Текст книги "Шайкаци"

Все это Кир, скорее, вспоминал, сейчас не замечая. Он смотрел только на Мясного ангела. Точно влажная шерсть поднялась на его теле, когда распахнулись ворота. Страшный, хватающийся за все поток воздуха отрывал от него украденную плоть. Крылья вывернуло. Кровавый ливень сорвался с них. Вселенная забирала отнятую у нее жизнью, высасывая вены, питавшие могущество Мясного ангела. Таким предстал он перед Киром в эту секунду: в кровавой взвеси, растаявший, взятый стихией за шкирку.

Большего он не увидел в начавшемся буране: ураган поднял пену и заслонил от человека весь мир. Кир был отрезан от всего в своей маленькой кабине. Метель хваталась за стекло и срывалась в космос. Все в ней перестало существовать; человек был один и был безмятежен. Наступила минута, похожая на милость Мясного ангела. Оказывается, какое спокойствие наступает, когда мир становится очень мал.

Последние мазки остались на стекле; торжественный гул тишины проступал после шума вырываемой из Шайкаци атмосферы и грохота ящиков, все более глухого с истечением воздуха. Буря улеглась, и проступил искаженный сквозь пенистые разводы хаотичный рисунок, созданный в терминале.

Место, где Кир оставил Мясного ангела, как будто находилось в слепом пятне. Сперва он увидел контейнер, где укрылась Райла. Крепления выдержали и железный короб не сдвинулся. Были раскиданы ящики, которые врезались во что-нибудь и скоротечному урагану не хватило сил вытолкнуть их в пустоту. Медленно оседали хлопья пены, какой-то прихотью вихря забытые в терминале.

Изломанное, исхудавшее, тонкое красное тело проступало среди этого снегопада. Попавший под град, побитый, израненный, но все еще живой, все еще чувствующий вкус крови стоял Мясной ангел. Он смотрел перед собой, в далекую черноту, недвижимый, с озябшими мелкоперыми крыльями. Маска его сморщилась от боли, хмурилась от гнева, но только Кир мог видеть это и, прочитав в этом выражении ультиматум, в ужасе отшатнулся от окна.

Только теперь он понял, что выстрел так и не прозвучал. Тогда разум его, который больше не мог беречь Кира от осознания их катастрофы, позволил ему услышать эфир. Уже некоторое время здесь металась Райла, рыча и выкрикивая проклятья. Где-то на фоне можно было различить, как она стучит по пушке и бесплодно щелкает рычаг выстрела.

Схватившись за голову, Кир отступил вглубь своей комнатушки. Череп звенел, тело его было скомкано; он бы отбросил его и сбежал отсюда бесплотным духом, но, подумав о побеге, Кир бесстрастно одернул себя – уже не успеет. То, что посулила ему маска, не оставляло спасения.

В отрешенности он опустился в углу на свою шкуру. Происходило то, чего не могло быть: эта комнатка и есть то, как он закончит. Кир стал задыхаться. Он вспомнил Томмо «Блестят Глаза», говорившего – жизнь все равно заперта в тесноте неминуемого конца. Так какой в этом всем смысл? Ничего из этого не забрать с собой, а ни для кого другого он и не старался. Мясной ангел поглотит его жизнь целиком.

Райла в бессилии плакала. Он слушал ее и ему не было нужды ронять слезы самому. Даже об этой малости его тело могло забыть – все теперь не нужно. Он словно бы исчезал заранее, не веря в себя и не существуя; глаза его переставали видеть. Только эти всхлипывания провожали его.

Но вот Кир понял, что это длится слишком долго. Девушка должна быть давно убита. Почему бездействовал Мясной ангел? Вспышка надежды наделила его энергией. Он вскочил и быстро, хотя и не без осторожности, подошел к окну. Мясного ангела не было. Вместо этого он в изумлении увидел человека в скафандре, бегущего по терминалу. По фигуре легко было отличить Саймо. Командир «Первых людей», вошедший через аварийный шлюз, устремился к Райле.

