Текст книги "Midian"

Непоправимо и безвозвратно

Де Снор раздвинул шторы. Даниэль огляделся, особо акцентируя внимание на картинах. У него перехватило дух от их вида, отчасти знакомого ему по эскизам в папке. Но здесь уже не быстрые зарисовки, а завершённые произведения. От них по коже пробежал мятный приятный холодок, перешедший в восхищение. Ему не было жутко находиться среди мрачных изображений. Персонажи их были куда безобиднее, чем некоторые люди.

Пока для новых знакомых не существовало имён и фамилий, положений их в обществе. Кристиан представлялся Даниэлю загадочным и чудаковатым творцом, истерзанным сплином. А Даниэль являлся для де Снора гораздо большим. Вместе с ним в комнату ворвался тонкий холод с улиц, проникла аура ясная и жгучая, как ночь его волос, сочно-лазурная, как взгляд. Он казался энергией, воплощённым светом.

Де Снор не знал, с чего ему следует начать. Опыт общения с людьми сводился у него к трафаретам, к предсказуемым алгоритмам и ограничивался или заказчиками, или любовницами. Они не просили у него сокровенного, не хотели его как человека. Им нужен был или его талант, или его похоть. Теперь он должен открыться. Ему до смешного трудно говорить о себе. Пока он робел и цепенел, негодовал и волновался, чувствовал, как сушит немеющий рот, то Даниэль обнаружил среди картин что-то донельзя примечательное. Пастель в растушёванных, но явных чертах передала некий женский образ.

– Да неужели! Вы её знаете – эту особу? – спросил Даниэль, указывая на изображение.

Кристиан подошёл и недоумённо сначала посмотрел на Королеву, а затем на гостя. Дани повторил вопрос, предположив, что художник просто его не расслышал. Но он расслышал – и крайне отчётливо.

– А сами-то Вы знаете её? – де Снор на мгновение запечатлел на сухих губах улыбку и оперся рукой на спинку софы, точно его держал лишь воздух.

– Нет, я не знаком с ней лично, если Вы об этом. Но я видел её два раза: на Штернпласс и на кладбище. Словно она по пятам ходит за мной! – ответил он, понимая, что становится свидетелем чёрт знает чего.

– Я написал это в поезде, когда направлялся в Мидиан, – пробормотал де Снор.

– И что же из этого?! Я не понимаю тебя! – воскликнул Дани.

– Раз Вы её видели, то у меня всё хорошо. У меня всё прекрасно!

И сдвинутые жалобные брови Кристиана утончённо выпрямились, уголки губ поджались так, как это бывает у надменных и честолюбивых людей. Лёгкий прищур задумчиво обрамил его уже не потерянный, а твёрдый и уверенный взгляд. «И Торесен меня тоже, кажется, преследует!» – подумалось Даниэлю, когда перед ним на мгновение мелькнул образ его отца.

Художник деликатно предложил гостю присесть. И сказал ему, заволновавшемуся и тихому, что сейчас внесёт ясность. Когда он «вносил ясность», то не мог находиться в одном положении, поскольку в нём двигались стихии чувств и эмоций, захлёстывая его. Он несколько раз непроизвольно сменил место: он то сидел напротив, то облокотился на подоконник, прошёлся маятником в один угол комнаты, в другой, встал в центре. Всё сопровождалось выразительной жестикуляцией изящных рук, живостью мимики и исключительным тембром низкого голоса, что сакральным мраком окутывал его повествование.

Он говорил:

– Приблизительно неделю назад мне приснилась Алая Королева. Совершенство. Идол красоты. Я прекрасно её запомнил и даже имел смелость её, лучезарную, изобразить на холсте. Она сама снизошла, чтоб я удостоился написать её. История этого холста удивительна, но это другое, другое! Это не имеет значения. И на площади я увидел её. Настоящую! Плоть и кровь! Ни голограмма, ни бред рассудка, ни галлюцинация и ничего сродни! Понимаешь? Сначала я, как лицезрел её во сне, готов был жизнь отдать, чтоб моя мечта стала реальностью. Я влюбился совершенно искренне в неё, возжелал её, как четырнадцатилетний мальчик. А когда наблюдал её перед собой, то мне стало невероятно ужасно и жутко. Первая мысль была о том, что я немного полетел с катушек. Но это хотя бы оправданно: мне жаль было бы сойти с ума, так и не познав, что такое мною искомый идеал. Теперь я понимаю, что реальность и фантазия у меня не мешаются, раз Вы её наблюдали. И я безумен лишь в одном: в моей любви к ней! Как Вы своевременно появились! Вас Бог сюда направил, не иначе!

