Текст книги "Midian"

Допрос

Кромешная темнота рассеялась, когда Синдри вдохнул пары нашатырного спирта. Он, как оказалось, связан крепко-накрепко, в голове отдаётся тяжёлая и пульсирующая боль. Напротив него в одной из комнат (в той, что самая сумрачная и зловещая для полноты задумки), сидел Даниэль, утопающий в тёмно-фиолетовых подушках кресла и всем своим видом показывающий, что он самодержец этого дома, этого мира и ситуации. На голове его – строгая военная фуражка вместо короны. Он не поскупился в создании актерской драмы для большей убедительности и запугивания. Он начал говорить отчужденно и ленно:

– Мы знали, что ты придёшь сюда. Теперь ты попался и даже не заставил себя ждать.

– Кто это – мы? – произнёс Синдри с содроганием.

– Не думаешь ли ты, что я не позаботился о плодотворных связах? Теперь у меня есть свита и покровительство людей не менее влиятельных, чем твой Андерс. Не хочешь рассказать, что вас объединяет?

– Ты мне жизнь сломал, что мне тебе говорить… – и бедняга уронил задурманенную голову на грудь. Не упуская из памяти его хладнокровное злодейство, Даниэль приблизился к нему и резко поднял его за волосы, отчего заложник вскрикнул. Глаза в глаза, крепко сжимая в кулаке белокурые шелковые локоны, Дани произнёс:

– Мне ничего не стоит тебя бросить в подвал и там держать, пока ты не расколешься. Мне и моим людям нужно знать всё. Быть может, тебя немного попытать?

Синдри болезненно, но не без удовольствия усмехнулся:

– Вот твое настоящее лицо. Жестокое, злобное чудовище, а не тот мягкотелый простак… Но отпусти меня, Дэн. Андерс не должен знать, что я тебя пальцем касался. Я уж так! Просто действовал на эмоциях! И ты сам спровоцировал мою месть.

Даниэль по-ледяному спросил, начиная самозабвенно упиваться сладостной властью:

– Почему Вун не должен знать о твоём покушении?

– Добейся от меня признания.

– Не заставляй, – и он одёрнул руку и отшатнулся.

– Добейся!

Даниэль лишь сел обратно в кресло, нацелив на него прожигающий взор. Несколько минут продолжалась своеобразная пытка неопределённостью и безмолвием. Синдри покосился на часы, висящие на стене, что только подлило ядовитого отчаяния в его кровь. Невольник принялся кричать и безуспешно вырываться, призывая Вильгельма и всех святых.

Авилон, Диксы, Вильгельм и леди Мортен наблюдали со стороны за происходящим. Они стояли в дверях так, чтобы Синдри не заметил их. Они поражались кардинальным переменам в своём чутком и лёгком Дани. Такие, как нынешний Даниэль, равнодушно отправляют на гибель тысячи тысяч людей одним росчерком пера. Такие – бездушно встают на горло всем, кто на пути. Но его лицедейство – это всего лишь часть общего оговоренного плана. Всего лишь.

Вильгельм сложил молитвенно руки и пробормотал:

– Надо было менять тут же все коды и замки, ставить личную охрану… Как я глуп! Творится безобразие. Куда лезет эта святая душа?!

– «Святая душа» неплохо разводит милых дам с такими-то актёрскими навыками. Он ходил в театральный кружок. На факультетских постановках играл злодеев… Алесса, хочешь, я тоже попробую тебя развести? – улыбнулся Скольд и еле сдержал смех.

На их шёпоты Даниэль молнией адресовал хлёсткий взгляд. И никто из присутствующих не видел раньше его глаза такими. Словно его место занял кто-то другой – безжалостный и яростный.

Дани преднамеренно выждал ещё немного времени, чтоб изнеженный Синдри извёл себя истерикой. Но та набрала обороты, когда в руках мучителя появляется внушительный и блестящий наточенным лезвием нож. Даниэль посмотрел в отражение стали, как бы любуясь собой, и произнёс:

– Он куда более красноречив, чем твои вопли, Синдри!

Но тот, кого Дани увидел в зеркале лезвия, ему был ненавистен. Он отвратителен. Сейчас он необычайно напоминал себе отца и всех своих прародителей. И ему хотелось всё бросить. Но он – главный актёр – не мог уйти со сцены.