Кир в восторге чуть не крикнул ему, но сдержался, боясь Мясного ангела. Однако Саймо, готовый войти в контейнер, обернулся на него. «Прости», – раздалось в эфире, и Кир, оглушенный человеческим голосом, никак не мог понять, что это значит. На мгновение задержав взгляд на своем товарище, Саймо скрылся внутри, чтобы вскоре появиться с Райлой. Склонив голову, она шла, пошатываясь, и огромная пушка чужеродно болталась возле ее словно бы уменьшившегося, ссутуленного тела.

Поглядев куда-то на террасу, она отшатнулась и стала стаскивать пушку, пытаясь освободиться от руки Саймо. Тот, не церемонясь, удерживал ее; между ними угадывался гневный диалог, но в общий эфир они не выходили. Наконец она обмякла, едва не выронив оружие, и Саймо, подхватив пушку, потащил Райлу прочь.

Кир фиксировал это автоматически. По движению Райлы он понял, почему не видит Мясного ангела. Король Шайкаци шел к нему по балкону.

Кир почувствовал его. Время разложилось на песок, а океан пространства омыл его тело; верным было и обратное: пространство рассыпалось крупицами, а прибой времени шевелил ими у его ног. Ощущение дробности мира быстро прошло. Кир остался на тихой земле, где был один хозяин и правил он не на Шайкаци. То был властитель собственной вселенной.

Кир медленно повернул голову, уже видя то, что только предстояло увидеть. Сквозь металлическую дверь, не встречая в ней препятствия труднее воздуха, проступала белая маска. Или она появилась сразу в комнате? В этом мире не было привычных правил. Однако в некоей точке мгновение Кира и ее мгновение встретились, и он увидел маску перед собой. В ужасе он отступил, но его хватило только на один шаг. Он знал, что позади стена и ему некуда бежать и нечем защититься. Кир обреченно застыл.

Вслед за маской в воздухе стали прорезаться кровавые швы. После засады они и правда напоминали раны, но свидетельствовали о жизни чудовища. Они расплетались мелкими веточками, не рождая ствола, а тонкие листы, в которые превратились величественные крылья, влажно липли друг к другу. Король пришел в лохмотьях, которыми стала его царственная мантия. Но это не лишало его и толики власти.

Кира затянуло в какой-то мешок. Это ощущение не было неприятным; более того, оно спрятало все его страхи и тревоги, и только один яростно бился в нем – то было осознание поражения. Сердце его продолжало горячо выстукивать этот набат, и он озирался, желая приложить руки к какому-то оружию. У него был лишь клинок. Кир лихорадочно потянул лезвие и истерически рассмеялся – что с того, что он разрежет кровь?

Не полноводное тело, а бурый скелет, обрывки жил и лоскуты приближались к нему по воздуху. Не изменилась маска слоновой кости, по-прежнему не запятнанная и для каждого, кроме Кира, несчастная. Он же видел: она больше не в гневе, она простила его и готова с лаской объять его, как крыс до него. Она шептала ему о спасении из жестокого мира Шайкаци и призраки послушно вторили о своем умиротворении.

Мясной ангел надвигался, и Кир отстранился, упершись в стену. Прикосновение мучительно отозвалось в нем, хотя и до этого он жарко чувствовал ее близость. Не осталось действий, которые бы отдалили страх; но все больнее и становилось не предпринимать ничего. Разум его хватался за мельчайшие надежды.

Кир вернул клинок в ножны и, отвязав их, взялся за оружие, как за дубину. Это не было ясным воспоминанием о совете, данном ему в Цеху, и он отталкивался от идеи, обратной той, что лезвие бесполезно. Было не важно, насколько никчемны его действия – ему нужны были любые действия, чтобы не лишиться ума от ужаса.

Мясной ангел не замедлился в своем неотвратимом течении. Белый лик заполнял все, что мог видеть Кир. Каждый совершенный изгиб был ярок, понятен словно наощупь. Оставалось искать спасения только в его глазах, в которых чернела неразличимая, притягивающая пустота. Они словно и не были частью маски, а были проходами туда, где ничего не существовало.