Даниэль задумался в тот момент над тем, что в доме Артура он тоже появился неожиданно. Всё тогда произошло непреднамеренно, спонтанно и выглядело незначительным. Он просто пришёл странником в жилище к господину, а в итоге оказался свидетелем его гибели и полноправным наследником. В тот миг тоска по Артуру безжалостно хлестнула его.

Когда Кристиан завершил свой монолог, то внутри его затеплилось спокойствие. Он вернулся к жизни, чего бы ни случилось без схождения ангела с папкой. Де Снор прочёл глубокую и покорную печаль в чертах своего спасительного духа.

Они помолчали.

– У Вас замечательное лицо. Только подумать! Какое у Вас лицо!.. Если бы я был изгнанным демоном, тот вспомнил бы о небесах, глядя на Вас, – склонив голову набок, медленно сказал художник.

– Вы так хорошо знаете падших ангелов? – быстро очнулся Даниэль, смутившись комплименту.

Кристиан открыл в себе новое качество – желание поделиться чем-то личным с другим человеком. Ему огромное удовольствие доставлял сам факт такого разговора. Душистым медом в яде его одиночества растворялась возможность их беседы, и он упивался ей. Увлечённо он произнёс:

– Падшие ангелы иногда руководят моей кистью. Мои картины – доказательства. Они не пугают Вас?

– Меня пугают люди, творящие зло с милейшей улыбкой. Или люди, которые распинают, но лицемерно прикрываются крестом и добродетелью. А Вы-то что? – ответил Даниэль, отводя взгляд.

– Я должен был писать фрески в соборах. Вот такой я латентный ортодокс. Так в моей семье хотели. У меня в роду огромное количество и монахов, и священников. Они вращаются вокруг праведности давным-давно, как кольца Юпитера. А я покинул орбиту, привлечённый космическим холодом или другой особенной для меня звездой. Может, Денницей? «Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера». Мидиан – на краю севера, поэтому я так тянулся сюда. И я среди господнего воинства своих родственников являюсь чем-то другим.

Даниэль нашёл совпадение в том, что он тоже являлся для династии Велиаров «чем-то другим». Оба они – отступники. Он ответил откровенности де Снора взаимностью:

– А я сейчас должен жить образцово и просто на родном морском побережье. А мне так хотелось мятежа и скитаний!

– Да! Мятежа и скитаний! – вырвалось у Кристиана. Эта фраза звучала у него не так романтизированно, как у Дани, а бурно и воинственно, с вызовом, с предложением дуэли. Он продолжил:

– Признаться, если бы я не стал тем, чем я являюсь, то я…

– Спился бы от скуки! – выскользнуло у Даниэля.

Кристиан засмеялся:

– Да! Может, имена наши тоже одинаковы? Меня зовут Кристиан. Чем не христианин?

Даниэлю казалось, что на ветхозаветном древе познания Добра и Зла крона должна иметь такой же оттенок зелёного, как взгляд этого художника.

– А я просто Дани Велиар, – прозвучал ответ.

Живописец первый протянул руку, которая привыкла держать кисти, бокал с вином, мундштук, женскую грудь, поэтому рукопожатие отдавало новизной.

– О! Велиар! Дух разрушения, блуда и мирового бесчинства! Как прекрасно! Как в одном из посланий: «Какое согласие между Христом и Велиаром?» Даниэль Велиар, ты пьёшь вино? – с этими словами Кристиан, легонько ударил босой ногой о тумбу, чья дверца тут же открылась с визгом, а там… а там то, на что де Снор не мог скупиться: в ряд стояли дорогие элегантные сосуды с виноградным дурманом.

– Я знаю это вино! Оно росло со мной по соседству. И мне некуда спешить, – ответил Дани выжидающему Кристиану, и тот охотно принёс с кухни бокалы.

Они сидели на полу напротив друг друга. Фоном для их профилей служил монитор телевизора, на котором – серое Ничто. Они успели за то время, пока потягивали первый бокал, изрядно начадить крепким дымом. Когда хрусталь наполнился повторно багровым миро, то Дани проговорил:

– Это вино мне напоминает о доме, где прошло моё детство. Мидиан в моих пресловутых мятежах и скитаниях – первый город, который смог меня так наградить. Я не ожидал столь резких манёвров в своей жизни, пока я не оказался здесь. Значит, всё весьма неслучайно.

