Текст книги "Шайкаци"

Утром они проинспектировали снаряжение, припасы, проверили маршруты отхода. Лица были угрюмы, сосредоточены, действия только те, что строго необходимы. Ли в некоем порыве о чем-то пошутил, но никто толком не услышал и не запомнил его слов.

Никто этого не обсуждал, но на ту сторону в этот день переправлялись все. Здесь они тоже не могли иначе. Возможно, это было гипнотическое влияние Библиотеки.

Саймо повел их вниз. Они уже пробовались спускаться, но не отходили от подножия. Отсюда Долина кошмаров не отличалось той, что они видели сверху. «Первые люди» остановились, вновь глядя на башню. Может быть, в эту ночь появился знак того, что ждет их впереди? Ничего.

Они построились, отступив друг от друга. Саймо подал знак и пошел первым. В шахматном порядке за ним держался Ли, Будер, Кир, Райла.

Шаги были медленными, приставными. Каждый раз провести замеры, чтобы установить мельчайшие колебания. Но площадь омертвела. Ни она, ни Библиотека, казалось, не менялись уже тысячу лет и не изменятся впредь.

Они шли здесь с сотворения времен. Успевали сделать одно движение, а где-то за пределами площади зажигалась и гасла вселенная. Вся эпоха мироздания теперь умещалась в одной секунде. Протянуть к ней одну, самую крохотную мысль, и это ощущение обрушиться через нее без пощады.

Они перестали мыслить. Они уже плохо представляли, куда идут; образ Библиотеки расплывался перед ними, вход смешивался со стеной, путая направление. Но они не остановились и не сбились с пути. Где-то глубже тех идей, которые они могли осознать, жило знание, что рядом с ними кто-то есть и нужно держаться их.

В Кире ширилось жуткое, паническое: он знал, знал, что впереди! Только не мог разглядеть, не в силах вырвать из-под грозивший им тяжести. Позади него нарастал ужас, не позволявший обернуться. Образ впереди оставался так же далек, как прежде. Все тоньше и тоньше оставалось расстояние, отмеренное ему, чтобы избежать воплощения его знания. Пока его шаг не сошелся с ним в одном мгновении. Он хотел вскрикнуть, но дыхание его перехватило. Он не успел понять, что побудило его посмотреть в нужную сторону. И он увидел.

Как плащ на спине Будер приподнялся, точно его потянуло в нескольких местах за невидимые нити. По движению ткани было ясно: что-то терзает его тело, вверх-вниз, вправо-влево. Звук какого-то спазма донесся через сомкнутые губы, лицо нахмурилось, затряслось. А потом всякое выражение на нем погасло и одежда успокоилась. На изрезанных вещах проступили темные пятна, и Будер рухнул вниз.

Кир, следуя за своим знанием, обернулся на Райлу. Она не успела понять. Она только изумилась чему-то странному. В этот момент, не издав звука, не будучи замеченным, нечто схватило ее и, забрав кусок, оставило. Разум отказывался верить в то, что случилось, но надежды не признать не оставалось: в туловище ее зияла огромная круглая дыра, внутри которой начала сваливаться кровь. Райла хотела склонить голову, чтобы узнать, почему исчезло дыхание, почему тело оказалось парализовано, отчего возник этот страх, но упала на бок. Только задрожавшие руки показали, что какая-то ее часть некоторое время еще жила.

Ли увидел это. Рыдание вырвалось из него и он задохнулся, отдернулся. Лицо его потеряло форму. Он поднял руки, желая разодрать глаза, которые были этому свидетелями. Неумолимая сила не разделила с ним расправу и сделала следующим. Его затылок приподнялся, сполз по голове вниз, шлепнулся на пол. Ли, отупело почувствовав это, сделался недоуменным, словно перестав понимать, над чем собирался рыдать. С этим выражением он сделал несколько бессмысленных шагов, не глядя, но по направлению к Киру, и повалился на спину.

Кир в отчаянье обернулся на Саймо. Он отгонял от себя мысль о том, что это произошло по-настоящему. Все настойчивее она прорывалась в ее ум, но он отступал, держался уносимых ее ураганом мыслишек: неправда!.. привиделось!.. Командир должен был развеять эту иллюзию, сказать что-то, что отменит произошедшее.

