Текст книги "Актуальные вопросы филологической науки XXI века"

Е. Г. Галицына
ФИТОНИМЫ В АНГЛИЙСКИХ ФОЛЬКЛОРНЫХ И ЛИТЕРАТУРНЫХ ПАМЯТНИКАХ

Научный руководитель: Т. С. Кузнецова, кандидат филологических наук, доцент (УрФУ)

Наше исследование посвящено фитонимам в английских фольклорных и литературных памятниках. Ранее мы рассматривали английские фразеологизмы с компонентами «вид дерева», «травы» и «цветы». На основании изучения данного материала был сделан вывод о том, что устойчивые выражения, в состав которых входят названия растений (фитонимы), отражают культуру, историю и реалии жизни страны. Областью, связанной с этими исследованиями, является анализ употребления фитонимов в памятниках английского фольклора и литературы. В качестве источников для поиска данных были использованы труды некоторых авторов (Дональд Уоттс «Dictionary of Plant Lore»; Томас Тиселтон-Дайер «The Folk-lore of Plants»), а также произведения Уильяма Ленгленда, Уильяма Шекспира, Бена Джонсона, Майкла Дрейтона, Роберта Геррика, Томаса Чаттертона, Кристины Россетти, Дж. Р. Р. Толкина и других авторов.

В ходе исследования было проанализировано 39 примеров использования фитонимов в фольклорных и 21 – в литературных памятниках. В работе было рассмотрено 6 названий растений – ясень (ash), бузина (elder), ива (willow), клевер (clover), тысячелистник (yarrow) и вербена (vervain).

В качестве примеров фольклорных источников можно привести стихотворения, в которых упоминаются фитонимы «ясень», «клевер» и «тысячелистник». Одним из интереснейших фитонимов является слово «ясень» – ash. Это дерево можно назвать растением, имеющим наиболее важное символическое значение в европейской и, в частности, английской культуре. Согласно германской мифологии, вертикальная проекция мироздания представлена мировым древом – ясенем Иггдрасиль, соединяющим девять миров. С ясенем связано множество поверий, одно из которых наделяет это дерево силой отпугивать змей. Это суеверие дало начало различным способам защиты от змей, среди которых – высаживание ясеней вокруг дома или использование его листьев для лечения при змеиных укусах. Последнее выразилось в следующем народном стихотворении:

Ashing-tree, ashing-tree,

Take this bite away from me [9, p. 15].

В рамках народных представлений и фольклора ясень имеет настолько хорошую репутацию, что считается сильным средством против колдовства. Этим можно объяснить такие строки:

Rowan-ash, and red thread,

Keep the Devils from their speed.

Рябина (rowan) и красная нить, которые упоминаются в стихотворении наряду с ясенем, также наделяются силой противодействовать колдовству [2].

Ясень также ассоциируется с удачей, и существует множество фольклорных стихотворений, указывающих на это свойство. Особенно «эффективен» в привлечении удачи лист ясеня, состоящий из четного количества листочков (т. н. even ash):

 
Even ash, I thee go pluck,
Hoping thus to meet good luck;
If no luck I get from thee
I shall wish I left thee on the tree [5, p. 11].
 

В способности привлечь удачу лист ясеня можно соотнести с клевером, который имеет похожую репутацию:

 
A clover, a clover or two,
Put it in your right shoe;
The first young man you meet,
In field, street, or lane,
You’ll get him, or one of his name [2].
 

Как и двум предыдущим растениям, положительные качества приписываются тысячелистнику; этот фитоним часто упоминается в гаданиях:

 
Good-night, fair yarrow,
Thrice good-night to thee,
I hope before to-morrow’s dawn,
My true love I shall see [6, p. 112–113].
 

В противоположность тысячелистнику, с ивой связываются совершенно другие ассоциации. В европейской и британской культуре это дерево традиционно является символом горя и несчастной любви. В пьесе Шекспира «Отелло» Дездемона, предчувствуя свою смерть, говорит следующие слова:

 
My mother had a maid call’d Barbara;
She was in love, and he she loved proved mad,
And did forsake her: she had song of willow,
An old thing ‘twas, but it express’d her fortune,
And she died singing it: that song to-night
Will not go from my mind [3, p. 232].
 