Держа полный бокал перед собой так, чтобы робкий свет растворялся в багровом зелье, Кристиан мечтательно протянул с прохладной улыбкой:

– Я верю, что нет случайностей. Значит, мы на своём месте. Вероятно, здесь мы должны вершить что-то важное, Даниэль? – художнику сейчас было приятно произносить имя собеседника, как свидетельство того, что он не один.

– Мы на своём месте – непоправимо и безвозвратно.

– Тогда у меня есть тост. За то, что мы здесь «непоправимо и безвозвратно». И за грядущее!

Звон бокалов.

«Тайный наследник: кровавый умысел или подарок неба?»

– Я решительно не могу поверить, что Дани стал обладателем стольких денег! Как?! Чёрт возьми! Ка-а-к?! Этот вечный провинциальный шалопай с сахарными щами! Этот мой чудесный бродяга и алкогольный беспредельщик! Ай-да Велиар, ай-да сукин сын! – размашисто и недоуменно жестикулируя, Скольд в очередной раз пытался показать своё неуёмное удивление. Он, Иен, Рейн и Алесса шли около полудня к особняку Даниэля, минуя заснеженные погибшие усадьбы.

Известие о скоропостижной кончине Артура и судьбе его наследства разлеталась по Мидиану во все концы.

– Пресса может врать! – на ходу смотря в косметическое зеркальце и смахивая осыпавшуюся тушь, колко подметила Алесса. Макияж её глаз был так бросок, мрачен и густ, что вообще казалось странным, что леди Мортен обращает внимание на такие мелочи.

– Дорогая моя, попрошу Вас не умничать! Вы вообще примкнули к нашей мужской компании из-за праздного любопытства! Поэтому идите-ка в жопу. Или ты так прихорашиваешься, имея виды на нашего наследничка? – расхохотался Скольд, лепя снежный комок в голых руках. Алесса хлопнула крышкой зеркальца и выдала:

– А вы миссию великую вершите! Идёте милостыню просить у новоявленного богача! Позорники!

Рейн повернулся к ней. От его тяжёлого взгляда она заробела. Авилон процедил:

– Ты знаешь тот мотив, которым мы руководствуемся. Нам нужно подкупить Керта. И будь добра – не зли меня.

Но Рейн в сотый раз выслушивал её возмущение:

– Надо было припереть Керта к стенке, сломать ему что-нибудь. Ты же умеешь! Но вдруг нам нужно, чтобы всё было гуманно, под знаком пацифика. И ты такой: «Чем же я буду отличаться от Андерса Вуна? О-о-о! Ведь я такой правильный!» А кто нам внушал про войну? И внезапно ты идёшь унижаться перед Даниэлем. Может, он так зазнался, что двери не откроет?

– Дани откроет свои двери. Он же Дани, – скромно утвердил Иен. Через секунду он получил в затылок хрустящий удар снежного кома, что с любовью слепил для него позади идущий Скольд. Незамедлительно они придумали игры, такие как «кто больше закидает снега за шиворот противнику» и «урони меня в сугроб, слабак». Но милейшее дурачество под носом у Рейна и Алессы не сделало их радостнее. Леди Мортен говорила с язвительной досадой:

– Зачем ему наши проблемы? Зачем ему мы? Он теперь будет жить прекрасно. Кто есть господин Даниэль Велиар, и кто – мы? Ему не нужно наше общество. Пойми же ты, Рейн. И пошли обратно в наши трущобы. Ибо между нами теперь пропасть.

Из-за смеха Диксов Авилон и Алесса не услышали, как за ними медленно ехал чёрный джип. Водитель открыл запотевшее окно и выглянул, смеясь:

– Какие знакомые люди! Не ко мне ли?

Даниэль оказался лёгок на помине. Он только возвращался от Кристиана. Они много пили и говорили. По дороге к себе он увидел один занятный магазин и решил его тут же посетить. Когда он вышел из машины, то его охватила невиданная до того момента неловкость: прохожие останавливались и смотрели на него, кто-то показывал пальцем, кто-то снимал его на телефон. Он чувствовал, как горит его лицо.

