятишек наверняка новые отцы завелись, да и самих детей, возможно, поприбавилось. Морская доля известная – дома люди почти три года не появлялись. Спорить с этим было трудно.

Ныне немногочисленный экипаж драккара связывал свое будущее с надежной «Собачьей головой». Неплохой корабль подарили хитки в обмен на жизни неудачливых моряков. Квазимодо слушал обсуждение грядущих подвигов «Собачьей головы» и даже удивлялся – видно, хорошая команда у Ноги с Пнем будет, костяк уже есть, вот и Бонга чувствует себя полноправной хозяйкой у очага. Редкий случай – даже пригрозить глотку товарищу перерезать никто за весь переход не удосужился.

Квазимодо раздумывал о том, что делать им самим. Осень стоит теплая, если поспешить, то можно добраться до северных перевалов до наступления настоящей зимы. Конечно, если хорошенько поспешить и если повезет.

Везение кончилось.

С мачты раздался придушенный возглас:

– Стурвормы. По левому борту.

Тут же Пень, стоящий у кормового весла, прохрипел:

– По правому… тоже…

Вскочив на борт, вор ухватился за ванты и немедленно разглядел змеев. Две пары ящеров шли слева и справа, неторопливо догоняя драккар.

Быстрые, вытянутые тела длиной в пятнадцать-двадцать шагов, мощные хвосты и узкие ласты. Узкие головы, крепкие птичьи-змеиные черепа с мозгами, почти не уступающим человеческим. Прочные панцири зеленовато-черных шкур. И известное любому моряку вошедшее в присказку кровожадное наслаждение, получаемое от охоты. Истинный ужас моря. До установки на кораблях новых метательных машин встреча со стурвормом в открытом море означала смерть. Змеи не оставляли корабли на плаву, даже когда были сыты. Такое уж ихнее стурвормье развлечение.

Квазимодо встречался со стурвормами уже не раз. Первый раз еще сопляком – тогда чудом выплыл. С корабля их осталось в живых четверо, да и то благодаря исключительно дерзости леди Катрин да меткой руке одного флотского офицера. Потом были и другие встречи, но тогда Квазимодо стоял за орудием на крепкой палубе большого дромона и постарался по полной отомстить за прошлый страх. Да, тогда стурвормам пришлось не легче, чем беззащитным, загнанным в сети ламантинам. По ним бил добрый десяток мощнейших морских эвфитонов, и сам Квазимодо с истинным наслаждением засадил тяжелую стрелу в башку хищника.

А сейчас опять – почти голые руки и аж четыре твари. Да, дразнили боги удачей.

– Может, не заметят? – с тоскливой надеждой спросила Бонга.

– Даже если мы дышать перестанем и задницы заткнем, они нас не пропустят, – пробормотал Нога.

– Двое ближе к нам, двое пошли за «Высоким», – доложил наблюдатель из «вороньего гнезда».

– И сильно легче нам от этого? – без особой радости поинтересовался Нога.

– Нас они походя утопят. – Вор сплюнул. – Подойдем ближе к «Высокому». Если успеем.

– Нас Кехт прикрывать не станет, – возразил Нога. – Ты на что, Полумордый, рассчитываешь?

– «Высокий» защищаться станет, отвлечет гадов. Только отстреливаться у них по-настоящему нечем. Я на эвфитонах тяги ослабил да шестерни развел. Наводчики у них слабые, доморощенные, наверняка в шутке моей не разобрались. Так что пукалки у них, а не орудия. Кто ж знал…

– Вот дерьмо нетонущее! – Нога прикинул расстояние до виднеющихся из воды шей стурвормов. – Может, успеем? Ну-ка налегли…

Теа поняла, что до сих пор она не гребла по-настоящему. Спина рвалась на куски при каждом рывке. На веслах сидели все, даже спустившийся с мачты наблюдатель. И «Высокого», и змеев было и так прекрасно видно. Стоящий у весла Пень считал ритм. Часто скрипели весла. Теа видела, как быстро промокает рубашка на спине у сидящего впереди Черного. Легкий незагруженный драккар летел стрелой, но этого было недостаточно. Змеи явно приблизились. Лиска видела, как над водой поднимается противная шея, как поглядывает хищник на взбивающие воду весла. Стурвормы не торопились. Руки у Теа уже отказывались слушаться – казалось, их вырывает из плеч. Лиска стиснула зубы, заставляя сухожилия держаться.

