Текст книги "Шайкаци"

Кир отправился в Порт. Он вышел с прямой спиной из бара, но, едва встретив за пределами своего убежища парочку жителей былого дома, испуганно сдвинулся в тени. Держась их, он трусливо посматривал на людей, идущих по своим делам. Ему была завидна и свежесть, и честная усталость, увиденная в них. Даже скука охранников была завидна: значит, они ощущали в праздности контраст с чем-то. Кир все больше боялся и все больше раздражался, приближаясь к Порту.

Он избегал взглядов, которые могли бросить на него, и вошел в терминал, пряча лицо. На короткий миг он поднял его, чтобы увидеть в окне башни Колодина, как обычно, бдительно взиравшим на происходящее внизу. Тот несколько удивился, но, прояснив для себя достаточно, не заинтересовался новым общением и обернулся передать неожиданное явление Ивору. Кир, снова опустив голову, встал у лестницы. Идти выше он не смог, точно запнулся. Когда-то он поднимался туда, уверенный в ситуации, а теперь не знал, что, как, да и зачем говорить и замер внизу.

– Ты чего тут? – Ивор остановился на ближайшем пролете. Он смотрел на гостя, сравнивая его с рассказом Колодина, и, несмотря на усилия Кира, все было настолько очевидно, что скоро его выражение обрело брезгливость.

– Я хочу вернуть нож, – буркнул Кир.

– Что?

– Я хочу вернуть нож! – раздраженно повторил Кир.

– Зачем он тебе? – настороженно спросил Ивор. Он не мог предположить ни одного достойного применения оружия этим человеком.

– Что значит «зачем»? – в голосе Кира прорвалась агрессия. – Это мой нож!

– Зачем он тебе? – спросил Ивор еще раз. Взгляд его оставался непонимающим и цеплялся за его разоренные глаза. Похоже, лидер Порта никак не мог признать, во что превратился человек, вызвавший столько его раздумий.

Агрессия заметалась в Кире, пытаясь сбросить привязь. Он, все менее четко понимая, зачем сдерживает ее, заговорил отрывисто, как собака.

– А что? Думаешь, я кого резать собрался? – осклабился он. – Не боись, мне это не нужно. Ну? Ну ты чего? Ножей что ли найти нельзя? Но это мой клинок – Кир подался вперед, захлестнутый чувством на этой фразе. – Мой! – он одновременно испытывал привязанность к тому, что значило это оружие, и злость оттого, что оно ему не принадлежит. Ивор наблюдал за ним с отвердевшим выражением. – Да что же, я, по-твоему, не заслужил? – Кир заволновался, поняв, что ему могут отказать. – Значит так ты? – побледнел он. – Все забыл? Мы там умирали за вас всех! А? Умирали! – Кир начал задыхаться.

– Я ничего не забыл, – спокойно сказал Ивор. Горечь об утрате «Первых людей» смягчила его лицо. Об утрате их всех. – Ты можешь забрать нож на складе. Я предупрежу. – Он собирался вернуться к себе, но еще раз взглянул на Кира. Никаких надежд. – Ты действительно не сделаешь ничего не обдуманного?

Вспышка ярости ослепила Кира и, едва не выразив ее руганью, он поспешил прочь. Через несколько шагов он осознал, от чего едва сдержался и испытал стыд. Ведь Ивор был человеком, который последним прислушался к нему, веря в него и пытаясь что-то почерпнуть из общения с ним. Он тогда не был одним из тех, с кем просто можно швыряться горстями слов, кое-как поднимая их, упавшие изо рта собеседника. Кир испытал желание вернуться, как-то оправдаться, заставить поверить в себя, но понимал, что ему это не удастся. Молча, сомкнуто он продолжил путь к складу.

Взгляд кладовщика без стеснения любопытствовал о многом, и это погасило проблеск, проступивший в Кире. Он возненавидел этого человека, но, прикрыв глаза, точно в буре, держался за ожидание того мига, когда вновь станет обладать своим клинком.