Кир ощутил раскаленное касание, когда Мясной ангел протянулся к нему, и вскричал. Он увидел, что несколько жил уже пляшет над горящей кожей. Невыносимо горящие острие вворачивалось в мышцы, ползло в вены и начинало отдирать плоть. Ткани натянулись, готовые треснуть и накормить мерзкие отростки.

Этот ожог открывал его казнь; Кир, не соображая, замычав, как животное, бросил себя вперед, оставляя висеть клочья мяса, и взмахнул рукой, метясь своей импровизированной дубиной в лишенный изъянов образ. Рукоятка соприкоснулась с маской.

Звука удара не было. Не было не только звука – прекратилось все. Нервы больше не вопили от боли – их сигналы замерли. Движение остановилось. Время засохло. Маска остановила свой ход. А затем, пока мир оставался ошеломленным этим мгновением, она начала меняться. Иным стало ее выражение: черты вытянулись; сгладив гнев и стерев недовольство, они выразили изумление. Округлые формы потекли вниз, создав длинный упавший подбородок, словно костяная борода, лоб обрел скальную крутизну, глазницы оформились четче, как каменные гроты, капризный рот запал, став беззубым старческим мешком. Младенец исчез. Возникло усталое, древнее лицо, в удивлении и горечи взиравшее на Кира.

То был настоящий облик Мясного ангела, скрытый где-то за пределами их вселенной. То, что было прежде доступно людям, являлось лишь игрой теней среди складок его и их мира. Но мгновение, что разорвало эту ткань, продолжалось, являя чудовище целиком.

Глаза его больше не хранили тайны. Они были темны от чего-то скопленного в них, чего-то сугубо принадлежащего ему, постижимого, бывшего каким-нибудь органическим студнем. Голова покачивалась бы теперь не в мистическом полете, а покоясь на длинной изогнутой шее, напоминавшей о некоем животном. Две тонкие слабые конечности насекомого висели под ней. В этом мире тоже существовали крылья, но они не были здесь жуткими и удивительно походили на крылья бабочки: ломкие, полупрозрачные, имевшие несколько пятен блеклого рисунка.

Это был бы образ существа ничтожного, хилого, если бы не то, что можно было увидеть позади него, то, что составляло его целое и делало его колоссом. Тело чудовища было нескончаемым. Там, где оно сталкивалось с материей этого мира, оно дрожало: колебалось вместе с дверью, вместе с перекрытием, куда проваливалось, заставляя недоумевать обе вселенных. Это была толстая туша гусеницы, сморщенная, как бы сдавившая сама себя. При этом она не выглядела мягкой, скорее, это была сухая оболочка, которую существо готовилось сбросить. Было ли так на самом деле? Предупреждали ли «Первые люди» рождение более страшного создания? Оно существовало иначе и угадывать было невозможно.

Этот кожистый полупрозрачный мешок продолжался и внизу, заворачиваясь в терминале, а ускользающие его следы, как бы стираемые временем, пересекали сами себя. Киру представился гигантский кокон, в который превратил Мясной ангел несколько секторов Шайкаци. Можно было блуждать вечность вдоль исполинского тела пришельца.

Внутри червя было движение. Багровые сгустки, плыли, как по пищеводу, соединяя натянутой струной все пространство, подчиненное ему. Тени шевелились вдоль этого ручья, серые, скручивающиеся веретеном, шелестевшие и шептавшие, как ветер. Брюхо существа имело ржавую, шелушащуюся кайму и нарастило корку, похожую на засохшую кровь, словно протекавшую из него.

В этом круговороте были заключены гекатомбы сгинувших жизней. Какое-то существование они обрели в нем. Кир как будто понимал: Мясной ангел бесконечно сохранял мгновение их встречи. Лишь этот момент он нес для них, но зато безгранично расползался с ними в пространстве. Все эти жертвы оставались с ним, как прибитые к доске бабочки. Быть может, он и сам ощущал себя подобным образом в стенах Шайкаци? И это оставалось неизвестным.