Саймо только что обернулся. Взгляд его коснулся трех тел прежде, чем лицо отреагировало на это. Все, что оставалось в нем живым, было развеяно над Долиной кошмаров. Лишь испуганные глаза, как фотоснимок, остались от человека. Он медленно повернулся к Киру, кажется, начавшему скулить. В этот момент что-то, словно бы забыв последний свет, вернулось в командира. Киру померещилось, что он, в обреченности, ласково посмотрел на него. После чего невидимое лезвие обрушилось на Саймо, располовинив его поперек туловища. Как жуткий цветок раскрылось его тело, и, проливая кровь и разбрасывая внутренности, умерло на полу.

Кир замер. Оказалось, он уже стоял на коленях. Его била дрожь и это как будто было следующей казнью: разорвать его этим тремором. Кир прожил следующие секунды в ожидании гибели, испытывая нечто более древнее, космическое, чем просто страх. Грань небытия, перед которой страх пасовал.

Но вот прошло еще время. Страх осторожно выбрался на край этого ощущения, позволяя, став естеством Кира, осмыслить, оценить это мгновение. Он повернул голову, увидел каждого из своих товарищей. Изломанные фигуры в разливающейся крови. Странные экспонаты, только пытавшиеся изобразить его друзей. Нет, это, конечно, не случилось с ними. Кир перестал видеть их – ведь этого не было.

Он посмотрел на Библиотеку, грандиозную и ясно зримую. Двери были обманчиво близки. Но теперь он бессилен сделать что-либо, даже распахнись они. Кир не смог бы связать себя с этим приглашением. Он снова обернулся, но пятна крови слепили его.

Он перестал понимать, из-за чего тело бьет дрожь. Он мучительно пытался направить мысли куда-то, но они не слушались его. Разум сопротивлялся тому единственному, о чем мог подумать Кир. Он сидел, как беспомощная кукла, брошенная посереди пустоты.

Чьи-то руки взяли его за шею и бросили его на пол. Ничто не могло стать причиной большего ужаса, чем уже испытанный Киром, и это касание не тронуло его сердце. Но затем он увидел над собой лицо Ли. Вспышка радости возникла в нем, но тут же вернулось беспредельное отчаянье. Без половины черепа тот глазами мертвеца таращился на него. Лишь один смысл был в его взгляде.

– Ты убил их! Ты убил их! – кричал он сломанным, одичалым голосом. Руки его крепко смокнулись на шее Кира, сдавливая ее.

Тот завопил. Не от страха, а от того, что все, чего он не желал видеть и о чем не смел думать, влилось в него жгучей истиной. Он кричал, надрываясь своим воем прогнать случившееся, выдавить пережитое, царапал пол, бил ногами. Капля крови с лица Ли упала на него, обожгла его и он горько завопил от этой еще одной крупицы реальности.

В разуме его разыгралась буря. Она сметала сознание, низвергая его до зверя в капкане. Кир подчинялся ее разрушительной силе, не желая быть способным мыслить, знать о том, что случилось с ними.

Он не заметил, как Ли затих на нем. Он задыхался сам от рыданий. Он взялся за шею, словно решив убить себя, но это только его могло спасти от произошедшего, не остальных, и он отдернул руку.

Однако мир для него оставался невыносим, Кир не выдерживал его. Его горечь обрела такое могущество, что, не сумев убить своего носителя, как будто намерилась уничтожить само бытие. Все вокруг зашаталось, закрутилось, стало неразличимым и исчезло вовсе. Кир падал, больше не зная сущего. Тьма заволокла его. Только один ориентир остался для него во вселенной – смерть товарищей.

Так погиб отряд «Первые люди».

Падение Кира

Вероятно, за ним пришли, услышав крики. Он не помнил, как очутился на той стороне стены. Может, потянулся на зов живых, может, сам уполз прочь от Библиотеки и крови друзей. Кажется, его быстро прекратили расспрашивать. Все было понятно: еще один отряд, переоценив свои силы, стал жертвой этого путешествия. Четверо погибли, один сошел с ума.

