Текст книги "Рок"

Если Бог, в силу своей божественной невозмутимости, относится к Дьяволу абсолютно хладнокровно и расчетливо, то Дьявол ненавидит Бога непримиримой злобой (в противном случае вечность бы его примирила). Антибог в этом смысле выступает выразителем абсолютной ненависти, и поэтому не будет делать ничего, что хотя бы в ничтожной степени может идти на пользу Богу. Одновременно Господь не может допустить, чтобы Сатана мог хоть чем-то расстроить его планы и тем поколебать его божественное достоинство.

Так в чем же тогда целесообразность Божественной терпимости к Сатане, при абсолютной непримиримости к нему последнего? Все очень просто. Дело в том, что Бог непознаваем как раз потому, что он Бог. Сатана всегда в проигрыше в играх с Богом, а при его эмоциональности это ведет лишь к новым яростным попыткам отыграться. Следует, кстати, еще раз заметить, что игровое поле – это наш с вами мир, а мы поневоле являемся пешками в этой игре. И ничего оскорбительного в этом нет, так как пешки всегда могут выбиться в ферзи, если только разгадают загадку: хочет этого Бог или искушает Черт.

Процесс противостояния Бога и Сатаны вечный, а значит, не ведущий ниоткуда и не уводящий никуда. Естественно, что допустить во Вторичный мир Сатану Бог мог только в том объеме, в каком это может усилить Закон отражения. Отказаться от участия в заведомо обреченной игре, гордо замкнуться в собственном антимире Дьявол не может. Во-первых, наедине с самим собой он просто взорвется от эмоций; во-вторых, Сатана – сам величайший искуситель – является вечным искушенным, он не может устоять перед желанием нанести наконец-то Богу вреда больше, чем тот заранее предвидел. Дьявол уже целую вечность пытается найти прореху в непоколебимом спокойствии Господа, и всякий раз вновь и вновь разбивается о подножие всемогущества этого трезво-расчетливого прагматика. Чем яростнее выпады Сатаны, тем более многогранны и многократны эффекты проявления Закона отражения.

Антибог может, затратив колоссальные усилия, достигнуть кажущейся победы ненадолго и в ограниченном пространстве Вторичного мира, а Бог остается и останется БОГОМ.

ГЛАВА 16
в которой Роман Блюк оказывается не лучшим попутчиком.

Роман Блюк был не самым удобным попутчиком. Это Глетчер обнаружил не сразу, а дня через два, когда пассажир освоился. Блюк был в шоке от своего служебного задания. Во-первых, он был неуклюж и то и дело задевал что-нибудь в кабине. Во-вторых, он потел, с его лысины регулярно скатывались капельки, которые он, усердно сопя, промокал платочком. А во сне он громко храпел. Но самое главное, он все время болтал. Глетчер делал скидку на то, что его помощник волнуется, боится, он даже пробовал встать на его место, взглянуть на ситуацию его глазами, но все равно Блюк его раздражал. Перерывы были во время еды и сна. Слава богу, Блюк любил делать и то, и другое.

– Мистер Глетчер!

– Да!

«Началось, – подумал Барри. – Поел, теперь будет меня пытать. Господи, я не мог и предположить во время нашей первой встречи, что он такой зануда!»

– Вы уверены, что мы не собьемся с маршрута? Я вижу, вы совсем не следите за приборами.

– А чего за ними следить, для этого есть автопилот. В бортовой компьютер заложено направление, и он ведет Черепаху точно по графику.

– А вдруг возникнет внештатная ситуация, какой-нибудь монстр появится или впереди возникнет большая яма?

– Не волнуйтесь, мистер Блюк, автомат подаст сигнал внимания или тревоги.

– А если мы будем спать?

– Он нас разбудит.

– Барри, не сердитесь. Вы должны понять мой интерес. Это не просто любопытство, а инстинкт самосохранения. Черепаха для вас дом родной, а для меня? Вы скажете, что просто средство передвижения, и ошибетесь! Мы доверяем свои жизни этой технике, а ей пять тысяч лет. Знаете, Барри, я прекрасно вижу, что уже достал вас своими причитаниями, но сделать ничего не могу. Помогите мне.