Нелепый удар Кира распространился по телу существа гигантской волной, выламывая его из затерянного укрытия и проявляя по эту сторону. Червь был разорван между силами, которым даже он не мог противостоять. Он весь напрягся, собрался еще сильнее, противостоя могучим энергиям, которые понемногу преодолевали тот стык, который внезапно возник в этой точке. По коже Кира – нет, пронзая все его существо, пробежали некие крупицы, возобновлявшие свой бег; его качнуло, как на волнах. С Мясным ангелом, попавшим между зубцов вселенной, мироустройство обошлось не столь мягко. Он вздрогнул последний раз; лицо его растянулось еще больше, как бы силясь издать вопль; исказившееся на каждой пяди тело выражало неподвластное человеческому разуму страдание. И теперь замершим уже был он, а мир вокруг продолжил свое привычное течение.

Мясной ангел перестал существовать. Какая-то тонкая пленка осталась висеть в воздухе. Кровавая гуща безжизненно рухнула вниз, окропив коридоры Шайкаци на многие километры. Скорлупа исполина как-то незаметно треснула и, сдаваясь малейшим сквознякам, стала облетать шелухой. Сухими палочками упали лапки, ломаясь еще в воздухе. Крылья оказались столь тонкими, что попросту растворились. Лик, вызывавший потусторонний страх у каждого жителя станции, искривился и оплавился. Почерневший, он начал крошиться, как уголь.

Дубина оставалась прикованной к тому месту, где она столкнулась с маской, и в первые секунды Кир не мог отдернуть ее. Лишь когда отвалился последний прогоревший камень и сверкнул, падая, раскаленным боком, удалось оторваться от магнитящей точки.

Кир дышал, едва вспоминая об этой необходимости. Он стоял, нелепо раскинув руки, так как взмахнул ими, чтобы не упасть, когда отвалился от маски. Вес оружия ощущался странно, как если бы вместо рукоятки находился тяжело балансирующий шар. Кир посмотрел на него, но клинок выглядел как прежде; ощущение, однако, усилилось, надавило на руку, стало пугающим, и Кир, едва не вскрикнув, отбросил клинок в сторону. Тот упал на шкуру, демонстрируя отчетливый знак, которого не существовало за мгновение до удара.

Нужно было уходить. Кир сделал шаг, но остановился, точно его потянуло веревкой. Он не мог оставить клинок. Чем бы ни являлась эта рукоятка, она представляла собой могущественное оружие. Держать ее при себе было страшно, но, в конце концов, уже много дней она принадлежала ему и только выручал владельца. Кир решительно подошел к клинку и схватил его. Он замер, прислушиваясь к тому, что сообщает ему напряженная ладонь. Рукоятка была теплой и не более – вероятно, нагрета его же ладонью; любой камень ощущался бы также. Подавляя недоверие, Кир пристроил ножны, подобрал шкуру и направился к выходу.

Он опасливо прошел мимо оболочки Мясного ангела, еще ощущая эту могущественную сущность, ожидая последнего броска или перерождения, но только видел, как отломилось еще несколько листов сухой пленки. В воздухе стояла пыль, осыпавшая с поверженного создания. Кир страшился ее касаний, будто она могла проесть скафандр, но это была только труха ископаемого зверя.

Кир дернул дверной рычаг и воздух потянулся в незаметные щели. Высохший в этой комнате, он словно бы разваливался, а не дул. Вместе с ним рассыпались остатки чудовища, окаменевший прах задергался, словно пытаясь оживить исчезнувшее могущество.

Замки двери стукнули внутри, позволяя выйти. Кир потянул створку на себя и развалил еще несколько полупрозрачных склонов. Нутро его сжалось, как будто он боялся мести за неаккуратность. Сделав щель достаточной, чтобы протиснуться, он выскочил наружу.

Змея, пожиравшая Шайкаци, вилась по терминалу, пронзая стены. Всюду кожа ее обвалилась, застелив пол белой шелухой. Устоявший остов напоминал гигантские руины. Казалось, они были здесь невозможно долго и даже начало времен не застало когда-то бывшей в них жизни.