И Даниэль снова подошёл к пленному, нависнув над ним, оцепеневшим, и шептал с предвкушением больного маньяка:

– Не лучше ли начать пытку с того, что я лишу тебя зрения? Самым кончиком лезвия. Ты сейчас смотришь так жалостливо… Ненавижу жалость.

Обессилев, Синдри пробормотал:

– Ты ужасен, Дэн… У тебя написано на лбу, что ты меня на куски порежешь.

– Мне добиться от тебя признания?

– Всё равно Вун меня закопает с минуты на минуту. Он предложил мне быть его главным приближённым, союзником и советником. Он говорил, что Велиары и Вуны должны снова объединиться. Я стану так же известен и почитаем, как он. Когда он узнал, что Артур завещал тебе всё, а мне отсыпал гроши, то наш уговор распался. Я отдал ему свои деньги, чтоб оплатить яд, и остался должен. А теперь мне не на что жить, я нищ. Вун сразу же изменил ко мне отношение: чёртов лицемер отшвырнул меня, как щенка. Он предложил мне бегать за ним, прислуживать ему, всегда виться около него. Причём за объедки, за просто так! Что мне ещё оставалось? Разрывать с ним всё, быть никем? Что ж, я согласился на подачку. Но я ненавижу этого лживого ублюдка. Отпусти меня, Дэн.

Мучитель с видом безучастного и поверхностного слушателя подождал, пока прерывистая и полуобморочная речь жертвы оборвётся, и усмехнулся желчно:

– Я тебе не верю. И ты не уйдешь, пока не убедишь.

В тот момент Дани снова краем глаза увидел своё отражение в напротив стоящем трюмо. Каким он казался себе искаженным и безобразным! На пару секунд его лицо обнажилось негодованием, но маску назад вернула популярная мелодия: Синдри звонили. Даниэль небрежно взял приготовленный на трюмо смартфон (Вун пытался связаться с Синдри два раза, пока тот был без сознания) и удивлённо выдал:

– Это Андерс! Надо же! Ответишь? Заодно докажешь мне свою искренность. У тебя есть одна попытка.

Синдри закивал головой. Дани включил громкую связь, положив телефон на подлокотник кресла. Заложник дрожащим голосом произнёс, силясь снова не сорваться в рыдание и крик:

– Да, господин Андерс! Добрый день!

Даниэль напоказ игрался с лезвием, а оно своим бездушным бликом говорило: «Не проболтайся, Синдри». И Вун тоже не молчал:

– …Ты ради этого ползал передо мной на коленях, чтоб я тебя не бросал? Для чего, Велиар? Чтоб тут же себя дурно зарекомендовать?

– Простите, господин Андерс, такого больше не повторится. Клянусь. Я просто… я просто был в тренажёрном зале. Такое в первый и последний раз. Я больше не подведу Вас.

Вун ответил довольно:

– Радуйся, что твоя низость идёт тебе на пользу. Ты сделал все приготовления к завтрашнему мероприятию?

– Да, да… Я зарезервировал столик, как и положено. Вид Вас устроит.

Андерс поинтересовался:

– Ты ничего не говорил обо мне своему брату, этому Даниэлю?

– Мы совершенно не общаемся, Вы же знаете. Нам было не суждено найти общий язык… Как бы…

Смеясь, Андерс перебил его:

– А я очень надеюсь, что мне удастся найти с ним общий язык! Весьма бы хотелось увидеть в его лице союзника, достойного меня.

– А я Вас недостоин?

– Ты же знаешь, дорогой Синдри. Мне нужен Велиар, не отягощенный моралью, но с деньгами. По последнему критерию ты мне не подошёл. Немного разберусь с делами и изъявлю желание пригласить Даниэля на ужин. А там – посмотрим. Твоя семья – скопище бесов и выродков. Брат обязан держать марку. Целую.

Дани стало жутко от того, что сам Вун хочет с ним познакомиться. Вероятно, это будет не Андерс, а его двойник – позитивный, светлый и замечательный человек. И Андерс познакомится не с Даниэлем, а с тем, кого он сейчас играет. Всё очень просто, если учесть, что это всего лишь карнавал, где всё дьявольски наоборот. Всего лишь.

И Вун бросил трубку.

– Что это за мероприятие, к которому ты зарезервировал столик для него? – тут же продолжил допрос Даниэль.

– Не только для него…

– По порядку!

