Текст книги "Midian"

Разлука

На следующее утро у Дани было ещё время проверить контрольные работы. Он, находясь в гостиной уже в своём строгом костюме и готовый выезжать, кидал всем «отлично» и «хорошо». В его душе творил беспечный праздник. После единственного урока он заедет куда-нибудь, купит Еве что-нибудь приятное. Даниэлю всегда нравилось дарить неожиданные подарки. А вот подношения со стороны Скольда вошли у них в традицию. И Даниэль, расположившись на софе, обнаружил меж подушек ту самую бархатную коробочку с очередным даром. Он боялся строить какие-либо предположения перед тем, как заглянуть туда. Первое, что он увидел, – это лежащую поверх записку от Дикса. Она прятала под собой сам презент. Он начал читать чудесный врачебный почерк:

«Дорогой друг! Я не виноват, что рядом с клиникой расположили один занимательный магазинчик. Ты меня наверняка за это ненавидишь. Однажды ты сказал, что в твоей жизни всё идёт через жопу. И я подарил тебе утончённые бусы. Однажды ты сказал, что тебе необходима любимая женщина, и я подарил тебе Мадлен. И всякий раз, когда ты восклицал, что хочешь послать всё на х*й, я дарил тебе соответствующее. А где-то месяц назад ты выдал, что твоя свобода тебе не в радость. Что ж. Теперь она будет в радость!»

И Дани заглянул под листок. Под ним были наручники. Его ироничное выражение лица говорило что-то вроде: «Мой друг крайне своеобразный человек». И он дочитал записку до конца: «Я уверен, что большая часть таких подарков пылится где-нибудь, но кто ж тебя знает? Правильно? Правильно. И всё это я делаю, чтоб ты не отчаивался. Зайка. И всё равно, что это письмо какое-то пидорское. Люблю тебя и не шали сильно».

Даниэль пожал плечом и снова взялся за тетради. Но скоро он ради интереса примерил один обод наручников на своё правое запястье. Сковывающее холодное железо и его вены выглядели символично. Но он больше не хотел видеть никаких намёков на сумрачные стороны своей жизни. Да пошло оно всё!

Он уже собирался убрать наручники в коробку и сложить тетради в стопку, как тут появилась она. Ева стояла на пороге гостиной с увесистыми сумками. Дани незамедлительно отвёл кисть чуть за себя, чтоб милая не видела металлического браслета на нём. Ева выглядела превосходно. Идеальные чёрные стрелочки, лучшее её платье и приталенный плащ. На лице – прохладная гордость. Она отлично маскировала то, что ей нелегко держать сумки, что она всю ночь истязалась плачем. Даниэль не успел открыть рот, чтоб поинтересоваться, куда она собирается. Она опередила его решительно, бесчувственно, твёрдо:

– Я ухожу. Я знаю, о чём вы с Фелли говорили в беседке. Я всё поняла!

– Что же ты поняла?..

– Я не буду ни с кем из вас, раз вы смеете меня делить, – отрезала она, продолжая изображать колкость и независимость. Но Даниэль мог играть гораздо лучшее неё. Он, обречённо и горестно отводя глаза, произнёс печально:

– Присядь. Побудь со мной ещё чуть-чуть…

Ева оставила вещи. И, пройдя к нему статно, сделала одолжение, устроившись поодаль. Между ними мог запросто уместиться ещё один человек, что весил бы пару центнеров. Даниэль тихо попросил:

– Позволь мне хотя бы поцеловать твою руку напоследок…

Она не отказала несчастному в милости. И, думая, что последний раз будет находиться рядом с ним, она села ближе. Она протянула ему свою левую ручку и отвернулась, точно сейчас неприятное жало коснётся её.

