Текст книги "Тегеран-82. Начало"

В первые июньские дни еще не все посольские переселились на дачу, многие ждали из Москвы своих детей, которых выписали на каникулы. Их привозил поездом кто-нибудь из дипкорпуса, возвращающийся в это время из отпуска.

А наша бимарестанская дачная жизнь быстро вошла в привычный режим. В 7 утра автобус забирал врачей, чтобы они успели приехать в госпиталь, открыть кабинеты, надеть белые халаты и ровно в 8 утра начать пятиминутку. Мои родители уезжали чуть позже на «жопо», но тоже торопились к ежеутреннему собранию. И до 2-х часов дня Зарганде принадлежал нам – моим четверым друзьям и мне. Обычно мы вставали вместе с родителями, завтракали и собирались у бассейна, где и проводили время до возвращения взрослых. В 2 часа дня они возвращались, обедали и ложились отдыхать, в это время становилось очень жарко и сонно. В это время мы играли в наши шпионские игры или читали книжки – по настроению. Мама пыталась перевезти в Зарганде мои учебники за 3-й класс, но я выложила их из коробки с вещами, возмущенно заявив, что у всех нормальных советских детей сейчас каникулы. Они уехали в лагеря, где для них днем проводят спартакиады, а вечером дискотеки, это я знаю от подружки Оли. А у меня и так ни спартакиад, ни танцев, не хватало еще и заниматься! Мама не нашлась, что ответить, и оставила меня в покое. Вместо учебников за 3-й класс я захватила «Анну Каренину» и почитывала ее, лежа на бортике бассейна.

«Официальное» открытие дачного сезона наши неугомонные бимарестанты ежегодно отмечали банкетом-«опенэйром» у бассейна 10 июня, совмещая со своим профессиональным праздником – Днем медика, который по такому случаю с третьего воскресенья июня переносили на первое. Все равно Минздрав СССР об этом не пронюхает, он далеко – так говорили бимарестанты, самовольно приближая свой профессиональный праздник.

Вся советская колония одинаково любила всякие праздники. Но посольские, за исключением обязательных мероприятий, вдохновленных представителем ЦК по линии профсоюзов, предпочитали просто собираться компаниями по принципу, кто кому друг. Зато врачи безо всякого ЦК каждый раз придумывали что-нибудь тематическое, охватывающее весь коллектив. В этот раз День медика был заодно объявлен Днем Нептуна, и к нему начали готовиться. Как всегда, под предводительством Грядкина и с большим энтузиазмом.

Моему папе поручили раздобыть музыкальный центр с мощными колонками, которые можно будет расположить по периметру нашего бассейна. Зарганде – не актовый зал жилого дома: чтобы музыка была достаточно громкой для танцев, аппаратура должна быть куда мощнее, чем та, что у нас есть. Папа пообещал поискать подобную в городе и взять ее напрокат.

Грядкин разработал программу мероприятия и назначил двух ведущих – Нептуна и его Русалку. Царем пучин он назначил, разумеется, себя, а русалкой – сестру-рентген тетю Нонну. Тетя Тамара тут же предположила, что это потому что «Нонночка всегда брякает, не задумываясь, а с такой ведущей точно не заскучаешь».

Но я подумала, что ведущей Грядкин назначил именно сестру-рентген, потому что после отъезда тети Тани она стала самой высокой в бимарестане и ее хорошо видно издалека и даже в темноте.

Через пару дней тетя Нонна уже вовсю хвасталась, что специально для Дня Нептуна приобрела на хиябан-е-Джордан длинное обтягивающее платье, синее в серебристых блестках, с красивым декольте спереди и абсолютно голой спиной сзади.

– Я буду такой русалкой – закачаетесь! – многозначительно обещала она.

Мне показалось, что тетя Тамара немного обиделась, что себе в «русалки» Нептун-Грядкин выбрал не ее. Впрочем, в последнее время она вообще ходила надутая, несмотря на всеобщую радость от переезда на дачу. Я заметила это, когда она вдруг сделала мне замечание, что я слишком громко смеюсь. Мы с мальчишками заливались над чем-то своим, а она просто шла мимо. По своему небольшому, но опыту, а также из книжек, я знала, что счастливых людей обычно не раздражает, когда рядом кто-то радостно хохочет. Это нервирует только того, кому самому сейчас не до смеха.

