Текст книги "Актуальные вопросы филологической науки XXI века"

К. Э. Багдасарова
СБОРНИК «NURSERY RHYMES» И ПАРАМЕТРЫ БИОМОРФНОГО КОДА

Научный руководитель: Е. М. Масленникова, кандидат филологических наук, доцент (ТвГУ)

Понятие «код культуры» является одним из важнейших понятий языкового сознания. В. В. Красных называет кодом культуры «сетку», набрасываемую культурой на окружающий мир и разделяющую его на категории [1, с. 232]. Принято выделять следующие базовые коды, соотносимые с архетипическими представлениями русской культуры:

1) соматический (телесный) код (символьные функции частей тела);

2) пространственный код (членение пространства);

3) временной код (членение временной оси, кодировка бытия человека в материальном и нематериальном мире);

4) предметный код (предметы, заполняющие пространство и принадлежащие окружающему миру);

5) биоморфный код (живые существа, населяющие окружающий мир);

6) духовный код (нравственные ценности и эталоны).

Биоморфный код отражает представления человека о мире животных и растений и связан в первую очередь с существующими стереотипами. Существуют различные направления поиска проявлений биоморфного кода. Как правило, случаи его проявления ищут в мифах и идиоматике. Для английской литературы характерно использование определенных названий птиц как символов родной Англии, среди них, конечно, малиновка (a robin), жаворонок (a lark), крапивник или королек (a wren).

В данной работе делается попытка восстановить параметры биоморфного кода, свойственного английской лингвокульутре, на материале сборника детских стишков и потешек Nursery Rhymes [3].

Проведенный анализ стихотворений из сборника Nursery Rhymes показал, что параметрами биоморфного кода являются животные и растения, получающие национально-специфическое значение для английской культуры. Всего анализ выявил 125 единиц, представляющих собой различные аспекты биоморфного кода. В данном сборнике присутствует в качестве персонажей большое количество разнообразных птиц, каждая из которых олицетворяет собой определенный культурно-исторический образ, за которым стоит тот или иной род занятий, конкретные черты характера и т. д. Птицы в сборнике часто связаны с отдельными народными представлениями.

 
The dove says, Coo, coo, what shall I do?
I can scarce maintain two.
Pooh, pooh, says the wren, I have ten,
And keep them all like gentlemen.
 
 
Вздохнула голубка: «Гуль-гуль, как быть?
Нет сил для двоих мне еду добыть!»
Смеется наседка: «А я, ко-ко,
Могу восьмерых прокормить легко!» (пер. В. Лунина)
 

Чтобы сохранить женский род, при переводе английской поэзии на русский язык для слова wren часто используют назнания других птиц – малиновка или наседка. В данном случае В. Лунин использует последний вариант. Обратимся к «биологической» предыстории. Дело в том, что, пока самка высиживает яйца, самец-крапивник охраняет участок от вторжения соперников. Самка вынуждена сама каждый час слетать с гнезда за едой. У голубей за птенцами ухаживают, кормят их и высиживают сразу оба родителя по очереди. В исходном тексте одинокая голубка переживает за судьбу своих двух птенцов, а в русском переводе у наседки, естественно, многочисленное потомство.

При переводе стихотворения «Twas on a merry time, when Jenny Wren was young…», где речь идет о свадьбе птиц, А. Маршак изменяет состав присутствующих гостей, пропуская почти половину всех персонажей. Для удобства сравнения оригинальных персонажей и их ролей с персонажами и ролями в переводе используем табл. 1:

Таблица 1

Главными героями стихотворения – женихом и невестой – вместо Robin Redbreast и Jenny Wren становятся воробьиха и снегирь. На первый взгляд, это допустимо и объясняется гендерными различиями между названиями птиц и животных в английском и русском языках. Чтобы передать реалию, не искажая при этом основной смысл стихотворения, переводчик прибегает к замене названий на более привычные для русскоязычного читателя. Остальные персонажи, которых переводчик сохраняет в тексте, исполняют те же роли, что и в английской версии стихотворения, т. е. перевод выполняет свою основную функцию – ознакомить с текстом читателя из принимающей культуры, но теряются параметры сложного мифопоэтического комплекса.