– Чем же я могу вам помочь?

– Научите меня управляться с вашей Черепахой.

– Это еще зачем?

– Ну, понимаете, вдруг с вами что-то случится, а я даже вернуться не смогу.

Глетчер изумленно взглянул на Блюка. Ничего себе просьба! Интересно, это он сам придумал или задание такое дали? А может, и не врет, вон как съежился, дрожит весь.

– Послушайте, Блюк, давайте договоримся так: я подумаю, как помочь вам, а вы пообещайте прочитать мой прошлый отчет, я ведь специально его для вас у мистера Хармана выпросил. Неудобно будет, если так с ним и не ознакомитесь.

– Так господин Харман в курсе?

– А как же. Я все с ним согласовываю.

– Хорошо, сегодня же займусь.

Блюк замолчал, только потел и сопел. Потом встал и молча ушел из кабины. «Хороши дела, – размышлял Глетчер, – не хотят ли от меня избавиться?» Ему было противно от собственных мыслей, но он, видимо, заразился недоверием и скрытностью. С кем поведешься… Правда, на сеансах связи Харман на удивление переменился, стал таким же приветливым и доброжелательным, как и прежде. Барри даже подумал сначала, что может, у тестя просто неприятности по службе были. «Ха, – высмеял он сам себя, – а может, самая большая его неприятность – это я?» Ему порядком надоела эта Новая Цивилизация. Уже несколько раз Глетчер ловил себя на мысли, что давно бы улетел на «Первый Звездный», лишь бы не видеть всей этой возни. Как он ни старался, не мог заставить себя чувствовать, что вернулся домой. И только Алиса и будущий ребенок сковали его цепью. Надо было привыкать, тем более что до недавнего времени он был уверен, что его опыт и техника насущно необходимы далеким потомкам. Интересно, знает Роман, что его истинное место работы известно Барри? Нет, вряд ли, Харман не самоубийца. «Стоп, – осенило Барри, – а не потому ли так сурово меня проводил тесть, что переживает, не проговорюсь ли я Блюку? Если это так, то все не так плохо, я его не подведу». Глетчер усмехнулся, родственник все-таки.

Он погрузился в проверку маршрута и всех систем, изредка всматриваясь в наступающие за окном сумерки. Скоро должна была начаться зона обитания червяков, а с ними шутки плохи. Да еще этот паникер вечно бубнил над ухом. «Позвольте, – Глетчер откинулся в кресле, – а если на самом деле Блюк подчиняется не Харману, то кто же ему указания раздает? Неужто сам господин Блендер?» Барри всего раз видел его на Совете, но блеклые глаза запомнил до конца своих дней. Такие глаза не пожалеют. Настроение опять испортилось. Нет, все-таки надо быть начеку.

Блюк выполнил свое обещание, он добросовестно проштудировал отчет о первой экспедиции Глетчера. Только это его не успокоило, а еще больше взвинтило. От нервных переживаний у него начались проблемы с желудком, и он не вылезал из туалета. Барри по этому поводу не огорчался, потому что попутчику стало не до вопросов. Черепаха шла бойко и без задержек. Черви встречались, но вдали, Глетчеру пришла в голову шальная мысль, что они намеренно избегают Черепахи, но он отмахнулся от нее, как от явного бреда. К исходу шестого дня на горизонте показались горы.

– Ну, как вы, Роман, пришли в себя?

– Да, спасибо.

– Видите, прошли почти весь маршрут, и никаких проблем.

– Да, это меня очень обнадеживает. Скажите, а около этой белой субстанции очень опасно? Там нет радиации? Ведь туда много лет сваливают радиоактивные отходы.

– Нет, Роман, как это ни странно, радиоактивный фон там приемлемый, завышенный, конечно, но вреда не причинит. Видимо, эта белая плесень пожирает отходы особым образом, не оставляя даже остаточной радиации.