В магазине ситуация повторилась, а он всего-то зашёл за военной фуражкой, что обязательно должна иметься среди кожаных плащей, неформальной-фетиш-атрибутики и прочего. Он не успел открыть рот, как тут же две продавщицы закричали наперебой: «Это он! Его фото в статье! Клянусь, что это он и есть!» Дани подошёл к ним с робкой просьбой, чтоб те показали саму статью. Они расхохотались, заволновались и нашли на планшете нужную страницу. О, он хотел выругаться трёхэтажным матом, когда лицезрел ЭТО. И ЭТО – Великая Ложь. И фото виновника торжества прилагалось. Снимок имелся на одной из страниц в социальных сетях. Он появился на втором курсе на нудной паре. А представлял собой он следующее: Дани возносит полный наигранной тоски взор, драматично приоткрывает губы, кисти рук застыли в жесте, означающем: «Господи, за что?!» И – заголовок: «Тайный наследник: кровавый умысел или подарок неба?»

– Так Вы не знаете о себе такой информации? О Вас говорят повсюду! Можно селфи с Вами? – улыбнулась одна дама.

– Мне бы фуражку вон ту. Которая на втором прилавке сбоку, – сумрачно сказал «тайный наследник», ощущая как по спине ползут скользкие перешёптывания посетителей. До него доносилось: «вероятно, он мог убить Артура», «серый кардинал», «за ним кто-то стоит», «тратит чужое состояние – полюбуйтесь!»

– Примерьте? – расплылась в улыбке другая леди.

– Я сразу понял, что военная фуражка будет как влитая!

И он повернулся с таким взглядом, что все замолчали. Теперь он точно готов к вездесущему милитаризму. В целом, он понимал, сколько грязи на него и на несчастного Артура может вылиться. И весь город для него обернулся помойной ямой, где шевелилась клевета.

И когда он увидел своих друзей, бредущих к особняку, на душе прояснилось. Четвёрка уселась в джип, не оттряхнув подошв. Прежде всего, Дани поинтересовался у главаря «Лимба», как его раненное плечо. Авилон ответил, что оно цело, и его лишь благополучно задело. И добавил, пряча взгляд, что поздравляет его с получением наследства. К его поздравлению добавились ещё и Скольд, утирающий нос заледенелым рукавом, и Алесса, так и не желающая менять предвзятого отношения к господину Даниэлю. И только Иен с нелепой и вздёрнутой наверх заснеженной чёлкой выразил соболезнования о потере родственника.

…Раздался ёмкий бой напольных часов, огласивший парадную залу. А на двенадцатый раз, как по заказу, входная дверь растворилась, появился Даниэль со своей лихой гвардией. Беломраморные гладкие стены зеркально отразили ввалившегося панка с розовым ирокезом. Тот с воплем вбежал на середину залы и от изумления выкрикнул нечто нечленораздельное и нецензурное, но означающее похвалы красоте дома, а затем имитировал обморок. Потом появилась девушка в костюме гаражной ведьмы и с необыкновенно длинными дредами,. Она рассмеялась: «Ах, это же точно музей!» После возник чёрный и аскетичный силуэт юноши с огромными очами тёмного магистра, держащегося независимо и прохладно. Иен просиял и безмолвно восхищался блистательному королевству.

Авилон сразу же перешёл к главному, обращаясь вкрадчиво к Дани, пока его сообщники были отвлечены:

– Мы здесь по серьёзному вопросу. Я поговорил с Кертом, чтоб он не выдавал «Лимба». Он сказал, что его молчание должно оплачиваться…

– Сколько? – опередил его Дани, поняв их цель. Сумма оказалась небольшой, но всё равно была бы накладна для Рейна и его приятелей. Она уложилась в размер сдачи от покупки фуражки. Даниэль деньги пересчитал и вручил Авилону. Последний несколько воодушевился:

– Мы отдадим сразу же, как сможем нормально работать и жить. Сам понимаешь. Мы не обманем. Только надо что-то непременно поменять в этом городе, чтоб нам вернуть долг…

Даниэль задумался, пытаясь зацепиться за бесценную мысль. Она витала повсеместно: в пространствах огромного особняка, в хрусте купюр – в том, что неожиданно оказалось в его распоряжении. И он быстро проговорил, сконцентрировав прямой взгляд на одной точке:

– Да, как же я раньше не опомнился?! Вот же оно!

