Текст книги "Midian"

Падаль

Доброе утро, о, просветитель, спаситель душ! Доброе утро, дорогой Андерс!

В белом халате, на вороте которого искристо-жёлтыми нитями изящно вышиты его инициалы, он стоял в ванной у фарфоровой раковины, умываясь. Он не спешил, ведь до собрания было времени достаточно, чтоб не только подготовиться, но ещё и уделить внимание Синдри Велиару. Наследник Артура желал приобрести у Вуна нечто важное, способное решить его проблемы…

– Ботокс. Определённо, снова нужно сделать ботокс, – внимательно разглядывая себя в зеркале, произнёс Андерс. Ему было около тридцати пяти, но лицо его было юношественно гладким, хоть волосы и имели раннюю седину. В его ужимках смешалась желчь и сахар.

Он направился из ванной комнаты, как услышал резкий и пробирающий до костей хруст. Он обернулся, озадаченный и несколько напуганный. На зеркале образовалась паутина из мелких трещин. Андерс нахмурил брови, вышел и сел на кровать, желая набрать прислуге, чтоб она разобралась. Но скрежет возник снова, будучи более стремительным. Вун импульсивно сорвался в ванную к злосчастному зеркалу, но вместо своего отражения увидел там Королеву в смолянисто-чёрной бездне. Огромные глаза неподвижно полыхали, и темень вокруг, казалось, тоже испускала зной. Её рука с багровым перстнем припала к потусторонней поверхности. Андерс, повторил её жест, сопровождая свой мелкой дрожью. Их руки соединились друг с другом. И в его сознании вихрем возникла картина, как кто-то надевает петлю на шею. Шипящий монитор. Предсмертная судорога. Корка безжизненного глазного яблока. Синяя муха, присевшая на уголок широко открытого, точно в немом вопле, рта.

Эти образы проявлялись до чудовищного ярко и выпукло. Андерс отшатнулся назад, больше не в силах выносить увиденное. И тогда от её руки возник раскол – длинная полоса, напоминающая очертаниями блеснувшую молнию, которая тут же разошлась по всей поверхности глади. И зеркало градом мелких осколков обрушилась. Вун успел закрыть лицо, чтоб не пораниться.

Он, ошеломлённый, бросил растерянный взгляд на пол, где холодно поблескивал остроконечный хаос: миллиарды космических светил с рёвом рухнули на землю, больше не подчиняясь гармонии и строю. Андерс прекрасно понимал, что сейчас не смеет медлить и секунды. И он направился к ней.

…Многие опасливо сторонились замка на горе. Говорили, земля вокруг была вытоптана ведьмами, проводившими здесь шабаши, отчего она стала пустой и бесплодной. Также рассказывали, как всякого незваного гостя потом не могли отыскать: он пропадал без следа. Замок, огромный и седой, с колоннадами и башнями, отражал былое величие и настоящую леденящую неприступность. У Вуна имелись ключи от ворот, за которыми – мрак и жуть. Но они не касались его. В одной из башен и находилась усыпальница Королевы – круглая зала, где в центре на мраморной плите блистал прозрачный гроб. Андерс иногда приходил к ней, так жаждущий её пробуждения.

И вот время пришло.

Он вбежал туда и обнаружил, что гроб пустует. Но поодаль в пол-оборота стояло его божество. Она отметила прибытие Андерса медленным взглядом. Тот оцепенел. Её стать и изящная стройность, горделивая голова, тяжёлые гладкие локоны в высокой причёске, голубоватое, студёное молоко кожи, аристократически изящные черты лица – так выглядят «чудовища». Она спросила с прохладным безразличием:

– И как долго продолжался мой сон на этот раз?

Даже в тембре её голоса хотелось блаженно утонуть и забыться.

– Двести лет, моя госпожа. Мир изменился, – ответил Андерс, боясь ещё хоть на шаг приблизиться к ней.

– Увы! Он не может измениться, – заключила Королева с усмешкой.

– Сейчас вместо гильотины и топора есть такие как я. Мы используем знания и информацию, – Вун пытался держаться перед ней, сохраняя лицо преданного и обетованного приспешника, но ему казалось, что его изнемогающая душа вот-вот вырвется из тела.

– Многих ли ты обезглавил?

– Их легионы. Я уже готов передать их Вам!