Праздник назначили на 5 часов вечера в джуму (пятница – перс.), когда у всех, кроме дежурной бригады, будет татиль (выходной – перс.). Но и дежурный врач со своей командой после 18.00 сможет оставить стационар на местный персонал и присоединиться к остальным.

До заката решили провести соревнования по плаванию, раз уж День не только медработника, но и Нептуна. Грядкин переписал всех желающих участвовать в заплыве и велел нам поделиться на команды «медиков» и «нептунов». На обсуждении решили, что команды должны различаться цветом шапочек, это проще, чем покупать плавки и купальники одинакового цвета. «Медики» выступят в красных шапочках, а «нептуны» в голубых.

Шапочки заказали тете Рае из прачечной, и уже на следующий день она пошила 10 красных и 10 голубых шапочек из модного ташлона – искусственного шелка. Под подбородком они завязывались на тесемочки, чтобы пловец не потерял их в пылу состязаний.

Одну из шапочек мы тут же использовали для вытягивания жребия: положили в нее 10 бумажек с надписью «красный» и 10 с надписью «голубой» и таким образом разбились на две команды. Они получись без возрастного и полового признака: в каждой были взрослые и дети, мужчины и женщины. Мы с Серегой попали в команду «красных» вместе с его родителями, сестрами «мочой» и «калом» и докторами «зубом», «попой», «аптекой» и «кожей». Леха с Максом оказались в «голубых» со своими родителями, доктором и сестрой-«сердце», доктором-психом, сестрой-клизмой и тетей Тамарой из гинекологии.

Мои родители заявили, что примут в заплыве самое активное участие, но с суши, в качестве арбитров. Тетя Нонна сообщила, что не может мочить голову перед дальнейшим концертом, ведь она ведущая и у нее будет красивая прическа.

Грядкин тоже не поплыл, сказав, что будет комментировать соревнования в микрофон с бортика. А маленького Сашку к состязаниям не допустили, хотя он очень хотел и даже пытался потихоньку выкрасть бумажку с названием команды из шапочки. Но тетя Вера решительно заявила, что тогда не сможет плыть сама, так как утонет от страха за ребенка. Наша команда «красных» не могла упустить такую пловчиху: все знали, что в студенческие годы тетя Вера плавала за свой «первый мед» и почти всегда побеждала, поэтому ей пошли навстречу, пожертвовав Сашкой. От обиды он даже расплакался.

Может, его мама просто не знала, как хорошо он плавает?! В утешение его тут же назначили старшим арбитром, главным над моими родителями, и Сашка сразу успокоился, став важным и степенным.

Концерт планировался сжатый – коронные частушки Грядкина, в этот раз на медицинскую тему. А потом импровизация от ведущих Нептуна и Русалки, которые станут объявлять разные конкурсы и шарады, плавно переходящие в танцы.

Я захотела ко Дню Нептуна новый купальник, и папа повез меня в «надувной» «Курош», от Зарганде до него было совсем недалеко. Там мы купили самый модный в сезоне купальник – ярко-желтый, спереди закрытый, а сзади открытый. В Москве такие никому даже не снились.

В четверг папа привез откуда-то такие мощные усилители и два микрофона к ним, что Грядкин долго вертелся на площадке перед бассейном, куда их выгрузили, и восхищался. Когда мой папа пришел окунуться после работы, Грядкин набросился на него с восторгами, приговаривая, что, как «матерый зубр самодеятельности», в музыкальной аппаратуре он разбирается и видит, какое это дорогое японское оборудование. Папа признался, что взял его напрокат у своего знакомого иранца, бывшего владельца кафе-шантана на Лалезар:

– Его кафе давно закрыли, оборудование простаивает. Бедняга прячет его у себя дома, чтобы пасдары не отняли. Багдади-ага был рад дать его нам на три дня всего за хизар туман (тысяча туманов – перс), но очень просил быть поаккуратнее, техника и впрямь дорогая.

