Текст книги "Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами «древних» греков"

В Библии Куликовское сражение описано как сражение Давида с великаном Голиафом. При этом Голиаф выходит на поле брани и громко вызывает на поединок кого-нибудь из израильтян, насмехаясь и издеваясь над ними. Давид принимает вызов и выходит на бой с Голиафом, очень просто одетый, без тяжелого вооружения, имея в руках лишь «палку» и «пращу с камнями». Голиаф издевается над Давидом и его «оружием». Однако Давид метко бросает камень из пращи и убивает великана наповал. См. подробности в нашей книге «Крещение Руси».

Именно этот вариант изложения Куликовской битвы включен, оказывается, и в «античную» книгу Плутарха. Вот что он говорит.

«В этот решающий момент из Коринфа прибыл на одной триере Гонгил, и сбежавшиеся к нему сиракузяне узнали, что НА ПОМОЩЬ ИМ СКОРО ПРИДЕТ ГИЛИПП (спартанский полководец – Авт.)… Гонгилу не решались еще поверить, как уже явился гонец от Гилиппа с наказом встречать спартанцев. Воспрянув духом, сиракузяне взялись за оружие, и Гилипп прямо с дороги выстроил воинов в боевой порядок И ПОВЕЛ ИХ НА АФИНЯН. Когда Никий тоже привел своих в боевую готовность, ГИЛИПП ОСТАНОВИЛСЯ ПРОТИВ АФИНЯН И ПОСЛАЛ ГЛАШАТАЯ ПЕРЕДАТЬ, ЧТО ОН ПОЗВОЛЯЕТ ИМ БЕСПРЕПЯТСТВЕННО УЙТИ ИЗ СИЦИЛИИ. Никий не счел нужным отвечать ему. Некоторые воины СО СМЕХОМ СПРАШИВАЛИ, неужели один СПАРТАНСКИЙ ПЛАЩ И ПАЛКА так усилили сиракузян, что им уже не страшны афиняне, которые держали в оковах и вернули лакедемонянам триста человек ПОСИЛЬНЕЕ ГИЛИППА И НОСИВШИХ БОЛЕЕ ДЛИННЫЕ ВОЛОСЫ, ЧЕМ ОН. Тимей передает, что сицилийцы не уважали Гилиппа… при первом же знакомстве ПОДШУЧИВАЛИ НАД ЕГО ВОЛОСАМИ И ПОТЕРТЫМ ПЛАЩОМ. Тот же писатель далее сообщает, что к Гилиппу, как к внезапно появившейся сове, слетелись очень многие и охотно встали под его команду… Ведь к нему шли потому, что смотрели НА ПАЛКУ И НА ПЛАЩ, КАК НА СИМВОЛЫ СПАРТАНСКОГО ДОСТОИНСТВА. Что все последующее развитие событий в Сицилии – заслуга Гилиппа, считал не только Фукидид, но и сиракузянин Филист, очевидец этих событий» [63], т. 2, с. 228.

Фукидид тоже рассказывает об этом событии, но более скупо. Причем даже как-то безлико и отвлеченно. Повествование Плутарха куда более насыщенно и содержит больше важных подробностей. Тем не менее, процитируем и Фукидида для полноты картины.

«Внезапно нападение Гилиппа и сиракузян сначала привело афинян в смятение, но затем они все же построились в боевой порядок около своих стен. ГИЛИПП ЖЕ, ОСТАНОВИВШИСЬ БЛИЗ АФИНСКИХ УКРЕПЛЕНИЙ, ВЫСЛАВ ГЛАШАТАЯ, изъявил свою готовность заключить перемирие, если афиняне за 5 дней со всем имуществом покинут Сицилию. Афиняне однако пренебрежительно отклонили предложение, ОТОСЛАВ ГЛАШАТАЯ ВОВСЕ БЕЗ ОТВЕТА. После этого обе стороны стали готовиться к сражению» [86], с. 312.

Здесь, в рассказах Плутарха и Фукидида, в слегка перепутанном виде представлены многие основные моменты библейской истории Давида и Голиафа, то есть Куликовской битвы. Судите сами.

• По Библии, перед войском Израильтян появляется великан Голиаф, великий воин.

По Плутарху, перед войском афинян появляется спартанец Гилипп, выдающийся полководец, оказавший большое влияние на развитие всей Сицилийской войны. Имена ГОЛИАФ и ГИЛИПП близки, поскольку П и Ф могли переходить друг в друга.