– Спокойно, – прохрипел вор, с его лба летели брызги пота. Повязка съехала, и казалось, пустая глазница льет огромные слезы. – Спокойно, детка. Скоро. И только в глаз. Попадешь, не волнуйся.

Теа знала, что с такими бесчувственными руками не попадет и в спину морскому страшилищу, но согласно кивнула. Глаз – значит, глаз.

– «Высокий» меняет курс, – крикнул Пень. – Сейчас мы его достанем.

Теперь когг двигался к берегу. Расстояние сокращалось. Стурвормы по-прежнему сопровождали оба корабля параллельными курсами.

Когда Теа поняла, что больше не в силах шевельнуть свинцовым веслом, над головой возникла корма «Высокого».

– Давай конец! – заорал Пень.

– Что, решили вернуться? – раздался насмешливый голос капитана Кехта.

– Вместе отобьемся, – завопил Нога, задирая голову.

– Как же без вас, вонючки дристливые, – отозвался капитан, но с борта когга полетели веревки.

– Давай! – скомандовал Нога вору. Квазимодо коротко кивнул и полез вверх. Все вещи, включая глефу, остались на драккаре. Вор уцепился за борт, перекинул ногу…

– Эй, пассажиров мы обратно не принимаем, – заорал с кормы Кехт. – Скиньте его в воду.

Ближайший моряк неуверенно попытался пихнуть вора в плечо, но Квазимодо увернулся и, шлепнувшись на четвереньки, оказался на палубе.

– Я сказал – урода за борт, – в ярости завопил капитан.

Пока моряки торчали, не зная, что делать, одноглазый уже бежал на нос.

Разъяренный Кехт в два прыжка слетел на палубу. В руке его был готовый к броску нож. Появившаяся на борту Теа успела слегка задеть капитана луком по занесенной руке. Нож улетел в сторону многострадального «ящика для лис». Выхватывая меч, капитан Кехт обернулся к рыжей девке. Натягивая лук, Теа попятилась к носу. Вокруг торчали растерянные моряки.

С мачты заорали:

– Стурвормы идут!

Капитан с проклятием кинулся на кормовую надстройку.

На корабли шел один, самый крупный стурворм. Ящер набрал скорость, его мощное тело резало волны, оставляя длинный пенный след.

Квазимодо отпихнул от носового эвфитона наводчика, скинул из желоба стрелу, дернул рычаг. Тетива хлопнула вхолостую. Вора с проклятием схватили за плечо…

– Не трогай! – взвыла лиска, вскидывая лук. Наводчик «Высокого» отскочил в сторону.

Вся команда драккара уже перебралась на борт «Высокого». С копьями и арбалетами обе группы моряков толпились вдоль борта.

– Не тяни! – скомандовал наводчику капитан Кехт. В тот же миг кормовой эвфитон выстрелил. Стрела шла точно в атакующего монстра, но вдруг тяжелый наконечник потянул вниз, стрела вошла в воду, тут же бессильно выпрыгнула и закачалась на поверхности.

На когге дружно охнули. Стоило «Высокому» выстрелить, как трое остальных стурвормов один за другим двинулись к кораблю.

Квазимодо возился с неподатливой шестеренкой, шпилька никак не хотела садиться на место. Пришлось помочь рукояткой ножа. Копытце на рукояти очередной раз помогло…

Арбалеты дали залп, полетели копья. Предчувствуя атаку, ящер опустил голову, стрелы и копья градом застучали по его глянцевитой спине и отскочили – пробовать пробить его шкуру оказалось все равно что швыряться деревянными зубочистками. Лишь один болт неглубоко вонзился в основание переднего плавника.