Кир думал, что ослеп. Ничего прочного, что можно было бы назвать происходящим вокруг, не фиксировал его ум. Изредка его глаза вроде бы открывались, и он видел стены. Стоило взору отключиться, становилось непонятно: действительно он смотрел на них или вспоминал единственное явление, что оставалось незыблемым на этой станции.

Еще он видел перед собой Марию. Взгляд ее боялся коснуться его, расплывался, а следом расплывалось и ее лицо. Кир пытался позвать ее, но проступал стон; обычно сил не хватало и на это.

Он не знал, как выбирался из недр Шайкаци. Его несли? Он тащился сам? Если он обнаруживал свою фигуру среди стен, то это был сжавшийся комочком человек, боявшийся пошевелиться. Как будто бы тогда обрушатся и эти стены и все станет необратимым, вечным. Словно оно таковым еще не было.

Он вываливался в действительность, когда его пихали, трясли, кричали. Его тормошили не без причины, и Кир, не осознавая происходящего, замирал, пригибался, мог даже, вдруг вспыхнув прошлой жизнью, взмахнуть кинжалом, отбивая какаю-то тварь, о которой забывал немедленно.

Кир узнавал только Марию, но где-то сохранялось знание, что поблизости еще два человека. Их он не различал. Затем неразличимых стало больше. «Кочующий отряд», – всплыло откуда-то определение и утонуло вновь.

Он слышал много слов над собой. Мария, всхлипывая, напоминала о чем-то, просила, заверяла в чем-то. Кир не различал ни одного. Голос Марии возвращал его в мир, где ему было больно, и он прятался от нее.

Стало светлее. Кир увидел себя окруженным людьми, которые тут же смешались, смазались, словно кто-то провел широкой кистью. В какой-то момент он понял, что его о чем-то настойчиво расспрашивают. Сперва он мычал что-то, затем догадался, о чем конкретно, и, плаксиво сморщившись, отвернулся. Его оставили в покое.

То ли спустя секунду, то ли спустя несколько дней, взгляд его сфокусировался, и Кир с удивлением обнаружил себя в знакомых местах. Это был Стадион. Неужели он мог выбраться из глубин Шайкаци? Это невозможно, конечно, ведь вся станция – бесконечный лабиринт. Значит, и смерть друзей – неправда? Сердце Кира забилось чаще, поднимая в замершем сознании какие-то мысли.

Он обернулся – за блокпостом, бойцы на котором в страхе, сочувствии и изумлении взирали на него, последнего из «Первых людей», стояла Мария. Она обхватила себя, как от холода, а в глазах ее были слезы. Девушка смотрела прямо на него, и взор ее дрожал от того усилия, с которым ей давался взгляд в самое сердце кошмара, принесенного Киром сюда. Его затрясло вслед за ней; темнота стала стягиваться вокруг, что-то объемное подступило к горлу. Он скорее отвернулся и, словно вынырнув, часто задышал, ощущая, как его держит за плечи холодный чернильный океан под ним.

Немного придя в себя, Кир с недоумением увидел с двух сторон Гаррета и Макимбо, с любопытством оглядывающих недоступную им прежде территорию. Его потянули за плечо, и он послушно двинулся за ними.

К ним все чаще подступали. Кир бессмысленно улыбался людям, что-то скрипуче пытался сказать тем, кого узнавал. Он улыбался, пока подходившие разговаривали с Гарретом и Макимбо, в ужасе поглядывая на него.

С особой яркостью Кир увидел одно из лиц. «Коробейник!» – радостно воскликнул он. Сопровождающие от неожиданности отскочили от него. Коробейник же, чье тело было размазано в воздухе, спектральной полосой начинаясь где-то далеко, горько покачал головой, и, призраком миновав его, растворился в отдалении. Кир удивился этому, крепко, но без единой конкретной мысли задумавшись над увиденным.