И он неровно приблизился к ней, бесстрастной. И упал на колени, зарываясь головой в огненный шёлк её платья. Возможно, он плакал. Возможно, смеялся. Она посмотрела на него сверху вниз и резко одернула подол, произнеся с неизменной интонацией:

– Приведи мой легион сюда, как только стемнеет. Всё, что здесь свершится, останется в этих стенах. Я не желаю раскрывать своё истинное лицо.

– В этом мы с Вами похожи! Моё светило! Эсфирь! – воскликнул Вун восхищенно, поднимаясь на ноги. Эсфирь с тонкой издёвкой подметила:

– Пёс всегда перенимает черты своего хозяина.

– Скорее, я создан по образу и подобию своего бога – Вас, моя Королева.

– Нет. Ты – паж. Презренный. Жалкий, как твои предки. Вы однообразны, неприметны. Внутри у вас уже нечего убивать. И не смей меня касаться без моего разрешения!

Она прошлась из залы в коридор. Андерс следовал за ней и внимал дальнейшим её словам. Он не видел выражения её лица, но по тону её голоса чуялся кровожадный азарт. Эсфирь говорила:

– …А что может быть для меня приятнее, чем сначала вносить смуту, потом ставить перед собой на колени, и, в конце концов, завладевать? Ты не поймёшь, Вун, как хочется разрывать клыками алую, пульсирующую в агонии плоть. Но вместо этого мне приходится поглощать падаль…

– Я ожидал Вашего пришествия, но, признаться, не так скоро… Мне предстоит сделать массу приготовлений… Вот же чёрт! Госпожа, что случилось с последним потомком Грегера?

– Вы не смогли его разыскать, но разыскала я, взяв всё в свои руки. Меня талантливо и изящно воплотили на полотне. Да пусть хранят небесные силы того художника! Сама же картина была выкуплена нерадивым и неблагодарным потомком. А дальше мне не стоило труда развратить очередную ничтожную душу…

Они оказались на балконе. На улице застыло холодное осеннее марево. Город выглядел безграничным и даже давящим необъятностью. Королева молчала, смотрела вдаль. Вун продолжал делать попытки ей услужить:

– Я сегодня принесу Вам падаль на серебряном блюде, госпожа! Пиршество будет подготовлено, как Вы велите.

Но Эсфирь не слушала его. Она проговорила апатично:

– Вот и мой храм, моя страна, моё ложе. Одиночная камера. Мой Мидиан.

– Это только Ваша отправная точка. Но в этот раз мы нацелены пойти дальше – завоевать весь мир! По классике жанра. Да что там этот мир? Мы выше звёзд поднимемся, изничтожим главного деспота, плюнем в его лицо! – воскликнул Андерс с болезненным торжеством.

– Я хочу посмотреть на площадь, где Энгельс Грегер одержал победу надо мной. Доставь меня на Штернпласс, – решила она, и перевела на него взгляд. Андерс ответил, робея:

– Я Вам ор… организую…

– Это будет моим триумфом. Герой был и прошёл. А я – снова здесь, – и она слабо улыбнулась.

Секреты

Событие, вожделенное Андерсом Вуном столь долго, грозилось изменить глобально не только прежнее течение жизни всего Мидиана, но и распорядок его дня. О досадности последнего он задумывался больше.

У него имелись все данные его поклонников. Внутри его школы существовало деление на только прибывших, не прошедших всех «степеней посвящения», и тех, кого он окрестил «легионом». Это люди, у которых нет пути назад.

В половину второго дня Вун снова был в своём доме. Он дал указания обзвонить новичков и сказать, что для них собрания сегодня не будет. Господин Андерс не сможет, вопреки своим пламенным желаниям, вновь побыть в их тёплом обществе. Давнишним своим почитателям он велел тоже позвонить, чтоб предложить им посетить его новое имение. Будет праздник в их честь.

Каково было разочарование Керта Флоренца, когда он узнал, что собрание не состоится!.. Ох, какая жалость! Он же очень хотел снова туда попасть. С таким неприятным сюрпризом он не мог смириться.

И как быть с его желанием доложить персонально Вуну о «Лимбе»? Он понял, что нельзя медлить, и сейчас же отправится в дом Вуна и всё-всё расскажет, заслужив в его глазах признательность. Керт относился к Андерсу, как к своему давнишнему приятелю, чуткому и умеющему выслушать. Для домашних он придумал оправдание и поспешил вершить великое дело справедливости. А Адели всё грезила о том незнакомце из «Лимба». И у неё тоже появился печальный секрет.