Теа выстрелила позже всех. Перед самой кормой корабля стурворм поднял голову, стрела чиркнула по переносице низкого черепа, ушла в сторону. Ящер тут же нырнул, и в следующий миг «Высокий» содрогнулся от тяжкого удара.

Квазимодо удержался на ногах, уцепившись за станину орудия. Теа плюхнулась на мягкое место. Наводчик чуть не снес спиной фальшборт.

– Не спите, бараны! – скомандовал капитан Кехт. – Обделались в самом начале? К помпам, живо. Арбалетчики – целить по глазам. Кто попадет – получит вечные штаны из шкуры змеюки.

Шестерня встала на место. Квазимодо на ощупь торопливо подкручивал нижнюю, невидимую сверху тягу.

На корабль несся следующий стурворм, цель у него была явно та же – корма и руль.

Теа выстрелила. Было еще далеко, но стрела шла как нужно, только в последний момент ящер все же почуял опасность, мгновенно нырнул. Он прошел под водой до самого корабля. Удар – когг качнулся, словно пытаясь выпрыгнуть из воды, но на этот раз удар был ощутимо слабее.

После первого удара в трюме открылась течь, но там уже скрипели помпы, выплескивая за борт струи воды.

Стурворм, нанесший второй удар, вынырнул слева от корабля, оглядываясь, повернул шею, явно недовольный собой, и в этот миг Теа выстрелила. Стрела вошла точно в центр дымчато-серого, размером с блюдце, глаза.

Над водой разнесся жалобный рев полуослепшего монстра. Ему ответили собратья, и наступил конец света.

Ящеры атаковали одновременно со всех сторон.

– Стреляй! Стреляй! – кричал наводчик. Он уже вложил карро с длинным зазубренным наконечником и теперь подпрыгивал на палубе, с ужасом глядя, как прямо на них несется белый бурун.

– Нет, заткнись и держись получше. – Квазимодо следил сквозь рамку прицела за приближающейся гибелью. Спина стурворма казалась темным островком, который почему-то бешено несется навстречу.

– Рыжая, держись!

Удары сотрясли корабли. Драккар почти выпрыгнул из воды, словно собираясь спастись на палубе более крупного корабля. Посыпались в воду весла, сквозь жуткий скрип дерева донесся вопль – один из моряков на корме не удержался на палубе. С опозданием защелкали арбалеты. Ящеров почти не было видно, лишь водовороты указывали места, где разворачивались для новой атаки стурвормы. Раненый змей вынырнул в отдалении, заревел. С его морды бежали кровавые слезы.

– Что ты не стрелял, урод трусливый?! – Наводчик сжимал кулаки, не решаясь ударить вцепившегося в эвфитон вора.

– Как говорят мудрые фуа, сам ты трусливый, – пробормотал Квазимодо.

Корабли медленно разворачивало вокруг своей оси. Палуба «Высокого» чуть накренилась – в трюме дело явно не ограничилось одной пробоиной. Истошно кричал бултыхавшийся за кормой человек. Ему бросили веревку. Руль когга был разбит. Капитан Кехт подбадривал команду проклятиями и приказами. Буруны приближались. На этот раз ящеры атаковали, прячась под водой, не давая ни одного шанса в них по-настоящему прицелиться.

Квазимодо развернул орудие к корме.

– Ты что делаешь? – изумился наводчик.

– Заткнись. Рыбу, что ли, никогда не ловил? – процедил вор.

Теа стояла у бушприта, крепко ухватившись за канат. Стрела лежала на тетиве, но стрелять было не в кого – на белые буруны стрелы тратить явно было неразумно. Вой раненого ящера резал уши. Теа испытала почти облегчение, когда стурворм нырнул и ринулся на корабль. Лиска видела у люка трюма задумчивого фуа. Судя по виду, Ныр собирался плавать.

Корабль содрогнулся от пришедшегося в скулу удара. Квазимодо пятками почувствовал сокрушительный толчок. На ногах устоять удалось, но болтливый наводчик, исполняющий нынче обязанности второго номера, брякнулся на колени.