– О чём ты?

Дани схватил его за воротник и повернул лицом к себе:

– Надо непременно что-то поменять в Мидиане. У меня есть всё для того, чтоб согнать Вуна с его престола. Я только что ощутил, как сильно хочу это сделать! И я сделаю это!

Рейн иронично сдвинул брови и пренебрежительно проговорил, преднамеренно повысив голос для привлечения всеобщего внимания:

– Неужели тебя до сих пор волнует то, что творится здесь? Ты далек от всех тягот. Сколько времени ты хочешь быть благодетелем и спасителем угнетённых? Сутки?

Авилон вовсе не хотел перегибать палку, но его заносчивость дала о себе знать и снова: он ревностно желал оставаться главой противостояния. Сообщники настороженно наблюдали за ними. Даниэль выпалил без заминок, на одном дыхании:

– Да хоть и так! Но если я снова увижу тебя бредущего по тротуару и истекающего кровью, то я вновь остановлюсь! И сейчас я точно также не могу проехать мимо, но я говорю уже о городе, который мучается! Мои деньги и твоё влияние в «Лимбе» – это уже хорошее начало. Авилон, ведь ты же хочешь борьбы с Вуном?

– Он хочет забрасывать его машину тухлыми помидорами и устраивать митинги, – без задней мысли выдал Скольд, тем самым совершенно выбил Авилона из колеи.

– Мы должны сейчас идти! – грозно скомандовал Рейн. Он чувствовал свою неправоту и начинал злиться и на себя, и на всех. Он с эффектным шумом плаща повернулся к двери и приоткрыл её. Диксы и Алесса находились между двух огней. От резкого движения плечо Рейна поразила боль, чего он не выдал. Но что-то в тот момент забрезжило в нём: он посмел себе признаться, что Даниэль действует не из-за корысти и желания славы. И Авилон чувствовал в глубине ревностной души, что этому богачу-оборванцу можно и нужно сейчас довериться. Он повернулся и произнёс, отводя глаза:

– Если и будет война против Вуна, то мы не должны переживать её порознь. И я тоже хочу поговорить с тобой об этом.

Даниэль широко улыбнулся и обвёл новобранцев разгорающимся взглядом.

Война

Хозяин дома провёл своих бунтарей в одну из ажурных комнат. Он пригласил их сесть за большой стол, а сам отлучился к Вильгельму, который незаметно для всех отозвал его в сумрак коридора. Дворецкий был явно взбудоражен:

– Тебя не было так долго! Кто эти люди? Где ты отрыл их?! Я признателен, что ты доверил мне все нотариальные и юридические дела, но и со своей стороны не следует быть таким беспечным! Послушай сейчас меня: забирай всё. Мы продадим особняк, и ты благополучно покинешь город. Спасай себя, мальчик! Отныне на тебя всё людоедство начнёт точить зверские клыки! Ведь я узнал, что Синдри так и вьётся вокруг Вуна. Они тебя так не оставят!

– Вот и я не собираюсь их просто так оставлять. И я не уеду. Я знаю, что я должен быть здесь! – с волнительным накалом в голосе высказался Даниэль.

– Ты окончательно так решил? – с грустью спросил слуга.

– Конечно, да! – горячо воскликнул Даниэль.

– О, боги! Да куда же ты?.. – вырвалось у Вильгельма, и он быстро направился дальше по коридору, берясь за голову.

Даниэль вернулся в комнату, где его ждала не менее увлекательная и содержательная беседа. Когда он зашёл, то Скольд хохотал:

– И я ей такой говорю, типа, да это ты мне за такое платить должна, а не я тебе!

Дани громко произнёс, усаживаясь во главу стола:

– Можно продолжить говорить о шлюхах. Но я предлагаю промыть кости Андерсу.

– В любви и на войне все средства хороши! – подхватил Скольд.

– Наша цель – свержение тирана. Что мы имеем? Учение с легко продаваемой концепцией и культом личности. Предположим, надо пошатнуть столпы его идеологии. Тогда нужно действовать с самых низов, с его почитателей. Они – фундамент его власти. И раз уж на то пошло… – и Даниэль потянулся в свой бездонный рюкзак, сопровождая действие шуршанием и хрустом. «Так шуршит пакетик с лапшой», – подумал Скольд. Алесса сидела с отсутствующим видом, накручивая на палец один из своих дред-локов. Рейн был замкнут и безмолвен. Иен с интересом наблюдал за тем, что делает и горит Даниэль.