Он пришел в себя в конце Проспекта Арктекс, обнаружив перед собой лестницу, над которой начиналась портовая улица. «Строим будущее», – прочитал он на последнем стенде, и точно раскаленный гвоздь эта фраза вошла ему в голову. Он недовольно отдернулся.

Чем ближе он подходил к терминалу, тем отчаяннее становился. Что-то начиналось здесь, что-то значительное и манящее; и теперь он сходил с развалин тех надежд. Его начало тошнить, тело стало содрогаться. Он дернулся, словно собирался убежать, но Гаррет и Макимбо удержали его.

Он узнавал все больше деталей, и лежащая позади история становилась все подробнее, все мучительнее. «Они погибли», – прошептал Кир и застонал. Ноги перестали нести его, и его пришлось практически тащить.

Вход был совсем близко, кто-то выглядывал оттуда, видел его и тут же заскакивал внутрь. Кир желал заупрямиться, но у него не хватило сил. Обмякнув всем телом, едва делая шаг, он, поддерживаемый бойцами Оранжереи, переступил порог.

Кир задохнулся, увидев толпу, ждущую его. Она предстала перед ним волнующимся морем, начинающийся шторм в той воде, над которой он силился остаться. Он задохнулся, сознание поплыло. Все его тело стало трясти, не останавливаясь.

Ивор растеряно посмотрел на Колодина, чье лицо оплыло горечью и жалостью. Лидер Порта неуверенно сделал шаг вперед. «Они погибли», – быстро сказал плачущим голосом Кир, надеясь, что происходящее на этом закончится, он окажется там, где никто не знает его, не видит его и он сам, может, не знает ничего.

– Его надо проводить в постель… – сквозь толщу воды донесся голос Ивор. – Спасибо, парни. Вы поднимитесь наверх, я скоро приду. Нил.

Тот выскочил откуда-то из толпы и, не скрывая любопытствующего взгляда, клеймом касавшегося выжившего, направился к пришедшим.

Кир не желал, чтобы кто-то подходил к нему. Он рванулся вперед, застав врасплох Гаррета и Макимбо, и нырнул в толпу, зная, что где-то впереди буря оканчивается. Перед ним расступались, как перед зачумленным. Он пробирался через это море, не находя среди людей воздуха. Голова кружилась так, что он совершенно не понимал направления. Глаза горели. Хотелось закричать от страха, но он сдерживался, издавая только какой-то писк. Ничего нельзя было разглядеть: была только темная толща и пятна посветлее, где люди держались на поверхности.

Но вот еще одна отчетливая фигура отделилась от сомкнутых волн. Кир испуганно смотрел на жену Будера; чувства его перемешались, когда он вспомнил, что это не только его трагедия. Увидев его взгляд, она, потеряв надежду, всхлипнула. Пощечина холодом ударила в щеку. Она не могла знать, что конкретно произошло. Но это он уговорил их идти туда.

Она исчезла, и Кир скорее стал пробираться дальше. Кто-то пытался коснуться его, то ли требуя объяснить, то ли пытаясь успокоить. Он метался от чужих рук, ища выход на поверхность. На все вопросы, даже на которые такой ответ не имел смысла, он бормотал: «Они погибли, они погибли». Интонации его менялись: то становились злыми, то горькими, то истеричными, то безразличными.

Он в изумлении нашел свое пристанище, точно подводную пещеру. Ввалился туда, рухнул на матрас, чтобы отдышаться. Голова гудела, сердце, дергаясь, стучало. Жар поднимался под черепом, размывая реальность. Холодной оставалась только щека, по которой пришелся удар. Вокруг него и собирались самые четкие и самые жестокие мысли Кира.

Тень легла на него. Толпа собралась у входа, шумя, как прибой. Но вот тень стала выше прежней на голову.

– Отойдите, – раздался строгий, ясный в своих интонациях, как с силой брошенный о землю валун, голос Ивора. – Отойдите, ему нужен покой. Как только я что-нибудь выясню, я отвечу каждому. До тех пор никому, кроме врачей, сюда не подходить. – Чувствовалось, что он повернулся к нему. – Я пришлю кого-нибудь тебя осмотреть. Поговорим, когда сможешь.