– Удивительно.

– Поэтому мы с вами и направляемся к этой аномальной зоне. Сдается мне, что от нее исходит угроза всему живому.

– Да, я прочитал в отчете. Неужели все так серьезно?

– Серьезнее некуда. Пойдемте спать. За ночь наша Черепаха доковыляет самостоятельно, а мы должны хорошенько выспаться.

Блюк побрел в душевую, а Глетчер, ожидая его, смотрел в окно. Ему нравились горы, они напоминали о его сгинувшей родине. Черепаха задрала нос, выпрямилась, опять спустилась и покатила дальше. Что это было? Барри включил экран заднего обзора. А, древняя дорога. Широкая какая. Куда она, интересно, ведет? Он пощелкал компьютером и вывел на дисплей древнюю карту. «Вот, – поймал он себя на мысли, – уже и я сам называю ее древней. Так, координаты, совмещаем… Надо же, есть!» Глядя на пунктир этой старой дороги, круто убегавшей к горному массиву, он мучительно пытался вспомнить. Ведь он определенно ездил по ней! И зубчатые обрезы скал на горизонте помнит. Когда и зачем? Ну конечно, это дорога вела к базе отработки полетов! Спина похолодела от волнения. Как же он мог о ней забыть! Надо попытаться связаться с Тиссой. Связь есть… Как хорошо, что она есть!

– Тисса! Ты меня слышишь?

– Да, Капитан.

– Добавь своей мощности в канал.

– Уже сделано.

– Как дела?

– Хорошо. Происшествий нет.

– Отлично. У меня для тебя задание. Разыщи последнюю информацию по горной базе отработки полетов. Обрати внимание на энергообеспечение и коды допуска.

– Принято, Капитан.

– Постарайся побыстрей.

– Уже готово.

– Так быстро?

– Но информации почти нет. Есть только упоминание в личных делах пилотов о прохождении курса тренировок.

– И все?!

– Да.

– А координаты?

– Отсутствуют.

– Что ж, спасибо. Отбой, Тисса, до связи.

– До свидания, Капитан.

Вот так дела! Такой колоссальный объект, и в главном компьютере звездолета нет данных!

– Барри! – голос Блюка вернул Глетчера к действительности. – Душ свободен.

– Спасибо.

Стоя под скупыми струями воды, Барри продолжал напряженно размышлять. Получается, что труд его народа остался для всех остальных тайной. Ведь все пилоты «Первого Звездного» были темнокожими. Только они проходили длительный тренаж на базе, а остальные готовились в обычных учебных центрах. А вдруг база цела?! Надежда затеплилась в груди огоньком, согревающим душу. Глетчер не мог объяснить, зачем ему нужна эта база. Его потомкам, равнодушным ко всему, кроме стабильности, она не понадобится, еще и огорчатся, вот мол, новый фактор дестабилизации. Значит, Блюк о ней знать не должен. Впрочем, вероятность, что база жива, ничтожна. Ее могли разграбить, она могла быть разрушена Большим Взрывом, могла иссякнуть энергия, наконец. Но так хотелось, чтобы она была жива!

Глетчер вручную провел Черепаху к белой плесени, так они стали называть ее между собой. Здесь ничего не изменилось, та же тридцатикилометровая котловина или каньон, те же волны на поверхности белой плоти. Барри в легком скафандре налаживал лебедку. В прошлый раз он не спускался за образцами, а теперь это было необходимо. На поясе висел полуавтоматический контейнер для забора агрессивных веществ. Выдержит ли он? Блюк наружу так и не вышел, он сидел на своей кровати, забившись в угол, и дрожал. Да, послал бог спутника, одна обуза. Насилу уговорил его надеть наушники. Глетчеру все-таки пришлось уступить требованиям Романа, иначе бы он, наверное, на плечах у него повис. Пришлось потратить больше двух часов на подготовку программы и специального датчика, который считывал пульс астронавта и передавал его в бортовой компьютер Черепахи. Если датчик перестанет показывать пульс, через полчаса Блюк может нажать кнопку, и вездеход автопилотом уйдет назад. Может, ему этого и надо? Черт с ним. Барри заглянул вниз, держась за трос. Высоко, метров сто пятьдесят будет. Страшно? Еще как, но ведь он космодесантник!