Офелия, героиня «Гамлета», погибает, упав в воду, потому что ветка ивы, за которую она держалась, развешивая цветы на дереве, обломилась:

 
There is a willow grows aslant a brook,
That shows his hoar leaves in the glassy stream;
Therewith fantastic garlands did she make
Of crow-flowers, nettles, daisies, and long purples…
There, on the pendent boughs her coronet weeds
Clambering to hang, an envious sliver broke;
When down her weedy trophies and herself
Fell in the weeping brook [7, p. 131].
 

В поэме «Элизиум муз» (The Muses Elizium) Майкла Дрейтона есть следующие строки:

In love the sad forsake wight

The Willow garland wareth [1].

Проследить, как представления о растении трансформируются с течением времени, можно, проанализировав фольклорные и литературные памятники, содержащие фитоним «бузина» (elder). С бузиной были связаны языческие представления европейских народов, согласно которым в этом дереве обитал некий женский дух; вероятно, с установлением христианства эти верования приобрели другой вид, и бузина стала ассоциироваться с ведьмами и колдовством. Это мотив встречается в легенде о Камнях Роллрайт (Rollright Stones) – мегалитическом комплексе, расположенном на границе между графствами Оксфордшир и Уорикшир. Согласно этому преданию, однажды король, который стремился завоевать всю Англию, добрался до этой местности и внезапно увидел ведьму. Она объявила, что короля ждет успех, если, сделав семь шагов, он сможет увидеть деревню Лонг-Комптон:

 
Seven long strides shalt thou take and
If long Compton thou canst see,
King of England thou shalt be.
 

Но, когда король делал последний шаг, перед ним вырос холм, скрывший Лонг-Комптон из виду, и ведьма провозгласила:

 
As Long Compton thou canst not see,
King of England thou shalt not be,
Rise up, stick, and still, stone,
For King of England thou shalt be none.
Thy and thy men hoar stones shall be,
And I myself an eldern tree [9, p. 130].
 

Король, его свита и рыцари превратились в камни, а ведьма – в куст бузины [8].

Под влиянием христианизации древние представления, связанные с бузиной, не только трансформировались: можно говорить даже о попытках предать их забвению. Этими попытками можно объяснить одну из версий христианской легенды о том, что на этом дереве повесился Иуда. В пьесе Бена Джонсона «Всяк вне своего нрава» (Every Man out of His Humour) встречаются следующие строки:

He shall be your Judas, and you shall be his elder-tree to hang on [9, p. 131].

Примером того, как в литературных памятниках отражаются особенности других культур, могут служить следующие строки из поэмы Майкла Дрейтона «Элизиум муз» (The Muses Elizium), где упоминается фитоним «вербена»:

 
A wreath of Vervain heralds wear,
Amongst our garlands named;
Being sent that dreadful news to bear,
Offensive war proclaim’d.
 

Дело в том, что в Древнем Риме вербена ассоциировалась с богом войны Марсом и во время военных действий ее носили с собой государственные посланники как символ неприкосновенности [4, p. 591].

Рассмотрение примеров использования фитонимической лексики в фольклорных и литературных источниках позволяет установить, какое значение имеет то или иное растение в культуре, мифологии, традициях народа. Изучение фитонимов в памятниках фольклора и литературы предоставляет более широкие возможности, чем исследование фразеологии. Представления, связанные с деревьями, травами и цветами, можно рассматривать как в синхроническом, так и в диахроническом аспектах – на примере отдельных произведений или прослеживая развитие смыслов, приписываемых растениям, путем анализа и сопоставления нескольких источников. С помощью фольклорно-литературных памятников возможно рассматривать смыслы, которые связаны с растением как в английской, так и в других культурах. Если в фольклорных произведениях отражаются, как правило, элементы культуры, в рамках которой они возникли, то литература нередко повествует о представлениях, характерных для других обществ и эпох.

Список литературы

1. Drayton M. Minor poems of Michael Drayton [Electronic resource]. Mode of access: http://www.gutenberg.org/files/17873/17873-h/17873-h.htm#Page_248 (дата обращения: 23.05.2013).

2. Dyer T. F. The folklore of plants [Electronic resource]. Mode of access: http://www.gutenberg.org/cache/epub/10118/pg10118.html (дата обращения: 16.04.2013).