• По Библии, Голиаф выходит перед Израильтянами и громко вызывает их на поединок, насмехаясь над ними. Израильтяне пугаются, никто не осмеливается принять вызов. Тем самым они на первых порах оставляют выкрики Голиафа без ответа, отмалчиваются, как и афиняне.

По Плутарху, Гилипп остановился прямо напротив своих врагов – афинян и посылает к ним глашатая, чтобы громким криком передать им свое разрешение покинуть страну. В обеих версиях упоминается ГРОМКИЙ КРИК или ГРОМКИЙ ГОЛОС, звучащий на поле перед битвой. Далее, обе версии говорят об издевательстве со стороны Голиафа-Гилиппа. Слова Гилиппа, что он разрешает афинянам, вторгшимся на Сицилию, беспрепятственно и немедленно покинуть страну, нельзя расценить иначе как откровенное издевательство. Два войска выстроились друг против друга и полководец одного из них вдруг выкрикивает через глашатая, что, дескать, «вы можете уйти, я вас не трону». Ясно, что это – пощечина врагу.

• В Библии сказано о «палке, праще и камнях» в руках Давида, вышедшего на бой. Как мы ранее показали, тут на самом деле речь шла о пушках – «палка» и «камни» – и порохе – «праща». Библия говорит: «И взял (Давид – Авт.) ПОСОХ в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку… и с сумкою и с ПРАЩЕЙ в руке своей выступил против Филистимлянина (Голиафа – Авт.)… И взглянул Филистимлянин и, увидев Давида, с презрением посмотрел на него, ибо он был молод, БЕЛОКУР и красив лицем. И сказал Филистимлянин: ЧТО ТЫ ИДЕШЬ НА МЕНЯ С ПАЛКОЙ [и с камнями]? разве я собака?… И опустил Давид руку свою в сумку и взял оттуда камень, и бросил ИЗ ПРАЩИ и поразил Филистимлянина в лоб» (1 Царств 17:40, 17:43, 17:49).

Повторим, что ПАЛКА в руках Давида – это, вероятно, ДЕРЕВЯННАЯ ПУШКА, выстрелом которой был поражен враг. Первые пушки, изготовленные из древесных стволов, вполне могли именовать ПАЛКАМИ. Из них ПАЛИЛИ, из ствола вырывался огонь выстрела.

У Плутарха мы видим нечто похожее. Он говорит о ПАЛКЕ И ПЛАЩЕ спартанца Гилиппа. Правда, относит эти предметы к Гилиппу-Голиафу, вместо того, чтобы приписать их афинскому полководцу. Как надо было бы при аккуратном изложении Куликовского сражения. Тем не менее, оба важных предмета здесь упомянуты. Вероятно, «палка Гилиппа» – это и есть «палка Давида», а «плащ Гилиппа» – это «праща Давида». Может быть, слова ПРАЩА и ПЛАЩ были спутаны по той причине, что при переходе Р – Л русское слово ПРАЩА, то есть в данном случае ПОРОХ, превращается в ПЛАЩ. А старые имперские летописи были написаны, вероятно, по-славянски.

Библейский Голиаф презрительно ухмылялся: неужели ты, Давид, хочешь победить меня при помощи «палки» и «камней»? Аналогично, в версии Плутарха, афиняне СО СМЕХОМ спрашивали у Гилиппа: неужели спартанский плащ и палка могут победить в сражении?

• Плутарх подчеркивает, что плащ Гилиппа был ПОТЕРТЫЙ, то есть старый. Спартанец Гилипп, дескать, был очень просто одет, без украшательства. Он был, мол, скупым, жалел деньги на одежду. Но здесь сразу приходят на ум слова Библии применительно к Давиду. Сообщается, что, в отличие от Голиафа, Давид вышел на бой очень ПРОСТО ОДЕТЫМ, без роскошного вооружения. Мы видим, что Плутарх перепутал просто одетого Давида с просто одетым Гилиппом (здесь – Голиафом). По Библии, Голиаф, напротив, был великолепно вооружен и роскошно одет. Таким образом, в «древне»-греческой версии мотив ПОДЧЕРКНУТО ПРОСТОГО ОДЕЯНИЯ был перенесен с Давида на Гилиппа-Голиафа.