– Роман!

– Да, я на связи.

– Пожелайте мне удачи, Блюк.

– Возвращайтесь скорее, мистер Глетчер!

– Не волнуйтесь, я скоро буду.

Барри вздохнул и пристегнул карабин.

ГЛАВА 17
в которой Георг изучает Книгу Рока.

«Конструктор» говорит, что наш мир – это не просто место битвы, это «игровое поле брани». Почему такое мудреное название? Потому что в противостоянии Бога и Сатаны можно найти и элементы игры, и элементы войны: противники сражаются на нейтральной территории и не «до смерти», в то же время правил игры нет, все средства хороши.

Еще раз делаю важный акцент: Бог создал Вторичный мир и поставил перед ним единственно возможную с точки зрения логики задачу – задачу собственного отражения. Закон отражения – это процесс сам в себе, то есть не имеющий ни начала, ни конца (если только не принимать во внимание логическую возможность невечности самого Вторичного мира), не ведущий и не уводящий никуда, а нужный «Заказчику» непрерывно. Чем ярче и эффективнее проявления Закона отражения, тем лучше. Любая победа Антибога в ограниченном пространстве Вторичного мира заведомо временна, так как, имея начало, имеет и конец. Бог же в любом случае получит, наряду с неизбежным всплеском отражения, ослабление воздействия дьявольских козней вне попавшего под сатанинское влияние пространства или времени. Это соображение дает Церкви Рока основания для оптимизма, но в то же время вызывает опасения, что для Ирии все может закончиться плачевно. Впрочем, об этом позже.

Полем брани Закона отражения является весь Вторичный мир, в том числе и его пылинка – Ирия, на которой люди спаяны в общее зеркало отражения Господа. Дьявол – это стимулятор отражения, змеиный яд употребленный в качестве лекарства. Во Вторичном мире не может быть бесполезных для Бога мест, времен, цивилизаций и форм жизни. Бог – сосредоточие любого возможного разнообразия, поэтому замыкание на единственном месте и способе отражения при столь громадном Вторичном мире будет явно нецелесообразным, а это несовместимо с самой божественной сущностью: творить только на пользу. Видимо, люди – один из бесчисленных этапов или страниц отражения. До нас были, безусловно, есть и будут другие носители этого Закона. Можно весьма убедительно и обоснованно утверждать, что Вселенная – это творение Божье, однако как же трудно что-либо даже предполагать по отношению к тому, каким образом Господь это сделал. Попробуем хотя бы немного порассуждать по этому поводу, попытаемся разыскать хоть какую-нибудь логическую зацепку в необъятности этого вопроса.

Предположим, что Бог не создавал Вторичного мира, Сатану с его Антикосмосом изолировал или изничтожил за ненадобностью. Что останется? Останется Первичный мир. А Первичный мир – это и есть сам Бог, единение всего разумного и живого.

Кстати, что, собственно, такое – разумное и живое? Позже мы еще вернемся к этой теме, а пока временно воспользуемся общепринятой точкой зрения: живое – это то, что живет (?), а разумное – это то, что себя осознает. Естественно, глупо сомневаться в разумности Бога и в том, что он живой. Исходя из нашей последней гипотетической ситуации, кроме Господа с его Первичным миром ничего нет. «Скучая» посреди мироздания, Бог создает Вторичный мир, выпуская при этом Дьявола из изоляции. Вряд ли при этом такой исключительно важный вопрос, как исполнение Закона отражения, Бог разделит с Антибогом, своим непримиримым врагом.