Но случайности несут печать фатального. Совпадение – более чем стечение обстоятельств. Даже один единственный взгляд или реплика способны повлечь грандиозные перемены.

…Тяжёлое осеннее марево. Керт – на автобусной остановке. Пахнет бензином, под ногами слякоть, в душе яркое и щекотливое желание отдать заговорщиков суду. Керт ждал своего автобуса, не догадываясь, что именно в это время из окон забегаловки его приметил Рейн Авилон.

Он с момента вчерашнего инцидента в «Лимбе» не упускал из головы подозрение, что Керту уже нельзя доверять, и необходимо сделать всё, чтоб защитить тайну подполья. Но ему нужны были доказательства. «Если Флоренц отправляется на собрание, то пока очень рано. Он не стоял бы так долго: на любом автобусе можно доехать до площади. Всё-таки там развязка… Значит его маршрут особенный. Керт, куда ты, а?» – думал Рейн, нервно стуча пальцами по пластиковому стакану с пакетированным зелёным чаем.

И вот Флоренц занял место в автобусе, чьей конечной была улица, где и жил Андерс. Авилон прекратил барабанить по несчастному стаканчику и отправился на поиски истины. Он предпочёл взять такси – так он прибудет на место первым и ничего не упустит. Рейн полтора часа находился в дребезжащей коробке полумёртвой машины, где водитель – это попусту болтающий человек со шрамом на брови. Водитель и Рейн поняли почти с первых минут, что идут под разными знамёнами и взаимно являются друг для друга «неверными».

По прибытии они остановились на углу улицы. С одной стороны шли дома, а на противоположной были тёмные сады, огороженные от тротуара решёткой. Таксист пренебрежительно потребовал с него тройную сумму. Выходка условилась тем, что почти такой же парень сегодня утром посмел обозвать его и сам не грузил свои картины. Пришла пора отыграться.

Сначала Авилон пытался договориться, воззвать к человечности, но водитель стоял на своём. И Рейн кинул ему в лицо требуемые деньги и стремительно направился по своим делам. Таксист сидел без движения несколько минут, чувствуя, как по венам растекается злоба. Потом он достал из багажника некое решение ущемлённого самолюбия. Когда ты находишься под сенью чужой власти, то можешь позволить себе немного больше, чем обычно.

Рейн пробрался через сад ближе к решётке. За деревьями в глубоких тенях его не было видно, но тротуар и фасад дома Андерса просматривались великолепно. Керт пока что не появился, но он должен – в этом Авилон был уверен. Скоро возле крыльца обозначился другой преинтересный человек. И это был Синдри Велиар. Его многие знали в Мидиане как гения бездарно тратить дедушкины сбережения и любителя ввязываться в нелепые авантюры и потасовки, откуда горе-внука вытаскивал влиятельный Артур.

Через пару минут вышел и сам Андерс. На его щеках были не растушёванные скульптор и румяна, которые должны в конечном оформлении выделить скулы. «Фигляр… Придворный шут», – еле слышно прошептал Рейн. Вот перед ним – олицетворение смертельного вируса. От него пошла чумная зараза, выкосившая всю его семью. Авилон и тогда хотел перемахнуть через решётку и задушить Вуна голыми руками, но он подавил в себе ярость.

Вун лицемерно отреагировал на подобострастное приветствие Синдри и произнёс наигранно:

– Добрый день! Чрезвычайно рад встрече! А Вы? Выглядите заболевшим.

– Я решился. И я здесь, – ответил Синдри достаточно громко.

– Вы же знаете… Я буду ждать от Вас оплаты ближайшие несколько дней. Вы понимаете, во сколько это Вам обойдётся? Вы уютный кусочек мира сможете купить!

– Благодаря этому яду я куплю весь мир, – и Синдри нетерпеливо раскрыл перед ним ладонь. Андерс рассмеялся на его наивный жест:

– Повремените, милый мой! Боюсь, мир я не продам! Я могу выставить на торг другое. Предложение Вам необычайно понравится!.. Приглашаю Вас в дом для занимательного разговора. И именно там я передам Вам необходимое!

И они вдвоём удалились. Не прошло и полминуты, как примчался побагровевший и запыхавшийся Керт. Он позвонил в ворота, прождал немного. Его деловой визит завершился ничем: ему отварила прислуга, сказав, что господин Вун очень занят. И благородный рыцарь поплелся восвояси.