3. Dyer T. F. Folklore of Shakespeare. New York: Harper Brothers, 1884. 536 p.

4. Friend H. Flowers and flower lore. London: W. Swan Sonnenschein & Co., 1884. 704 p.

5. Heath F. G. Tree gossip. London: Field & Tuer, the Leadenhall Press, E.C., 1885. 176 p.

6. Northall G. F. English folk-rhymes: a collection of traditional verses relating to places and persons, customs, superstitions, etc. London: Kegan Paul, Trench, Trübner & Co., Ltd., 1892. 565 p.

7. Shakespeare W. Hamlet. London: Wordsworth Editions Limited, 1992. 191 p.

8. The Rollright stones [Electronic resource]. Mode of access: http://www.rollrightstones.co.uk/index.php (дата обращения: 27.05.2013).

9. Watts D. C. Dictionary of plant lore. Bath: Elsevier, 2007. 471 p.

О. А. Колегова
ШКАЛА СОНОРНОСТИ ЕСПЕРСЕНА В СОВРЕМЕННОМ ФОНОСЕМАНТИЧЕСКОМ АНАЛИЗЕ

Научный руководитель: И. Н. Щукина, кандидат филологических наук, доцент (ПГНИУ)

Проблема соотнесенности звуков речи со значением слова до сих пор спорна в лингвистике. До сегодняшнего дня нет единого мнения по этому вопросу. Большинство звуков воспринимается и адаптируется людьми поразному. Это зависит от места его проживания, темперамента и т. д., от параметров, которыми занимается социофонетика. Очевидно, что эмоции, настроение, ощущения выражаются звуками или их сочетаниями. Ср.: Ой!, Ну…, О!, Хи-хи. Однако с первого курса мы знаем, что фонетика – единственный раздел языкознания, изучающий незначимые единицы языка. Так можно ли говорить о том, что звучание передает смысл, что фонетический материал подкрепляет семантический? Разные ученые давали абсолютно противоположные ответы на эти вопросы.

Например, М. В. Ломоносов в «Кратком руководстве к красноречию» писал, что звуки обладают определенным значением: «В российском языке как кажется частое повторение письменного А способствовать может к изображению пространства, глубины и вышины. Учащение письменных Е, И, Ѣ, Ю – изображению нежности, ласкательства, плачевных или малых вещей. Через Я показать можно приятность, увеселение, нежность и склонность. О, У, Ы – страшные и сильные вещи: гнев, злость, зависть и печаль» [3, с. 241].

Отто Есперсен, живший в XIX веке, работая над теорией слога, разработал шкалу сонорности. Самого ученого шкала не удовлетворила, другие ученые также подвергли ее критике. «Чистым» фонетистам было неясно, например, почему глухие смычные и глухие щелевые согласные в рассматриваемой шкале идут под одним номером и т. д. Мы же предположили, что объяснением этому может являться тот факт, что Есперсен подсознательно ориентировался на перцепцию, не рассматривая ее как предмет исследования. Нам представилось, что шкала Есперсена оптимально отражает перцептивные качества звуков.

Идея о семантической мотивированности звука чрезвычайно привлекательна, ее возникновение обусловило появление многих научных исследований, которые привели к формированию новой науки – фоносемантики, зародившейся в последней четверти прошлого века. Предметом изучения фоносемантики является звукоизобразительная (т. е. звукоподражательная и звукосимволическая) система языка, изучаемая с позиций пространственных и временных (определение В. Н. Базылева). Как область лингвистического знания фоносемантика мало интересует ученых. Объясняется это тем, что применимых в жизни результатов исследований практически не существует [1]. Одним из самых убедительных научных трудов, посвященных фоносемантическим исследованиям, является работа А. П. Журавлева «Звук и смысл» [2].

Целью настоящей работы является рассмотрение возможности адаптации к современному филологическому анализу звучащего текста шкалы сонорности Есперсена. Для того чтобы выполнить данную работу, необходимо было решить следующие задачи:

− создать, учитывая замечания Ломоносова, на базе шкалы сонорности Есперсена шкалу семантики звуков русского языка, необходимую для фоносемантического анализа;

− рассмотреть отрывки стихотворений с разным эмоциональным настроем и семантическим содержанием;

− сравнить фонетический и семантический анализы стихотворения;

− сопоставить и обобщить результаты.