В сборнике стихов есть еще одно стихотворение «Who killed Cock Robin?», в котором главный герой по-прежнему Cock Robin, но при этом в нем присутствует большое количество новых персонажей, которых не было на свадебной церемонии. Названия некоторых из них при переводе были сохранены, а другие оказались замененными на абсолютно других персонажей, не имеющих ничего общего с исходными героями. Это стихотворение будет парным к упомянутому выше стихотворению, и речь в нем идет о похоронах петушка Робина. В переводе А. Маршака оказывается измененной даже последовательность событий. В оригинале Робина убили и оплакивают, т. е. обсуждение ведется в прошедшем времени. У А. Маршака охота на Робина только планируется, и, в конце концов, ему удается улететь и избежать смерти:

 
“Who killed Cock Robin?” “I”, said the Sparrow,
“With my bow and arrow, I killed Cock Robin.”
“Who saw him die?” “I”, said the Fly,
“With my little eye, I saw him die.”
“Who caught his blood?” “I”, said the Fish,
“With my little dish, I caught his blood.”
“Who’ll make the shroud?” “I”, said the Beetle,
“With my thread and needle, I’ll make the shroud.”
“Who’ll dig his grave?” “I”, said the Owl…
 
 
Кто увидит воробья?
– Это я!
Я, – жужжа, сказала Муха. –
У меня беда со слухом,
Но проказника, жу-жу,
За три мили разгляжу!
Кто подстрелит воробья?
– Это я!
Я, – сказал соседям Гусь… (Пер. А. Маршака.)
 

Возможно, изменения, вносимые переводчиком, были вызваны возрастными ограничениями предполагаемой читательской аудитории.

Разницу между оригиналом и переводческой версией А. Маршака можно заметить по следующей табл. 2:

Таблица 2

Художественное слово имеет такие отличительные характеристики и параметры, как контекстуальная мотивированость и детерминированность его ситуацией [см.: 2]. Параметры зооморфных кодов в английском и русском языках схожи, но культурные мифы, которые за ними стоят, различны. При переводе сборника Nursery Rhymes на русский язык необходимо попытаться сохранить уникальные черты английского лингвокультурного социума, присутствующие в английских детских стихотворениях.

Список литературы

1. Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: курс лекций. М.: Гнозис, 2002. 284 с.

2. Масленникова Е. М. Виды мотивированности слова в художественном тексте // Вестник Тверского гос. ун-та. 2013. № 24. Сер. Филология. Вып. 5: Лингвистика и межкультурная коммуникация. С. 213–222.

3. Стихи Матушки Гусыни: на англ. и русск. яз. М.: Радуга, 2003. 384 с.

Е. В. Волкова (БашГУ)
СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ В АНЕКДОТАХ

Людвиг Витгенштейн как-то сказал: «Ты, в сущности, не знаешь, что ты имеешь в виду под словом игра» [цит. по: 1, с. 142]. Его интересовало это порождение человеческого, он хотел понять, что же является общим для всех игр, что свойственно им всем? Казалось бы, это достаточно легкий вопрос и ответ на него найти довольно просто. Но такие характерные для игры признаки, как развлечение, победа, поражение, удача, ловкость, соперничество, свойственны далеко не всем играм. К примеру, в пасьянсе нет соперничества, в подбрасывании мяча нет ни победы, ни поражения, в шахматах отсутствует удача и ловкость.

«ИГРА, вид непродуктивной деятельности, где мотив лежит не в результате ее, а в самом процессе» [2]. Можно ли, однако, считать «непродуктивной деятельностью» футбольные, хоккейные, шахматные матчи, приносящие участникам и устроителям громадные прибыли, а зрителям – удовольствие от волнующего зрелища? Интересующий нас вид игры (языковая игра) также не подходит под приведенное выше определение игры: хорошая шутка (вспомним шутки Пушкина, Минаева, Маяковского, остроумные анекдоты) – это продукт, имеющий такую же эстетическую ценность, как любое произведение искусства.