Воодушевлённый, что на одном фронте опасность миновала, Синдри выпалил:

– Из его гребаной секты ушёл один человек – Стиан Витткоп. Он пробыл там недолго, около двух месяцев, но решил, что с него довольно. Он часто ужинает с женой в ресторане «Экклесия» ровно в шесть вечера. Пособники Андерса собираются добавить в его блюдо каплю того самого яда, о котором ты знаешь… А Вун будет находиться в ресторане через дорогу. Окна выходят прямо на сцену грядущей смерти предателя.

Даниэль подошёл и кончиком лезвия приподнял его подбородок:

– А ты бы предал Андерса?

– Уже, как видишь! В любом случае, мне некого и не за что предавать! Он мне не платит.

Воитель со злорадством засмеялся:

– Ты мой бесценный братец! Хочешь, я тебе буду платить?

– Да! – вырвалось у заложника. Господин Велиар сел на его колени и взял нож перед собой так, словно делил своё лицо на две половины. Он произнёс тихо, но тембром голоса, воспламеняющим воздух:

– Теперь слушай. Ты мне будешь рассказывать всё об Андерсе Вуне. О его планах, о его окружении. Ты заберешься в его черепную коробку и при надобности достанешь всё мне необходимое. Иначе я сам вскрою твой череп. И тебе буду платить я. Ты согласен?

– Я согласен! Но прекрати так смотреть. Боже мой…

И Даниэль пару раз легонько хлопнул его по щеке со словами:

– Как славно, если ты за! Дело за малым – выбрать безопасный мессенджер. И, конечно, развязать тебя…

Двойник

– Изувер превратился в волшебного Пьеро! Ай да Велиар, ай да сукин сын! – радостно и громко восклицал Скольд, символизируя всеобщий восторг: ведь дело идёт лучше, чем можно мечтать. Существующий расклад всех вдохновлял (всех, кроме Вильгельма, который просто удалился, чтоб не быть зрителем жестокого театра). А Даниэль вернулся обратно в компанию опустошенным. Он снял фуражку непроизвольно, как-то механически. Его лицо то делало усилие поддержать общее настроение, то он совершенно забывался. Он сказал куда-то в пустоту и одновременно всем:

– Стиан Витткоп завтра может погибнуть. Что же они делают? Как их носит земля?

Но его компания предпочла сделать вид, что не заметила его слов. Незамедлительно Рейн перевёл тему:

– Блестяще исполнено! На месте бедного Синдри я тоже зарыдал бы от страха! Теперь мы знаем, какой чёрный и ледяной зверь живёт в тебе. И вот всё разрешилось!

– Завтра человек умрет, Рейн! Неужели ты не понимаешь? – настаивал на своём Даниэль. Он стоял прямо перед Авилоном и укорял его взглядом. Тот медленно приблизился к нему почти вплотную, что заставило Дани отступить назад. И главарь «Лимба» рассудил, вспыхнув:

– Побежим спасать Стиана? Давай! Там кругом либо свита Андерса, либо купленные люди. Они не позволят. Часами ранее мы говорили о том, что кто-то должен подобраться к Андерсу ближе, затесаться в союзники… Какой это великолепный шанс! Спасибо тебе, Господи! Врага нужно держать максимально близко к себе!

Рейн продолжал наступление. Даниэль отходил, не озираясь по сторонам, поскольку взгляд его был прикован к ночным пожарищам глаз Авилона. Он двигался наощупь, отвечая.

– Великолепный шанс, значит? Да! Лицедействовать же не тебе придётся!

– Тебе же легко изображать кого-то другого!

– Откуда ты знаешь? Я ненавижу того человека, который пытал Синдри! У моего двойника ничего святого нет!

– Подумай! Если завтра ты сделаешь потуги Стиана Витткопа уберечь от смерти, то это увидит из противоположных окон сам убийца. Откуда выискал про невинную капельку яда в его пище? Почему ты хочешь не допустить гибели постороннего человека? Не из-за доброты ли своего сердца? А не забывай, что нужен ты Андерсу другой, без этого самого сердца! Без сердца! Больше его у тебя нет! Слышишь?! В тебе скрывается такое совершенное чудовище, такой демон! Так дай ему сейчас раскрыться! Он жаждет! Он твоя часть! У нас планы, мы хотим изменить Мидиан!

И Даниэль оказался уже у стены, в тупике.