Материалом исследования послужили отрывки из стихотворений различных поэтов (Пастернака, Блока, Цветаевой, Соловьевой, Донского и др.) общим количеством 60 строк, 420 слов, 4 000 звуков.

Исследование проводилось методом слухового, статистического, интерпретационного анализов. Методика исследования базировалась на работах Есперсена, Журавлева, Щукиной, была апробирована в курсе «Филологический анализ текста» со студентами 2-го курса.

Слог, по Есперсену, – это сочетание более звучного (или более сонорного) элемента с элементом менее звучным (менее сонорным). Вершина слога определялась по шкале сонорности, в которой звуки располагались следующим образом:

1. Смычные глухие и щелевые глухие.

2. Смычные звонкие. 3. Щелевые звонкие.

4. Сонорные носовые и боковые.

5. Звонкие r-звуки.

6. Высокие гласные. 7. Средние гласные.

8. Низкие гласные.

Сегодня установлено, что шкала Есперсена и в области интенсивности несовершенна. Так, например, хотя в слоге зи вершиной является гласный и, а не согласный, этот гласный по сравнению с з имеет меньшую интенсивность, он, по справедливому замечанию К. Колера, и по слуховому впечатлению слабее [см.: 4, с. 50–51]. Доказательством того, что смычные и глухие щелевые идут под одним номером не случайно, являются результаты мини-эксперимента, проведенного нами. Мы представили его участникам две пары звуков: [c] – [s]; [c] – [z] и [č’] – [t’]; [č’] – [d’] и попросили указать на ту пару, в которой звуки несут за собой одинаковую ассоциацию. Из 10 человек 9 указали на пару [c] – [s] и [č’] – [t’], состоящую из смычного глухого и глухого щелевого.

Шкала Есперсена, как оказалось, отражает перцепцию звуков, несмотря на то что ученый разрабатывал ее в те годы, когда о перцептивной фонетике еще не было и речи. Эта шкала была взята нами за основу и переработана в некоторых деталях. Во-первых, мы перевернули ее и за ноль взяли глухие щелевые согласные, за которыми следуют глухие смычные. Затем мы поставили звонкие щелевые и звонкие смычные. Сонорные согласные поделены на 2 группы: первую составляют носовые согласные, а вторую – оставшиеся сонорные (r, l, j). Следующая часть шкалы – гласные. Они расположены в следующем порядке: бемольные, низкие, диезные. Как видим, использованы и акустическая, и артикуляционная классификации звуков, что позволило получить полноценный фонетический анализ стихотворения, т. к., например, диезные согласные и диезный гласный и после них передают одно и то же: пространство, поверхность и их сужение.

Следом за А. П. Журавлевым нами была разработана таблица, в которой каждой группе звуков соответствовала определенная характеристика. В результате исследования мы пришли к выводам, тождественным выводам Журавлева, и убедились, что фонетический уровень сочетается с семантическим, подкрепляя и уточняя его.

Таблица 1

Смысловая мотивированность звуков русского языка

Характеристика каждого звука в сонорной шкале была выявлена в результате опроса 16 человек, имеющих отношение к филологическому образованию. Семантическая мотивированность звука совпала у всех участников опроса, в результате которого было выявлено также, что большое количество гласных, открытые слоги могут отражать пространство и движение. Характеристику сонорных звуков стоит разделить на 2 группы: носовые звуки передают монотонность, а сонорные [r], [l] – свет и легкость (различение). Глухие щелевые шипящие передают всевозможные шорохи, шуршания, также они способствуют появлению ощущения тишины и одиночества. Вообще все многочисленные глухие согласные делают текст невнятным, туманным, сонным, способствуют возникновению состояния полубытия, отсутствия опоры; очевидно, поэтому в поэтическом тексте они дополняются сонорными и диезными шумными (капнет). Низкие согласные передают ощущение безысходности, затаенной угрозы (вступать). Звонкие взрывные согласные подобны маршу, они четки, резки и в текстах отвечают за передачу действия (динамика). Бемольные и диезные звуки сужают пространство (вижу). Высокие и диезные демонстрируют концентрацию внимания на чем-то одном, поверхностность (лить).