Страх Кира отступил. Он увидел, что вечность запомнила чудовище поверженным, и отныне оно не могло существовать никогда. Мясной ангел был вычеркнут из истории Шайкаци, оставшись щербинкой на нескольких строчках.

Единственное, что нарушало бесцветность остатков этого по-своему великого творения, – это тонкая, похожая на оставленную лезвием рану, красная полоска, протянувшаяся по всему колоссальному туловищу. Кир испытывал какое-то неприятное ощущение нависшей ответственности. Он убил: не обычного монстра, а нечто особенное и мир притих, пораженный этим крушением. Что-то непоправимое сотрясло его. И тогда Кир понял, чего страшится: того, что сулило могущество, которое оказалось ему подвластно.

Лишь в шлюзе к нему пришло облегчение. Здесь не было следов Мясного ангела, и Кир спокойно осознал, что одолел монстра. Тело вздрогнуло, как бы зарядившись от этой идеи. «Да», – с удовольствием подтвердил себе Кир вслух.

Открылась дверь в коридор. Хрупкая лента тянулась здесь, отмечая бесконечные пространства, опутанные когда-то Мясным ангелом. Кир снял шлем. Воздух, быть может, стал немного суше.

Всюду был серый прах павшего короля, в котором виднелся налет ржавчины. Сперва Киру еще нужно было собраться, чтобы толкнуть чешуйчатую преграду, пойманную между стен. Но вскоре, если она преграждала ему путь, он просто шел через нее, сминая, как сухой лист.

Далеко ли ушли «Первые люди»? Кир достаточно пробыл на Шайкаци, чтобы понимать: спешить, чтобы нагнать их, не следовало. Маршрут ему был известен. К тому же, считая, что монстр вышел на охоту, отряд мог избрать другой путь для отступления.

Он решил не говорить о том, как пал Мясной ангел. Наверняка Саймо и Будер предложат рассказать обо всем Ивору, а тот, несомненно, завладеет клинком. Киру нравилось одному владеть этой тайной, и ему тяжело было расстаться с ней по своей воле. К тому же, чем дальше оставались произошедшие в терминале события, тем менее они представлялись реальными ему самому. Он посмотрел на клинок. Символ проекта «Имир» стал смутными, но вроде различимым; однако, стоило оторвать взгляд, и с каждой секундой возрастало сомнение, что он действительно был увиден.

Кир полагал, что встретит друзей гораздо позже, и замер, увидев их в отдалении. Обрадованный, не размышляя о том, что скажет и какую историю несет к ним, поспешил навстречу.

Они все еще с изумлением разглядывали останки короля Шайкаци, догадавшись, что именно их видят. Толстое тело истлело, провалилось в себя и покрыло шелухой пол. Райла, привалившись к стене и скрестив руки, угрюмо смотрела на этот колоссальный трофей, не зная, как быть с ним. Ли сидел на корточках, отрешенно просыпая поднятую в ладонь пыль. Будер стоял поодаль, настороженно вглядываясь в глубины станции, где мог скрываться конец этого монструозного тела. Саймо шел вдоль туловища, проводя по нему рукой и задумчиво провожая взглядом отлетающие чешуйки.

Кроме Ли, остальные, кажется, одновременно увидели его. Райла, округлив глаза, отнялась от стены. Будер, как раз повернувшийся, потрясенно застыл. Бесстрастное выражение лица Саймо сперва не изменилось, но ладонь вздрогнула и целый пласт откололся от шкуры мертвого чудовища.

Райла опередила остальных. Она подбежала к нему и с вскриком обняла его. Он успел заметить, что она недавно рыдала. Тело ее вздрагивало вновь. «Ну что же ты… ну ладно тебе», – сдавленно бормотал Кир, счастливо прижимая ее. До сих пор он думал о том, что Мясной ангел мертв. И только теперь осознавал, что сам остался жив.