Еще до разделения человечества на Горную Страну и Новую Цивилизацию бытовали атеистические учения: «мир состоит из мертвой и живой материи», а толком определить, что такое живое, мертвое, и что же такое материя, никто так и не смог до сих пор. Но ведь из всех наших предыдущих рассуждений вытекает единственно возможный вывод: Бог создал Вторичный мир из самого себя. Но ведь Бог живой, а Вторичный мир, по мнению человека, переполнен «мертвой» материей! Как же так получается, неужели Господь, создавая нашу Вселенную, омертвил частицу самого себя? Или все-таки материя не мертвая? Получается, что все, что есть во Вторичном мире, может быть или мертвым + живым или немертвым + живым. В таком случае, необходимо разобраться, что такое живое, а что такое мертвое. С живым более-менее ясно (живое – это все, что остается вне мертвого). А мертвое?

Опять оставим пока в стороне Вторичный мир. Что имеем: мир Бога и мир Сатаны (мир Первичный и Антикосмос). Бог – это сама жизнь, он нас создал, даже если просто придумал. Все, что от Бога, – это живое. А Дьявол? Живой он или мертвый? Рука не поднимается назвать Сатану живым, ведь с ним всегда связывали смерть, тление, тьму. Можно ли тогда назвать его мертвым? А как быть с нашим логическим путем, ведь мы на нем выяснили, что истоки Бога и Антибога одни: разумные субстанции довечной Вселенной (если предположить, что такая все-таки когда-то имела место). Какой бы он (Дьявол) ни был плохой и гадкий, он по-своему существует, живет, – он особая «форма движения живой материи». Вся разница в том, что он живет вне Бога, вопреки ему и во зло ему. Раз Бог и Антибог живые, а кроме них нет ничего сущего (суть Вторичного мира всего лишь в соприкосновении этих двух сущностей), то, значит, среди сущего нет места и абсолютно мертвому.

Вернемся к абсолютным понятиям. Хаос – это антитеза абсолютного порядка, в роли которого выступает Бог. Но Бог – это абсолютно живое. Следовательно, исходя из полярности антитезы, мертвое, то есть абсолютно неживое, можно и должно отнести только к абсолютному хаосу. Хаос – это отсутствие всяких связей и любого систематизирования. Теоретически можно предположить, что все сущее распадается на некие элементарные кирпичики, которые соответствуют понятию хаоса. Только с точки зрения логики и это невозможно. Дело в том, что любые элементарные кирпичики поддаются взаимному сравнению, систематизации: эти кирпичики одинаковы, эти разные, здесь похожие формы или свойства. Все равно налицо система, состоящая из неких элементов. Получается, что как бы мы ни кромсали материю, мы никогда не достигнем состояния абсолютного хаоса даже теоретически, поэтому хаос недостижим, пока есть материя в любом своем проявлении. Выходит, что хаос – это не просто абсолютный непорядок, а абсолютное несуществование, отсутствие всего, полное исчезновение, а не замена одних элементов другими. И если Вселенная родилась из хаоса, значит, она родилась из ничего. Кстати, поэтому о хаосе Церковь Рока говорит только как о понятии, загнанном в немерную точку: хаоса нет, есть только его теоретическая проекция возможности.

Говоря о живом, не будем использовать очень простой, но вместе с тем несколько примитивный логический ход: раз хаос (ничто) – абсолютно мертвое, то, все что нельзя отнести к хаосу, – это живое (в той или иной степени). Возьмем пошире. Клетка живая, со всеми своими ДНК, ядрами, протоплазмами и мембранами. Вдруг она погибла (на наш общепринятый взгляд): перестала размножаться, дышать, поглощать пищу и выделять отходы жизнедеятельности. Умерла, и все. Предположим, что эта клетка умерла, потому что ее съела инфузория. Мертвая клетка усваивается, включается в обмен веществ нового хозяина, часть ее выводится как шлак и этот шлак поглощается, в конце концов, другой жизнью. Та часть клетки, что осталась в инфузории, обрела новую жизнь? Или осталась мертвой? И вообще, почему инфузория ест кого-то, что ей мешает поглощать энергию непосредственно? Впрочем, эта тема еще ждет нас впереди.