Но произошло нечто другое. Сначала она ощутила вокруг запястья неизвестно откуда взявшийся металлический холод, а потом услышала резкий щелчок и сыпучие позвякивания чего-то железного… Она непонимающе обернулась к нему за разгадкой. Та ей вряд ли понравилась, поскольку мерзавец приковал её к себе. Дани обстоятельно отложил крошечный ключ на стол. И, улыбаясь так, как может только он, произнёс, торжествуя:

– Мне далеко не двадцать лет, чтоб я был таким тупым и отпустил тебя. Хотя Андерс был бы рад!

– А чем вы с Бергом лучше Андерса?! Так же принимаете меня за вещь! – восклицала Ева, злясь. Она сорвалась с места. Цепь натянулась. Она остановилась. Даниэль тоже поднялся. Глаза в глаза он выговорился, стоя к ней вплотную:

– Послушай теперь меня. Всё иначе. Этой весной у меня наплывами предчувствия своей гибели. Это правда. Если что-то приключится, то я не могу тебя оставить просто так. Мне нужно быть уверенным, что о тебе станут по-настоящему хорошо заботиться. А что-то будет! Мы с Бергом не говорили о тебе с цинизмом. И знаешь? У всякого человека случаются периоды спада, мнительности, неустойчивости. Я не являюсь исключением. И у меня ещё куча серьёзных сдвигов. Я феерически ё*нутый. Но стремлюсь дифференцировать навязчивые и тревожные состояния. И как ты можешь понять, я тебя не хочу отпускать. И ты точно так же не желаешь от меня уходить.

Пыл её уже успел стихнуть. Напряжение её спало. Она несколько виновато опустила острые стрелы ресниц и вполголоса спросила:

– Дани, но неужели что-то действительно случится?

– Всё возможно. Мы в руках Неба. Никто тобой не торговался. Теперь у нас снова мир? М? Неизбежная?

Она кивнула положительно. Он облегчённо улыбнулся. И это её окончательно растрогало. И от осознания, что многочасовые терзания оказались ложными, что она остаётся с ним, Ева с удовольствием, с наслаждением и с чувством разразилась слезами.

Он усадил её, закрывающую ладонями лицо, на подлокотник кресла и ждал, когда она успокоится. И скоро он начал бодать головой в плечо со словами:

– Почему ты всегда ревёшь? Ведь всё хорошо. У тебя нет еды?

Она ответила что-то нечленораздельное из-за всхлипываний и почему-то завершила реплику милейшим смешком. Даниэль вторил ей аналогично, выдерживая её повадку. Она улыбнулась на то, что он её передразнивает, и стала утирать щёки. Металлический браслет заявлял о себе бренчанием. Надо бы уже избавляться от наручников. Даниэль занялся этим охотно. Он бы опоздал на урок, если б помедлил. Но спустя минуту тщетных попыток открыть он подметил, хохоча:

– А ключ-то сломался!

…Он никогда не вёл машину, будучи прикованным наручниками к другому человеку. А то обстоятельство, что этим другим человеком являлась Ева, ещё более добавляло случаю остроты.

– Вот мы и выбрались в люди! Вот и поехали мы с тобой на свидание! Давно пора! – восхищался Дани. Сама цепь, к счастью, не мешала ему держать руль. Да и ситуация его не озадачила и не смутила. Им только прийти так в школу, и он проведёт урок; они поймают на себе сотни удивлённых глаз, что увлекательно и нестандартно. Ему даже было интересно посмотреть на реакцию. А Ева воспринимала приключение более настороженно.

Она заметила в боковом зеркале, что её макияж подпортился. Нужно было стереть остатки подводки на верхнем веке. Она спросила у Даниэля:

– У тебя нет ватной палочки?

– Тебе для ушей надо? Нет, у меня нет.

– Всё плохо… – обречённо констатировала она.

– Да прекрати! Я тебя и в соплях видел, больную, пьяную, голую. И в нижнем белье на сцене во время ритуала. И как ты бюстгалтер через рукав снимаешь, что вообще за пределами добра и зла. И что нам до других?..

