Текст книги "Midian"

Midian
Анастасия Маслова

Руководитель международного литературного проекта “К западу от октября” Артур Коури

Иллюстрация на обложке, а также внутренние иллюстрации Анастасия Маслова

© Анастасия Маслова, 2023

ISBN 978-5-0055-7146-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

В первую очередь Анастасия Маслова известная среди любителей тяжелой музыки и особенно группы Cradle of Filth портретами музыкантов. Собственно, сам Дэни Филс оценил их, а также иллюстрации к этому роману. Так мы и познакомились, когда искал художницу, которая смогла вопллотить особенный заказ. Арты выложенные Настей на «Крестах» (так именуют в народе фан-паблик М. Мэнсона) мне очень понравились. Затем оказалось, что она также пишет и редактировала тогда свой юношеский роман. Мы сразу решили вписать его в серию. Он продолжит условную готическую линию. Но не ищите здесь отсылок к первоисточнику, повести «Кабал» Клайва Баркера. «Midian» вдохновлён одноимённым альбомом Cradle of Filth, особенно их харизматичным и симпатичным фронтменом.

Первобытное зло в облике очаровательной женщины велело призвавшему его возвести город и создать там Культ. А ценою за новый статус Седвига стало родовое проклятие… Спустя 400 лет богатый и властный старик, потомок рода Велиаров, томиться в готическом поместье наречённом им склепом, стоявшем высоко над лесом. Судьба сводит его с единственным наследником, с их встречи начинается неторопливое, бархатное и меланхоличное повествование. Дэни должен будет принять наследие и встретиться с демонами из прошлого. Попутно он приобретёт верных друзей, влившись в аудиторию клуба "Лимб" (где брутальные бунтари-философы вынашивали революционные планы), сам станет музыкантом, и пройдя сквозь разные соблазны обретёт истинную любовь.

С уважением, Артур Коури.

22. 11. 21

Книга I

Змея оправдана звездой,

Застенчивая низость – небом.

Топь – водопадом, камень – хлебом.

Чернь – Марсельезой, царь – бедой.

Стан несгибавшийся – горбом

Могильным, – горб могильный – розой…

М. Цветаева

Призраки

А начать нужно с того, что Артур Велиар – это незаурядный человек почтенного возраста. В его распоряжении был родовой особняк на самой окраине Мидиана. В свою очередь, Артуром владели чёрные призраки его прошлого.

Пусть щёки его были покрыты сетью морщин, а бледные тонкие веки надвинулись на усталые глаза, но время не тронуло главного – его памяти. А та делала его облик хмурым и тяжким. Точно на худые и порядком сгорбленные плечи рухнула скала. Артур всё думал, молчал и вздыхал, иногда принимая нехотя гостей или изредка обмениваясь сухим и надменным словом со слугой, который руководил в доме бытовыми вопросами. Заслуженный покой его старости стал покоем почти загробным. Почтеннейший называл особняк «склепом». И это был довольно помпезный, колоритный склеп.

Про денежное состояние господина Велиара в Мидиане сочинялись легенды, кружащие головы многим завистникам. О его жилище слагали страшные истории. Только его жизнь, как и судьба его далёких предков, глубокому анализу не подвергалась: люди боялись даже мысленно лезть в тихий омут, где сами знаете, кто водится. Недобрую репутацию Артур воспринимал с огромным благоговением. Он, невольный отшельник, ликовал, что многие обходят его дом стороной.

И всё у старика было бы хорошо, если бы он мог спать спокойно и ничем не терзаться. Но поводы у него были существенные.

Четверть века назад он потерял своего единственного наследника – Торесена. Он был родительской надеждой, поздним даром небес. Но однажды между ним и Артуром состоялся крупный скандал. Сын покинул отчий дом и начал жизнь самостоятельную вне города, вне всякого внимания со стороны Артура. Господин Велиар ни с кем не говорил об этом случае, даже с супругой, которую умудрился существенно пережить. И за это время блудный сын не написал ни одной весточки. Поиски ни к чему не приводили. Сначала Артур был крайне зол и ущемлен в самолюбии, что Торесен посмел с ним так нахально поступить. Но жернова времени перемололи его огневую ярость в прах тоски. Он искал утешения, но так и не обрёл его.