Итак, хаосу соответствует исчезновение всего сущего (материи материальной, духовной, любой, которую может создать наше воображение). Очевидно, что это правило распространяется и на «материю» Первичного мира, или иначе – на тело Бога. А тело Бога – это высшая и последняя (абсолютная) ступень развития материи, она единая и безальтернативная (Сатану пока оставим в стороне). Более того, она должна включать и включает в себя все свойства и качества материи, все виды и формы ее проявления. Но тогда, если предположить восходящую спираль (или прямую, это все равно) эволюции от простого к сложному, то где искать простое и сложное? Насколько мы можем полагаться на свое ощущение лучших и совершенных качеств чего-либо, если не знаем толком всю систему отсчета мироздания? Чем, собственно, законы природы отличаются от глобально продуманной, направленной на конечную цель программы? В этом случае такие понятия, как «развитие», «эволюция», вообще неуместны. Лишь одно слово здесь приемлемо – «изменение». Изменение от одного состояния к другому, не обязательно лучшему с точки зрения участвующего в выполнении программы в качестве исполнителя, но лучшему с точки зрения составителя программы. Смена качеств одних на другие вовсе не предполагает их неизбежного улучшения. Законы Вторичного мира – всего лишь правила смены состояний, которые людьми могут расцениваться как угодно – и как эволюция, и как деградация, а по сути, не несут в себе ни худшего, ни лучшего (с человеческой точки зрения, естественно).

Понятие эволюции невозможно без осознания или хотя бы ощущения конечной цели этого процесса, без наличия конечной цели всех эволюций и поступательных процессов, без выработки соответствующей шкалы их оценки. Конечная цель таких эволюций – это Бог. Зато туман возникает с точкой отсчета: если это хаос (ничто), то как из ничего возникло что-то, а если это Бог, то какие эволюции могут быть, если любой процесс начинается от Бога, ведет от него к нему и в нем же заканчивается? Вот и выплывает еще одно косвенное подтверждение Закона отражения, который использует Вторичный мир как текущий процесс вне зависимости от степени его так называемого эволюционного развития.

Здесь отметим парадокс: из хаоса не может возникнуть Ничего, потому что создатель всего – Бог, значит, из Ничего мог возникнуть только сам Бог. Из абсолютного хаоса – абсолютный порядок и совершенство. Без всяких эволюций. Объяснить это невозможно, можно только принять к сведению.

Но как же быть с нашими вполне весомыми рассуждениями о том, что Бог – это единый разум мироздания, конечный этап всех эволюций мириадов цивилизаций, что его оппонент – Антибог – продукт тех же цивилизаций, только живущих по противобожьим законам? Дело в том, что без таких логических допущений, которые заведомо вряд ли возможны в «чистом» виде, но не противоречат общей логике такого понимания мироздания, невозможно его понять и усвоить. Все дело в особенностях Первичного мира: он вечен, он бесконечен, а точнее – вневременен и внепространственен. У Первичного мира никогда не было и не может быть точки отсчета. Хаос – это лишь вероятностная точка отсчета, которой не было. Да, Бог – конечная цель всех эволюций, в том числе и эволюций разумного. Но Бог – и начало всех эволюций, в том числе разумных. Допустить, что Бог – только лишь плод эволюции разума, – значит лишить его божественности, посягнуть на вечность и бесконечность. Допустить возможность совершенствования абсолютного совершенства логически невозможно.

Вневременность и внепространнственность исключают, как это ни парадоксально, не только размерность, но и длительность, поэтому ни процессов, ни эволюций в Первичном мире быть не может, там все возникает сразу в абсолютном своем значении, а еще вернее, не возникает, а существует сразу и навсегда, вечно! Это вечное и абсолютное и является БОГОМ. Диалектика этого вопроса сложна для понимания, но она неизбежна. Бог был и будет всегда, источник его возникновения отсутствует, потому что в Первичном мире ему нет места. С этим надо смириться, в этом непознаваемость Бога и состоит. Видимо, и сам Бог «не помнит» своего начала, а значит, этого начала и не было. Впрочем, все остальное логике подвластно.