– Я же говорю, что разбираюсь! – обрадовался Грядкин. – Ну за меня можно не переживать, старый конферансье микрофон не испортит! А с Ноной я проведу разъяснительную работу. Скажу, что микрофон у нее будет прямо с улицы красных фонарей!

На этом папа с Грядкиным пожали друг другу руки и разошлись с бассейна в разные стороны. А я осталась в шезлонге, где дремала, прикрывшись «Карениной».

В пятницу с утра пораньше мы с папой поехали сначала на Таджриш за бараниной для шашлыков, овощами и фруктами, а потом в центр, во французскую кондитерскую, где папа заранее заказал 20 коробок разных пирожных, по 6 штук в каждой. Я начала угощаться ими еще в машине, пока они были холодненькими.

Потом мы заехали ненадолго в посольство и в наш любимый киоск на улице Сталина, прямо напротив посольских ворот. Вообще-то он был газетным, но при нем стоял рефрижератор с газировкой всех видов, она была всегда уже охлажденная и стоила дешевле, чем в других местах. К тому же, ларек работал почти круглосуточно и все посольские бегали в него через дорогу. В нем папа тоже заранее заказал по ящику колы, «Canada Dry», «Seven-up» и айрана. Все это торговец любезно вынес, едва нас завидев, и даже сам погрузил в багажник, несмотря на возражения папы. В ближайшем к Зарганде «супере» мы купили огромную упаковку одноразовой посуды – пластиковые тарелки, столовые приборы и стаканы и тоненькие деревянные шампуры для шашлыков.

Когда мы вернулись с покупками, на площадке возле бимарестанского бассейна мужчины уже соорудили длинные столы и установили колонки, выделив место для танцпола возле раздевалок. Провиант мы сдали женщинам, отвечающим за нарезку салатов и сервировку. Мы договорились, что это будут те из нас, кто не участвует в заплыве. А спортсменам перед соревнованиями необходимо как следует отдохнуть.

Я тоже решила вздремнуть часок, хотя днем спать не любила, да и заснуть толком не могла. Но тут уснула, да так крепко, что когда открыла глаза, моя мама уже стояла вся такая шикарная, в длинном лазурном платье из мастерских Вахтанговского театра, организованном Катькиной мамой тетей Ниной, с высокой прической и вечерним макияжем.

– Ой! – обалдела я. – Ты тоже ведешь концерт, что ли?!

– Я в арбитражном жюри, – важно ответила мама и воткнула в свою сложную прическу еще одну шпильку.

– Так ты переплюнешь русалку Нонну, и она тебе этого не простит! – вставил мой папа. А заодно выразил сожаление, что у него нет лазурных шорт в тон маминому платью, и придется надеть свои единственные красные.

– Я буду Нептун с красной попой, – заявил папа. – Она будет символизировать, что я болею за команду «красных» пловцов.

– А мама, выходит, за голубых, в лазурном-то платье! – расстроилась я. – А я между прочим выступаю за «красных»!

– Главное, чтобы она не подсуживала, – ответил папа. – Но мама не будет, она у нас честная женщина, да, Ирина-ханум?

– Не вижу повода для сарказма, – отрезала мама и смешно вытянула лицо, как всегда делала, крася перед зеркалом ресницы.

Когда мы втроем вышли к бассейну – мама в своем роскошном вечернем туалете и на шпильках, папа в красных шортах, белой футболке «Адидас» и в резиновых шлепках и я в желтом купальнике, красной шапочке и босиком – там уже все было готово к празднику.

Деревья вокруг бассейна украсили елочной иллюминацией, привезенной из нашего актового зала. Столы застелили белыми скатертями и красиво накрыли, вокруг них уже толпились нарядные бимарестанты. Нептун-Грядкин разговаривал с микрофоном, пытаясь отрегулировать громкость:

– Раз-два-три, – повторял он, – так не пойдет, иначе к нам на праздник вместо Нептуна пожалует посол!