Кладовщик безо всякого почтения, как какую-то палку, передал это сакральное оружие. Кир с трепетом взял его. Рисунок на рукоятке почти не был заметен, словно тысячи лет она пролежала в мусорной куче, но это был тот самый клинок, он знал. Кир понял, что под чужими взглядами не сможет насладиться этим объединением. Это был его нож, знак его пути, его свершений, и наедине с ними он хотел остаться. Он судорожно закрепил клинок на поясе и почти выбежал со склада.

Кир не помнил, как вернулся в Апартаменты Камилло. Будто вор, он проскочил в свой закуток, забился в темной угол и извлек из ножен легендарное оружие. Вот это серое лезвие, разившее дракона и левиафана, вот эта дымчатая рукоятка, изгнавшая Мясного ангела из их вселенной. Он смотрел на клинок, который был частью его силы – человека, способного схватить вселенную за горло! – и его восторженное лицо теряло это выражение, словно прогорающая зола. Кир не чувствовал ничего. Этой силы не было. Еще несколько минут он сидел в потрясении, уже не глядя на клинок, а ища в себе остатки того могущества, из которого, как он помнил, можно было всегда зачерпнуть. Его мысли шарили по сухому дну. Его злой взгляд вернулся к лезвию, и Кир почувствовал отвращение к этому оружию, похожее на то жгучее, что он испытал к Марии в тот горький день. Чем этот дрянной металл мог помочь ему? Спросив себя, Кир перекошено улыбнулся. О, от него будет прок.

Вещество «…». И что это? Точно? Я не буду потом по потолку бегать? Да? Ну, не сдохну? Ну ладно. Так. Ох… Ох-хо… Уааааа! Поехали! Поехали! Поехали!

Клинок был хорош, и за него удалось выручить немало. Кир не обрадовался сделке. Какой-то вой нарастал в нем, глубоко внутри. Угрюмый, он прошел за стол, спрятавшись в полутемной нише. Когда пришло время сделать заказ, он весь затрясся, не желая отщипывать от этих порций, которые, по мнению местного барыги, составляли его клинок. И все же, обессиленный внутренней борьбой, он упавшим словом сделал выбор – самое дешевое местное пиво.

Но это было не то топливо, которого требовала бездна в душе Кира. Он мучился, как от голода, и все повышал и повышал градус, давая волю своей ненависти, униженно скулившей в Порту. Она жадно хватала все, что он кидал ей, а затем бросилась на своего хозяина, стала терзать его и наутро он вновь зализывал раны.

Он не понимал, что ничего из того, что он мог купить в баре, не согреет его. В сердце его зияла дыра, куда проваливалось все, что он брал от мира. Изо дня в день она осыпалась все шире, и туда начали проваливаться светлые воспоминания, честные порывы, добрый смех. Все терялось там, и пустота становилась невыносимой. Оставаясь наедине с собой, Кир хватался за голову, подвывал, как зверь в капкане, шарил в своих мыслях, но они рассыпались в его страждущих, дрожащих руках.

Только самые жирные, вскормленные им, самые темные чувства остались с ним, заменив сознание. Он стал почти безумен, пребывая точно в дурном сне. Он не был уверен, что спит по-настоящему. Его искаженное состояние больше не сменялось мучительной трезвостью, но теперь он желал ее. Оказалось, именно в этом контрасте длился последний вкус жизни, сохранившийся в нем.

Кир испугало это осознание. Что с ним происходит? Он переживал предсмертную агонию? Как наяву он видел своих погибших друзей. Они стояли перед ним со своими страшными повреждениями, и он заплетающимся языком о чем-то говорил с ним, но они молчали. Кровь продолжала течь в их зияющих ранах, однако лица оставались бесстрастными.

Кир понял, что сидит в Долине кошмаров, так и не покинув ее, а впереди высится смутная башня. «Ты вернешься к Библиотеке?» – требовательно спросили его, но Кир не узнал того, кто обратился. Он озирался, не понимая, видит человека или чудовище. «Нет», – пробормотал он и попытался убежать. Тени обступили его, и, хотя их было немного, Кир всюду натыкался на смазанные, словно оттянутые к башне лица. «Как же так? – гневался кто-то из них и каждый раз, когда он оборачивался, голос доносился с другой стороны. – Там остались твои друзья! Там они погибли! Куда еще тебе идти, как не к тому месту, где пали твои друзья, где их могилы взывают к тебе: иди! Иди, дальше нас!» – «Нет, я не вернусь туда», – плаксиво отказывался Кир. Возмущенный ропот продолжался, осыпаясь, чтобы погрести его здесь, а он, не находя пути среди призраков, искажался, как один из них, пока не смешался с землей долины. Кир провалился в могилу и упал на покоробленный от пота и грязи матрас.

