Текст книги "Midian"

Эсфирь

Окна в галерее теперь были занавешены. Кристиан не хотел, чтоб солнце касалось его творений. Многочисленные восторженные посетители чувствовали себя странно и неуютно: с обеих сторон – водопады занавесов, от чего пространство казалось давящим и пленяющим. Белый электрический свет добавлял галерее летаргического холода, как в морге. Но гости желали скорее увидеть обещанные шедевры. Они терпеливо ждали. Безликий слуга, которому де Снор доверил своё обращение, стоял перед ними на трибуне. От лица Кристиана он читал громко:

«Хочу сказать слова горячего (даже слишком горячего) приветствия всем пришедшим. Данная выставка особенная. Во-первых, потому что она последняя из тех, что я лично могу учредить. Во-вторых… Нет, я, пожалуй, повременю с оглаской. Просто послушайте меня. Я прошу. Для вас же не секрет, что очень сложно быть услышанным и понятым?»

У гостей создавалось впечатление, что обволакивающий голос самого художника звучит в этих строках. Это глубинный тембр, произносящий:

«В то время как вы находитесь в мраморном зале перед портьерой, скрывающей мои холсты, я уже наверняка считаю последние минуты жизни. На сей раз – своей. Я на крыше башни и ощущаю ядовитый запах бензина, что разлит везде».

Гости начали переглядываться и неловко улыбаться. Пресса, фотографы и журналисты смекнули, что происходит нечто сенсационное и с азартом наблюдали за перформансом. Безликий читал далее:

«Признаться, мне немного жаль, что я умру в пиджаке, что загажен этой зловонной дрянью. Мне немного жаль ваших нервов: ведь они будут заметно подпорчены, когда занавес упадёт. Но отчасти я вам завидую. Вы первые, кто узнает правду. Мидиан уже десять лет ломает голову над загадочными пропажами юных девушек. Город не знает, куда они уходят, когда белая дверь за ними захлопывается. Я дам ответ на этот вопрос. Они уходят в Искусство. В моё проклятое Искусство. Мой талант, моё призвание творца – это образ Каина, чьи дары неугодны Богу.

Я прощаюсь. С вами – мне неизвестными. Но я читаю на ваших лицах растерянность. Я влюблён в ваши лица сейчас. Так же я был влюблен в моих безмолвных натурщиц, источающих благоухание нездешних цветов. Вы не знаете, что вы освещены неземным багровым отсветом – так История помечает тех, кто становится свидетелем Явления Эпохи. Наш век – лихорадка перед исходом всех времён. Я прощаюсь с вашим миром и с собственной жизнью. Я прощаюсь с Мидианом – с тем городом, что всегда будет значить для меня непоправимо много».

И безликий закончил чтение и потянул за шнурок. Тут же тяжелый занавес пал.

Люди кричали от ужаса. Они закрывали судорожно глаза руками в истошном рыдании. Кто-то терял сознание. Кто-то фотографировал. Вспышки. Вопли. Разложение. Трупные пятна. Рты, открыты в немом крике. Раздутая нагота. Заостренная, деформированная серая косность. Открытые глаза трупов. Их царственное расположение в роскошном кресте. Прекрасно-белоснежные, фарфоровые девушки с разрезанным горлом.

На пришедших смотрела сама Смерть.

…Когда они придут домой, то обнимут своих детей, понимая, что давно не были с ними ласковы. Они поймут, что гибель ближе, чем им казалось. Что она может лёгкой поступью прийти на торжественный вечер и пристально взирать с полотен, на которых – неизбежные увядание, небытие и разложение.

Рябь телевизионных экранов заменится отвратительной и трагичной историей жизни Кристиана де Снора. О нём заговорят шёпотом, но его не забудут никогда, восхищаясь им, ненавидя его, любя и боясь. Коллекции его полотен займут места в самых знаменитых музеях, а возле них очутится нескончаемая толпа зрителей, как зыбь на воде. Волны будут появляться и исчезать, уступив место новым. Так поколение за поколением люди не утратят интерес к этому живописцу, чудовищу, безумцу, гению.

А сейчас он стоял на крыше своей высокой башни. Его картины дожидаются жадных аукционов в подвале, где зарыты жертвы. Он издали приметил приближающиеся к нему полицейские сирены. Он кинул зелёный, абсентный взор в их сторону…

Даниэль наблюдал, как Эсфирь, осторожно подойдя к нему, провела лёгкими руками по своим запястьям, словно освобождаясь от невидимых кандалов. И в этот момент железные цепи и нерушимые браслеты, приковывавшие Еву к стене, открылись. И возлюбленная Даниэля услышала пронёсшийся возле неё шёпот женского голоса: «Спасайся!»

Дани увидел перед собой совершенно другую Эсфирь: снега таяли, лёд истончался… Как и в первую их встречу, они слышали «Вальс цветов». Мелодии, казалось, витали в воздухе, были везде, пронизывая. Даниэль взял её ладонь, и они приникли друг к другу в танце.