И он тихо закрылся от мира. И смутный призрак единственного наследника дышал у изголовья его кровати, неуловимый и ускользающий, стоит только поднять веки.

И существовало ещё много, много и других тревожащих фантомов. Они подстерегали Артура повсеместно. Когда он просматривал фотоальбомы и видел снимки прошедших времён, где он еще был счастлив со своей семьей, когда он проходил мимо портретов своих предков в галерее, то его когтило жестокое мучение.

И так бы он страдал, так бы и покрывался пылью, так бы и волочил безрадостное и давно бессмысленное существование. И умер бы он безмолвно от старости, и был бы громко и со всеми привилегиями похоронен под лицемерную печаль и оркестр.

Но – однажды лёд тронулся. Призраки начали обрастать плотью, словно по трубному гласу поднимаясь из гробов.

Склеп

Ноябрьское утро не сулило никакой надежды. Оно ещё не освободилось от ночной мглы. Темнота бродила среди стволов, тени бессильно запутались в кронах. Природа была точно испещрена язвами и ожидала появления чистого снега, чтоб излечиться от его студёного поцелуя. Но вместо мерного кружения белых невесомых стай, небо рождало колкую, ледяную изморось. Она висела бесцветной пылью в воздухе.

Особняк (с позволения Артура, «склеп»), как властелин этих мест возвышался над макушками деревьев. Он был словно отвесная, гибельная скала над фьордом туманных лесов. Вблизи же здание выглядело искусно сплетённым из тонкого каменного кружева, которое змеилось между вытянутых стрельчатых окон и колонн.

…По петляющей и полуразрушенной дороге из Мидиана иногда шли неприметно молодые люди, рафинированные барышни с задумчивыми очами и выбеленными ликами. Они следовали мимо железного забора, увенчанного острыми пиками, и любовались особняком. Они грациозно садились неподалёку на круто выступающие корни и рисовали его, отправляясь в лиловые фантазии. Они гадали, что же поместье может скрывать в своих недрах. Должно быть, зловещие загадки, зеркала со странными отражениями…

Маленькие непроницательные глупцы! Они не подозревали, что там ютится прозаичное человеческое отчаянье. И в комнатах бродил пренеприятный и ворчливый Артур Велиар, который, приметив визитёров, кинул бы в них разгневанно подсвечником, тарелкой или домашней тапочкой, чтоб они не слонялись тут.

А вот и Артур! Взгляните: он стоит возле окна в собственном кабинете, укутанный в вечный плед, что грубыми складками обозначает его хилое тело. В тощей, жилистой руке – фарфоровая чашечка с чаем, украшенная изящной гравировкой его инициалов. Из неё идёт густой пар. Господин пока даже не пригубил. Его взгляд скользит по верхушкам прозрачных крон и застывает на горизонте, где туман сливается с небом. Он всегда любил смотреть именно из окон своего кабинета, поскольку они не выходили на Мидиан. Этот город он не переносил хлеще чужаков. И жгучая неприязнь зародилась ещё давно, когда он был молод. И тогда он имел во взоре безукоризненно блестящую сталь. А сейчас она подернута плесенью и тлением. Худое и угловатое лицо сохранило тонкость черт. Его нос великоват, что делало профиль хищным. Из-за отчетливых скул пергаментные щёки впали, усеянные узорами старости.

Что же касается его кабинета, то он соответствовал хозяину, беспрекословно подчиняясь увяданию. На тяжеловесной мебели из красного дерева угасли лаковые блики. Некогда густые винные оттенки стали выцветшими и невзрачными. Стены и паркетный пол, казалось, созданы из мрамора. Постороннему человеку было бы сложно находиться в кабинете из-за хмурой и гнетущей атмосферы, хотя сам Артур проводил там почти всё своё время, что-то читая и высматривая в бумагах. На массивном рабочем столе остался след его пребывания – это фотоальбом, обитый зелёным бархатом. Он покоился ровно в центре. Он ещё сохранял на себе вялое тепло рук господина Велиара и его острый взгляд, который в тысячный раз цеплялся за образ его сына на снимках. В альбоме была собрана вся хронология жизненного пути Торесена, начинающаяся с блаженных детских лет, охватывающая наивную юность и уже сознательную молодость. А потом хронология прервалась. За двадцать пять лет Артур изучил каждое фото и надписи, оставленные Торесеном на оборотах: нетерпеливый и разящий резкостью взмах подчерка и грозящая заострённость букв.