У него развилось дежа вю, воспаленное, как психическое расстройство. Он подходил к столу и встречал себя, уже сидящего там, и садился на место, видя, как сам же уходит за взятой порцией. Он был уверен, что угадывает все, что будет сказано, и слушал разговоры задом наперед. Он чувствовал, как в ловушке, что его жизнь сокращается в одну точку, в которой останется один глоток, один вдох, одно последнее слово и оно не будет иметь смысла.

Вещество «Г». Говно.

Кир, придя в себя в одной из ниш, не сразу заметил, что за его столом кто-то появился. А заметив сидящего напротив, в страхе отдернулся. Какое-то мифическое существо, вроде лешего, вдруг раздвинуло складки дебрей, в которых пребывал Кир. Борода и волосы разрослись чащей. Будто именно они и были настоящим существом, а лицо, видевшееся мелким, сжатым в этих зарослях, даже не шевелилось, и кожа его была древесной, не знавшей движения. Слова его были скрипом стволов и заунывным шепотом ветра. Одежда – грязной и темной почвой, на которой вырос этот лес, скрывавший много тайн. В полутьме казалось, что глаза визитера светятся красным.

– Я вижу, что ты страдаешь, – донесся откуда-то голос. – Я могу подсказать, где найти вещи, которые помогут.

– Ну? – буркнул Кир, пытаясь унять нервы.

Тот запустил руку в складки одежды, точно проник в какую-то нору. Оттуда он достал грязную горсть таблеток. Глаза его кострами горели перед лицом Кира.

– Ты кто? – завороженно спросил тот.

– Меня зовут Визирик, – принес имя ветер из чащи. – И я указываю путь заблудшим душам.

Кир вжался в диван, стараясь быть от него как можно дальше. Визирик смотрел на него без всякого выражения, лишь предлагая переправу на желанный им берег. Кир был опустошен и не знал, где еще найти избавления. Он протянул руку, чтобы принять мрачный дар, но Визирик накрыл таблетки рукой, и потянулся к нему через сеть. Пальцы показали, какую часть пайка нужно ему передать. Кир сделал это безропотно. Рука Визирика сползла по столешнице обратно, как корень ожившего дерева. Одна таблетка осталась в центре.

Кир взял ее и внимательно разглядел. Такой он не видел, хотя он опробовал много нового в последнее время, превратив свой разум в опасное химическое варево.

Визирик покинул его, а Кир сидел еще некоторое время, отпугивая глотками скапливающиеся мысли. Он уложил ее под языком и продолжил потягивать пиво.

Все лучше он ощущал, как углекислый газ отламывает от таблетки кусочек за кусочком. Он начал следить за каждым из них и видел, что они с кровью попадают ему в голову. Там оказалось одно место, запертое от всего. Какие-то течения приносили сюда обломки от таблетки, укрепляя стены небольшого дома, который был залит чем-то вроде смолы. Кир вошел туда без страха, без любых эмоций – он был гораздо глубже их. Внутри одно нарушало пустоту этого места – он сам, лежащий на полу. Тело его было вывернуто, словно надломленный посередине хлеб. Из туловища торчали ребра, а внутренности были раздавлены, когда пальцы взялись разорвать его. Это был мертвец. Последняя судорога раз за разом проходила по телу, и ужас вновь и вновь вспыхивал в глазах, видевших жизнь последний раз.

Кир сел в углу и глядел на эту бесконечную агонию, пока она вдруг не сменилась потолком его комнаты. Тогда он затрясся и похолодел от увиденного. Он брался за эмоции, чтобы ощутить что-то, но те испуганно отскакивали от него. Кир в панике поднялся, испытывая страшное несуществование внутри. Отсутствие всякого вкуса жизни было столь ужасающим, что его замутило от этого. Кир схватил бутылку, стоявшую у матраса, и влил ее в себя. Он чувствовал на языке горечь и мерзкий градус, но через горло она вся провалилась никуда.