Звук и впрямь был слишком громким: казалось, что наш Нептун орет на всю огромную резиденцию. Это было особенно смешно, учитывая, что Грядкин нарядился в набедренную повязку из золотой фольги, по краям которой свисал золотистый елочный дождичек, отчего казалось, что Грядкин в золотой юбочке. На голове у Нептуна красовалась диадема с торчащими во все стороны разноцветными перьями.

– Какой у нас павлин-мавлин! – похвалил Нептуна мой папа. – А что это у тебя свисает по бокам? – уточнил он, намекая на юбочку.

– Это водоросли, – важно ответил Нептун.

– Валентин, ходи так всегда! – взвыла от восторга вышедшая к бассейну вслед за нами доктор-кожа.

– Так, завидуем все молча, – отозвался Грядкин. – В отличие от некоторых, я не Раю из прачечной напрягал и не по Бозоргу бегал в рабочее время, а смастерил себе костюм сам!

– Ага, только моими руками, – добавила стоящая рядом с ним тетя Тамара. На ней было золотое мини-платье, очень подходящее к набедренной повязке Нептуна, хоть она и не была его Русалкой.

Во главе бассейна поставили стол, укрытый красной тканью, на нем красовались три бутылки воды, три стакана, три блокнота и три ручки, а за ним – три стула.

– А это еще что за президиум большой тройки? – удивился мой папа.

– Для вашей большой тройки и есть, – весело откликнулся Грядкин. – Товарищи арбитры, пройдите на свои места. Где ваш главный?

– Тут! – выкрикнул маленький Сашка, появившись откуда-то из-под ног взрослых.

Его усадили в середину «президиума» между моими родителями. Сашка тут же важно придвинул к себе стакан, налил в него воды и вооружился ручкой.

– Мы тут прямо как молодожены на туркменской свадьбе, – прокомментировал мой папа. – Сидим во главе стола, у всех на виду, а дают только воду. Поесть-то хоть дадут?

– А что в Туркмении молодым не дают вина? – изумился доктор-попа. Он стоял радом в красной шапочке и леопардовых плавках, готовый к заплыву.

– Конечно, не дают, – ошарашил его мой папа. – В первую брачную ночь нужно быть трезвым, потом – пожалуйста. А сухого закона в Советском Союзе нет, иншалла! («Слава Аллаху!» – араб.)

– Ты хочешь сказать, что у туркменских новобрачных после свадьбы и впрямь первая брачная ночь? – недоверчиво прищурился дядя Владлен. – Да брось!

– Не брось, а это позор на голову родителей, – строго сказал ему папа. – Утром же родня придет простыни проверять.

– Ну, у жениха-то, надеюсь, не первая? – распереживался доктор-попа.

– У жениха, может, и не первая, – согласился папа. – Но не с невестой. В жены берут честных девушек.

Тем временем остальные устроились за накрытыми столами. Те, кто готовился к заплыву, уселись прямо в купальных костюмах и шапочках, заявив, что перед стартами им требуется допинг и белок.

Нептун вышел на середину площадки перед бассейном и откашлялся в микрофон.

– Дорогие товарищи, – торжественно начал он. – Сегодня очень важный для всех нас день, наш профессиональный праздник…

– День Нептуна! – подсказал из-за стола доктор-зуб.

– Как мне правильно подсказывают из зала, – не смутился Грядкин, – для всех он свой. Вот наш уважаемый Аркадий, к примеру, считает себя профессиональным Нептуном, поэтому сегодня его день тоже. Все остальные празднуют День медработника, а в качестве товарищеской помощи и День Нептуна.

Все радостно захлопали, а доктор-зуб опрокинул стаканчик.

– Смотри, не утони во время заплыва, Нептун! – предостерегла его сидящая с ним рядом тетя Тамара.

– Нептун никогда и ни в чем не тонет! – торжественно изрек дядя Аркадий.

Грядкин снова громко откашлялся и продолжил:

– Уважаемые присутствующие здесь нептуны, медики и примкнувшие к ним товарищи, позвольте от всей души поздравить вас с вашими профессиональными достижениями на избранном пути и передать микрофон моей соведущей, товарищу Русалке.

Поздравленные снова зааплодировали и еще раз выпили.