В дверь кабинета раздался решительный стук, разбивший тишину. Помедлив, Артур раздражённо повысил голос: «Можно войти! Пожалуйста!» Этот тот случай, когда тон реплики противоположен её содержанию.

К нему прошёл слуга, имени которого хозяин даже не помнил. Дворецкий опрятен, невысок, сдержан. В тот момент он был чем-то взбудоражен. В руках он держал прямоугольный конверт. Он приблизился к Артуру и хорошо поставленным голосом почтительно изрёк, еле скрывая взволнованность:

– Господин Велиар, спешу сказать, что к Вам гость.

Артур, не оборачиваясь к нему, устало кинул:

– Ты же знаешь, господин Велиар болен, имеет неотложные дела или же просто отсутствует по личным причинам… Я попросил, чтобы ты мне не доставлял подобных известий! Ни-ког-да!

Несколько растерявшись, слуга неловко улыбнулся:

– Понимаю, да. Но это гость особенный. Я уверяю!

– У меня не может быть особенных гостей.

Теребя краешек конверта в неспокойных руках, дворецкий произнёс вкрадчиво:

– Понимаете, с Вами желает встретиться, так сказать, ближайший родственник Торесена. То есть Ваш прямой потомок, внук. Я проверил его документы, много выпытывал о Торесене, чтоб убедиться…

Артур чуть вздрогнул и повернулся с явным недоумением на лице, чтоб переспросить:

– О Торесене?

– Да, о нём. Он же Ваш сын, – полагая, что недоумение старика вызвано его затуманенной памятью, мягко уточнил слуга. Небрежной усмешкой господин Велиар отреагировал на нелепое предположение и, не теряя надменности, воскликнул:

– Чёрт возьми, я знаю, что он мой сын! А гость этот твой, по всей видимости, обманщик!

– Но, господин Велиар…

Но господин Велиар отрезал, ещё более досадуя:

– Я прошу, чтобы ты избавился от него! Сейчас же! Вот они – искатели лёгкой наживы! Ближе к моей смерти половина проклятого города таких наследничков наберётся. И никому я ничего не отдам. Умру и сожгу этот дом!

Но подданный решительно показал ему конверт:

– Особенный гость передал это. Письмо от Торесена. Оно запечатанное.

Артур впился взглядом в белоснежный прямоугольник, мгновенно различив тот самый почерк, изученный от и до. Его пальцы сами разжались, и фарфоровая чашечка упала на паркет, разбившись вдребезги. Обеими руками он схватил письмо и безоружно, с детской и жалобной растерянностью посмотрел на слугу. Господин в полузабытье отрывисто пробормотал:

– Ну вот. Чашка любимая разбилась. Как же так?..

– Верно. В этом мало приятного. А как же быть с Вашим родственником?

– Пусть подождёт, я скоро спущусь, – сдавленно прошептал старик.

И безымянный подданный поспешил покинуть кабинет, оставив Артура наедине с посланием.

В голове господина проносилось множество мыслей, рождённых в лихорадочном смятении. Распечатывая конверт, он обыгрывал бесчисленные ситуации, при которых сын решил написать ему. «Только бы всё было хорошо», – с этой мыслью он достал письмо, сев за стол. Он второпях надел очки и развернул сложенный втрое лист, исписанный колючими убористыми буквами. Он ощущал такую же колючую тревогу, исходившую от бумаги. И Артур читал, еле шевеля губами.

По завершении он машинально сложил письмо втрое, как оно было изначально, и аккуратно поместил его на фотоальбоме, обитым зелёным бархатом. «Как гранитная плита посреди кладбищенских трав», – подумалось ему. Он сидел в глубочайшей задумчивости, отстранившись от всего. Он прочел о том, что Торесен болен и вряд ли пойдет на поправку. Виной была опухоль в мозгу, мгновенно его подкосившая. В каждом слове и обороте речи Артур видел и чувствовал его. В конце письма сын просил прощения за то, что бросил свой дом.