Иногда считают, что языковая игра – это игра слов. Действительно, на обыгрывании лексической многозначности или омонимии построен основной, самый распространенный вид языковой игры – каламбур. Для языковой игры используются (пусть не в равной степени) ресурсы всех языковых уровней.

Языковая игра активизирует внимание носителей языка к языковой форме, к ее структурным элементам, она связана с ситуацией неожиданности, обусловленной нарушением в игровом тексте каких-либо норм и стереотипов и осознанием этого нарушения.

Например, Л. Витгенштейн определяет языковую игру как одновременно и контекст, и исторически сложившуюся форму деятельности. Указывая на то, что в языковой игре действия и слова тесно взаимосвязаны, Витгенштейн выступает против сугубо теоретического рассмотрения языка как формальной структуры, картины, набора значений. Целью Витгенштейна является показ того, что все формы опыта и деятельности представляют собой проявления языка и невозможны вне его. Языковая игра – это особый вид речетворческой семиотической деятельности.

В свете металингвистики языковая игра определяется как и всякая игра, она осуществляется по правилам, к которым относится: 1) наличие участников игры – производителя и получателя речи; 2) наличие игрового материала – языковых средств, используемых производителем и воспринимаемых получателем речи; 3) наличие условий игры; 4) знакомство участников с условиями игры; 5) поведение участников, соответствующее условиям и правилам игры.

Как лексико-стилистический прием языковая игра – это некоторая языковая неправильность (или необычность), и, что очень важно, неправильность, осознаваемая автором и намеренно допускаемая. При этом читатель должен понимать, что это «нарочно так сказано», иначе он оценит соответствующее выражение как неправильность или неточность.

Функциями языковой игры являются и случаи дружеского подтрунивания, любовного подшучивания, стремление развлечь себя и собеседника, а также стремление к самоутверждению. Можно выделить еще одну чрезвычайно важную функцию языковой игры – языкотворческую.

Чтобы научиться шутить, полезно знать, как создаются шутки и анекдоты и какие приемы, способы и принципы используются для их построения. Многие шутки построены одновременно на нескольких принципах:

− аллитерация:

 
Роуз в поле бритву нашла,
К Джейку с вопросом она подошла.
Джейкоб ответил: «Губная гармошка».
Все шире и шире улыбка у крошки.
 

Аллитерация в анекдотическом стихотворении создает эффект комизма. Использование такого приема в мини-произведениях шутливого характера дает богатую пищу пародистам.

− интонация:

Сидят Эммет и Джаспер. Эдвард чихает.

Будь здоров!

Спасибо!

Пожалуйста! Не умничай!

Да иди ты!

Благодаря интонации рассказчик имеет возможность заинтересовать слушателя, удивить, испугать, но в нужный момент раскрыть смысл интриги и рассмешить (к чему он – рассказчик – и стремится изначально).

− нарочитое нарушение действующих орфографических правил:

Идет Эдвард по улице. И видит, на ветке, держась зубами, висит Белла.

Эдвард (испуганно):

– Белла, что случилось?!

Белла (не разжимая зубов):

– Не вишь, шок берёжовый пью.

− удвоенное написание гласных и согласных:

– Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе красная? – спрашивал Дед Мороз, бегая вокруг замерзающей маленькой девочки.

– Д-да ид-ди т-ты, д-дальтоник, – стуча зубами, ответила синяя девочка.

− шутливое нарушение принципов употребления прописных и строчных букв:

Украинский комментатор:

– Новости спорта… СПОРТилось сало!

– обыгрывание сокращений:

Бэлла спрашивает:

– Сэм, а какой породы Джейкоб?

– Вампиродав.

– Странно… Но он не похож на вампиродава… маленький… худенький…

– Потому и вампиродав… им вампиры давятся…

Часто благодаря сокращению создается эффект пренебрежения истиной.