Они вошли в школу, скреплённые цепью наручников. За ними шёпотом катилось чужое недоумение. Но Даниэль вёл себя непринуждённо. Ева почтительно здоровалась. Директор этой школы – худощавый человек лет пятидесяти – посмотрел на них поверх очков и преградил им путь. Постное лицо насупилось и потемнело. Он трескуче изрёк, останавливая их:

– Даниэль, здравствуй. Что это на сей раз?

– Добрый день. Это мой учебный метод! Демонстрация и перформанс тех вечных и прекрасных чувств, о которых пишут в книгах!

Директор как-то недовольно фыркнул, отрицательно покачал головой своим мыслям и пошёл далее, вероятно, вспоминая, что именно Даниэль спонсирует эту школу.

Седьмой класс был удивлён не менее тому, что нынешнее появление их учителя так своеобразно. Но у них не было пуританских замашек, поэтому они только таинственно и озорно поглядывали на парочку. С первых секунд с задних парт доносилось хихиканье. Даниэль захватил с первого ряда пустующий стул. Он принадлежал Фриде, которой сейчас почему-то не было. Вигго Гри внёс свою лепту, не успели Дани и Ева сесть за учительский стол. Он, хохоча, крикнул:

– Садо-мазохисты! Они тоже нагучники используют!

– Господин Гри. Вы знаете такие термины. Похвально. А знаете ли Вы, какое было домашнее задание? – сказал без мягкости ему Дани.

– Чё-то выучить, – отрывая от края тетрадного листа клочок бумаги, что скоро станет пулями для пустой ручки, ответил расхлябанно Вигго.

– Вы выучили «чё-то»? Продемонстрируйте, – внушительно акцентировал на нём взгляд Даниэль.

Вигго закатил глаза. Начал искать где-то на дне потрёпанного портфеля свой дневник, который был не менее нещадно замызган. А после он вышел к доске и начал демонстрировать, как он выучил «чё-то». Единственное, что он знал наизусть – это первую строчку произведения. Но начал он с видом убедительным. Он декламировал:

– У забытых могил пгобивалась тгава. Мы забыли сутга. И забыли вчега. И забыли… Кгугом тишина!

Класс посмеивался тихонько. Ева пыталась сидеть строго и даже не улыбаться, хотя очень хотелось. Гри замолчал, видимо, что-то придумывая далее. Даниэль его поправил:

 
Мы забыли вчера. И забыли слова.
И настала кругом тишина.
 

Левой свободной рукой он сделал жест Вигго, точно помогая ему далее вспомнить. Безуспешно. И Дани начал сам рассказывать произведение дальше. Он обращался к ученикам. Но Ева понимала, что он адресует эти строки ей. Он неспешно и отчетливо произносил:

 
Этой смертью отшедших, сгоревших дотла,
Разве Ты не жива? Разве Ты не светла?
Разве сердце Твое – не весна?
Только здесь и дышать, у подножья могил,
Где когда-то я нежные песни сложил
О свиданьи, быть может, с Тобой.
Где впервые в мои восковые черты
Отдаленною жизнью повеяла Ты,
Пробиваясь могильной травой.
 

– Пгогибаясь могильной тгавой, именно, – поддакивал Гри, словно Даниэль только лишь навёл его на мысль, а основную работу выполнил он сам. Даниэль сказал ровно:

– Прошу Вас выучить к следующему разу. Вы сможете. Все имеют право на второй шанс.

…В каморке школьного сторожа было солнечно, но грязно. Именно к нему обратился Дани за помощью. Старик был примечателен тем, что никогда не лез за словом в карман и имел окладистую бороду, что делала его похожим на гнома. Он разбирался с замком наручников, что-то умело проделывая спицей. С озорным огоньком в глазах он восклицал табачно-осипшим голосом:

– У меня вся юность по тюрьмам была! Ох, и давал я дрозда, взламывая дверные замки! Перцовочки не желаете? У меня ещё брага есть. Сам делал. А то давайте оставайтесь тут. Я вас покараулю. Дело-то житейское! М?