Тетя Нонна выплыла на площадку мелкими шажочками, прямо как танцовщица ансамбля «Безрезка» в образе павы. Она казалась вдвое длиннее, чем обычно. Ее темно-синее в серебряных блестках платье в бедрах было очень узким, а ниже колен распушалось блестящим гипюром на манер русалочьего хвоста. Это было очень эффектно, но, судя по всему, так утягивало тети Ноннины ноги на высоченных шпильках, что бедняжка едва могла передвигаться.

Нептун-Грядкин протянул ей второй микрофон.

Ко всеобщему веселью сестра-рентген минуты две молча возвышалась перед публикой, пытаясь сообразить, куда говорить.

– А Русалочка-то у нас глухонемая! – выкрикнул с места доктор-попа.

Тут Грядкин, наконец, нажал на тети Ноннином микрофоне на какую-то кнопочку и он ожил.

– Владлен, не смешно! – зычно объявила наша Русалочка на все Зарганде. – Валентин уже сутки стращает меня концом света, который случится, если я вдруг испорчу этот самый дорогой в мире микрофон! Я теперь и дотронуться-то до него боюсь!

– Шшш! – зажужжал в свой микрофон наш Нептун, словно шмель. – Русалка, умоляю, молчи, пока я не сделаю твой звук потише! Иначе вместо Нептуна за тобой сейчас придет посол!

– И утянет в свое посольское царство! – снова выкрикнул из-за стола доктор-попа.

Усилитель, подключенный к микрофону Русалки, и впрямь орал вдвое громче нептуновского.

К тому же, тетя Нонна была такой длинной и такой громкой, что ее и без специальных приспособлений было видно и слышно издалека. Нептун куда-то потыкал и уменьшил Русалке громкость.

На полтона потише, но все равно на все Зарганде, наша ведущая поведала, что фасон ее платья так и называется – «русалка». Затем сообщила, что сегодняшний вечер начнется с тематического заплыва медиков-нептунов, символизирующего оба праздника сразу.

– Все медики – немного нептуны! – заявила Русалочка в микрофон.

– А все нептуны – немного медики! – выкрикнул из-за стола доктор-попа.

– Совершенно верно, – согласилась ведущая. – Например, все мы думали, что наш Аркадий стоматолог, а сегодня выяснилось, что он профессиональный Нептун. Хотя некоторые догадывались, конечно… Уж больно он скользкий!

– Это русалки скользкие, – обиделся из-за стола доктор-зуб, – потому что они в чешуе! А мы, подводные цари, в короне!

– Аркаша, а где твое подводное царство? – крикнула с места доктор-аптека.

– Позвольте! – вмешался Грядкин. – Вы забываете, кто здесь главный Нептун! И своими шуточками срываете регламент собрания! Русалка, а ты давай не про платья свои журчи, а давай, как положено, предоставляй слово председателю жюри.

– Сам не журчи! – огрызнулась в микрофон сестра-рентген, но Нептуна послушалась и объявила, что сейчас перед нами выступит представитель арбитров заплыва.

Мои родители завозились в своем «президиуме», с двух сторон втолковывая что-то в уши сидящему между ними Сашке. Бедный Сашка не знал, к кому из них следует из вежливости повернуть голову, и в итоге смешно вертел ею туда-сюда, словно китайский болванчик. Арбитры в лице моих родителей были уже очень веселыми, хотя за стол еще не садились. Очевидно, одна из команд уже поднесла им веселящей газировочки, чтобы жюри стало сговорчивее.

Нептун поднес им микрофон, мой папа быстро буркнул в него: «Слово нашему главному» – и сунул его Сашке. Арбитры поставили своего маленького «главного» на стул, чтобы его было лучше видно, продолжая неустанно суфлировать ему прямо в уши.

В итоге председатель жюри в лице маленького Сашки важно изрек в микрофон:

– Уважаемые товарищи, соратники и коллеги! Я рад приветствовать вас на этом важном для всего нашего народа мероприятии. В этот знаковый год, когда наша страна принимает у себя всемирные олимпийские игры, каждая отдельная партийная ячейка обязана не отставать, вливаясь в ряды, идущие по пути ежедневного коммунистического оздоровления души и тела. В здоровом теле – здоровый дух! Жду ваши продолжительные аплодисменты, переходящие в бурные овации!