Кристиан привычным для себя движением поправил цилиндр, спокойно взял мундштук в зубы. Полицейские сирены близко. Он прикурил. Насыщенные пары бензина воспламенились.

«Ты же простишь меня? Простишь?» – Звучал в сознании Даниэля её умоляющий голос. А её губы улыбались слабо, дрожа уголками. Мерное и заворожённо-медлительное кружение завлекло их на балкон. Она прикоснулась к его лицу, к багровым подтёкам и ссадинам. И они сжимали друг друга в искренних объятиях, как дети. Она омывала своими слезами его раны. И его кровь мешалась с её скорбью и раскаянием. Он произносил размеренно, как молитву: «Я отпускаю тебя. Будь свободна. Ты теперь знаешь, что такое любить. Сама Любовь к нам спустилась через Прощение…»

Даниэль видел, как на её лице отобразился лучезарный покой. И ему казалось страшным смотреть на её красоту, сияющую нездешним, великим светом. И через мгновение она начала таять мягким пеплом через его пальцы. Вселенское дыхание, пришедшее из-за горизонта, подхватило её прах, закружило его. Даниэль стоял, склонив голову, в его пелене, пока вихрь не унёс её.

Полицейские увидели лишь башню де Снора, охваченную огнём. «Вот оно, завершение!» – Разочарованно подумали те люди. Нет, это было только начало. Кристиан направился вслед за Эсфирь – на север, куда дул ветер. В ночи среди полярных сияний, в запредельном холоде он найдёт её и останется с ней – теперь уже навсегда.

Догорающее небо

Габриэль не верилось. Её план не осуществился. Она в панике выбежала из залы, желая успеть к де Снору, дабы возобновить с ним прежний промысел. Но слишком многое оказалось опрометчивым. И её предположение, что Кристиан до сих пор жив. И её невообразимо высокие каблуки. И платье, что путалось в ногах. Она летела по крутой винтовой лестнице как ошалелая, пока шпилька не вонзилась в подол. Так она спустилась быстрее, чем пешком. И у первой ступени на заплесневелом древнем граните лежала бездыханная Габриэль, чья шея была вывернута, как у сломанной куклы.

Тем временем слуги Андерса заперли Иена в клетку, где он не мог даже выпрямиться в полный рост. Надзиратель демонстративно звенел связкой ключей, вышагивая перед Диксом. Поднятый подбородок этого охранника отмечал в нём чувство превосходства. Хотя он знал, что Керту Флоренцу повезло куда больше: он вот-вот расправится с самим Даниэлем Велиаром. Страж, конечно же, хотел бы оказаться на месте Керта, а именно – на предпоследнем этаже и поджидать врага…

Тем временем Андерс направлялся в камеру пыток к прикованной и беззащитной Еве. Он шёл по коридору, будучи немного нетрезвым и крайне радостным. Но неожиданно он краем глаза приметил несуществующую раньше здесь белую дверь. Он усмехнулся, думая, что его любимая супруга так над ним подшучивает. Он дёрнул за ручку и открыл. Его обдал жар вперемешку со зловонием. В пучине возникла старуха-ведьма, что с нечеловеческой силой потянула его за ворот к себе. Габриэль предупреждала его, что возьмёт за свои услуги сполна. Она захотела, чтоб он как благочестивый супруг делил её участь: был с ней в горе и в радости, в жизни и в смерти. Что есть силы, Вун вопил до визга: «Помогите мне! Кто-нибудь!» И он держался за косяки обеими руками, но неуклонно соскальзывал в пропасть…

Надзиратель Иена услышал возгласы своего господина и, забыв обо всём, поспешил спасать Андерса. И в суматохе страж обронил ключи. Иен через усилие до них дотянулся. Когда он освободил себя, то ринулся к окну. Он выцепил в редкой толпе Даниэля, который только прибыл и бежал по набережной. Не пройдёт и минуты, как он свернёт на площадной круг. С такой высоты Иен до него не докричится. А если Даниэль и услышит его голос, то будет слишком поздно. Дикс нашёл лестницу и стал стремительно подниматься. Сколько же пролётов должно минуть, чтоб он добрался до нужного этажа, где находится Керт?

Ева с визгом петель распахнула тяжёлые ворота. Она увидела, что Даниэль приближается к ней, с самого начала площади. Она кинулась к нему навстречу.

Было больно дышать. Души изнемогали от волнения, готовые расколоться на части. Дыхание вырывалось горячей судорогой.

Иен путался в коридорах, совершенно не зная, приведёт ли его этот путь к Керту. Даниэль не верил своему счастью, что она невредима. Ева не сбавляла темп, ей хотелось лететь навстречу ему ещё быстрее из последних сил.

Вот почти и середина Штернпласс. Иен выискал Флоренца взглядом в одной из комнат. Ещё немного и Даниэль с Евой будут вместе – неразлучно, благословенно!