– Спасибо, конечно. Но мы как-то пока не ради этого зашли, – отозвался Даниэль. И сторож уже обратился персонально к Еве, чтоб без задней мысли поведать:

– А то я помню, они тут с Бертой всё шуры-муры крутили между уроками.

Ева сделала вид, что ей на это всё равно.

– Мне кажется, Вы отвлекаетесь, – одернул его Даниэль незамедлительно. Скоро их запястья были свободны от металлических браслетов.

– Берта ведь ещё может сослужить недобрую службу, хоть и выглядит ангелом… Злая, злая девчонка! – рассуждая сам с собой, пробормотал сторож, открывая им дверь.

Не по сценарию

Аудитория была наполнена довольно взрослыми женщинами, юными барышнями и школьницами. Набор публики разнопёрый, но было кое-что их объединяющее. А именно интерес к знаменитой ведунье – Габриэль. Собравшиеся её почитали и превозносили. Она владеет бесценными знаниями, прекрасно выглядит и, по всей видимости, очень умна и успешна. Её идеи, по их мнению, новы и гениальны. И Габриэль, их кумир, эта эзотерическая дива, сидела божественным лицом к своим поклонникам и читала лекцию, порой что-то энергично и размашисто вычерчивая на доске. А фанаты скорее походили на несмышлёных детишек в классе, которым что-то разжёвывают, примитивно и непрофессионально. Занятие длилось уже минут десять. И тут в их женском обществе появился единственный мужчина, что было редкостью. Он вошёл, обрушив на себя немое недовольство со стороны милых дам, не спеша посмотрел на часы. Поздоровался. И занял своё место. Когда он снимал со своего плеча большой рюкзак, то нечаянно ударил одну девушку по затылку, но того даже не заметил. И вид у него был странный. Длинные чёрные волосы, очки, пёрышки усов.

Сегодня Велор Люм – шпион. Поэтому он так законспирировался под париком, диоптриями и прилепленными усами. Его задача – спросить кое-что у Габриэль, а потом проследить, какой из девушек она вручит свою визитку. И после – взять в оборот избранную. Велору выпало ответственное задание. И ему было всё равно, что он выглядит по-дурацки, что в аудитории не продохнуть из-за сильной концентрации духов. Но самое неприятное – придётся слушать целый час чепуху из уст Габриэль. Что ж. Представление началось снова.

Госпожа-ведунья говорила, плавно жестикулируя:

– Когда я вхожу в астрал, то понимаю, что наша бренная жизнь лишена гармонии, а счастье возможно лишь в космосе. Лишь тогда, когда вы прикоснётесь к космосу, то сможете обрести себя. Я могу вам помочь освоиться с медитациями, подобрать вам личные обереги и мантры.

Одна шестнадцатилетняя девочка подняла руку, обращая на себя внимание. Габриэль синтетически улыбнулась ей в знак одобрения. Та, волнуясь и священно замирая перед своей богиней, спросила тонким голоском:

– А можно? А… Как Вы выходите из астрала?

Велор подпёр ладонью щёку. Его голова становилась тяжёлой, ему казалось, он сейчас растечётся от скуки и тоски по полу…

Но тут Люм приметил впереди себя, где-то в первых рядах, одну особу. Сначала его привлёк воздушный взлёт её коротких каштановых волос и мелькнувшая яркая татуировка на тонкой шее. Он принялся смотреть на неё. Просто. В затылок. И она обернулась неожиданно. Серые глаза запечатлелись на нём. Она улыбнулась. Он тоже – в ответ. Как будто этот чудак в очках ей понравился.

А Габриэль всё вещала… Но Велор понял, что несколько теряет время. Надо действовать. И изотерическая дива обратилась к несмышлёнышам:

– Есть ли ещё вопросы?