Никто, кроме назначенных людей, не переступал порога и лишь редкая беспокойная тень возникала в дверях, чтобы отскочить через несколько секунд.

Кир не двигался. Он не был уверен, что продолжает существовать, и только царапающие мысли шевелились на подушке. Потом затекшее тело рефлекторно дергалось, и он с удивлением обнаруживал, что оно все еще живо. Спустя несколько минут оно растворялось вновь.

Он не думал ничего ясного: было только копошение мыслей, но ни одной из них в отдельности. Лишь одна картина неизбавимо вставала перед его взором: как, роняя кровь, погибают его друзья на пороге Библиотеки. Казалось, не по телу, а по душе проходит содрогание от этого образа.

Присланный врач настойчиво спрашивал его о чем-то, но Кир не замечал его, скованный, ждущий, когда его зароют в землю. Был укол, от которого разум почти проступил, но не выдержал рождаемого в себе, и все стало белым светом.

Его пытались кормить, но он не принимал еды, ему она была безразлична. Если пытались настаивать, Кир осиливал мычание, отворачивал лицо. Он только несколько раз глотал воду, подчиняясь каким-то последним живущим инстинктам.

Заходил Ивор и звал его обеспокоенным голосом. Кир фиксировал это, но в нем не рождалось идеи о том, что на это нужно реагировать.

Так прошел день, в одной позе, в тупом безмыслии, без желаний, омертвело. Не остался ли он там, где пали остальные? Может, подоспевшие на помощь спугнули смерть, и она оставила его недобитым, с надорванными где-то в глубине жилами, жизненными токами, сокрушенного человека, обреченного скоро угаснуть? Киру наяву мерещилось, что он лежит там, смертельно раненный, ждущий забытья.

И оно наступало, но оказывалось ломаным, невыносимым сном, после которого он пробуждался со слезами на глазах.

Какое-то тянущее ощущение появилось внизу живота. Оказалось, что у него остались потребности. Подчиняясь этому безо всякого отчета, Кир поднялся, зафиксировал, что включено ночное освещение и в Порту должно быть малолюдно. Он не осознал почему, но это принесло достаточное облегчение, чтобы встать и прокрасться в туалет. Не замеченный, он ожившим мертвецом совершил это путешествие, лег обратно и уже спустя секунду не понимал, привиделось ему это или он правда выходил куда-то.

Прошел еще день и еще ночь, еще день и еще ночь. Вдруг нечто, прорастающее из жизни, шевельнулось в нем, вызвав легкую вибрацию по нервам. Кир с недоумением задумался над этим, силился узнать возникшее чувство. Откуда-то издалека пришло блеклое воспоминание: так испытывают голод. Он изумился тому, что его почти исчезнувшее тело способно на это. Он не догадался ничего предпринять по этому поводу, но, когда к нему пришли в следующий раз, он позволил впихнуть в себя несколько ложек чего-то, хотя и не почувствовал вкуса. Потом он закапризничал, испугавшись новых ощущений, принесенных едой, но организм его все же заработал. Он прислушивался к тому, как маленькие шестеренки где-то внутри медленно начали свой труд.

Ивор, услышав от врачей новость, пришел к нему, но вновь не нашел ничего, кроме молчания. Однако слова его были обронены в разум, как кусочки пищи, и что-то загудело теперь и под черепом.

Ночью Кир выпрямился. Он не знал, зачем сделал это, и замер, привыкая к новой позе. Он даже хотел встать, но не нашел в себе причин к этому и лег снова.

Сердце его тряслось, а не билось, когда он думал о случившемся, но теперь он, по крайней мере, силился думать об этом, а не смотреть онемело на этот кошмар. Избавления, впрочем, это не приносило. Чем большую пропасть он обнаруживал в обмелевшей душа, тем глубже уходил ужас.

Днем он впервые поел с охотой, с некоторым интересом разглядывая медика перед собой, узнавая, что вокруг остались живые люди. Слов он по-прежнему не разбирал и не умел отвечать. Позже его обнаружил сидящим Ивор.