Райла, не зная как высказать радость, посмотрела на него, но, прежде чем выдала какую-нибудь колкость, смутилась выступивших слез и отошла в сторону. Приблизился Саймо. Он улыбался ему какой-то строгой улыбкой, но в глазах читалась радость. Молча и крепко он обнял своего бойца и посторонился, пропуская Будера. Тот пожал руку, будто бы этим выразил то, что хотел, ноне сдержался, обхватил другой рукой и похлопал по спине, хохоча.

Ли шел к нему, словно крадучись, боком. Лихорадочно, не веря глазам, он смотрел на Кира и отчего-то так же недоверчиво озирался на других живых друзей. Точно бросившись, он обхватил его и так же резко оторвался, потрясенный, но наполняемый радостью.

– Как? – севшим голосом спросил Саймо.

– Он стал разваливаться, – сказал Кир. Воспоминания о произошедшем стали далекими, не вызывающими эмоций. – Видимо, то, что мы сделали, все-таки убило его. Смертельно ранило.

– Это точно? – напряженно спросил командир.

– Его маска развалилась у меня на глазах.

И хотя они по-прежнему мало знали о природе Мясного ангела, это почему-то тут же убедило всех. Посовещавшись, Саймо и Будер все-таки посчитали нужным засвидетельствовать гибель маски и вышвырнуть ее куски в открытый космос. Остальные ждали их здесь. Никто не желал возвращаться в тот терминал.

Райла сидела, сияя. Ли, измученный, уронил голову и иногда отнимал ее, как бы хватая воздух и с облегчением замечая Кир. А тот улыбался то ему, то Райле, не желая ни о чем расспрашивать. Не отойдя от переживаний, они почти не говорили и только коротко перешучивались. Смаковать триумф будут позже, со всеми, в Порту.

Вскоре вернулись повеселевшие Саймо и Будер. Отряд мог отправляться домой.

Новая угроза станции

По дороге они встретили двоих «Курков». Те не верили услышанному, скорее, склоняясь к тому, что видят призраков, чем тому, что Мясной ангел пал. Наконец, убедившись, они в восторге стали просить отряд задержаться, но «Первые люди» спешили домой. Саймо напоследок спросил их о Пауке, и восторг истрепался. Они не стали рассказывать подробности, предложив расспросить обо всем завтра. Кир видел по измученным, мутным, как отравленные, глазам, насколько тяжело шло где-то в недрах станции сражение с новой угрозой.

Но даже Саймо недолго был подавлен после этой встречи. Слишком большой была эта победа, чтобы отягощать ее завтрашними горестями. Даже опасности Шайкаци расступались перед их триумфом и они без серьезных препятствий продвигались к Порту.

Они встретили других разведчиков, участвующих в облаве на Паука. В отличие от «Курков», которые уже несколько дней не выходили из схватки и уже забыли о хороших новостях, эти тут же подхватывали ликование «Первых людей». Однако таких встреч становилось все больше и каждая последующая увеличивала тревожный осадок: все разведчики двигалось путем «Курков», торопясь помочь в неравной битве. Попрощавшись с последними, Саймо несколько раз оглядывался, бросая им вслед напряженный взгляд. Желание весело переговариваться у «Первых людей» мало-помалу испарилось, однако их воодушевление не сломилось.

Каким-то образом весть о победе определила их. Выйдя из-за Черной границы, они увидел людей, собравшихся на главной улице. Число их терялось в полумраке. Поначалу резко очерченные из-за аномалии, они казались набросками, оживавшими с приближением отряда.

– Идут! – воскликнул кто-то, увидев проявившиеся во тьме силуэты. Восторженные возгласы прокатились над толпой, напоследок ударив в потолок где-то далеко.

Как в море радости, они вошли в толпу. Их качало среди напиравших людей. Точно волны, накатывали слова об их славе. Касания рук переливались через обступивших их, чтобы как-то отметить героев. Сталкивая с ними, подавали бокалы и бутылки. Саймо весело отмахивался: «Ну подождите, дайте доложиться!» Будер тоже смущенно отказывался от подношений, но Райла, Ли и Кир считали себя в полном праве ими воспользоваться. С какими-то воплями они поднимали напитки, призывая всех праздновать с ними. Порт, весело грохая, подчинялся.