Худшие опасения Рейна подтвердились. Он медленно направлялся из сада, опустив глаза, и думал, что же им делать дальше. Насилие? Нет, это не тот путь. Попытаться найти компромисс? Но это глупо! Что же делать, чёрт возьми?! Боже, что?..

Он услышал впереди себя шум – треск веток и шорох листвы. Поднял глаза: в зеркальных обсидианах их отразился стоящий перед ним всё тот же водитель, держащий оружие. Он прицелился.

…Эхо выстрела слышали Андерс и Синдри. Их «занимательный разговор» должен был вот-вот начаться, как от возникшего с улицы грозящего звука господин Велиар испуганно вздрогнул. Он произнёс:

– Мою жизнь портит одно ничтожество, которое я пристрелил бы без зазрений совести!

– В Мидиане лишь единственная особа имеет безграничную свободу так поступать, – со змеиной усмешкой проговорил Вун, когда румяна на его щеках растушёвывали мягчайшей кистью.

– Вы имеете такую свободу? – поспешил уточнить Синдри.

– Нет. Я лишь нажимаю на курок, если мне велено.

– Я тоже хочу нажимать на курок!

Андерс ребром ладони отодвинул в сторону руку визажиста и, чуть подвинувшись к своему гостю, блестя водянисто-серыми небольшими глазами, произнёс тихо:

– Вот на эту тему я и хочу с Вами побеседовать.

Красота

Я не прощу. Душа твоя невинна.

Я не прощу ей – никогда.

(Занаида Гиппиус, «Александру Блоку»)

Даниэль проснулся в обед в одной из комнат на софе, укрывшись своим пальто. Рядом расположился кот, которому он дал нетривиальное имя – Кот. Дани лежал в блаженной истоме позднего пробуждения, глядя на высокий потолок, расписанный под пышное барокко, и думал о прошлом вечере. Особенно – о девушке, которая ангельским сиянием возникла в шумном и тревожном подземелье «Лимба».

В тот день в доме Артура чувствовалась мирная и размеренная радость, которой не бывало так долго. Хозяин светел почти детским счастьем. Синдри недавно уехал по каким-то своим неотложным планам.

Даниэль понял, что не может оставаться в особняке. Он не находил себе места, желая снова встретиться с Адели. Скольд, который мог знать хоть немного о ней, не брал трубку. Поэтому Даниэль решил добраться до главной площади, чтобы встретить друга там. Дани было несколько грустно оставлять особняк. С одной стороны, он очень желал что-то выяснить по поводу Адели и вновь повидаться с ней. А с другой стороны, его держало интуитивное ощущение, что не следует уезжать. Но его стремление взяло верх над опасением.

Даниэль решил, необходимо сдвинуться с мёртвой точки и действовать. Он ничего не сказал Артуру о своих предчувствиях и переживаниях.

«Води аккуратнее, Дани. И береги себя!» – посоветовал старик, улыбаясь легко. Он играл на органе среди белых лилий. Их запах – прохладный и сладковатый, почти ладанный. В этих цветах с полупрозрачными лепестками ютились загробный эфир и ноты реквиемов. Окутанный хоралом органа и лилий, Даниэль ступил за порог особняка.

Купол бледно-серого, заледенелого небосвода опрокинулся на землю. Туман. Кажется, всё окружающее настолько бесцветно и апатично, что любая жизнь ослабла и замерла, и остались только бесстрастные тени. На площади – летаргическое спокойствие и отчуждение. Безлико проходили толпы людей, и они своей суетой не могли разрушить ноябрьскую мертвенность. Штернпласс была подобна пустоши.

Де Снор сидел на верхних ступенях у входа в храм, положив на колени папку со своими эскизами, и что-то зарисовывал на листе карандашом. Отсюда открывался необычайный обзор: полностью видны площадь, речная гладь, тающая в пропасти мглы. В те минуты Кристиан готов был молиться о появлении Королевы, как о глотке воды – потерявшийся в пустынях, как неизлечимый – о смерти. Она была для него жаждой под зноем и её утолением, истязанием и избавлением от мучений. Она была невозможна.

Он думал об этом, остановив взгляд на начатом эскизе, уже не замечая ничего вокруг. Даже того, что к подножью лестницы подошёл почтенного возраста, изможденно худой скрипач и начал играть… Музыка разлилась в сером воздухе.