– Кир? – позвал его лидер Порта, не веря, что видит его в новом положении. Еще больше его поразило, что Кир откликнулся взглядом на свое имя. – Ты… ты можешь говорить?

Однако тот не слышал остального. В потрясении он осознал, что узнал произнесенное слово, лег, сраженный этим, и вновь отвернулся. Гудение в голове усилилось, стало походить на неразборчивый шепот. Потом он увидел мертвецов и горе вновь затопило его.

Чувства возвращались к нему, но это заставляло страдать его все больше. Кира опять мутило. Тело ломило, тревожило тремором. В голову возвращался жар. Первые эмоции, которые ожили в нем: горе, страх и ненависть, которую он не мог направить ни на кого и она разъедала его.

Вместе с тем, она и помогала ему. Он отгонял мучившие его воспоминания, погружаясь в нее. Ведь там, где были образы его друзей, не было для нее места. И, испытывая ненависть к чему-то за случившееся, он одновременно забывал о ее причинах.

Он медленно погружался во тьму и, хотя видел за порогом свет, тот казался ему темным, непроглядным. На входящих он теперь смотрел угрюмо, пугая их. Заглянул встретить его взгляд Ивор, и после этого к нему входили в сопровождении охранника. Нож у него осторожно забрали, но он лишь отметил это краем глаза.

В очередной день он лежал, пялясь в потолок, находя в этом достаточное занятие для слабого разума. Вновь на пороге возник посетитель, но почему-то не проходил дальше. Это обеспокоило Кира, и он скосил взгляд. Сердце его вздрогнуло, он приподнялся.

– Они сказали, что тебе немного лучше, – быстро заговорило Мария. Взгляд ее, страшась, прятался от него. – Это врач рекомендовал, чтобы я пришла. Я сама хотела, просто меня не пускали! Они распорядились, чтобы только двое прошли, сказали, третий зачем? А теперь сами позвали… – она замолчала, поняв, что говорит совершенно ненужное. – Тебе правда лучше? – спросила она с надеждой.

– Я все потерял, – прошептал кто-то, неузнанный Киром. Но это были его собственные слова – первые за много дней.

– Ты не потерял меня! – воскликнула девушка, сделав шаг вперед.

Кир отдернулся от ее движения. До этого замерший, борющийся внутри с тем, что она принесла, он затрясся. Он знал ее. Он шел с ней по лабиринту, в конце которого их ждала ловушка. Болью был полон тот лабиринт. Ее прибытие возвращало его туда. Кир хотел взвыть, схватится за голову, но огромным усилием, едва не потеряв сознание, подавил в себе это желание. Он обратился, как привык, к своей ненависти, которая помогала ему спрятаться от боли.

– Я тебя не могу видеть, – прошипел он. – Я тебя не хочу видеть!

Его голос дрожал, а взгляд стал безумным от смеси ненависти, страха и горя. Она, на мгновение прикованная к этому центру темной силы, вскрикнула, но, к своему несчастью, не ошиблась. Он не мог вытерпеть ее, ту, чьим присутствием было отмечено произошедшее в сердце Шайкаци. Мария всхлипнула, покачала головой, не желая этому верить, забормотала что-то нежное и просящее, но Кир взревел по-животному, не вынося напоминания, и попытался броситься на нее. Мария отпрянула, но ноги подвели его. Девушка вжалась в стену и зарыдала, глядя на его жалкое метание; только ненавидящие глаза сверкали темного угла, где он копошился, как стая крыс, в груде тряпья. Не найдя проблеска в этом кошмаре, Мария выбежала прочь.

Кир растянулся на постели, обливаясь холодным потом и тяжело дыша. Теперь даже ненависть не помогала ему, она заколебалась, поняв, что не сможет удержать его после совершенного собой же. Эта единственная опора трусливо скрылась, и Кир стал стремительно погружаться в бездну. Только его беспомощный вой оглашал эту тьму.

Ивор теперь заходил к нему без слов. Смотрел на него, не замечал перемен и уходил. Кир впал в новую отрешенность, не узнавая себя, перебирая тусклые обрывки эмоций, ярче которых были стены его коморки. Безразлично он слушал беседовавшего с ним врача, пытавшегося пробудить его разум, и тут же выбрасывал попавшие в голову слова, как нечто ненужное.