Так, в соответствии с названными выше характеристиками звуков стихотворение Г. Данского можно проанализировать следующим образом:

 
Качаясь на вёсельном, старом, беззвучном, по сути, ладу,
качаясь, раскачиваясь и рассыпаясь на части,
как сложно собраться на полном, на самом веселом ходу,
на самом краю корабельного зыбкого счастья.
 

Всего в рассматриваемом четверостишии 58 звуков. Из них 74 звука – низкие, а 84 – высокие, т. е. звуки высокие преобладают над звуками низкими, но превышают их количество незначительно. Диезных звуков всего 36. Ударение на низких звуках превалирует: 18 из 21, причем 7 ударных звуков – бемольные (беззвучном, сути, ходу и др.).

Таблица 2

Первая строка (отрывок) на шкале сонорности

Первая строка: Качаясь на вёсельном, старом, беззвучном, по сути, ладу обращает наше внимание на ударение. Представлено оно лишь на низких звуках, к тому же три конечных ударения – бемольные. Мы можем сделать предположение, что автор стремился изобразить замкнутый круг, сосредоточиться на ограниченном пространстве. Замкнутый круг подобен постоянному движению маятника, это постоянное возвращение к началу, звуки в первой строке расположены таким образом, что, например, за бемольным следует глухой щелевой, после которого сразу появляется диезный гласный. Подобные сочетания помогают передать эффект качания, постоянного движения. Бемольные еще более сужают пространство, которое казалось в начале строки шире, за счет использования большого количества широких гласных. Два диезных гласных звука (аллофоны фонемы Е в предударном и постударном – i^e, ь) (весельном, беззвучном) опять-таки демонстрируют пространство узкое, они теряются в общем количестве низких и бемольных звуков.

Самым частотным согласным звуком в первой строке является свистящий согласный С (качаяСь, веСельном, Старом, Сути), использование которого не добавляет стихотворению четкости и резкости, наоборот, делает его невнятным и способствует появлению состояния полубытия. Сонорный М, использованный трижды в сочетании с бемольным низким, передает некую монотонность, такая же ассоциация возникает из-за многочисленных глухих согласных. Появляется ощущение какого-то невнятного, непонятного состояния, постоянно повторяющегося действия. Диезные согласные (их в рассматриваемой строке 9: качаясь, вёсельном, беззвучном, сути) выполняют такую же функцию, как диезные гласные (3): они сужают пространство и делают его неустойчивым. Низкие согласные (к, м, б) передают безысходность, безнадежность. То есть первая строка представляет нам суженное пространство (за счет бемольных), монотонное, все время повторяющееся невнятное движение.

Во второй строке Качаясь, раскачиваясь и рассыпаясь на части гласные звуки в основном представлены низким и ударным (во всех четырех словах) А и его аллофонами, можно выделить три диезных И. Гласных много, они передают движение, но это движение происходит в замкнутом пространстве. Примечательно также то, что в данной строфе, кроме звонкого звука В и трех сонорных (дважды встречающегося дрожащего Р и носового Н), все остальные звуки глухие. Возникает ощущение, что нет какой-то опоры, нет чего-то стойкого и прочного. Дважды в строке повторяется сочетание глухого низкого недиезного согласного (к), низкого гласного (а) и глухой резкой аффрикаты (ч) (качаясь и раскачиваясь). Подобное повторение помогает усилить состояние зыбкости, полубытия. Диезных согласных 13, они значительно сужают пространство. Вторая строка продолжает развивать тот настрой, который был заложен в строке первой.

Опираясь на результаты фонетического анализа, мы можем говорить о преобладающем настроении, о пространстве и движении. В рассматриваемом стихотворении действие происходит в замкнутом пространстве, в котором не прекращается постоянное монотонное движение. Семантический анализ не противоречит фонетическому. Важно, что стихотворение было написано для спектакля по пьесе Патрика Бессонна «Диалог животных», в которой речь идет о стремлении пожилого мужчины остаться в прежнем состоянии, не разрывать привычного круга одиночества. В стихотворении затронуты темы невозможности остановки лучших моментов жизни, неудержимости мгновения. Маятник жизни вернет все к началу, попытки удержать зыбкое счастье бессмысленны. Безусловно, семантика текста дает более широкое представление о нем, а семантика звуков подчеркивает и укрепляет основную мысль, передает общее настроение.