– Тогда мне не нужно такого Мидиана! Ради мира не должны погибать невинные! – вырвалось у него надломленное и сжатое.

Скольд постарался разрядить обстановку. Он пытался говорить легко и принуждённо:

– Дани, выживает сильнейший – тот, кто умеет приспосабливаться!

Тот бросил ничем не прикрытый укор стоящим перед ним людям:

– А вы и приспособились сейчас, как я погляжу! Все вы!

– Не подведи, – глухо процедил Рейн. – Или ты думаешь, что один ты здесь такой сердобольный, знающий важность человеческой жизни?.. У нас теперь есть всё. Но только нет выбора.

Всю дорогу до метро четвёрка из «Лимба» не обменивалась и словом. Наконец, Иен с живой тоской оглянулся на тающий в сумрачной мгле заснеженный и одинокий особняк Даниэля и сказал:

– Мы с ним жестоки.

– Мы подписались на войну, а на ней все средства хороши. Да? А Даниэль прежде всех нас подписался, – подумав, заключил Авилон.

И их путь пролегал сквозь руины покинутых усадеб, где витало эхо старинного сражения, что грозилось прозвучать раскатом грома.

Заточение

Андерс Вун, несомненно, выбрал идеальное место для просмотра спектакля, чьим автором и являлся.

Спектакль, театральная постановка, сценка, миниатюра, но только не трагичный уход в мир иной Стиана Витткопа. Вун хотел утвердить себя перед Эсфирь как злого гения (компанию за столиком составляла она). И он жаждал продемонстрировать своим почитателям, начинающим и закоренелым, некую закономерность. Вот глупец Стиан сначала был в братстве, а затем покинул их. И, видимо, воля небесная распорядилась покарать за отступничество, наказать за то, что он изменил Вуну и его учению. Такое приятное концептуальное дополнение, чтоб другим было неповадно.

И они с Эсфирь, заняв места, приготовились наблюдать действо из огромного окна ресторана. Вун относился к предстоящему с затаённым восторгом, а его госпожа откровенно скучала. Второй этаж гарантировал им подобие императорских лож в амфитеатре, а на первом этаже в соседнем здании, отгороженном нешироким бульваром, находилась сама арена.

Там тоже обширное окно, а напротив него – супруги Витткоп. Они пришли в «Экклесию», как и обычно. Они только с холода, прямо из объятий мягкого вечернего воздуха. Они молоды и приятны. У них есть семилетняя дочь, оставленная дома с няней. Метрдотель, по обыкновению, усадил Витткопов за излюбленный их столик. Кругом золотисто-кремовое свечение, уютное, приглушённое. А за тонкой гранью стекла – колыбели сумрака. Падающий снег напомнил Эсфирь хлопья хрупкого пепла. Как бы она хотела освободиться и не существовать больше в этом мире, став нежным, невесомым прахом!

Она видела Кая два дня назад на кладбище совершенно неприступным. Снежная королева не смогла завлечь его к себе. И ярость пламенела в ней ещё сильнее. Занятным известием для неё было и то, что он является Даниэлем Велиаром, о наследстве которого гремел город. Но Эсфирь не хотела слышать и малейшее упоминание о нём из чьих-либо уст, словно они осквернят её заветное, её священное. И она не искала новой встречи с ним.

Королева, роскошная, затмившая всех женщин в этом ресторане, в апатии смотрела на пепел-снег. Она ничего не пила и не ела. Рядом искрилось шампанское в фужере, самодовольно и отвратительно ужинал Вун, принявший вид утончённого аристократа. Он решил нарушить безмолвие между ними, причём сделал это не самым лучшим образом:

– Я узнал часом ранее, что Даниэль Велиар встал в ряды меценатов. Смешно. Велиар – филантроп! Позор своей династии. Мои источники не могут врать. Он отправил вчера вечером довольно большие суммы в благотворительные фонды, знаете ли, помогающие обездоленным, тяжело больным и прочей ерунде. И ещё (барабанная дробь!) он вызволил из западни воробья, который нечаянно залетел в метро! Просто заплатил, а птицу поймали, посадили в клетку, а он самолично выпустил на улице. И с тоской наблюдал, как пташка божья вырвалась на свободу. Не знаю… Он меня начинает разочаровывать уже заочно.