И все же тело его жило и даже крепло. Не давая себе отчета в причинах, он вдруг поднимался и прохаживался по комнате. Замирал стоя, как бы изучая это положение. Иногда он разглядывал свои руки, размышляя, нужно ли они для чего-то, касался выросшей бороды, казавшейся каким-то отдельным, требующим познания явлением. Временами он слышал некое эхо в своей голове. Возможно, это был отголосок связной мысли, родившейся от чего-то, но он сразу забывал о ней.

Сталкиваясь с образом произошедшего, он научился закрываться от этих воспоминаний, как бы отворачиваться, пряча слезы.

Его разум тренировался, искал в поднятой мути смыслы, которые мог бы усвоить. Наконец, ум его произнес: «Поесть бы». Гудение осталось от этой развернутой идеи, и Кир долго не мог постичь еще хотя бы одну. Потом, с большей легкостью, родилась еще одна, такая же. Когда он поел, разум сделал вывод: «Хорошо».

Долгое время ничего больше не складывалось, но в голове шумело. Казалось, в сознании ведется трудоемкое строительство. Родилась еще одна мысль. Следующая. Они возникали редко, некоторые с болью, как движение после перелома, и все же мозг начал поправляться. Он не совершал ничего сложного. Стоило взяться за деталь, которая бы требовала воспоминания, обращения к сознательному опыту, мысли тряслись и конструкция падала. Все, что было отдалено от нынешней секунды, могло оказаться шатким, опасным.

Кир оперировал простыми формами, как кубиками, не составляя ничего труднее, чем мог бы вывести ребенок в такой игре. Это удовлетворяло его, насыщая мозг, как жидкая кашица.

До сих пор ему было тяжело определить, когда он спит, а когда бодрствует. Вероятно, моменты, когда он испытывал самое горькое послевкусие, означали, что сейчас ему снились сны. Асимметрия, зоны, где грезы и чужие касания обжигали нейроны, понемногу распространяли энергию по всему его небытию, концентрируя все более массивные мысли. В страдании он обнаружил свое тело, которое требовало жизни, а вместе с ним начал определять и себя. Кубики начали складываться в простые вопросы, но ответы были трудны.

В такую ночь, полную движения, упиравшегося в стены, покой его размышления был нарушен. Вновь в дверном проеме возникла фигура. Кир жадно взглянул на нее – может, она принесла какой-то ответ?

Он не узнавал человека, однако что-то обеспокоило его. Может быть, сама фигура выражала нечто недоброе. Может, память сообщила, что ночью посетителей быть не должно.

– Ты действительно продолжишь жить? – спросил человек, не веря этому.

Кир молчал. Он узнал парня Райлы. Мысли заметались, прищемленные новыми вопросами.

– Ты этого хочешь? – спросил ночной гость и сделал шаг за порог. Под ночными лампами тускло блеснуло лезвие. До Кира донесся резкий, придушивший его запах алкоголя.

Тогда он узнал своего врага. Что-то древнее, осознание чего было одним из столпов человеческого ума, получило имя. Смерть. Она вызывала в нем страх, горе и ненависть. Необратимая, одна противостоящая всему, что наполняло жизнь. Вычеркнувшая его друзей, поставившая вместо него кляксу.

– Уходи, – жалобно сказал Кир.

Человек замер.

– Уходи? – шокировано переспросил он. – Нет, это ведь ты пришел к нам. Тебе и уходить. Ты… ты все отнял. Ты ее забрал. Ты ее увел, – с каждым словом обвинения Кир все больше прятал лицо под одеялом. – Ты, наверное… – голова, дрожавшая в тени, повернулась. – О, конечно. Здесь, прямо здесь… Как ты мог убить ее, как ты мог… – приговор, смешавшись с алкоголем, обретал новые пункты. – Почему? Почему?!