Толпа ввалилась в ворота и на гребне этого потока принесло «Первых людей». Саймо хотел пройти к башне, но его захлестнуло на Центр. Он, без недовольства ворча, перестал бороться. Был взят курс за стол, занятый теми, кто поленился выйти навстречу. Но и эта кампания была рада услужить победителям и, присоединяясь к остальным, немедленно оставила места. «Первых людей» одного за другим вынесло на этот берег.

– Порт! – прогремел над всеми голос Ивора. Он говорил не через микрофон, а вышел на лестницу. – Если это не считать поводом для праздника, то что считать? – обратился он с вопрошающем жестом. – Открывайте запасы, сегодня люди гуляют!

Сотни глоток поддержали его. Хельги исчез под прилавком, чтобы начать заставлять барную доску ящики, щедрым жестом распечатывая каждый. Пока герои делились первыми, рваными подробностями засады, к ним, раздвинув толпу как ледокол, причалил лидер Порта. Прервав беседы, он оперся кулаками на стол и склонился над Саймо, отклонившимся, чтобы дать пространство этому дредноуту.

– Скажи мне, – с якорной силой свалились слова, – он действительно мертв?

– Да, – улыбался Саймо.

– Это твердо?

– Твердо, как твоя челюсть. Даже его маска развалилась.

И хотя Ивор тоже ничего не знал о сущности Мясного ангела, уничтожение маски убедило и его. Возможно, что-то драматически изменилось на Шайкаци и это почувствовали все. Прежде Мясной ангел был всегда. А теперь его не было никогда. Ивор загремел хохотом и распрямился, отдавив зрителей за спиной.

– Да передайте же напитки! – грянул он, привыкнув к мысли об исчезновении страшного врага.

Напитки, плескаясь, плыли над головами, пока не достигли стола. Еще и еще, все было влажно от пролитого, море со стеклянными рифами, в котором собирался утонуть Порт. Ивор сбагрил одну из стопок и поднял над собой.

– На Шайкаци был однажды правитель! – начал он. – Он не являл себя. Он был где-то. Но оставил нам правила. Не заходи на его угодья. Жди его. Он придет и каждому выпишет приговор. Это была его власть! Власть приговаривать человека. Но у человека свое правило. Свой закон. Живи. «Живи!» – говорит человек человеку. «Живи!» – звучит теперь на Шайкаци. «Живи!» – говорю я каждому из вас!

Под одобрительный рев он влил жидкость как росу и за ним последовали остальные. По-хозяйски он оттеснил толпу, распределил людей за другими столами и дал, наконец, отряду Саймо немного простора. Сам придвинул стул и начал расспрашивать; временами раздавались комментарии из толпы, но его пробивной голос заглушал эти выступления.

Многое из того, чему стали свидетелями Саймо и Будер, еще только предстояло осмыслить, изучить, подтвердить. Они два раза встречали Айо, при этом однажды знали точно, что Мясной ангел блуждал рядом, в том же коридоре; но он не напал на чужаков. Были ли они как-то связаны с ним или знали против него средство? Неизвестно. Видели то, что они назвали деревней камней, в центре которой был нарисован червь, множество раз перекрученный с собой. Изображало ли это Мясного ангела? Неизвестно. Они, как казалось им, слышали самого короля Шайкаци он обещал им отдохновение. Было трудно отказать ему, но обоих не оставляло ощущение, что Мясной ангел где-то за их спинами, преследует их и это было слишком похоже на охоту, чтобы согласиться. Они прятались, наблюдая за ним, расплетенным красными нитями от их приманок.

Немало они видели необъяснимого, зачастую каждый по-разному. Кое в чем они сходились: они должны были погибнуть неоднократно еще в первый день. Все складывалось в их пользу в этом походе, позволяя улизнуть от Мясного ангела. «Удача, – проговорил Саймо, с трудом веря, что остался жив. – Невероятная удача. Может, вселенная так помогала нам изгнать эту тварь. Может, даже она ее боялась».

Ли сообщал о своих злоключениях скупо. С вызовом глядя на окружающих и покачивая стопкой в руке, он говорил, будто доказывая что-то.