Выстрел прозвучал гулко. Даниэль выхватил взглядом догорающий небосвод.

Продолжение сказки

Фелли Берг с несколько отчуждённо-мечтательным видом вёл за руку мальчика лет четырёх. Был летний вечер, уже дремавший сумерками. Ребёнок поднимал ясно-голубые глаза на стремительно летающих в парковой тишине ласточек. Берг привык к этому часто серьёзному и вдумчивому парнишке. Также он успел привыкнуть к особняку Велиаров… Ребёнок, воспользовавшись отрешённостью Фелли, убежал от него и предприимчиво забрался на широкую скамью качелей. Берг неизменной походкой приблизился и взъерошил его тёмные волосы, говоря:

– И где твоя мама ходит, золотое моё?

Тут Фелли заметил связанный букет из одуванчиков сбоку на сидении. Видимо, его забыли недавно. Он вытянул оттуда один цветок и поднёс с носу своего юного компаньона. Тот возразил:

– У меня арель… аллельгия на них.

– Я и забыл… Странно! – вздохнул Берг и начал тихонько раскачивать качели.

– Берг! Дорогой мой! – послышалось яркое и бодрое. Фелли оживлённо обернулся. Ева приобняла его и тут же, изысканная, шифоновая, присела на корточки напротив сына, разбросав по земле тончайший подол платья. Она взяла его ручки в свои:

– Как вы с Фелли провели время этим вечером? Как сходили в кино? О! Тебе, наверное, прохладно? Фелли, где его курточка? Только не говори, пожалуйста, что снова вы где-то оставили очередную курточку.

– Возьми у меня в рюкзаке. Лежит сверху! – ответил Берг. И они отвлеклись на поиски. В это время лицо мальчика, насуплено серьёзное из-за того, что он желал надевать никаких курточек, расцвело самой счастливой во всем мире улыбкой: он увидел, что к ним направляется кто-то очень особенный. Он спрыгнул с качелей и побежал навстречу. Даниэль тут же схватил его и поднял. Извиваясь в его руках, сын безудержно хохотал:

– Мы ходили смотлеть пло монстлов! Там стлеляли. Па-а-а-ап, ласскажи ещё лаз, как тебе плечо пластлелили!

– Бегу я, значит, такой. И чувствую, что что-то не то… А кр-р-р-ровищи было! Мама помнит. Душещипательная история! – повествовал тот крайне эмоционально, смеясь.

– Не самая душещипательная! – отозвалась Ева, найдя ту самую курточку и отряхивая её от крошек попкорна. Она до сих пор вспоминала события того вечера с содроганием. Все прекрасно понимали, что если бы не вмешательство Иена, который застал Керта врасплох в самую последнюю секунду, то выстрел был бы смертельным.

Берг также был удивлён увидеть Даниэля:

– Ба! Какими судьбами ты здесь?

– Так Небо распорядилось! А вообще я знал, что вы здесь будете, и успел подловить. Считай, что деятельные и занятые родители всем табором приехали, чтоб забрать детё у няни.

– Папа, ты сегодня ласкажешь плдл… жение сказки? – таинственно спросил ребенок.

– Кристиан, ты – моё главное плодолжение! – и он подкидывал и ловил его, хитикающего ещё задорней обычного. Ева пояснила вполголоса Бергу:

– Недавно Дани рассказал ему «сказку» на ночь про таинственную книгу, благородного Артура и зловещего Седвига. Ну, ты понимаешь, о чём я… И ещё про хорошую тётю – про Алую Королеву.

Фелли сдвинул брови в непонимании:

– Она же не была простой «хорошей тётей»! Она слыла воплощённым обворожительным демоном.

Ева отвела взгляд в синюю вечернюю полутьму и после паузы заключила:

– Алая Королева совсем не ужасна, когда становится способной любить. Люди, обделённые этим качеством, куда отвратней, чем любое существо из бездны. Вот и вся мораль.

Берг хотел что-то возразить, но задумался, запуская пальцы в свои непримиримые кольца кудрей. Фонари вдоль дорожек единовременно загорелись: близилась ночь.

Даниэль подошёл к ним, держа уже утомлённого Кристиана, который потирал глаза. Он обратился к Еве:

– Жена, я ушатал сына. У него садятся батарейки. Поехали домой!

– И мне сейчас нужно идти. Меня ждут, – поправляя рюкзак на плече, пояснил Берг.

– Неужели тебя ждут Авилон и Люм?! Что у них на сей раз? М? – ухмыльнулся Дани, пристально на него глядя, точно тот что-то скрывает.

– Думаю, вы узнаете об этом в ближайшее время… Пока всем! Доброго сна! – и Берг торопливо пожал его руку. И после он направился быстрым шагом по прямой дороге – в закоулки, на перекрёстки Мидиана, погружаясь в прежние мысли.