Интонационные конструкции индивидуальны и являются материалом порождения нового произведения искусства на базе текста, созданного автором. Для более точного анализа представим 2 варианта прочтения этого стихотворения. Рассматриваемое четверостишие можно прочитать со следующими интонационными конструкциями: ИК-5 и ИК-6. Для первой строки наиболее приемлема ИК-6, на гласном центра (вёсельном) ИК-6 тон повышается выше среднего и держится до конца конструкции. Мы видим нарастание эмоций, с каждым употребляемым прилагательным тон становится все выше и выше. ИК позволила подчеркнуть высокую степень действия и состояния [4, с. 66–68].

Для второй строки кажется более подходящим ИК-5. В строке наблюдаются два центра. На гласном первого центра (качаясь, раскачиваясь) тон повышается, а затем, на гласном второго центра (рассыпаясь), – понижается. Высокий тон не остается неизменным, постцентровая часть произносится на уровне ниже среднего тона.

ИК-6 подходит и для 3-й строки. Тон повышается с каждым употребляемым словом и остается повышенным до конца строки. Эта строка – одна из самых эмоциональных строк в стихотворении. В ней сосредоточена высочайшая степень общего состояния текста: тревога, неустойчивость.

ИК-5, используемая в четвертой строке, снижает тот высокий тон, который был задан предыдущей строкой. Пониженная интонация сохраняется до конца четверостишия. Происходит спад эмоциональности, который объясняется и семантикой текста: счастье удержать невозможно, тревога, которая так ярко подчеркивалась ИК-6 в предыдущей строке, теперь становится бессмысленной, именно поэтому интонация и уходит вниз.

Использование ИК именно в таком порядке – ИК-5, ИК-6, ИК-5, ИК-6 – подтверждает те результаты, которые были получены после фонетического анализа. Неустойчивость интонации, постоянные повышения и понижения тона – все это еще раз отображает основное состояние отрывка: нахождение в подвешенном состоянии, тревога, монотонное повторяющееся движение. Обе использованные интонационные конструкции характерны лишь для предложений с высокой долей экспрессивности и эмоциональности.

Второй вариант прочтения стихотворения может включать в себя использование ИК-1, ИК-5, ИК-6, ИК-1. Вторая и третья строка произносятся с той же интонацией, что была представлена выше. Для последней и первой, кажется, может быть использована ИК-1, на гласном центра которой тон спокойно понижается, постцентровая часть произносится на уровне ниже среднего. Подобная расстановка ИК создает круг, заключает в кольцо. ИК вновь помогают усилить основную идею произведения: движение по кругу, возвращение к началу.

Как видим, фонетический анализ дополняет семантический, является довольно информативным и содержательным. Есперсен смог создать шкалу, которая при небольшой доработке является пригодной для фоносемантического анализа. Его шкала доказывает, что перцепция зависит от качества звука, остается лишь понять, как семантически мотивирован звук.

Во всех рассмотренных стихотворениях фонетический материал подкреплял семантику текста. Интонационные конструкции позволяют представить содержание текста. Известно, что люди, не владеющие тем или иным языком, понимают настроение прочитанного им текста, ориентируясь только на ассоциативные впечатления, т. е. на перцепцию.

В результате нашего исследования мы пришли к выводу, что шкала Отто Есперсена, возможно, и неясна с фонетической точки зрения, но для фоносемантического анализа она представляет собой почву для дальнейших исследований.

Список литературы

1. Дебаркадер Л. А. Фоносемантика: определить смысл по звучанию [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://interesko.info/fonosemantika-opredelit-smysl-pozvuchaniyu/ (дата обращения: 24.01.2014).

2. Журавлев А. П. Звук и смысл: книга для внеклассного чтения старших классов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Просвещение, 1991. 175 с.

3. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений: в 7 т. Т. 7. М.: Изд-во АН СССР, 1952. 350 с.

4. Соколянский А. А., Щукина И. Н. Фонетические процессы в современном русском языке: монография. Пермь: ПГНИУ, 2012. 155 с.