На последней фразе бедный Сашка покраснел и чуть не лопнул от напряжения. Еще бы, повторить за взрослыми, как попугай, столько незнакомых слов!

Зато взрослые просто рыдали от восторга, а медсестры даже повизгивали от удовольствия. Сашке долго хлопали и кричали «Бис!». Бедный председатель жюри сел на свой стул и засмущался. Публичное выступление далось ему нелегко.

Затем Нептун объявил, что сейчас у нас состоится два заплыва – спринтерский, в один бассейн, и марафонский – в три бассейна. Ведущий разъяснил спортсменам и зрителям, что «один бассейн» означает необходимость проплыть его вдоль туда и обратно. Сообщил, что для точного определения дистанции организаторы соревнований заранее тщательно замерили наш бассейн по бортику и установили, что в длину он ровно 25 метров. Таким образом, дистанция короткого заплыва составит 50 метров, а длинного – 150 метров. Стартовать следует с правого бортика по свистку Нептуна, финиш там же.

Грядкин свистнул, и все участники разом плюхнулись в воду.

В отличие от посольского, наш бассейн не был поделен на дорожки, и «медики» с «нептунами» сразу смешались в хаотичном бултыхании под песню Эдуарда Хиля «Вода-вода, кругом вода!». Ее врубил наш Нептун, заявив, что она способствует «повышению плавучести».

Но даже в фонтанах брызг от массового спортивного плескания было заметно, что первой к финишу в обоих заплывах пришла красная шапочка. Разумеется, это была тетя Вера, Сережкина мама. Благодаря ей, наша команда выиграла.

Правда, «голубые» всячески пытались бросить тень на честную победу «красных»:

– А меня Аркадий под водой за ноги хватал, чтоб я медленнее плыл! – заявил Лешкин папа дядя Слава, он же доктор-нос. – Он же знает, что я как ракета на подводных крыльях, вот и придерживал!

– Кто ж тебе поверит?! – снисходительно похлопал его по плечу доктор-зуб, бывший в нашей команде. – Победителей не судят, а проигравших не слушают!

– Меня тоже хватал! – вступился за товарища по «голубым шапкам» дядя Женя, доктор-глаз и папа Макса. – Прямо за попу!

– Ты тоже, что ли, на подводных крыльях?! – хмыкнул доктор-зуб, намекая на то, что доктор-глаз плавал очень медленно, особенно, когда у него запотевали очки.

– Нет, – не растерялся Максов папа. – Но Зуб хотел меня напугать, чтобы я начал тонуть, и наша ракета доктор-нос вместо того, чтобы рваться к финишу, стал бы меня спасать!

Тут в спор вмешались арбитры с предложением присудить команде «голубых» утешительное второе место, чтобы они перестали обижаться и наговаривать на товарищей. Предложение было принято присутствующими единогласно и отмечено поднятием тоста за равенство и братство.

Команды «голубых» и «красных» построили по бортикам и вручили медали – нам золотые на красных ленточках, а им серебряные на голубых. Такие «медали ГТО», золотые, серебряные и бронзовые, продавались в Союзе в киосках Союзпечати, их вручали на всяких детских соревнованиях. Например, в моей секции фигурного катания при Доме детского творчества в парке Сокольники.

У нас в бимарестане они имелись всех трех видов, на случай проведения в коллективе спортивных соревнований. Хранились они в большом мешке в подсобке последнего этажа, которую во время концертов мы использовали как костюмерную. Иногда мы с мальчишками таскали оттуда медали, если играли в войнушку, но потом всегда клали на место.

После официального награждения все выпили за свои призовые места и подобрели. Обижаться больше было некому, команды-то всего две.

Немного покрасовавшись, медалисты сдали свои награды назад Грядкину, чтобы он вернул их в мешок до следующих соревнований.