Даже его паника была лишь оболочкой от чего-то настоящего, и Кир не мог окунуться в нее. Голова была холодна. Мысли состояли из точек и черточек. Он вернулся на матрас, не зная ничего, что могло бы спасти его. И лишь оттенком изумления думал о том, как же выхолощено, точно солома, это осознание.

Когда он проснулся второй раз, его чувства выползли откуда-то. Вернулась все та же бурда, на поверхности которой плавали его мысли, от которой разложением тянуло по нервам ко всем органам и членам. В голове снова метались мертвые. Но в его разуме остался закуток, как построенная на развалинах хижина, защищающая от воющего снаружи ветра.

Кир в задумчивости провел день, ограничиваясь в баре пивом. Перед его взором была все та же картина: некто, пойманный в том неуловимом мгновении, где уже не осталось прошлого, но будущее наступить не успело. В той единственной секунде, что была по-настоящему, еще не отзвонившая во вселенной. Беда была в том, что в это самое мгновение прошлым для него была жизнь, а будущим – смерть.

Вечером он легко нашел Визирика в одной из ниш. Почему он раньше не замечал его? Тот показал плату – она выросла. Кир безразлично перевел припасы. Он вертел таблетку в руках, не уверенный, что хочет туда, но не зная, чего хочет, оставшись. Он проглотил ее и вскоре наяву вошел в дом с собственным агонизирующим телом.

Вновь он сел углу, наблюдая за собой, но это ничего не давало ни его мыслям, ни чувствам, и он думал уйти, но не знал, куда двигаться. Наконец он вновь очнулся в своей комнате, тут же сведенный судорогой, выгнувшись, точно его наяву тотчас должно было разорвать, как в видении. Приступ прошел, однако он знал, что тело, вернувшееся из путешествия, еще долго будет сотрясать.

Придя в себя, он вернулся в бар, пребывая в недоумении. Как это могло прекратиться? Он сам мог что-то сделать с этим? Его разум не справлялся с этой задачей. Он подумал о помощи Визирика.

Того вновь легко удалось отыскать в одной из ниш. Он положил на стол круглую таблетку, но Кир мотнул головой. Визирик улыбнулся, показав старые пни зубов. Лапа, коричневая и сморщенная, как кора трухлявого дерева, накрыла столешницу и сползла обратно. Перед Киром осталось несколько таблеток разной формы. Он наугад взял треугольную и увидел плату. Перечислив ее, ушел к себе.

О, этого он не ожидал. Мир живых устроил ему прощальную вечеринку. Что-то схватило Кира и подняло на ноги, едва он приготовился к покою. Стены исчезли. Шагом великана Кир шагнул в соседнюю комнату. Люди восхищенно спрашивали его о чем-то, и Кир громовым голосом отвечал им. Он все-таки умер? Он переродился в бога? Кир попробовал смять станцию и выбросить ее прочь из вселенной. Ему это с легкостью удалось. Но в черной пустоте он заскучал. Здесь уже произошло все и он никак не мог придумать ничего нового. Тогда он вернул станцию на место, чтобы люди подсказали ему что-нибудь. Вероятно, бог слишком древний, чтобы изобрести новый танец и поэтому ему нужны люди.

Кир отлип от пола, вдохнув, как утопающий. Собственное тело ощущалось ужасно мелким и хрупким. По коридору он полз до своего матраса, а его обходили люди, посмеиваясь. Ужасно больной, не способный даже сжать пальцы без спазма, он зарылся в одеяло на сутки и выполз в бар полумертвым, чтобы съесть за раз все накопленные порции.

– Что-нибудь еще, – выдохнул он, почти упав на стол Визирика.

– Нет, – неожиданно ответил тот. – Похоже, тебе пока лучше на этой стороне. Задержись. Никто не торопит, – его голос звучал ласково, как шум летнего леса после дождя.

Кир чувствовал, что убежище скоро рухнет, и мертвецы снова атакуют его. Но он видел, что Визирик ничего не даст ему, и бессильно опустился на пол возле его дивана.