Дата написания – середина этого лета. Так может ещё не всё потеряно, и Артур сможет навестить его? Место отправления на конверте (некий Эниф) господину Велиару ни о чём не говорило, но он найдёт, примчится и скажет, что давным-давно его простил. Прошло несколько месяцев, но, вероятно, люди с таким заболеванием могут ещё столько прожить. Пусть письмо выглядит как прощание, но, может, есть крохотный шанс надеяться на лучшее? Ведь есть же?.. Артур так схватился за крошечный оплот веры, что позабыл про все другие обстоятельства. Он хотел бежать на самолет, лететь в этот неизвестный Эниф, ползти туда, ловить попутные машины…

Но он так не ожидал подобного тревожного известия, что оставался недвижен. А душа его раскалывалась от недопустимой радости и нависшего горя. И только когда смех, похожий на юный смех Торесена, отдалённо прозвучал откуда-то с нижнего этажа, Артур серьёзно задумался, не сходит ли он с ума.

Пытаясь оправиться от негодования, он вспомнил, что это страшное и одновременно обнадёживающее послание доставил некий особенный гость… Что ж, пора бы с ним познакомиться!

Даниэль

Когда безымянный удалился из кабинета господина Велиара, то энергично и без промедлений направился в парадную залу, где был оставлен внук Артура. Под наследником знатной династии, принцем голубых кровей и представителем древнего рода подразумевался человек довольно примечательный. Но выделяла его, прежде всего, не приверженность к привилегированной фамилии.

В парадной зале полукруглая и огромная лестница в два крыла ослепляла снежным мрамором. С головокружительно высокого потолка прохладно серебрились переливы рогатой люстры с водопадами из горного хрусталя. Пространство сравнимо с облаком из-за обилия белого цвета, выполированных до глянца поверхностей и лёгкой ажурности на винтажной мебели. Даже в кремовый атлас софы, пуфов и кресел, казалось, вплетены блестящие нити.

Сияющее великолепие парадной залы отразилось в ядрено-розовом пузыре жвачки, который медленно, но до огромных размеров надувал внук Артура. Пузырь лопнул, и последовало оглушительное, громовое эхо, от чего гостю стало крайне волнительно. Он вытащил жвачку изо рта и не знал, что с ней делать. А заслышав шаги на верхнем этаже, и вовсе растерялся и прилепил её под сиденье софы, на которой скромно располагался.

Он и не предполагал, что мрачный фасад особняка будет скрывать такой сверкающий, белоснежный мир. Но более того, он представить не мог, как здесь было бледно и темно до его появления.

Безымянный слуга, сбежав по лестнице и спешно приблизившись к нему, сказал:

– Даниэль! Артур принял письмо и повелел ожидать его в скором времени.

Молодой человек облегчённо улыбнулся и произнёс с горячим чувством:

– Спасибо Вам!

Эти слова благодарности неподдельно тронули человека, привыкшего быть безликим исполнителем приказов. Но он только учтиво кивнул и пригласил подняться в гостиную на второй этаж. Она не уступала парадной зале величиной и просторностью. Снова здесь присутствовало обилие камня, но он уже тёмно-изумрудный. Это была комната, подобная чаще дикого сада, где взгляд утопал в зелёном бархате и в приятном полумраке. Мебель затемнена временем настолько, что казались обсидиановой. В гостиной располагался высокий орган. По бокам его находились два пышных букета белых лилий в позолоченных вазах. Той же позолотой отливали и рамы картин с пасмурными пейзажами гор, сонных равнин. На некоторых запечатлелся исход лета со спелыми пшеничными полями, на других – зыбь весенних рек и веера ив. На полотнах теплилась изнеженная и меланхоличная майская заря, восходили луны и таяли сиреневые очертания городов. Эти картины сразу же привлекли внимание Даниэля, и он на мгновение потерялся в них.

Слуга пригласил его присесть с предложением чая или кофе.

– А… Кофе. Крепкий. И сладкий. Пожалуйста, – ответил гость, опускаясь в кресло и краснея, поскольку перед этим он ненароком задел коленом столик.

Несколько минут спустя Даниэль уже втягивал густой пробуждающий аромат. Слуга хотел было уже сорваться бежать по своим делам, но тут Даниэль обратился к нему со словами:

– Наконец-то я проснусь! Ехал сюда долго и пил энергетики. Ненавижу энергетики. Если их перепить, то руки вот так вот дрожат и потеешь, как не знаю кто. Вообще я много путешествую, везде разъезжая. Даже слишком много.