– Я как знал, что надо быть готовым к этой войне! – надев на голову новую фуражку, сказал Дани с улыбкой дерзости. «Ещё сильнее похорошел, дьявол!» – пронеслось в голове леди Мортен. Покупка его была по внешнему виду проста и невычурна, но выглядела довольно колоритно. Самопровозглашённый предводитель войска, опустив лаковый козырёк чуть ниже, поведал:

– Сегодня я заехал в один магазинчик. Это моё первое приобретение на наследственные деньги. И на неопределённый период – последнее. Я совершенно не зря посетил то место. Оно мне намекнуло на один важный момент… Какое вы знаете оружие массового поражения?

Скольд начал неистово тянуть руку, точно он в школе за партой. Дани энергично указал на него:

– Скольд Дикс! Ваше предположение!

– Ну, вот раньше, например, люди били друг друга палками-копалками, а потом придумали танки и артиллерию. А в будущем будут воевать лазерными мечами. Могу даже показать как! Вжух! Вж-ж-жух!

Иен произнёс:

– Самое страшное оружие – это информация.

В уголки губ Даниэля снова вернулось то хищное, ослепительное дерзновение:

– Да! Кто ей владеет, тот владеет миром. Она входит в сознание людей, изменяет его, отражается на поступках, перекраивает жизни. Нужна такая информация об Андерсе Вуне, такая убедительная пропаганда, что раскроет его настоящее лицо.

– И что это будет? Статья, комментарий на форуме? Лозунг: «Вун – плохой»? В Мидиане сплошная цензура, – небрежно откинувшись назад, закатил глаза Авилон.

– По городу везде – скрытые камеры, подслушивающие устройства, отслеживающие глаза, жадные уши. Нужно ответить тем же. Необходим кто-то, кто вступит с Вуном в контакт и вольётся в доверие, чтоб достать желанное, – заключил Дани. Он сам дивился обстоятельности и деловитости, в нём взыгравших.

– Змеиная яма, – отрицательно покачал головой Иен, который усомнился идее Даниэля. Рейн тоже имел неоднозначную реакцию:

– Я могу согласиться с тобой. Но где ты найдёшь такого человека? И будешь ли ты уверен в нём? Подложишь кого-нибудь?

Скольд значительно возвысил перст указующий и обратился к Дани:

– Вот ты говоришь, что если люди узнают правду, то откажутся от его учений. Я так не думаю. Я люблю лапшу быстрого приготовления. Она вредная, жарится в пальмовом масле, что не менялось со времён, когда люди били друг друга палками-копалками. И что? Я знаю, но я её ем, потому что привык. Они тоже привыкли.

– А вот если лапшу заменить на что-то подобное? Переманить их на другое, аналогичное, – вступила в полемику и леди Мортен. Но на её слова Даниэль рассудил:

– Нет, это сразу же исключается. То же зло.

Авилон предложил и такой вариант:

– А если людям показать последствия неправильного питания во всех красках? Болезни, избыточный вес… Здесь уже привычку пересилит отвращение…

– Вы так много говорите о еде, что я захотел какать, – осудительно констатировал Скольд.

– По коридору налево, – отмахнулся Даниэль, не желая отвлекаться от главной темы разговора. Скольд чинно и важно поднялся с места, галантно обратился к леди Мортен:

– Если я заблужусь и умру где-нибудь в этом музее, то, Алесса, знай, я умер с мыслью о тебе. Пойдём покакаем вместе?

И засмеялся. «Идиот!» – пренебрежительно шикнула девушка. Она уже ощущала обиду из-за замечания Даниэля. Когда ухажёр отлучился, Дани сделал попытку довести мысль до кондиции:

– Отвращение… Люди обращаются к учению Вуна, поскольку это модно. Если ты не просвещаешься его книгой, то ты отстаёшь. Нужно убедить их в том, что есть нечто более прогрессивное, новаторское, а Вун отстой, который только старухи у подъезда котируют.

В итоге он до кондиции довёл леди Мортен. Она поднялась и выкрикнула оскорблённо:

– Я говорила про то же самое! Почему ты не поддержал мои слова?! Ты меня дискриминируешь. Вы все тут говорите про проституток, про «подкладывать», до бабушек добрались!.. Что женщины вам сделали?