– А чего? Три дня в этой чертовой комнате. Не проблема. Темень. Временами наведывались призраки. Разок пришлось прятаться от лапы какого-то чудища. Уверяло, что хочет поболтать! Да ладно, типичный сортир на Шайкаци.

Кир и Райла, рассказывая о том, что пережили, неуверенно переглядывались, не зная, как объяснить свой опыт. Гораздо охотнее они говорили о последних минутах. Райла, чем дольше длился вечер, тем больше бушевала об этом. В какой-то момент она поднялась: «Пойду убью кого-нибудь» – «Куда?» – «В Цех». Она собирались покарать кого-нибудь за то, что аккумулятор не сработал в ответственный момент. Райлу не пускали, задабривая восхищением и коктейлями.

Кир был в центре внимания, ведь именно он был свидетелем последних минут Мясного ангела. Поначалу он говорил односложно, как бы смущенно, но потом находил все больше подробностей, которые не касались его тайны.

В середине вечера он, переняв эстафету у Райлы, поднялся, чтобы пойти в Цех; правда, с противоположной целью: поблагодарить мастера за подсказку. Он называл эту причину, но не сообщал, за какую именно. Его не отпустили, но он, спеша выразить признательность, отправил тому самую ценную бутылку из своих припасов.

Возвращались откуда-нибудь новые отряды разведчиков, которые, конечно, заранее зная новость, спешили поздравить товарищей с большой победой. Гогочущей толпой ввались в зал «Семерки». Бардзо, навалившись на Саймо и Будера, в присущей ему манере обозначил свое почтение: «Говорят, пока мы делом занимались, вы какую-то тварь прищучили?» – осклабился он. Пить он начал еще до того, как добрался до Порта. Произнесенный им тост, однако, был уважителен и серьезен.

Пока Ивор оставался среди «Первых людей», его постоянно дергали с проблемами Порта, которые количественно ничуть не уменьшились с падением Мясного ангела. Лидер поселения большинство перенаправлял к Колодину, державшемуся в толпе позади него. Сам глава безопасности изредка вступал в разговор с отрывистыми репликами, в отношении которых требовалось несколько секунд, чтобы определить шутку, а не приказ. На «Первых людей» он смотрел с удивительно теплой приязненностью.

Все было рассказано; «Первые люди» могли теперь пообщаться между собой. Но слова были не нужны: оказалось достаточным, глядя друг на друга, вспомнить, порадоваться, поблагодарить.

Компанию оставил Будер, который хотел провести часть этого вечера с семьей. Оставшиеся «Первые люди» переместились ближе к бару, где никто не отвлекал их. Время клонилось к ночи. Потягивая, что еще втягивалось в утомленный организм, они устало подводили итог этим трем дням.

– Кто бы мог подумать? – спрашивал Саймо. Эта неопределенная мысль показалась всем точной и они покивали командиру. – Каждый раз, когда заканчивается что-то такое, я испытываю странное чувство… Недоумение? Растерянность, наверное. А что дальше? – он посмотрел на Райлу, не понимавшую его, на Кира, навострившегося от этих слов. Ли сидел за Райлой, был отчего-то подавлен и не поднял взгляд. – То есть, закончи мы все сейчас… не делай ничего больше! Ведь это была бы стоящая жизнь. Мы убили страшное чудовище. Это где-то взвешивается? Я делал хорошие вещи в жизни. Немало, по-моему. Как-то отдал все сбережения, чтобы помочь с операцией человеку. Так когда-то сделало много незнакомых людей для моей семьи… Я с ним не дружил даже! Так где это теперь? – спросил он у Кира, который внимательно слушал командира, у Райлы, которая внимательно слушала командира. Ли хлопнул рюмку и настойчиво не поднимал взгляд. – Это мог быть самый большой поступок в моей жизни. А теперь я не знаю. По какой это теперь идет цене? Человек, который всю жизнь подкармливал щенков в приюте, и мы, прикончившие гору монстров. Это где-то сравнивается?