– Здесь есть кто-то, кто будет оплакивать тебя? – склонился к нему Визирик.

– Нет, – прошептал Кир.

– Разве человек может быть столь жесток, что и сам не проронит слезы над собой?

Кир поднялся на него голову. Выражение лица Визирика вовсе не было ласковым. Киру мерещилось нечто древнее: кожа отслаивалась, обнажая древесные волокна, язвы прорастали сучками, вместо гноя вытекала смола. Тут не осталось знакомых человеку чувств. Кир затрепетал перед этим существом, чьи красные глаза опалили его. Он заскулил, слишком ничтожный, чтобы даже осмыслить свое страдание, вроде амебы, прячущейся от боли. Тогда существо неожиданно смягчилось и с шумом ветра в кронах отступило от него.

– О. Вот как, – произнес Визирик. – Что ж. Я встречу тебя завтра в это время в коридоре на Рейкьявик. Приходи налегке.

Кир, переводя дыхание, еще некоторое время лежал рядом, потом кое-как переполз за другой стол, хотя Визирика, как он заметил, уже не было в нише. Его странно холодило, и он боялся употребить что-либо крепкое, думая, что это окончательно скует его. Он ограничился пивом и «курком», впитывая их очень дозировано, просто чтобы воющие о чем-то мысли не замечали его.

Ночью он метался в горячке, то и дело вскрикивая от кошмаров, и долго не понимал, проснулся ли. Он еле сдерживался, чтобы не развести свой мозг с чем-нибудь еще, хотя уже влил в себя пару оказавшихся в комнате бутылок жестокого пойла. Кажется, они не попали в его горло и, не ощутив ни капли облегчения, он комком плоти лежал, вцепившись в одеяло и содрогаясь. Его поднял ужас от осознания, что он опоздал уже на неделю, но, как оказалось, час еще даже не наступил.

Поняв, что он обязательно пропустит встречу, оставшись здесь, Кир, еле передвигаясь, пробрался в нужный коридор. Этот поворот был в некотором отдалении от мест, где обычно ходили люди, и вел в сектора, пострадавшие во время Калама. Сталкеры старались действовать стороной, где станция сохранилась чуть лучше.

Кир без сил свалился прямо в коридоре, часто дыша, как при каком-то приступе. В каком-то смысле таблетки излечили его. Ему было физически плохо настолько, что мысли полностью оставили его. Когда он шевелился, тело приходилось собирать, точно мусорную кучу. Вытошнив очередную порцию желчи, которую какой-то гнойной слизью выжал желудок, Кир поднял голову и увидел Визирика, казавшегося дремучим лесом на фоне полутьмы. По кронам прошел ветер и возник кивок, приглашающий проследовать за ним.

Кир встречает свою смерть

Кир шел, шарахаясь от теней. Шаг же Визирика был незаметен: он словно перемещал корни под землей, продираясь не совсем плавно, но равномерно. Ему пришлось оставить своего задыхающегося спутника ненадолго, чтобы принести ему еду, но тот скоро выбросил ее на пол не переваренной.

Электричества тут не было, а Визирик освещал их путь каким-то очень слабым фонарем, который горел, как болотный огонь, только запутывая окружающие предметы, выступавшие из тьмы, заставляя те отскакивать, пригибаться, расступаться перед ним.

Они проходили все дальше в чащу. Ветви постоянно цепляли Кира, корни подползали под ноги. Кравшиеся в ночи животные, недовольные его приходом, поблескивали плошками глаз и лязгали челюстями, но движение фонаря, который никак не удавалось разглядеть в руках Визирика, отпугивало их.

Воздух насыщался запахами, которые редко можно было встретить на Шайкаци с такой ясностью – преющей листвы и мшистой коры. Кир боялся осмотреться и убедиться, что они уже не на станции, уверенный, что тогда он навсегда останется здесь.

Они долго шли без отдыха. Споткнувшись, Кир упал на колени, но, увидев, что Визирик не остановился, сумел подняться, хотя и стянул для этого силы отовсюду. Тело его опустошенно гудело. Потом он споткнулся еще раз, дернулся встать, но не сумел. Рванулся вновь и даже не шевельнулся. Кир захныкал.