Андерс силился произвести впечатление на окружение. Он говорил негромко, чтоб люди не слышали его, но облачал речь в манеру самоуверенную, обольстительную, дабы все поняли: он способен вести непринуждённо беседу с такой ослепительной спутницей. И стоило Вуну начать говорить о господине Даниэле, как тут же буря под кожей Эсфирь взвилась, взбунтовалась, встала на дыбы. Она готова была Андерса разорвать в клочья, сама не зная почему. С остервенелой брезгливостью по краям алого рта, она блёкло изрекла:

– Твои разговоры наводят на меня меланхолию. Что же в Даниэле Велиаре такого ценного для тебя? Зачем он тебе?

– Самое ценное в нём – возможность унизить. Вун станет выше Велиара, если последний окажется под его подошвой. Синдри уже ползает передо мной. Мне нужен новый трофей. Главное, правильно заманить. Это многовековая отместка его роду. И плюс его деньги. Их мне много не бывает. Тем более, мою мировоззренческую школу необходимо развивать. А ещё, госпожа моя, мы же желаем создать фильм…

– Самая большая ценность в другом – это личная выгода для себя, – и она отпила немного шампанского.

– Позвольте заметить, Вы недавно говорили, как видели создание, невероятно Вас поразившее. Как сейчас слышу Ваши слова. Пред Вами предстал юноша с душой, где цветут лилии, и с глазами, где есть свет Вашего навсегда потерянного рая. Я думаю, здесь определение ценности выступает в другом ключе…

Вун, разумеется, не предполагал, что говорит про того же человека. Эсфирь его прервала:

– Андерс, если ты ещё раз осмелишься думать без моего на это приказа, то мои слуги лишат тебя головы. Подобных тебе великая по количеству и ничтожная по качеству масса. Я найду тебе замену. А твоя теория про подошвы… Что ж, она занятна. Но не забывай, под чьим каблуком всё началось и продолжается. За тебя!

И она снова пригубила. После этого Вун прекратил играть на публику. Появились задачи сложнее – сдержать себя и не забывать, кем является Она. Андерс отметил, что официант уже принял заказ у Витткопов. По его расчётам, до кульминации ждать оставалось недолго…

На середине бульвара спинкой к спинке стояли кованые железные скамьи. На одной из них, расположенной напротив дверей в «Эклессию», сидел человек в капюшоне с опущенным вниз лицом. Он был безмолвен и незаметен, хотя он явился сюда, чтоб вершить глобальное. Даниэль не обратил на него внимания, когда проходил мимо, чтоб попасть в ресторан. Он не мог допустить злодейства, о котором знал. Дани после ухода четвёрки из «Лимба» раздобыл номер Стиана через Синдри, чтоб сообщить о грядущем покушении. Витткоп не воспринял слова Даниэля всерьёз, как и его самого. Подходя к дверям заведения, целеустремлённый и бесстрашный спаситель увидел, что Витткоп уже в ресторане. Что же предстоит: выхватить тарелку с блюдом из рук, препятствовать официанту? Да что угодно! Главное, не позволить ему погибнуть.

Но в одно мгновение цепкая рука человека в капюшоне обхватила запястье Даниэля. Тут же незнакомец поднял на него глаза. Это был Рейн. Он быстро проговорил:

– Как предсказуемо ты оказался здесь!

– Скорее, я здесь из-за людского неверия, – рывком пытаясь избавиться от ледяного и жёсткого ухвата, произнёс Даниэль. Он не ожидал встретить Авилона здесь. Значит, Рейн настроен тоже предотвратить одну вещь, но с точностью наоборот.

– Я прочитал, что ты воробья какого-то спас из заточения… – с этой фразой Авилон оказался уже перед Даниэлем, преграждая ему путь. Он не отпускал запястья.

– Тебя я не могу вызволить. Ты находишься в плену холодного расчёта, – ответил Даниэль.

– А ты – заложник своей совести.

– В этом, знаешь ли, и есть свобода. И иди в задницу!

Здесь Дани уже был готов силой завершить их встречу, чтоб пройти в «Экклесию», как вдруг что-то металлически лязгнуло несколько раз, и на смену руки Рейна пришли наручники, приковавшие его к подлокотнику скамьи с ловкостью фокусника. Рывок. Безуспешно. И ещё. И ещё. Ни центнер железа, ни прочная цепь наручников не поддавались. Так бьётся бабочка о стекло, так птица ограничена бетонным потолком, когда ей нужно небо. Так живое, дышащее и крылатое ведёт неравную борьбу с мёртвым, бездушным и тяжким. Поняв безнадёжность всей ситуации, Даниэль с немой мольбой смотрел на Авилона. Тот лишь прошептал:

– А в Мидиане нет свободы.