Но она никак не ожидала, что Рейн не вытерпит и разразится гневно:

– Что с тобой, мать твою?! Не доводи! Тупые бабы, б*ядь! Вали отсюда!

Леди Мортен несколько мгновений сверлила его взглядом, а затем резким рывком вышла из-за стола и ринулась из комнаты, высоко подняв голову.

– На правах главнокомандующего я пойду возвращать солдата, – заключил Даниэль и выбежал за ней. Вскоре он увидел её в закоулке коридора, заливающуюся слезами. Он подошёл ближе. Алесса отвернулась к окну, утирая глаза платком. Мортен всхлипнула жалобно:

– Я никому не нужна. Меня никто не понимает! Не любит! Скольд этот ещё… Манипулятор…

– Ну, давай вместе поплачем, милая.

– Плачь!!!

И дева посмотрела на него прямо и важно, обороняясь. По её щекам обильно размазалась тушь, карандаш, тени – всё и сразу. Она спросила, уверенная, что в её внешнем виде всё не так скверно:

– Где ещё нужно вытереть лицо?

– Везде, – и Даниэль взял платок из податливой руки Мортен и принялся быстро убирать с её щёк и скул невообразимые подтёки. Он говорил:

– Дорогая моя женщина, мне тут кричать охота и с ума сойти, не только плакать.

– Почему?

– Ещё неделю назад моя жизнь была другой – такой вольной, не отягощённой глобальной ответственностью.

– Да ладно?

– Разъезжал бы везде, прыгал бы в толпу на фестивалях, подрабатывал бы то там, то здесь, просыпался бы в палатке с видом на горы или ещё на что… Моим приютом были ветер и странствие, а сейчас – этот многовековой особняк. Но я не смею повернуть назад, чтобы сыто сидеть и опасливо молчать.

– Извини, если что, друг.

– Я рос в окружении старших сводных сестёр. И знаю всё о ПМС.

– Ну, один ты меня понимаешь, значит.

И Дани завершил работу по преображению Алессы и вернул ей платок, который словно использовали сотни две или три шахтёров, и чуть отошёл, внимательно следя, ничего ли он не пропустил. Теперь это была растерянная и трогательно нелепая девочка. И почему он раньше не замечал её очаровательных ямочек на щеках? Он несколько засмущался, отвёл взгляд, скользнув им в окно, и тут же изменился тревожно в лице. Он увидел оставленную у ворот особняка машину, что принадлежала Синдри. После он обратился к Алессе, сняв с себя фуражку и надев на неё:

– Передаю полномочия тебе. Иди к ним и отыграйся. Пусть они огребут, моя ж ты радость!

Она радостно и по-ребячески побежала обратно в зал заседаний.

Даниэль прошёл в парадную залу. Но там никого не было. Из соседнего коридора донёсся шум. Привлечённый им, он поспешил туда. Прежде чем оглядеть последовательно каждую комнату, он понял, что источник звука – это Кот, который любознательно исследовал невысокую полку с коллекцией керамических скульптур. Даниэль взял его и присел на корточки, чтоб поставить его на пол, где он ничего не разобьёт. Считанные секунды он гладил своего любимца, смотрел, как мягко лапки-столбики ступают по паркету, как пару раз дергается его ушко. А потом Дани узнал, с какой целью пожаловал Синдри.

Вокруг его шеи молниеносно замкнулось что-то холодное, впивающееся в кожу, крепкое. Даниэль не помнил, как вырывался, как они уронили все керамические статуэтки на пол вместе с полкой, как осколки их ранили колени и ладони, как он не мог вскрикнуть, как старательно и фанатично Синдри не отступал.

В полузабытьи он услышал громкий удар. Затем тиски ослабели. Он освободился от тюрьмы удушья, начал глотать воздух часто и глубоко. Он обернулся: Синдри обездвижено лежал с кожаным ремнём в застывших руках, а позади – Скольд в обнимку с отвалившейся тяжеловесной полкой. Дикс растерянно пояснил, запинаясь:

– Я ударил его. Палкой-копалкой.

Дани сполз вниз по стене, бледнея, и хрипло, истерически смеялся, кашляя:

– Дерьмо! Дерьмо-то какое!!! Скольд после паузы серьёзно рассудил:

– Оно. Что бы сейчас с тобой было, если бы не дерьмо?