Визирик встал над ним и покачал головой. Глаза его, ровно горевшие красным, казалось, не сдвинулись при этом. Он так и нависал над ним, пока Кир все-таки не поднялся.

– Возможно, тебе лучше вернуться, – скрипнул голос. – Ты можешь не дойти.

– Нет, нет, – испугался Кир оглянуться назад. – Я дойду.

Визирик медленно кивнул.

– Подумай до реки. Из-за реки ты уже вернуться не сможешь.

Кир только по исчезновению горящих глаз догадался, что лицо Визирика больше не находится напротив. Тело проводника не пошевелилось, но двинулось, вновь удаляясь от него.

Кир понимал, что, если дойдет до конца, то вернуться у него просто не хватит сил. В присутствии Визирика ум его съежился от мистического ужаса, не оставляя места сомнениям, а ноги окаменели, выдавив усталость. Он не знал, сколько им еще идти, и услышал реку, только когда свет обрисовал ее поверхность перед ними. Она казалась льдом, но все же медленно тянулась, а журчание ее походило на тихий вой. Визирик перешел поток без плеска, Кир, не нарушив течения, замочил ноги в холоде.

Пот круто лился с него. Сил не оставалось даже для дыхания. На лице остались одни только глаза, два камешка, вложенные в пустые глазницы. Он готов был идти, хотя чувствовал, что ноги начали крошиться. Визирик обернулся на него, размягчил своим взглядом и решил:

– Тогда мы сделаем привал.

Кир давно не испытывал ни от чего облегчения, но эти слова вызвали нечто похожее. Они вошли под какой-то свод, вроде расщелины в скалах. Кир дрожащей рукой нащупал возвышенность и сел на нее. Его конечности, не давая ни одной мышце разжаться, схватили чьи-то когтистые пальцы. Его с силой трясло, точно град бил по всему телу.

Визирик стал ниже, тоже присев. Что-то захрустело и зашуршало от него. Появился третий огонек, поднялся дым. Визирик вдруг оказался гораздо ближе, чем ожидал Кир, отпрянувший от неожиданности. К нему была протянута явно не магазинная скрутка.

– Мой тебе подарок, – сказал он. Голос звучал глухо в этом гроте.

Кир едва удержал папиросу, пока ждал огня. Он мог брать губами лишь самый край, так как зубы стучали и норовили зажевать бумагу. Он затянулся и истощенно откинулся на стену. В пустоте его тела ощущался только дым. Кир немного успокоился, следя за ним. Вобрал его еще раз, и он проник в руки, ослабляя дрожь, в ноги, снимая чью-то хватку. Еще раз. Дым целым облаком влетел в голову. Глаза Кира заблестели. Несколько оставшихся, как трещины в черепе, мыслей проступили, когда невесомые клочки заполнили их. Копируя этот примитивный узор, завихрения осторожно стали принимать форму каких-то идей, простых и наиболее ясных из всех, что у него были за много дней. Кир расслабился, ожидая, когда этот процесс будет завершен.

Он совсем забыл о Визирике, когда какой-то шум раздался от стены напротив. Будто ветер порыв за порывом вырывался из гигантского дупла. Кир догадался, что это хохот его проводника, рождаемый где-то в глубинах туловища. Кир в ответ ухнул совой, выражая этим собственный смех. Визирик захохотал снова, азартнее – ветер загулял в кронах. Кир ответил, словно взмахнув крыльями. Визирик подхватил его, поднимая выше. Они продолжили играть в воздухе, возносясь дальше и обрушиваясь вниз, ускоряя друг друга в порывах ветра, пока кто-то третий не вмешался в их забаву.

С треском, ломая и сгибая стволы, нечто раздвинуло лес, шурша между деревьев. Это не был смех, это было недовольное ворчание хозяина этих мест на поднятый шум. Шорох огромного тела иссекал, пока не затерялся вдали.

Кир и Визирик послушно притихли. Откуда-то раздался звук воды, напоминающий дождь. Может, это река, застывшая в страхе от того, кто жил здесь, потекла вновь с обычной силой?