Этот вопрос тоже звучал в Кире и ему нечего было ответить. Он был не в силах давать ответы. Но он уже был в силах жить. И потому, увидев, как поднимается нож, Кир вскочил на ноги. Хотя он качнулся и не сразу нашел себя в пространстве, практика последних дней помогла ему удержаться.

Иссушенные инстинкты, зная одно – он должен жить, отдали телу нужные сигналы. Когда человек, уловив в движении противника нежелание умирать, разъярился и в исступлении бросился на него, Кир почти с легкостью увернулся и отбросил нападавшего на стену. Рефлексы, растрескавшиеся и долго не получавшие подпитки, однако укоренившиеся на многих тренировках, потянулись к мышцам, сбросив пыль. Кир ничего не способен был обдумать наперед, но был готов к отражению следующей атаки.

– Не надо! – крикнул он, пытаясь спасти мир от новой смерти.

Рыдающий убийца закричал и сделал новый выпад. Теряя огромную часть сил, Кир перехватил его, сместился и, обхватив сзади шею, другой рукой стал душить напавшего. Нож был над их головами и две ладони вели за него борьбу. На одно мгновение Кир, не выдержав удары локтем, уступил и рука с клинком резко пошла вниз. Только в последний момент удалось отклонить ее в сторону. Лезвие ткнулось во что-то упругое, но податливое и с тихим треском углубилось. Человек протестующе выдохнул. Кулак с зажатой рукояткой попытался начать обратное движение, но Кир мешал ему, концентрируя силы и вдавливая нож, чтобы удержать в этой ловушке. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что одолевает напавшего. Человек застонал, дернулся несколько раз, отчаянно пытаясь сбросить хват, но большего не сумел. Локоть вяло ударился еще несколько раз, потом махнул мимо. Нож больше не шевелился. Тело вдруг стало очень тяжелым, и Кир, не способный удерживать его, оттолкнул человека и повалился сам. Он попытался тут же вскочить на ноги, но, отдавшись целиком этой схватке, упал вновь и отполз к стене, возле которой сжался.

Напавший не шевелился. Нож торчал из его живота. Кир, дрожавший всем телом и едва собирающий воздух для дыхания, начал понимать, что произошло. Спеша подсказать ему, возникло ощущение влаги на ладони. Он посмотрел на свою руку и увидел на ней густой темный развод. Все-таки смерть, подумал он бессильно. Ноги свело, а собственная кровь остановилась; пролитая же на руку начала разгораться. Кир захныкал, желая спрятаться от этого ощущения. Откуда-то выползла ненависть, получив свою пищу.

– Идиот! – запричитал Кир. От гнева и страха он сумел быстро подползти к убитому. – Идиот! – крикнул он ему. Потянулся к ножу, но понял, что это бессмысленно. Тогда он толкнул тело, требуя от человека вставать. – Ну? Ну! – он ударил его по груди, пытаясь пробудить. Ударил вновь, ярясь и огорчаясь от отсутствия реакции. Он застучал кулаком по нему, уже не ощущая человека, просто швыряя сводившие его с ума эмоции, крича что-то неразборчивое.

Таким его застали соседи, прибежавшие на шум, оттащили и удерживали его, то рычащего, то рыдающего, пока другие звали охрану.

Когда пришел Колодин, Кир уже успокоился и сумрачно сидел в углу, обхватив колени. Его хотели увести, но он сопротивлялся, чувствуя какую-то связанность с этим трупом, словно удерживал некий остаток, образ его жизни в себе. Только этому были посвящены его безумные мысли.

Все произошло под утро и теперь горел дневной свет. Колодин осмотрел место происшествия, негромко переговорил со свидетелями. Время от времени он бросал внимательный взгляд на подозреваемого, оценивая его состояние и строя будущий диалог. До сих пор Кир лишь истерично сообщил охране, что тот сам напал на него.

Колодин, присев у трупа, стал мягко, но безразлично расспрашивать Кира. Эти интонации как-то легко, без сопротивления проникали в его сознание, и он спокойно, как чужой себе, отвечал. Слушая себя, Кир все лучше осознавал случившееся, темное и грубое. И сам от этого темнел и грубел мыслями. Когда труп стали оттаскивать, он был равнодушен к этому.