Верный подданный господина Артура решил оставить свои дела и поддержать разговор:

– А вот господин Артур предпочитает постоянство своего дома. Полагаю, ему будет интересно узнать от Вас, что же происходит за пределами его владений.

– Ну, это за вечность не рассказать. Не планирую оставаться тут так долго! Хотя Мидиан влюбил в себя. Что-то в нём есть… уютное. Лично для меня.

– Редко, когда человек, впервые посетивший Мидиан, может сказать подобное, – заметил слуга, с разгорающимся интересом разглядывая Даниэля.

– Просто в этом городе возникло чувство чего-то созвучного мне. Как будто я тут уже был. Я попал в такую мр-р-р-рачную сказку. А! Если бы можно было убрать тысячи машин, неоновые вывески, сумасшедшие современные постройки и вечно спешащих в лютой толкотне людей. Но не подумайте, Вас убирать не надо. Вы, вроде, нормальный, – и Даниэль сопроводил конец реплики невинным смешком. Он говорил быстро и увлечённо. Слуга заметил, что у него специфический, шифоновый «эс». Вещи, в которых он был, представляли собой нечто скучное, чёрное, выцветшее на солнце и застиранное, а его тряпичные дорожные кеды повидали виды. У Даниэля нижний ряд передних зубов был неровен, что он не силился скрывать – его искренность побеждала стеснение. И всё в его облике и внешности побеждало, будучи настолько магнетическим и природно ярким, что на него хотелось смотреть. Более того – в него хотелось всматриваться, как, например, в море с его переменчивой стихийностью.

Прежде всего, привлекал внимание ясно-бирюзовый оттенок глаз, жгуче контрастирующий с достаточно загорелой кожей и ночными длинными прядями волос. В этих глазах не было спокойности и ровности – там задумчивость и неутоленная жажда живо сменяли друг друга. И взгляд, и точёные линии скул, заимствованные у Артура, и мягко очерченные губы, и прямой нос, удивляющий аккуратностью линий, и выразительные, достаточно широкие и длинные брови – всё вкупе подсвечивалось его естественным очарованием. Он был притягателен в том мистическом смысле, когда внешние данные не могут наскучить. Ведь то, что так привлекало, у него исходило изнутри.

В разговоре со слугой Даниэль своевременно осёкся:

– Я совсем упустил из вида! Как Вас зовут?

– Вильгельм, – ответил слуга неуверенно после короткой паузы.

– Скажите, Вильгельм, а что это за картины? – и Даниэль кивнул в сторону стены, где те висели.

– О! Некогда господин Артур увлекался живописью.

– Как чудесно! Точно природа плачет вместе с творцом. Разве Вы никогда не замечали? Какая наполненность!

Вильгельм не знал, что ответить на его восторг. Они помолчали какое-то время. Наследник непродолжительно погрузился в себя, но встрепенулся и не без самоиронии сказал:

– Я бы тоже с удовольствием писал пейзажи, если бы мои руки росли из правильного места, а не из задницы.

Вильгельм провёл пальцем, проверяя пыль на безупречно чистой картинной раме, и заключил, улыбаясь:

– Да Бог с ней – с задницей. Вы имеете другое немаловажное качество. Вы первый из тех, кто носит фамилию Велиар, и кто счёл имя простого слуги ценной деталью и смог заговорить с ним на равных.

– Чему же удивляться? Мой папа постарался сделать мою жизнь максимально маргинальной, отличной от здешней, судя по всему, – пожал плечом Даниэль.

Вильгельм отрицательно закачал головой:

– Нет-нет-нет!.. Вы многого не знаете. Вы здесь новый человек. И Мидиан – это область, для Вас пока что не изведанная. Я поясню хоть немного. Так вышло, что всегда моя семья была в числе приближенных здесь. Я продолжаю традицию и своеобразный обряд, которому сотня-другая лет. Мне есть с чем сравнить. Сейчас я присутствую при историческом моменте, Дани.

– Тогда почему Вы продолжаете бегать за господином? Вам нравится такое положение вещей? – изумился юноша.

– Традиция есть традиция. И работа моя неплохо оплачивается. Мидиан – непростое место. И я очень рад, что устроен в этом особняке. В городе есть и другие господа и сильные мира сего. Уж лучше быть здесь неприметным и безликим пажом и угождать королю, чем… А неважно! – произнёс Вильгельм как бы по секрету.