– Есть! – оглушительно громко раздался голос Велора. Он встал.

– Представьтесь, юноша, – недобро в него всматриваясь, проговорила Габриэль с псевдо-радушной ужимкой на губах.

Люм говорил басом:

– Я Геральд. Всем привет. А правда, что Вы чувствовали потусторонний холод на пустыре с белой дверью? По вашему мнению, что там может быть?

Он сел на место снова. Габриэль не ожидала, что эта тема будет поднята. Она переминалась на стуле. Но, прозорливо щеря глаза, изрекла монотонно:

– Пространство там представляется мне чёрной пропастью. Но одно я знаю наверняка: там суть обиталище зла и тёмных сил. Если я не могу решить это проблему, то и вам не советую даже приближаться к тому месту. Я очень волнуюсь и переживаю, когда случаются пропажи людей. Если б я могла, то помогла бы Мидиану… Но, увы… Поверьте мне, любая попытка раскрыть тайну пресечётся зловещей сущностью, обитающей по ту сторону…

И взор Габриэль перешёл на белокурую деву, что молитвенно складывала ладони, чтоб провидица её выслушала. Она понуро изрекла:

– Вы можете мне подсказать? От меня ушёл любимый человек к другой. Он меня обожал, мы планировали жениться. Я думаю, его приворожили. Как можно избавить его от приворота?

И большая часть аудитории сочувственно вздохнула, отлично понимая незавидную ситуацию Берты…

Габриэль ответила:

– Нужно высушить три зерна граната на солнце по три часа в день с перерывами, собрать мелиссы в убывающую луну, приобрести одиннадцать освещённых свечей и икону… Записывайте скорее…

Велор не дослушал. И ничего не потерял. Он смотрел дальше на каштановую макушку. Это был самый восхитительный затылок, который он видел когда-то.

…Время истекло. Леди стали расходиться, говоря Габриэль слова благодарности за подаренный клад сакральных знаний. Люм снова закинул рюкзак за плечо. Снова ударил кого-то и не заметил. Он не спешил уходить из аудитории и сделал это в числе последних. Он стал свидетелем долгожданной сцены. Габриэль подзывает девушку с татуировкой на шее. Та приближается. Дива вручает ей визитку:

– Я вижу в Вас бесконечный свет. Вы великолепны. Пусть эта скромная карточка напоминает Вам обо мне. Я лишь хочу, чтоб Вы появлялись у меня чаще. Да, заходите без стука! Я жду вас обратно к себе.

– Спасибо! – отреагировала девушка.

Велору осталось дождаться татуированную нимфу у входа в здание.

Был свежий лимонный вечер. Люм стоял уже несколько минут на крыльце. Он думал о том, что не зря ушёл со своей работы, распрощавшись со всем, что его угнетало. Можно прожить на творчество. Его подбадривало сотрудничество с Авилоном так, что он готов был летать от восторга. И ещё: в это время он сидел бы в офисе. Трещали бы телефонные звонки, раздавались бы затверженные в пух и прах дежурные речи. И он бы не увидел этого удивительного заката. И потерял бы многое.

Избранница Габриэль энергично вышла, позвякивая крупными пёстрыми серёжками. Люм не растерялся. Он остановил её. Как только он хотел сказать ей что-то, у него отпали усы, но он их с серьёзным видом приделал обратно, но криво. Нимфа готова была рассмеяться, но себя культурно сдерживала. Велор произнёс бойко:

– Привет! Давай познакомимся?

Она разразилась раскатистым смехом, говоря:

– Мне страшно знакомиться с парнем, у которого на голове парик. Я сразу же вижу. Сама с таким пару лет назад ходила, когда много чудила с окрашиванием!