− аномальность опущения основы слова:

Выходя из аудитории, профессор говорит:

– Следующая лекция состоится во вторницу… – а потом кричит в дверь, – «ник!»

− расчленение словоформы:

Собираются Эд и Белла на пикник.

Эдвард Белле:

– Дорогая, я тут подумал о Джейкобе и…

Белла:

– Нет! Даже не говори! Джейкоба на шашлык – ни-ког-да!

Это один из самых распространенных способов языковой шутки в художественной литературе.

− транспозиция форм числа:

Одна девочка закончила университет…

Существительное в единственном числе может служить для обозначения собирательного образа. В данном случае девочка выступает в качестве образа многих молодых людей, закончивших университет, заключая в себе некую комическую таинственность касательно будущего этой девочки.

− обыгрывание категории вида и времени, компрессия:

Школа. Первый класс. Идет урок арифметики. Учительница спрашивает у еврейского мальчика:

– Беня, представь себе, что у тебя 6 яблок, половину ты дашь Ване, сколько у тебя останется?

– Таки, пять с половиной!

Из слов, входящих в некоторое словосочетание, остается одно, вбирающее в себя значение всего словосочетания. Значения опущенных компонентов различны, они определяются контекстом.

− обстоятельства места:

– У моих паППы и маММы ниККогда не было детееей.

– А откуда же тогда вы?

– Я из ЭсТоонии…

Языковая игра может заключаться в нарушении правил сочетаемости обстоятельств с глагольным словом.

− синтаксическая контаминация:

Не так страшен стоматолог, как его прейскурант.

− использование номинативных единиц:

– Вовочка! Как зовут твою маму?

– Не знаю.

– Ну, а как ее папа зовет?

– «Иди сюда».

Обыгрывание номинативных единиц заключается обычно в том, что в качестве номинаций используются группы, имеющие обычно предикативное или автономное употребление. Чаще всего эти группы вводятся в предшествующем тексте или предполагаются общеизвестными. Нередко они заключаются в кавычки. Синтаксическая функция этих групп может быть различной – подлежащее, сказуемое, дополнение, обстоятельство.

− обыгрывание свойств фразеологизмов:

Вчера к Вольтури поступил тревожный звонок. Вампиры занервничали, но трубку не сняли.

Обыгрыванию чаще всего подвергается природа фразеологизма, его вторичный, производный характер. Единицы, входящие в состав фраземы, ведут себя в предложении не так, как эти же единицы в составе свободных словосочетаний. В частности, по сравнению со словами, фраземы характеризуются ограниченной сочетаемостью с другими элементами текста, обычно не могут иметь зависимых и не могут заменяться анафорическими местоимениями.

Система средств и способов реализации комических интенций в анекдоте представляет собой достаточно условную коммуникативную подсистему русского языка/речи. Она некоторым образом замкнута, относительно независима от естественного рече-языкового субстрата, имеет свои внутренние особенности генезиса, устройства, функционирования и развития. У нее своеобразные отношения с внешним для нее миром (как языковым, так и внеязыковым), специфические функции в нем; соответственно – специфические парадигмы, в которые входит эта система и ее отдельные проявления. Поэтому и внутреннюю сущность всего текстового пространства анекдотов (макроуровень) и текста отдельного анекдота (микроуровень) составляют специфические структуры.

Как всякое сложное языковое явление, русский анекдот может описываться (моделироваться) в разных аспектах, образующих разные его парадигмы: историко-диахронном, социолингвистическом, психолингвистическом, когнитолингвистическом, лингвоэстетическом, лингвосемиотическом, лингводидактическом (например, занимательные материалы для школы) и т.п.

Можно дать такой общий совет. Ресурс для шутки – юмористическую идею – следует искать в объекте (виновнике) шутки. Над кем (чем) хотите посмеяться, в том и ищите смешное.

Список литературы

1. Белянин В. П., Бутенко И. А. Живая речь: (Словарь разговорных выражений). М.: ПАИМС, 1994. 192 с.