Мелодий её не существовало и для Эсфирь. И даже сейчас, когда она у перилл набережной смотрела на место прошедшего торжества Энгельса Грегера, то не чувствовала никакой радости. Вместе с ней – рубиновый перстень, победа, новая война. И всё начнётся заново, по второму, по третьему кругу и продлится до бесконечности. И пусть герой сгинул, и более нет на свете ни одного его потомка, но каждый день жизни его врага – это мучение и тяжесть. Энгельс навсегда благословен, а Эсфирь навсегда проклята и изгнана.

Величественно, спокойно, презрительно озирая свои владения, она вошла в море тумана.

Даниэль спешно осмотрел всю площадь, но Скольда, к его сожалению, не было. Единственная нить, что здесь и сейчас могла бы связать его с Адели, потеряна. Тогда он остро ощутил, как священно и нежно стремится к ней. И вместе с этим, словно вторя его взволнованной душе, донеслась музыка. Кто-то начал играть на скрипке. И он пошёл на эти звуки. Даниэль миновал толпу и встал поодаль от скрипача, чуть боком. Он не смотрел, как тот играет, потому что всецело чувствовал эти переливы, эти мелодии, эту высь. Композиция соткалась из небесной грусти, от которой давило в горле. Мелодии касались до сердца немеркнущим и чистейшим сиянием. Эта музыка – сама Красота. Среди камня и холода она была чудом и зарёй. Нечто Великое и Нетленное воскресло из тяжести Мидиана. Даниэль уносился вместе с пением струн, переживал каждое движение смычка. Он отдался этой музыке, став с ней единым.

Эсфирь, скользя бездонно-тёмными глазами по бесчисленным силуэтам, остановилась на одном. Она наблюдала таинство, которое была не во власти разрушить. Она наблюдала, как иссиня-чёрная прядь ниспадала на край смуглой скулы, как небольшие разомкнутые губы рождали чуть выявляемую улыбку. И акварельно-голубой взгляд взмывал вверх. В тех глазах был Свет. И Королеве стало страшно, вожделенно, сладко и мучительно от одной мысли, что тот человек может её увидеть.

И Даниэль посмотрел на неё, но мимоходом, не придавая особого значения. Эсфирь испытала острую, разрывающую боль, как пожизненно заключённая, истязаемая морским безграничным горизонтом через железные прутья решётки.

И она ушла прочь, будучи не в силах стерпеть то, что заметила в нём.

Различия

Кровь – много крови, пульсирующей и горячей. Рейн Авилон оставлял за собой её багряную россыпь, окропляя сначала землю и сухие травы, а затем тротуар. Пуля могла бы стать гибельной, но он уклонился. Он отделался багровой полосой на плече. Глубокий ров из разорванных стонущих тканей. Тектонический разлом кожи, где зияет алая плоть. Но мало кто в Мидиане думал о чужой беде. Люди видели, что он сжимает туго рану, но никто не спросил, нужна ли ему помощь. Они делали вид, что всё прекрасно, как и должно быть. Они спешили, пряча взгляды и скорее его обходя. А принадлежал бы Авилон к единомышленникам Вуна, так кто-нибудь узнал бы его и не оставлял в безысходности. Но адепты Андерса не считали чужаков за людей.

Рейн не мог пойти в больницу: его бы там не приняли, поскольку он не в братстве. Все деньги он отдал таксисту и, как назло, его телефон разрядился. Он принялся тормозить попутные машины, что оказалось безрезультатным. Глупо пренебрегать чистотой своего салона: кровь плохо отстирывается.

Кровь, огненная и яркая, как сигнал, как воззвание: «Я тоже такой, как и вы. Поставьте себя на моё место!» Рейн не был удивлён равнодушию в попытке прошагать через весь город. Рана неровно окрасилась в запекшейся тёмно-бурый, а поверх неуёмно струились новые багровые водопады. Железно-сладкий, навязчивый дух застоялся в носу. Края материи куртки и кофты срослись с багряным тёплым месивом. Время тянулось медленно, а ещё медленнее его – пройденные километры. И становилось темнее.

Дани ехал обратно в особняк, как увидел измученного Авилона, бредущего по тротуару. Фортуна улыбнулась свободным местом, куда тут же можно было втиснуть джип, но перед этим ему пришлось пересечь двойную сплошную. Он выбежал из машины и настиг Авилона.

– Что с тобой?! Ты совсем дурак?!! – выпалил Даниэль.

– Ничего особенного! – сухо ответил Рейн, пытаясь держать лицо.

– Да?! А по-моему ты истекаешь кровью!