И она заправила за ухо рыжеватую прядь. И на руке забренчали бесчисленные самодельные браслеты из пластика и неонового бисера. Она была довольно стройная и высокая, от чего немного горбилась. И, конечно, Велор обратил внимание на её лицо – запоминающееся, своеобразное и очаровательное. Он спросил, отклеивая надоевший атрибут маскировки:

– А усы накладные никогда не использовала?

– Ты чертовски странный. Мне это нравится, Геральд.

– Я Велор. Я соврал. А у тебя татуировка на шее? Почему она такая радужная? Ты лесбиянка?

– Там просто бабочка. Она разных цветов, потому что жизнь прекрасна!

Обнаружив у неё любовь к ярким картинкам, он воскликнул:

– А ты погляди, какая у меня машина!

И он повёл её смотреть на своё творение.

– Какой сюрреализм! Что это?! Утконос?

– Почему все над ним смеются? Я вот считаю, что это удивительное животное. Оно очень непонятное, но этим и чудесно, – рассуждал Люм.

– Как моё имя, наверное. Меня зовут Инкери, – решила представиться она.

– Вот так бы сразу! – обрадовался Велор, всплеснув руками.

Итак, теперь самое главное – нужно узнать её адрес. Так они договаривались с Авилоном. Но Люм позволил себе отойти от сценария.

Он хотел пригласить Инкери в кафе, но она предложила более нестандартную идею. Для этого они поехали к ней в квартиру, где она сделала целый термос чая и прихватила каких-то вкусностей. А Велор запомнил улицу и номер дома. И скоро они сидели на пригорке где-то на отшибе Мидиана. Впереди – искрящаяся река. Город пронизывало солнце. Велор уже успел снять нелепый парик.

Они пили чай из больших кружек и складывали из газет самолёты, которые потом устремлялись в воду Леты. Листы были взяты как подстилка, но решили, что можно обойтись и без удобств.

Инкери подобрала с земли крошечную шишку и показала Люму, с особенным чувством прошептав:

– Вот посмотри!..

– Шишка.

– Нет.

– Шишечка?

– Это же целая вселенная. Удивительное таится в малом. Ты когда-нибудь замечал, как пахнут листы смородины? А в лепестках фиалок прячутся звёзды… Целые ливни звёзд! – говорила с неподдельным восхищением она. Помолчав немного, Люм заключил:

– Тебе нечего делать в кругах почитателей Габриэль. Всё это ниже тебя и скучно.

Она рассуждала серьёзно, грея руки о кружку:

– Я пока ещё не решила, нужно ли мне оно. Я беру всё, что мне нравится. Я пробую. И я, действительно, пытаюсь найти себя. Убедиться, что бледность и серость взрослой жизни мне не грозит. Ведь всё будет по сценарию. Работа и дом станут чередоваться… И да. Наше поколение – это что-то, по сути, грустное. Одна часть его метается в духовных поисках, а другая даже не знает, что такое «духовное».

Складывая новый самолётик, Велор продолжал тему:

– Я не берусь учить, но если ты действительно хочешь приобщиться к чему-то высокому, то Габриэль – это не вариант. Ты только вдумайся, что она сейчас пыталась донести! Она внушала, что существование пусто, тщетно, если человек не может выйти в астрал или куда-то там… Но это не так. Да, многие погрязли в быту и буднях, в рутине, но Габриэль им не поможет увидеть смысл. Они все о другом.

Инкери подметила, вскинув бровь:

– Хорошо. Если ты так рассуждаешь, то зачем же ты посетил её лекцию? Ты шпион?

– Немного. А по-твоему Габриэль разве не подозрительная личность? Как ей можно верить, когда она говорит, что в мире невозможно быть счастливым? Ты же сама сказала, что удивительное есть даже в малом, – и Велор отдал ей бумажный самолётик. Она запустила его в воздух. Он, подхваченный дуновением ветра, скользил в янтарно-жёлтом океане зари.