2. Игра // Словари и энциклопедии на Академике. Энциклопедия культурологии [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_culture/362 (дата обращения: 20.01.2014).

Е. А. Исакова
ЖАНРООБРАЗУЮЩИЙ ПРИЗНАК «Я» РЕПОРТЕРА В СОВРЕМЕННОМ РАДИОРЕПОРТАЖЕ

Научный руководитель: О. А. Михайлова, доктор филологических наук, профессор (УрФУ)

Репортаж – жанр, обладающий богатой историей и хорошо изученный, – не имеет единого определения и устоявшегося перечня жанрообразующих черт (см., например, работы М. В. Григоряна [1], С. М. Гуревича [3], М. Н. Кима [4], А. А. Тертычного [11] и др.). Мы опираемся на определение, данное Л. М. Майдановой: репортаж – это «текст, сообщающий о событии в момент его протекания» [5, с. 3], и относим к репортажам тексты, в которых находят выражение три жанрообразующих признака: событийность, эффект присутствия и представленность «Я» репортера [9; 5].

Отметим, что многие исследователи подчеркивают важность, ключевую роль третьего признака в репортаже, цель которого – представление события сквозь призму восприятия автора-очевидца. По мнению Г. Я. Солганика, «Я» репортера определяет природу публицистичности (в ней «я пишущего, рассказывающего и автора непосредственно совпадают») [9, с. 20]), с ним тесно связаны все остальные признаки.

Радиорепортаж менее изучен, чем репортаж печатный [см., например: 13; 8; 2 и др.]. В. В. Смирнов, считая наиболее классическим видом радиорепортажа спортивный репортаж, отмечает, что влияние телевидения изменило отношение к нему аудитории, которая теперь уделяет большое внимание личности репортера [8, с. 128].

Материалом нашего исследования послужили выпуски передачи «Новости спорта» на радио «Маяк» (119 текстов с 15 октября 2013 г. по 15 января 2014 г.), из которых были отобраны тексты-репортажи (всего – 20). Все они посвящены важным соревнованиям высокого уровня (всероссийского, европейского или мирового) в трех видах спорта – футбол, фигурное катание, биатлон – и представляют собой либо репортаж с места события, которое уже началось и разворачивается в данный момент (таких большинство), либо репортаж-анонс, когда корреспондент присутствует на месте события перед его началом и рассказывает слушателям о подготовке, делает прогнозы.

Отметим, что жанрообразующий признак «Я» репортера выражается в текстах неравномерно, обнаруживая зависимость от стиля конкретного журналиста. Ближе всего к классическому радиорепортажу выпуски о фигурном катании, подготовленные Викторией Колосовой. В репортажах остальных корреспондентов (Сергея Циммермана, Светланы Сухановой, Александра Медведева, Екатерины Маловичко и др.) прослеживается больше новостийных черт и меньше показателей Я репортера. Это необходимо учитывать при данном ниже комплексном анализе материалов передачи «Новости спорта» в целом.

Собственно грамматическими показателями признака «Я» репортера являются личное местоимение и глагол первого лица единственного числа. Однако таких показателей сравнительно немного. Глаголы чаще всего характеризуются семантикой говорения и входят в состав модальной рамки, т. е. являются метапоказателями. Лидирует глагол «напомню»:

А всего же, я напомню, что в чемпионате России участвуют 18 фигуристов. <…> Что касается того, как выступили ребята, рассказываю, что лидирует Адьян Питкеев… (В. Колосова «Чемпионат России по фигурному катанию стартовал сегодня…». 24.12.13, 14:55).

Болельщиков армейских приехало много. Точную цифру я не скажу, но убежден [краткое страдательное причастие единственного числа мужского рода в роли именной части сказуемого], что поддержка у ЦСКА будет очень приличная. <…> Могу сказать, что ЦСКА вызвал большой интерес и у чешских любителей футбола (А. Кудряшов «Московский ЦСКА проведет сегодня заключительный матч группового этапа…». 11.12.13, 15:59).