• Очень любопытно, что Плутарх упоминает о ТРЕХСТАХ лакедемонянах, посильнее Гилиппа = Голиафа, возвращенных афинянами спартанцам. Здесь уместно вспомнить библейское описание Куликовской битвы в виде сражения Гедеона с мадиамцами. Напомним, что Гедеон оставил себе лишь ТРИСТА воинов, которые успешно разгромили противника при помощи «кувшинов с огнем» (Судьи 7:9—22). То есть при помощи пушек, см. нашу книгу «Царский Рим в Междуречье Оки и Волги». Вероятно, смутный след этого сюжета и отразился на страницах Плутарха. Не случайно он отметил, что ТРИСТА воинов были ПОСИЛЬНЕЕ ГИЛИППА = Голиафа. Все верно. Триста солдат-куликовцев, вооруженных пушками, наголову разгромили противника – мадиамцев, то есть победили великана «Голиафа». Так, во всяком случае, утверждает Библия, а именно, Книга Судей.

Вывод. Мы видим хорошее соответствие между рассказом Плутарха и историей Куликовской битвы.

Мы много раз говорили об использовании огнестрельных орудий в Куликовском сражении, благодаря которым победил Донской. Спрашивается, отразились ли пушки в «античных» описаниях Сицилийской битвы? Ответ положительный. Отразились, причем достаточно четко.

Но мы начнем не с самого яркого упоминания подобного рода. Делаем мы это потому, что данное упоминание следует сразу за только что описанным нами поединком Ламаха с Калликратом.

Плутарх говорит: «Понимая опасность, Никий приказал бывшим при нем слугам ПОДЖЕЧЬ ОКОЛО СТЕН ВСЕ БРЕВНА, предназначенные для сооружения машин, ДА И САМИ МАШИНЫ ТОЖЕ. Это остановило сиракузян (шедших в атаку – Авт.) и спасло Никия, так и стену и имущество афинян: УВИДЕВ ОГРОМНОЕ ПЛАМЯ, отделявшее их от вражеского лагеря, сиракузяне отступили» [63], т. 2, с. 227.

Вне контекста, само по себе, такое упоминание, конечно, с пушками могло быть и не связано. Однако обращает на себя внимание странная быстрота, с которой удалось «поджечь бревна». Попробуйте быстро, на виду стремительно приближающего неприятеля, разжечь БРЕВНО. А тем более много бревен. Да еще так, чтобы сразу получилось ОГРОМНОЕ ПЛАМЯ. Ничего не получится. Придется долго стараться. Если, конечно, у вас под рукой нет легко-воспламеняющегося бензина, которого, скорее всего, у «древних» в ту эпоху еще не было. Но дело даже не в этом. Главное здесь то, что мы уже начали понимать соответствие с Куликовской битвой. Главным событием которой было неожиданное введение в бой огнестрельных орудий Дмитрия Донского. Понимая это, мы уже иными глазами можем взглянуть на свидетельства «классиков», подобные только что цитированному. Некие «бревна» были быстро и неожиданно подожжены, причем все увидели ОГРОМНОЕ ПЛАМЯ. И враги сразу же отступили. Скорее всего, в такой туманной форме на страницах Плутарха отразились деревянные пушки Донского – «Христианское Древо», «Огненный Крест». Любопытно, что Плутарх назвал пушки ДЕРЕВЯННЫМИ МАШИНАМИ. Все верно. Мы уже неоднократно говорили, что первые пушки были деревянными. Кроме того, пушка действительно – МАШИНА. Предназначенная для того, чтобы убивать.

Правда, тут Плутарх слегка запутался и решил, будто бревна, извергающие пламя, оказались в войске афинян, а не сиракузян. Но, по-видимому, определенную роль здесь сыграло то обстоятельство, что на самом деле название АФИНЫ относилось здесь именно к Дмитрию ДОНСКОМУ. Здесь Афины = Тана = Дон. Тогда соответствие сразу восстанавливается и кажущееся противоречие превращается в подтверждение нашей реконструкции.

Но у Фукидида есть куда более откровенные упоминания о пушках. Перед рассказом о Сицилийской = Куликовской войне Фукидид помещает следующий эпизод.