Кир втянул еще дым. У него возникло подозрение, что лес отступил и они очутились в каком-то другом месте. Может, это могучее создание изгнало их? Кир осмотрелся, но в темноте не мог ничего узнать. Он взглянул на Визирика, фигуру которого обозначил огонек, поднесенный к скрутке. Тот показался ему еще ниже, чем прежде, и запачканным, выбравшимся из-под земли.

– Визирик, а куда мы идем? – с не оформившимися сомнениями спросил Кир слабым голосом.

– Собирать старый урожай и удобрять новый, – ровным голосом, совсем близко, ответил Визирик, погружаясь в дым.

Какое-то беспокойство зашевелилось в Кире.

– Когда мы придем, я заплачу, – взволнованно обещал он.

– Ты заплатил, – выдохнул Визирик. Его дремучая борода раздвинулась, будто какое-то ненастье повалило заросли. Проступило чуждое лицо, которое напугало Кира. Он поспешно затянулся.

Отчего же он не сможет вернуться через реку? Кир не понимал, но мысль встать и проверить никак не поднималась. Безвольно он заполнял сознание дымом, постепенно растворяя приступ паники в новой волне задора. Кажется, Визирик подчинялся тому же циклу. Раздался его хохот, глухой, как застрявший в бочке ветер. Кир, пока еще переступая себя, выдавил смешок. Ему представилось, как голова его по-совиному крутанулась почти кругом. Это развеселило, кажется, их обоих. Снова два голоса заиграли в воздухе, ловя его потоки и уносясь к облакам.

Кир осекся. Нервы его, как выяснилось, оставались напряжены и слух был обостренным. Он ощутил, как большое тело ползет, сминая деревья и приближаясь к их гроту. Но Визирик не разделил его волнения и только захохотал громче, оставшись в облаке один.

– Тише, тише, – попросил Кир, призывая рукой угомониться. Визирик сделал паузу, но прорвался гундосый смешок, давший волю следующему порыву.

Шорох гигантского туловища, оставлявшего борозду, раздавался совсем рядом.

– Тише, тише, – умолял Кир. Он хотел подняться и закрыть рот Визирика ладонью, но из обмякшего тела исчезла всякая прочность.

Он так сосредоточился на борьбе со своей слабостью, что на несколько секунд забыл об опасности. Но, сдавшись, вспомнил и прислушался вновь. В лесу стало тихо. Неподалеку продолжала журчать река. Визирик душил ладонью смех, но это только больше веселило его и он брызгал сквозь нее.

Движение во мраке привлекло взгляд Кира. Он скосил глаза и застыл, увидев над Визириком скопление теней. Оно бесшумно покачивалось, оформляя возле него какое-то ромбовидное тело. Две блестки там, где темнота была гуще всего, симметрично выделялись по сторонам. Визирик зажег огонек, осветив пространство вокруг себя, и Кир едва сдержал крик.

Голова огромного змея осматривала комнату. Черная чешуя, казалась, вырастала прямо из ночи. Треугольная морда могла, распахнувшись, поглотить человека целиком. Смоляные глаза отражали свет, дрожавший от страха, что очутился в них. Туловище не удалось бы обхватить обеими руками. Язык змея высунулся, лизнув темноту, ощутив дух непрошеных гостей. Голова нырнула куда-то, и в этот момент свет в руке Визирика погас.

Он ничего не заметил и продолжал посмеиваться. Кир видел все, но ничего не мог предпринять. Он даже не сумел подобрать ноги, хотя отчаянно отдавал нервам такую команду.

Контуры лохматой головы Визирика исчезли. Грузно стукнуло тело. «Хе-хе-хе», – откуда-то с пола раздался его несколько досадливый смех. Кир стиснул рот ладонями, сдерживая испуганный писк.

Словно мешок проволочило по полу. Визирик покряхтел, что-то пробормотал. Темнота шевельнулась и раздался какой-то влажный звук. Кир качался взад-вперед, унимая растущий в нем вопль.

Огонек загорелся снова. Визирик спокойно прикурил остатки скрутки и увидел Кира. Он засмеялся прежним гулким смехом, приглашая вновь присоединиться к пляске ветров. Визирик свисал из пасти змея, наполовину скрытый в ней. Повторив влажный звук, челюсти змея шевельнулись. Добычу забросило дальше в пасть, и огонек выпал. Впрочем, Визирик успел закурить, и последнее, что Кир увидел отчетливо, это его счастливое лицо и выпущенный дым, поднимающийся в ноздри змея.