Скажу сразу, что место в Японии себе уже гарантировали Татьяна Волосожар и Максим Траньков… (В. Колосова «Сегодня в Москве стартует этап гран-при по фигурному катанию». 22.11.13, 14:40).

Я напомню, что пробился он в финал Гран-при благодаря тому, что его соотечественник Дайсуки Такахаси получил травму и с турнира снялся. <…> Но отмечу, что он после падения получил травму ноги и хромая уже завершал, уходил со льда. <…> Но сразу же оговорюсь, что сегодня Максим, конечно, был безупречен. (В. Колосова. «Финал Гран-при по фигурному катанию продолжается в Японии». 06.12.13, 15:59).

Реже встречается форма глагола первого лица множественного числа:

Напомним, что на втором этапе Кубка мира по биатлону в Хохфильцене мужская сборная России в эстафете стала третьей… (В. Колосова «Сегодня в Анси стартует третий этап Кубка мира по биатлону» 12.12.13, 15:01).

По замечанию Г. Я. Солганика, такая форма «хотя и сохраняет авторскую модальность, но гораздо более сдержанна, строга и официальна» [9, с. 27].

Крайне редко встречаются глаголы настоящего времени первого лица единственного и множественного числа с другой семантикой, характеризующие действия репортера и его включенность в событие:

Потому что сейчас я уже смотрю на ее оценки за техническую составляющую… (В. Колосова «Финал Гран-при по фигурному катанию стартовал в Японии». 05.12.13, 14:59).

Ну и я всех приглашаю на Малую спортивную арену «Лужников» (В. Колосова «Сегодня в Москве стартует этап гран-при по фигурному катанию» 22.11.13, 16:49).

Мы в ожидании его оценок за короткую программу. (В. Колосова «Чемпионат России по фигурному катанию стартовал сегодня…» 24.12.13, 15:59).

Здесь же назовем конструкции прошедшего времени первого лица единственного числа, являющиеся прямыми показателями авторского «Я», но не включающие его в репортажное событие:

Я нашла лишь одно исключение в «Гардиан», правда, на ту же тему, но с другим посылом. (О. Суханова. «Сегодня в футбольной Лиге чемпионов…» 05.11.13, 15:59). Но поскольку я уже рассказывал, что в Вене очень много наших соотечественников, так что, вполне вероятно, на трибунах сегодня будет гораздо больше российских болельщиков, нежели две тысячи. (А. Кудряшов. «Футболисты «Зенита» проведут сегодня в гостях матч…» 11.12.13, 15:59).

Стоит отметить, что второй пример – это слова из реплики репортера, включенной в диалог с ведущим новостей.

К ядерным средствам выражения личности репортера относится местоимение мы в сочетании с глаголами будущего времени первого лица множественного числа, используемое для сближения с адресатом и встречающееся в контекстах с семантикой прогнозирования:

И, наконец-то, мы с вами сможем воочию увидеть, я напомню, трансляция на телеканале «Спорт», в какой же форме находится наш олимпийский чемпион (В. Колосова «Чемпионат России по фигурному катанию стартовал сегодня выступлениями мужчин в короткой программе. 24.12.13, 14:55).

Посмотрим, что у Максима получится сегодня. (В. Колосова. «На Чемпионате России по фигурному катанию в Сочи…» 25.12.13, 18:59).

Стратегию сближения с адресатом реализуют также следующие используемые в репортажах средства. Во-первых, это местоимение вы как экспликация фигуры слушателя и соответствующие формы глаголов, а также немногочисленные побудительные конструкции:

Этого молодого человека вы могли видеть в финале юниорского Гран-при… <…> И напомню, что мальчик 1998 года рождения, вы знаете, самое благоприятное впечатление он о себе оставил. <…> Давайте не будем забывать, что до Олимпиады в Сочи еще есть время… (В. Колосова. «Чемпионат России по фигурному катанию стартовал сегодня…» 24.12.13, 14:55).