Рейн снова оказался на скамье, облокотившись на неё так, чтоб скрыть подозрительную для случайных прохожих цепь. Дани слушал его глухой и вкрадчивый голос, а в глазах, застывших на счастливой паре Витткопов, темнело.

Авилон говорил с явной горечью:

– Даниэль, когда ты целый год проводишь под низким сводом подвала, затаив гнев на изувера, отнявшего у тебя любимых, ты не можешь пренебрегать шансом наказать его. Ты не можешь пренебрегать возможностью вернуть себе прежние права. Ты – наш единственный шанс, наша нить Ариадны, наш путь на волю. Всегда нужно, но не всегда возможно поступать так, как искренне велит душа. Прости меня. И прости этот испорченный город.

– Там жизнь может оборваться… Отпусти!

– Наши планы разрушатся. Всё раскроется…

– Открой замок! Умоляю!

– Будь спокоен, словно ты ничего не знаешь. Вун находится за нашими спинами, на втором этаже в ресторане. Есть вероятность, что он тебя уже узнал. Но ты же здесь случайно! Проходил, встретил знакомого… Но мы же искупим в дальнейшем эту вину? Да?

Даниэль лишь отчасти воспринимал его речь. Она казалась фоном, отзвуком из затуманенного сна. Он видел, как неестественно скоро после оформления заказа блюдо принёс официант. Это кукла с фанатичными глазами, марионетка в шоу. Дани и Рейн – в первом ряду. Билеты достались задорого, но какой обзор! Ничего нельзя упустить. Ни того, как кусочек отравленной пищи попал на язык Стиана, ни того, как его лицо исказилось в ужасающей судороге. Он начал задыхаться, стянув скатерть со стола. Разбитый хрусталь и фарфор. Их звон остался за гранью стекла, там, на золотисто-кремовой сцене. Там же – и испуганный крик супруги Стиана. Она ринулась к нему. Кто-то тут же побежал на помощь Витткопу. Возможно, так было запланировано. Возможно, среди посетителей был тот, кто осмелился уделить внимание и время беде постороннего человека. Но исход был заведомо известен.

Когда на Витткопа начал действовать яд, то Рейн дрожащей рукой расстегнул наручники и отвернулся, зажмурив глаза. Но Даниэль не мог отвести взгляда: он всецело проникался тем кошмаром, который так и не предотвратил.

Снег, похожий в вечернем мраке на седой пепел, был сравним и с искрами, исходящими от перевёрнутого пожарища бездонного небосвода. Небо гневалось. Небо таило отчаянье, отражая в своей тёмной пустоте душу Даниэля. Он стоял, бледен, страшен своей немотой. Он опустился в снег, а за окном «Экклесии» суетились, кричали, делали изумлённые глаза, наскоро собирались покинуть заведение, утешали вдову… Да, именно вдову, ведь пульс у Стиана не прощупывался.

«Даниэль Велиар? Господин?»

И он обернулся на незнакомый голос.

«Вас желает пригласить Андерс Вун. И…»

Это, очевидно, его паж.

Рейн шепнул незаметно Дани, чтоб он, как всё закончится, незамедлительно приезжал домой к Диксам. И Авилон испарился во мраке, словно его и не существовало. Дани, поднимаясь на ноги и отряхиваясь, пересиливая себя, переступая через себя, сухо и нехотя кинул посланнику Андерса:

– Я обронил золотую печатку со своими инициалами. Вы очень не вовремя!

– Господин Вун весьма желает Вашей компании…

– Что? Кто это?

– Вы не знаете! Он общественный деятель, писатель…

– Почему я должен тратить на него своё время?

– Могу ему передать Ваш отказ, но он очень расстроится! Это такой человек, которому грех отказать.

– Ну, раз грех, то я согласен!

– Пойдёмте. Я Вас провожу. А то здесь слишком пахнет трупами! – с лёгкой улыбкой указал слуга на окно «Экклесии» – на экран с показом остросюжетного фильма, триллера, детектива, но только не реальной смерти человека.