После этого наш Нептун скрылся в раздевалке, а вышел оттуда уже без нептуновской «юбочки», а в светлом костюме с оранжевым галстуком. Моя мама сказала, что костюм модного цвета «экрю» – яичной скорлупы, а галстук – оттенка «терракота» или краснозема. В похожем костюме выступал Джо Дассен на видеокассете у Макса.

Пока Нептун переодевался, Русалка пригласила на нашу импровизированную сцену перед бассейном частушечный хор. Состав его почти никогда не менялся, в руках у них, как всегда, были листки со словами. Грядкин не только сочинял куплеты, но и сам их переписывал на множество листочков и раздавал хору. Когда он только это успевал?! Наверное, на работе. Потому что после работы он если не лежал у бассейна, то гулял по аллеям с тетей Тамарой, мы его видели.

Частушки были, как обычно, смешные, про каждого специалиста нашего бимарестана в отдельности. Некоторые я даже записала себе на память в свой английский словарик, который захватила вместе с ручкой, так как с началом танцев планировала отправиться под забор к Махьору. Например, про дядю Аркадия:

«Что случилось, что за шум?

Доктор-зуб качается,

Спирт этиловый везут,

Праздник намечается!»

И про дядю Владлена:

«Как устал наш доктор-попа —

Пациенты дикие!

Лучше уж работать в морге,

Там больные тихие!»

Про самого себя наш Нептун тоже сочинил:

«Любит так свою работу

Грядкин в отделении,

Аж завидует ему

Все здравоохранение»

А вот про Сережкиных родителей:

«Не советует нам Вера

Гинекологов любить,

Будут в органах работать

И домой не приходить»

После выступления частушечного хора ведущие объявили танцевальный конкурс, первым номером которого «самые дружные пары нашего бимарестана» должны были исполнить танго. С этими словами Грядкин пригласил на сцену Сережкиных, Максовых, Лешкиных и моих родителей.

– Но я не умею танцевать танго! – заупиралась моя мама.

– Уметь не обязательно, – отклонил ее возражения ведущей, – можно импровизировать. Главное – желание и задор!

Зазвучало «Утомленное солнце» в исполнении какого-то советского тенора, судя по всему, Грядкин специально к конкурсу переписал мелодию с какой-то старой пластинки. Все-таки он действительно был зубр самодеятельности.

Пока наши мамы и папы старательно импровизировали, мы с мальчишками незаметно для всех испарились с места празднования и побежали в то место, где в день субботника беседовали через забор с молодым иранцем.

Я поводила фонариком по темных кронам деревьев над забором. Махьор будто ждал сигнала: тут же возник из темноты и уселся верхом на заборе в гуще ореховых веток. Я сразу обратила внимание, что он чем-то расстроен.

Минут десять мы поговорили о том о сем. Махьор рассказал, что досрочно сдал экзамены в университете, я – что моя армянская школа ушла на каникулы до 20-го сентября (из за жары занятия в тегеранских школах начинались позже, чем в Советском Союзе).

Мои дружки тем временем шарили фонарями по земле, выискивая грецкие орехи. Беседа с иранцем была им совершенно не интересна, просто я попросила их сходить со мной.

Вскоре Махьора со стороны его дома окликнул какой-то мужской голос. Он что-то крикнул в ответ, а мне сказал, что, к сожалению, ему пора.

Прощаясь, он торопливо сообщил, что очень рад, что я пришла. Ему не хотелось уезжать, не попрощавшись, а уже завтра они всей семьей уезжают во Францию. Там при смерти какой-то их дальний родственник. Сколько они там пробудут, неизвестно.

Я пожелала ему счастливого пути и помахала рукой.

Мой собеседник помахал в ответ и растворился в густой кроне дерева над забором. Но через мгновенье вдруг снова высунулся и горячо добавил:

– Если честно, нашу университетскую организацию преследуют власти, и отец боится, что меня могут бросить в тюрьму! Но я так не хочу уезжать! Я хочу быть рядом со своими товарищами в трудную минуту и сражаться за наше общее дело! Но отец даже слышать ничего не желает!