– Ну… Есть аптечка?

– Там только то, что не относится к первой медицинской помощи. И куда ты сейчас?

– К Скольду. Он какой-то там врач по образованию. Перекись водорода, перевязка и всякая всячина прилагаются. Не впервой.

– Все пути ведут к Скольду! Поедем вместе. Садись! Покажешь, где он живёт! – решил Даниэль.

– Я твой салон залью. Будет много грязи, – цинично усмехнулся Рейн, но в душе он был запредельно счастлив такому раскладу. Дани не терпелось прибыть к себе в особняк, поскольку давящее предчувствие усиливалось, но он уже не смел оставить Рейна. Тогда он небрежно снял с себя шарф и отдал Авилону со словами:

– Вот эту тряпку приложи, дурень! Безразличие к чужим ранам – это по-настоящему грязно. Давай, не ломайся! Не беси меня. Садись.

Вчера Рейн понял, что Даниэль не горит желанием вливаться в их подпольную общность. А подобных людей главарь «Лимба» расценивал лишними в деле своей жизни. Такая манера разделять людей на своих и чужих сложилась у него с тех пор, как он стал мятежным лидером подполья. Да и то, что Даниэль заступился за Керта, укрепило отторжение. Он даже не знал его фамилии. Даниэль – просто тень, пустое место.

И что же теперь происходит? Этот парень бросил всё, чтоб только помочь ему. Авилон пристыдил себя за бесчеловечную дискриминацию.

Дани спросил, когда они начали путь:

– И всё же, как тебя угораздило?

Авилон ответил неохотно:

– Решил проследовать за Кертом, чей маршрут завершился у ворот дома Андерса… Хотел убедиться в том, что наш охранник на вражеской стороне. И я убедился. За своевольную дерзость один из пажей Вуна решил мне воздать. Этот человек – обычный таксист. Надеюсь, сев в твою машину, я не подпишусь на очередное приключение.

Даниэль рассмеялся. Рейн позволил себе слабо улыбнуться. Они преодолели мост через Лету. По совету Авилона, его спаситель сокращал путь по дороге, отделённой линией жилых построек, а далее была набережная Леты. Авилон проговорил в неловкости:

– Что я тебе после этого буду должен?

– Ничего.

– Сочтёмся на взаимовыгоде.

– Нет. Ненавижу это слово! Сочтёмся на взаимоотдаче. Я ничего не прошу.

– А если бы мы были незнакомы, то ты остановился бы?

– Да, – ответил Даниэль без заминок.

– Чистая душа. Тяжело тебе будет, – произнёс Рейн и стал печален. Они молчали какое-то время. И Авилон проронил как бы невзначай:

– Твоя благая энергия нужна «Лимбу»!

Дани разразился смехом на его милую предсказуемость:

– Дельное предложение, но для начала надо устроиться на работу, чтоб не жить на иждивении в огромном доме моего почтенного родственника! Знаешь, сколько мне штрафов придет за превышение скорости?

– А кто этот твой «почтенный родственник»?

На дороге вырос незадачливый пешеход, и Дани с визгом колёс остановился за полметра от него. Человек тот был обескуражен, словно он видел нечто потустороннее, невероятное для людского ока. Он держал небольшую папку. Та выскользнула на землю, раскрывшись и обнажив сокрытое: рисунки и различные наброски, что беспорядочно рассыпались вокруг. Но безумец не отреагировал на потерю и бегом скрылся в подъезде жилого дома, напротив которого – разрушенные урны для цветов, пустые качели и тонкие яблони.

– Самоубийца чёртов! – крикнул Даниэль возмущённо. И надавил на гашетку.

– Кажется, ещё он и художник чёртов. Все его картины разметало по асфальту…

Дани резко свернул на обочину, поставил машину на аварийный сигнал и без промедлений вышел. Через полминуты он прибежал обратно с той злополучной папкой и охапкой мятых рисунков. Он кинул находку на заднее сидение, и они поехали дальше. Авилон нахмурил брови:

– Зачем тебе эта мазня местного сумасшедшего? Понимаю, ты подобрал меня. Но зачем подбирать ещё всякое дерьмо? Ты вошёл во вкус?

– Я как-то импульсивно… Может, потом отдам. Странно это… – ответил Дани.

К тому моменту синий шарф у раны Авилона стал почти чёрным, насквозь пропитавшись кровью. Воздух сгущался мерклыми тонами. Темнота была уже близка.