«Беотийцы тотчас же вызвали из Мелийского залива метателей дротиков и пращников… С этими силами беотийцы выступили в поход на Делий и атаковали крепость. При этом среди других ОСАДНЫХ МАШИН они применили также ИЗОБРЕТЕННОЕ ИМИ ПРИСПОСОБЛЕНИЕ (при помощи которого им и удалось взять крепость). РАСПИЛИВ ПОПОЛАМ В ДЛИНУ ОГРОМНОЕ БРЕВНО, ОНИ ВЫДОЛБИЛИ ЕГО, А ЗАТЕМ СНОВА ТОЧНО СОЕДИНИЛИ ОБЕ ЧАСТИ НАПОДОБИЕ ТРУБКИ. На одном конце бревна привесили на цепях котел, куда провели от бревна железное сопло кузнечных мехов (причем большая часть самого бревна была также обита железом). Это приспособление подвезли издалека на повозках к тем местам стены, которые были сооружены главным образом из дерева и виноградных лоз. Затем, приставив приспособление вплотную к стене, беотийцы приладили к своему концу бревна огромные кузнечные мехи и принялись раздувать их. ВОЗДУХ, ПРОНИКАВШИЙ В КОТЕЛ С ПЫЛАЮЩИМИ УГЛЯМИ, СЕРОЙ И СМОЛОЙ, ЧЕРЕЗ ПЛОТНО ЗАКРЫТУЮ ТРУБУ РАЗДУЛ ОГРОМНОЕ ПЛАМЯ. Огонь охватил укрепление, и никто из защитников не смог там оставаться. Гарнизон обратился в бегство, и крепость была таким образом взята. Часть людей была перебита, а 200 человек взято в плен» [86], с. 204–205.

Здесь достаточно откровенно описана деревянная пушка. Конечно, Фукидид или его редактор стараются затушевать описание орудия, однако картина вполне очевидная. Из древесного ствола извлекается сердцевина, после чего ствол обивается железом для дополнительной прочности. Затем на нижнем конце ствола «возникает огонь» – будто бы пылающие угли, сера и смола. Из ствола выбрасывается огромное пламя. Оно поражает людей и поджигает укрепления. Скорее всего, описан пушечный выстрел. Попытки «Фукидида» свести все дело будто бы к простому котлу с кузнечными мехами неубедительны. Просто редактору эпохи Реформации было поставлено задание – вычистить со страниц «классики» все откровенные упоминания об огнестрельных орудиях. Он и вычищал. В меру сил и понимания. В данном случае получилось неудачно. Описание выстрела из деревянной пушки уцелело практически полностью.

Вот еще один «огнестрельный рассказ» Фукидида.

«На следующий день неприятели подвели ОСАДНУЮ МАШИНУ, ЧТОБЫ ИЗ НЕЕ МЕТАТЬ ОГОНЬ в деревянную обшивку укрепления. Когда войско лакедемонян стало подходить к крепости, афиняне поставили в наиболее уязвимом месте стены, на верху одного дома, ДЕРЕВЯННУЮ БАШНЮ (там, где, как они думали, неприятель, по всей вероятности, ПРИСТАВИТ МАШИНУ). На эту башню они подняли множество амфор, глиняных бочек с водой и больших камней… Внезапно, однако, это сооружение, слишком перегруженное, СО СТРАШНЫМ ТРЕСКОМ ОБРУШИЛОСЬ… Те, кто стоял дальше (и особенно на большом расстоянии от башни), вообразили, что эта уже часть крепости захвачена неприятелем, и бежали к морю и к своим кораблям.

Заметив, что афиняне покидают брустверы… Брасид устремился на штурм. Крепость была взята и все защитники перебиты… Решив, что КРЕПОСТЬ ВЗЯТА ВМЕШАТЕЛЬСТВУ НЕКОЕЙ СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СИЛЫ, он приказал… 30 мин (серебра – Авт.) принести в дар богине Афине» [86], с. 210.

Вероятно, здесь тоже в слегка искаженной форме описано действие пушек. Пушка названа ОСАДНОЙ МАШИНОЙ, МЕТАЮЩЕЙ ОГОНЬ. Стоявшее против нее сооружение внезапно и СО СТРАШНЫМ ТРЕСКОМ ОБРУШИЛОСЬ. Вероятно, от попадания ядер и зажигательных снарядов, выпущенных из орудия. Погибло много защитников крепости. При этом в рядах осажденных началась паника, воины бросились врассыпную. Наконец, подчеркивается, что все это было результатом вмешательства НЕКОЕЙ СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СИЛЫ. Трудно сомневаться, что перед нами – описание действия пушки. Недаром пушки именовали «богом Паном», то есть приписывали их действию божественное происхождение.