Во-вторых, единичные обобщенно-личные предложения, объединяющие автора и адресата:

И чувствуешь огромную гордость за этот вид фигурного катания… (В. Колосова «Девушки в эти минуты представляют короткую программу…» 25.12.13, 15:59).

Диалогизированные фрагменты:

И что еще удалось сегодня Косте? Это два тройных акселя. (В. Колосова. «На Чемпионате России по фигурному катанию в Сочи…». 25.12.13, 18:59).

Многократно используется авторами притяжательное местоимение наш. В спортивном репортаже оно приобретает большое значение, выступая в роли синонима к слову «российский» или в функции существительного:

Напомню, только в спринте Ольга Зайцева единственная из биатлонисток наших и взяла медаль… <…> Первой из наших стартует Екатерина Глазырина под 13-м номером. (Е. Маловичко. «Женский спринт стартовал на втором этапе Кубка мира…». 06.12.13, 15:54).

Что касается наших девушек, напомню, их сразу четверо пробились в финал Гран-при… (В. Колосова. «Финал Гран-при по фигурному катанию стартовал в Японии». 05.12.13, 15:59).

Ну а насколько смогут наши побороться за медали, еще предстоит нам увидеть. (Е. Маловичко. «Мужской спринт стартовал в рамках второго этапа Кубка мира…». 06.12.13, 16:50).

Многие журналисты в функции модальной рамки используют не местоимения и личные формы глаголов, а инфинитивные конструкции – реализацию структурной схемы Praed Inf:

Пока что нужно отметить, что Ольга Зайцева отстрелялась на первом огневом рубеже с одним промахом… <…> Но и нужно отметить то, что пока что только 35 спортсменок вышло на старт. (Е. Бредина. «Женская индивидуальная гонка проходит в эти минуты…» 28.11.13, 16:59).

Но надо сказать, что настроение у английской команды приподнятое. <…> Можно сказать, что игра будет носить напряженный характер… (А. Медведев. «В рамках четвертого тура группового турнира футбольной Лиги Европы…» 07.11.13, 15:52).

Обладая значением «наличие субъектного состояния как возможности, необходимости, способности, своевременности осуществить действие, состояние» [Шведова 1980: 95], подобные конструкции несколько смещают акцент с фигуры автора на само высказывание. При этом, как можно заметить, модальное значение усиливается с помощью наречия смело в следующем примере:

Уже сейчас можно смело сказать, что фигуристы постепенно выходят на пик формы (В. Колосова. «Финал Гран-при по фигурному катанию продолжается в Японии». 06.12.13, 13:57).

Это же наречие используется в конструкциях с личным глаголом для выражения модальности уверенности:

Теперь я смело могу утверждать, что Евгений с блеском вернулся на большой лед. (В. Колосова. «Чемпионат России по фигурному катанию стартовал сегодня…». 24.12.13, 14:55).

Вторым способом выражения жанрообразующего признака Я репортера являются лексико-синтаксические средства – вводные слова в сочетании с частицами и междометиями, выражающие персуазивные или эмоционально-оценочные значения.

Среди фаворитов, безусловно, Дарья Домрачева, которая была близка к победе в гонке преследования в Эстерсунде и которая была так прервана, теперь Даша, наверняка, просто рвет и мечет, чтобы отомстить за это (Е. Маловичко «Женский спринт стартовал на втором этапе Кубка мира…». 06.12.13, 15:54).

Видимо, это сегодня и помешало Патрику Чану взобраться на первую ступень пьедестала почета. Это и, конечно же, короткая программа, которую он вчера завалил. Но сразу же оговорюсь, что сегодня Максим, конечно, был безупречен. <…> Я думаю, что, может быть, Максим к пьедесталу был бы поближе! (В. Колосова. «Финал Гран-при по фигурному катанию продолжается в Японии» 06.12.13, 13:57).