Что было в этих газетах? Статьи о грядущем экономическом кризисе, объявления о продаже газовой плиты или о сдаче жилья, пустые сенсации, лживые факты из жизни знаменитостей, перечень цветов, что будет моден летом, тонны и тонны будней… Они были превращены в незатейливую забаву. Пусть эти газеты читают рыбы.

– Тебе нужна визитка Габриэль? – вздохнув, спросил Велор. Теперь он кардинально отошёл от сценария. Он понимал, что перед Рейном поступает дурно. Но он не мог отпустить Инкери так, с опасной меткой.

– Нет, – и она равнодушно вручила белый и гибельный сувенир Велору.

– Просто забудь о Габриэль. Вот для этого я устроил весь маскарад, – убирая смертоносную карточку в левый нагрудный карман, печально улыбнулся он.

Авилон ожидал Велора с известиями, считая минуты. Он полнился лучшими надеждами. Но вместе с упавшими на город сумерками упал и его настрой. Он выслушал изложение произошедшего. Велор одновременно парил в облаках и чувствовал себя негодником. Рейн, вертя между пальцами визитку Инкери, ощущал, как в нём поднимается негодование. Люм не должен был забирать у девушки карточку. Рейн планировал пройти по горячим следам, чего бы это ни стоило. Но план уничтожен из-за благородного желания Велора не подвергать Инкери опасности. Рейн глухо проговорил, сверля взглядом своего нерадивого напарника:

– Ты меня убиваешь. Разве ты не понял, что это важно для меня? Это важно для всех. И ты срываешь опыты.

– Опыты? Какие опыты могут быть с живым человеком? – простодушно изумился Люм.

Авилон воскликнул раздражённо:

– Тебе нужно было лишь узнать её адрес! И довольно! Я всё продумал! А у тебя сплошная самодеятельность! Люм, ты меня подвёл. Иди дальше пей чай на пригорке. С меня хватит!..

Рейн осёкся, понимая, что, возможно, перегибает палку. И он принялся уничтожать визитку над зажигалкой. Карточка оплавлялась, превращаясь в нечто бесформенное. Авилон напряжённо молчал.

– Что ты пылишь? Адрес-то я узнал, – пристыженно пробубнил Люм. И показал ему наскоро записанные на обороте блокнота закорючки. Авилон прочёл их. Получается, в соседнем доме с Инкери живёт его жена. Ну, что за напасть?!

– Может, всё-таки попробовать покараулить? – предложил Люм, стараясь разбавить пасмурную атмосферу. Рейн чуть не обжёг пальцы. Он выбросил размягчённые остатки в раковину и включил горячую воду. «Убирайся прочь, глянцевая адовая лава!» – Думал он с наслаждением, спуская в сток это белоснежное проклятие. Чаяния его отхлынули. Он выдохнул полной грудью. И повернулся к Люму более спокойным. Он заключил, глядя на потолок:

– Не знаю, будет ли толк. Ведь твоя новая знакомая всего-то жалкий час держала у себя карточку.

Он так и замер, уставившись в одну точку. Люм повторил его жест, полагая, что в той области на потолке происходит нечто интересное. Но там ничего не было. Он для привлечения внимания кашлянул в сторону и спросил:

– Я поеду?

– Можешь! – встрепенулся Рейн.

– Я всегда к твоим услугам! Пока, – растерянно улыбнулся Велор. Он, собираясь уходить, снова перемахнул рюкзак через своё плечо. На сей раз, он смёл с гарнитура набор столовых приборов вместе с подставкой. Авилону было всё равно. Он находился где-то в своих раздумьях и мыслях. Он лишь проговорил сконфуженному Люму:

– Конечно… Удачной дороги.

И Велор ушёл. Рейну оставалось поднять с пола упавшие приборы. Хромированный жёсткий блеск лезвий намекнул ему о том, что с Габриэль нужно быть более хладнокровным. Необходимо действовать иначе…