У Фукидида есть и другие, более глухие упоминания о пушках. Прежде чем перейти к ним, напомним, что в книге «Царский Рим в Междуречье Оки и Волги» мы обнаружили в Библии еще одно яркое отражение Куликовской битвы в виде сражения судьи Гедеона с Мадиамцами. Далее, мы предъявили несколько описаний Куликовской битвы у Тита Ливия. Неожиданно выяснилось, что здесь пушки описывались также как «частокол». То есть как множество «заостренных бревен». Конечно, в некоторых других случаях частоколом могли называть обычную преграду из вбитых в землю палок. Однако у Тита Ливия в нескольких местах, как оказалось, «частоколом» были названы именно огнестрельные орудия. Да и в русском языке слово «частокол» могло пониматься также в смысле «часто колоть», «часто укалывать», что могло применяться для описания картечи и ядер, обрушивающихся на противника. Здесь мы не будем повторять деталей этого исследования, отсылая читателя к названной нашей книге.

Оказывается, «БРЕВЕНЧАТЫЙ ЧАСТОКОЛ» С СОПРОВОЖДАЮЩИМ ЕГО ОГНЕМ упоминается и Фукидидом. Вообще, о «частоколе» у него говорится достаточно много. Вот один из таких фрагментов.

«Сиракузяне вышли из города и начали возводить поперечную стену… для этого ОНИ ВЫРУБИЛИ ОЛИВКОВЫЕ ДЕРЕВЬЯ СВЯЩЕННОГО УЧАСТКА АПОЛЛОНА и строили деревянные башни… Когда сиракузяне решили, что поперечная стена и ЧАСТОКОЛ достаточно надежны, они оставили отряд для охраны сооружения… Никий приказал слугам гоплитов СЖЕЧЬ ОСАДНЫЕ МАШИНЫ и лесные материалы, наваленные перед стеной (из «частокола» – Авт.)… Его план удался. СИРАКУЗЯНЕ, УДЕРЖИВАЕМЫЕ ОГНЕМ, не пошли дальше и снова отступили» [86], с. 307–308.

Опять-таки здесь «частокол» изготовлен из СВЯЩЕННЫХ ДЕРЕВЬЕВ, посвященных богу Аполлону. Но Аполлон-Солнце – это одно из отражений Андроника-Христа. А первые деревянные пушки именовались «Христовым Древом-Крестом», «Христианским Древом» и на первых порах почитались как священные предметы, связанные с Христом. Далее, опять говорится об огне, вспыхивающем перед «частоколом»-стеной. Враги, встреченные «частокольным огнем», панически отступают.

Мы опустим другие фукидидовские сюжеты, связанные с «огнем перед частоколом», поскольку характер этих упоминаний более или менее аналогичен только что описанному.

Подводя итог данного раздела, можем сказать, что У ФУКИДИДА В ДОСТАТОЧНО ЯРКОЙ ФОРМЕ ОТРАЗИЛОСЬ ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ, использованное Дмитрием Донским в битве с ханом Мамаем. Здесь – Никием.

Вот как описывает Плутарх полное поражение Никия = Мамая.

Часть войска Никия возглавлялась полководцем Демосфеном. Она первой потерпела поражение.

«Во всем войске Демосфена сразу поднялись страх и смятение. Обратившиеся в бегство смешались с теми, кто еще теснил противника, тем, кто рвался вперед, путь преграждали свои же, охваченные ужасом, и они сбивали друг друга с ног, и падали друг на друга, и принимали бегущих за преследующих и друзей за врагов. Все смешалось, всеми владел страх и неуверенность, обманчиво мерцала ночь, не беспроглядно темная, но и не достаточно светлая… все это, вместе взятое, привело афинян к страшной, гибельной развязке. СЛУЧИЛОСЬ ТАК, ЧТО ЛУНА СВЕТИЛА ИМ В СПИНУ И ОНИ ВСЕ ВРЕМЯ ОСТАВАЛИСЬ СКРЫТЫМИ СОБСТВЕННОЙ ТЕНЬЮ… ЩИТЫ ЖЕ ВРАГОВ, ОТРАЖАЯ СИЯНИЕ ЛУНЫ, СВЕРКАЛИ ЯРЧЕ, И КАЗАЛОСЬ, ЧТО ИХ БОЛЬШЕ, ЧЕМ БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ… Когда силы афинян иссякли, они предались бегству, и одни были сражены врагами, другие – своими же, третьи погибли, сорвавшись с кручи…