Вводные слова безусловно, наверняка, видимо, конечно и усиленное частицей конечно же, а также конструкции я думаю, может быть служат для выражения оценки говорящим сообщаемого с точки зрения достоверности [7, с. 230], уверенности или неуверенности в истинности высказывания:

Екатерина Шумилова, которая пока не показывает каких-то внятных результатов, к сожалению, стартует под 102-м номером (Е. Маловичко «Женский спринт стартовал на втором этапе Кубка мира…». 06.12.13, 15:54).

Ах, если бы накануне короткая программа была чуть-чуть выполнена им более уверенно (В. Колосова. «Финал Гран-при по фигурному катанию продолжается в Японии». 06.12.13, 13:57).

Вводное слово к сожалению и междометие ах выражают эмоциональную оценку сожаления [7, с. 230, 228].

Правда, остался без третьего каскада и флип исполнил с неправильного ребра (В. Колосова. «Финал Гран-при по фигурному катанию продолжается в Японии». 06.12.13, 13:57).

Семантика вводного слова правда близка к семантике конструкции по правде говоря, использование которой в Грамматике отнесено к случаям, когда «общее эмоциональное отношение к сообщаемому выступает как недифференцированное, неопределенное» [7, с. 230].

Иногда, используя модальные средства, репортер сближается с адресатом. Например, при помощи конструкции не дай бог! выражает общее со всеми болельщиками опасение [7, с. 230], что российская команда может проиграть в матче:

Стоит отметить, безусловно, что если «Зенит», не дай бог, проиграет сегодня, …то питерцы все равно выйдут в плей-офф Лиги чемпионов… (А. Кудряшов. «Футболисты “Зенита” проведут сегодня в гостях матч 6-го тура группового этапа…». 11.12.13, 15:59).

Наконец, еще одним периферийным, но часто встречающимся средством выражения «Я» репортера является оценочная лексика. При этом положительные оценки представлены в большем числе контекстов, чем отрицательные. В поле оценочной лексики попадают и разговорные или экспрессивные единицы, являясь стилистическим показателем жанра с выраженной ролью авторского начала, а не сухого информативного новостного текста.

Ему сегодня удалось сделать что-то невообразимое. <…> Собрался и выдал один из лучших прокатов в сезоне (В. Колосова. «На чемпионате России по фигурному катанию в Сочи…». 25.12.13, 18:59).

Невообразимый – разг. ‘чрезвычайный, исключительный’ [10]; лучший – самого высокого качества, самого хорошего свойства [6, с. 335].

После своей кошмарной ошибки в смешанной эстафете, он, конечно, исправился в индивидуальных гонках. (Е. Маловичко. «Мужской спринт стартовал в рамках второго этапа…». 06.12.13, 16:50).

Кошмарный – разг. ‘скверный, отвратительный’ [6, с. 302].

Почти никто из корреспондентов не сообщает слушателю о своих непосредственных впечатлениях, не высказывает напрямую своего мнения. Исключения составляют репортажи Виктории Колосовой, которая живо и ярко описывает спортсменов, давая оценку их выступлению:

Как и ожидалось, лидерство захватила Юлия Липницкая. Очень мне импонирует эта спортсменка, которая безмерно требовательна к себе. Спокойно относится и к успехам, и всегда анализирует неудачи. (В. Колосова. «Девушки в эти минуты представляют короткую программу на чемпионате России по фигурному катанию…». 25.12.13, 15:59).

Итак, наши наблюдения показали, что в современном спортивном радиорепортаже большую роль играет жанрообразующий признак «Я» репортера, выражение которого, несколько варьируясь в текстах разных корреспондентов, все же имеет общие черты. Практически исчезают прямые лингвистические показатели «Я» репортера – личные местоимения и глаголы первого лица, представляющие включенность автора в событие. Остаются только конструкции, выступающие в роли композиционных связок с функцией акцентирования и привлечения внимания. В текстах спортивных репортажей преобладают косвенные средства для выражения рассматриваемого жанрообразующего признака: модальные конструкции и оценочная лексика, иногда с разговорным оттенком.