Кир закрыл глаза, хотя и так почти ничего не видел, а звуки страшили его куда больше. Раздался новый влажный чавк и хохот Визирика. На этот раз тот поднялся невысоко, был захвачен и сдавлен, так как доносился из захлопнутой пасти.

Кир не ощущал своего тела, прилипшего к стене. Он дергал ногами, словно под ними было жарко, ожидая, что в следующее мгновение будет стащен на пол и поползет в тесное нутро змея.

Раздался шорох и воздух подвинулся. Но змей не приблизился, а голова его зашаталась. Он фыркнул раз, второй, и на некоторое время замерла тишина. Кир открыл рот, так как от этого заглушался слух, и ему казалось, что так он издает меньше звуков. Сердце билось маленьким мешочком, как у грызуна, не интересного большому змею.

Пол зашуршал под огромной тварью. Кир не сдержался, застонал, но то, что он посчитал громогласным, не перебивало даже воды из пробитой трубы. Тело змея стукнулось в дверном проеме и протиснулось наружу. Там оно замешкалось, а потом потащилось куда-то, обтираясь о стены станции.

Кир ждал несколько минут, борясь с напирающим из горла криком, сдался и издал протяжное стенание. Он сполз на пол и застыл, прерывисто дыша. К нему постепенно приходило осознание, что Визирика только что сожрало какое-то чудовище. Он долго не мог впихнуть этот факт в свое положение в мире; наконец, картины совместились. Змей по-прежнему ползал где-то рядом. Да кто знает, что еще обитало в этих дебрях! Куда они шли? Кто такой Визирик? Чего он хотел? Каждый вопрос поднимал в Кире ужас, который наконец обрел достаточную силу, чтобы потянуть его за шкирку.

Кир на заплетающихся ногах вышел из помещения, где они скрывались, и огляделся, хотя все равно было темно. Но, по крайней мере, ни одна из теней не пошевелилась. Он помнил, что пришел справа. Ноги его болели, но, как на деревянных, он брел вперед, пугаясь своего одиночества и блуждающих по станции монстров.

Он переступил поток воды, собравшийся в смятом коридоре, невольно удивившись, как он не смог перешагнуть в первый раз этот мелкий ручей. Сектор сильно пострадал, и под ноги, затрудняя путь, бросало мусор. Кир то и дело натыкался на какие-то обломки, точно ветви, торчавшие отовсюду, пару раз сильно ранился от них и шел дальше, размазывая кровь. Несколько раз он путался в лианах проводов, свисавших с обнаженного каркаса, и боялся, что, выбравшись из них, взял не то направление.

Кир не поверил, когда увидел свет. Он считал, что это галлюцинация, пока мимо него не прошли люди, подозрительно вытаращившееся на него. Донеслись отзвуки музыки из бара. Кир освобожденно вскричал. Он добрался. Желудок, точно разжавшись, заставил его откашлять мутную желчь.

Это пробило в нем дыру, через которые стали стремительно утекать оставшиеся силы. Едва не теряя сознание, он, шатаясь, дотащил себя до бара и рухнул в самую дальнюю и темную нишу. Во всем теле он ощущал только пересохшие губы.

Кир пребывал в сорванном состоянии, все больше сомневаясь, не спит ли он. Вода заполнила его тело и помогла вновь почувствовать пальцы, ноги, сердце, насытившееся влаги, легкие, по которым потек воздух. К лицу прилила кровь. Кир бросился на еду, не ощущая ее вкуса, подавляя сопротивление измученного желудка, зная, что она нужна ему. Он запихнул в себя последний кусок и закачался, пытаясь справиться со своим организмом, в котором каждая часть пыталась заработать, но все происходило вразнобой. Он уронил голову на руки, мечтая, чтобы эти разломанные детали перестали мучить его, чтобы все как-то наладилось. С этой мыслью, отчаянно искавшей какою-нибудь надежду, он провалился в еще более глубокий сон.