Итак, неизбежно мы приходим опять к прежнему, вначале несколько интуитивному выводу, что Бог – явление не только возможное, но и необходимое. Его первичность заключается в законченности и определенности всех возможных эволюций. Не эволюция определяет путь развития, а путь развития определяет эволюцию, превращая эволюцию в цепь взаимосвязанных и взаимообусловленных изменений.

Сюда же вмещается понятие Антикосмоса (или Антибога). Если Бог – конец (и начало) всех эволюций (изменений), то Дьявол – конец (и начало) всех антиэволюций, конечная цель регресса, упадка. Он – эгоизм, возведенный в абсолют. Бог и Антибог – неразлучные спутники в вечности, в противном случае вечность их давно бы уже разлучила.

Вернемся к выводу, что творить Вторичный мир Богу не из чего, кроме как из себя самого. Если это так, то Бог как будто отправляет часть себя обратно, вниз по эволюционной лестнице, которую, как это ни странно получается, Бог вверх так и не проходил, так как сразу оказался наверху всех эволюций. Этот логический «коллапс», к сожалению, не подлежит решению, потому что вытекает из сути мироздания, где вечность не может начаться, а бесконечность не может закончиться.

Еще раз отмечаю сложность понимания диалектики этого вопроса: путь от абсолютного хаоса – сразу к абсолютному совершенству, минуя, вернее, сразу же в потенциале имея внутри себя все возможные эволюции, так никогда и не был пройден, потому что Бог не имеет начала. Зато путь обратный возможен именно эволюционный, вернее, регрессивный. Бог растягивает в пространстве и во времени проекцию того, что находится внутри него в законченном виде, эволюцию начала к уже известному результату. Напомним, что до настоящего времени все попытки ученых и философов теоретически или экспериментально достичь «дна» материи потерпели неудачу. Видимо, как бы мы ни упрощали материю, не мельчили ее до самых «глубоких» глубин (т.н. микрокосмос), мы никогда не достигнем «дна», так как его, видимо, просто нет. Мы предполагаем, что Вторичный мир и начинается и заканчивается в Боге, является частью «тела» Бога, и это вполне закономерно, если помнить его предназначение: отражение Господа.

Вторичный мир в чистом виде создан Господом и учитывает принцип святости, то есть соприкосновение Бога и Антибога не является безусловно необходимым элементом Закона отражения. Например, по некой гипотетической причине Дьявол проигнорирует навязываемую ему Богом игру и станет уклоняться от такого соприкосновения. В этом случае все сущее создано из Бога и Богом. При этом, учитывая рационализм Бога, уместно предположить, что Вторичный мир будет создан таким образом, чтобы эффект отражения был максимальным, то есть вряд ли Бог допустит, что какие-либо элементы Вторичного мира будут созданы лишь для антуража, как декорация и не более того. Безусловно, что каждый такой элемент должен выполнять двоякую задачу: непосредственно и самостоятельно участвовать в реализации Закона отражения и обеспечивать тем или иным образом реализацию этого Закона другим элементам Вторичного мира. Из этого положения вытекает одно важное следствие, которое надо обязательно запомнить: во Вторичном мире нет бесполезных предметов, вещей, групп из них, систем, явлений и событий; не может быть во Вторичном мире случайностей. Характер вмешательства в эти процессы Антикосмоса рассмотрим несколько ниже, после того, как немного разберемся в работе элементов Вторичного мира на Закон отражения.

Естественно, что роль различных элементов в Законе отражения не одинакова. Мы не можем судить о том, как работает Закон отражения на других материальных или пространственных уровнях, поэтому анализируем только собственный мир. Основным элементом отражения Бога является человек.