– Я бы на его месте тоже не желала, уж лучше Франция, чем тюрьма! – искренне ответила я, радуясь, что мне, наконец, довелось употребить оборот «If I were in your shoes» («Я бы на вашем месте» – англ). Мне очень нравилось это выражение, особенно после того, как папа растолковал мне, что значение у него переносное, а не про ботинки (буквальный перевод – «Если бы я был в ваших ботинках»). Мне очень хотелось применить на деле этот разговорный оборот, который в ходу у настоящих англичан, но до сих пор не выпадало случая.

Махьор сказал, что надеется вернуться в Тегеран до конца лета и обязательно даст мне знать, как снова будет дома. Я ответила, что мы останемся в Зарганде до конца сентября, и я буду рада снова его увидеть.

– Мой младший брат Мамад остается здесь, с бабушкой и дедушкой, – сказал Махьор, тяжело вздохнув. – Подходи сюда иногда, может он передаст от меня весточку.

Я кивнула, и Махьор снова исчез в кроне дерева.

Мы вернулись к месту празднования Дня Нептуна и Медика и застали забавную картину.

На танцполе громыхала музыка, а бимарестанты были заняты тем, что кидали бимарестанок в бассейн прямо в вечерних туалетах. Некоторые из них уже весело плескались, отчаявшись уберечь свои наряды, другие еще сопротивлялись, отчаянно визжа.

Кинули даже мою маму. Она с достоинством плыла вдоль бортика в своем платье, сшитом лучшей театральной портнихой Москвы. Его длинный шлейф плыл за мамой, как русалочий хвост. Сейчас она была даже более живописной русалкой, чем сестра-рентген.

Ведущая тетя Нонна отчаянно пыталась добраться до берега, одной рукой держа над головой микрофон. При этом наша Русалка ругалась на чем свет стоит, крича, что сейчас «бросит этот чертов микрофон в воду и плевать ей, какой он дорогой, и что будет короткое замыкание».

Грядкин в своем элегантном костюме цвета «экрю» стоял на бортике и пытался втолковать тете Нонне, что у микрофона хорошая изоляция, и она может бросить его, пока сама не утонула. В этот момент сзади к нему подкралась тетя Тамара и с криком «Кто-то у нас здесь Нептун!» столкнула его в воду. Полет Нептуна в пучины бассейна сопровождал ее звонкий русалочий смех и наш хохот, от которого мы впятером чуть не лопнули. В голубом бассейне, подсвеченном со дна зелеными прожекторами, светлый костюм нашего Нептуна стал казаться зеленоватым, будто он и впрямь был из водорослей.

* * *

В середине июня в Зарганде приехали посольские дети, которых родители забрали к себе на каникулы. Обстановка в Тегеране оказалась не такой уж страшной, какой предрекали ее пять месяцев назад, сразу после нападения на посольство.

Среди них была Элька, чему я была ужасно рада!

Она прилетела вместе со своей мамой, тетей Аллой, и моя бабушка передала с ними письма, среди которых было и от Оли. С оказией оно дошло намного быстрее, и я смогла узнать свежие впечатления Оли от первой недели в пионерлагере.

Оля писала, что на вторую ночь в их палате случилась драка: две «центровых» девчонки их отряда не поделили власть. Палата разделилась на два враждующих лагеря, и спор вскоре перерос в настоящую схватку, в ходе которой одну девочку чуть не задушили подушкой, а другая едва не сломала нос, влетев им в железную спинку кровати. В итоге драку разняла проснувшаяся от шума пионервожатая, а главенство досталось той из противниц, чья группа поддержки оказалась физически сильнее. Теперь победительница и ее команда объявили бойкот и травлю поверженной сопернице и всем, кто выступал на ее стороне. А те немногие, кто соблюдал нейтралитет, среди которых была и Оля, просто выпали из пионерской жизни. Их не травят и специально не бойкотируют, а просто не замечают, будто их вовсе нет в природе. Подружка сообщала, что аутсайдеров всего трое, включая ее, они, конечно, принимают участие в официальных отрядных мероприятиях, но все остальное время их старательно избегают. В их присутствии победительница и ее свита презрительно замолкают, очевидно, чтобы изгои случайно не подслушали их секретов.