РАЗГРОМ БЫЛ ПОЛНЫЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ, путь к бегству морем был закрыт… Попал в окружение отряд Демосфена, оторвавшийся от своих во время схватки с врагом… Никию эту весть принесли подскакавшие сиракузяне… Он счел нужным предложить Гилиппу перемирие… Но сиракузяне отвергли эти условия, с яростной бранью, издевательствами и угрозами они продолжали метать копья и пускать стрелы в афинян, уже оставшихся без воды и пищи. Тем не менее Никий продержался всю ночь и на следующий день, теснимый врагом, подошел к реке Асинару. И ЗДЕСЬ ОДНИХ ТОЛКНУЛИ В ПОТОК ВРАГИ, ДРУГИХ ЗАСТАВИЛА ПРЫГНУТЬ ТУДА ЖАЖДА. НАЧАЛОСЬ ЧУДОВИЩНОЕ В СВОЕЙ ЖЕСТОКОСТИ ИЗБИЕНИЕ, когда глоток воды оказывался последним в жизни» [63], т. 2, с. 230–231, 233–235.

Афинское войско полностью разгромлено. Сицилийская война была окончательно проиграна. Никия захватили в плен и через некоторое время казнили. Как мы уже отмечали в главе 1, в этом последнем сюжете тесно переплелись две темы: распятие Андроника-Христа = Никия из XII века и разгром Мамая = Никия в конце XIV века.

Фукидид говорит о поражении афинян подробнее Плутарха.

«Демосфен (афинянин – Авт.) решил захватить поперечную стену с помощью осадных машин. Однако машины, когда он подвел их к стене, были сожжены защитниками стен… Это ночное нападение афинян было для сиракузян совершенно неожиданным… Но беотийцы первыми оказали сопротивление афинянам и, атаковав их, обратили в бегство.

Теперь уже афиняне пришли в замешательство и оказались в весьма стесненном положении… Как же можно было представить себе ясную картину ЭТОЙ НОЧНОЙ БИТВЫ (ПРИЧЕМ ЕДИНСТВЕННОЙ В ЭТУ ВОЙНУ МЕЖДУ БОЛЬШИМИ АРМИЯМИ)? Правда, ЛУНА СВЕТИЛА ЯРКО и можно было видеть друг друга, но лишь общие очертания человека… Афинский авангард, лишь только началось бегство, пришел в смятение и беспорядок, из из-за громких криков трудно было что-либо узнать о его положении… особенно же вредило афинянам ПЕНИЕ ПЭАНА. Так как пэан у обеих сторон был приблизительно одинаков, то это создавало замешательство. Всякий раз, когда аргосцы, керкиряне и другие ДОРИЙЦЫ (ордынцы? – Авт.) в афинском войске запевали пэан, ОНИ НАВОДИЛИ СТРАХ НА АФИНЯН, словно его пели враги. Наконец, когда СМЯТЕНИЕ ВДРУГ ОХВАТИЛО МНОГИЕ ЧАСТИ АФИНСКОГО ВОЙСКА, друзья с друзьями и граждане с гражданами не только приходили в ужас при взаимных столкновениях, но даже вступали в рукопашную схватку, так что лишь с трудом расходились…

С наступлением дня их перебили разъезжавшие по этой местности сиракузские всадники…

Для них (сиракузян – Авт.) это была БОРЬБА ВЕЛИЧАЙШЕЙ ВАЖНОСТИ. Ведь дело заключалось не только в победе над афинянами, НО И НАД МНОЖЕСТВОМ ИХ СОЮЗНИКОВ, да и сами сиракузяне сражались не одни, но вместе с пришедшими на помощь союзниками, лакедемонянами и коринфянами… ВЕДЬ У СТЕН ЭТОГО ГОРОДА СТОЛКНУЛОСЬ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО НАРОДНОСТЕЙ, НЕ ГОВОРЯ УЖЕ О ТОМ, СКОЛЬКО ВСЕГО ЛЮДЕЙ БЫЛ ВОВЛЕЧЕНО В ЭТУ ВОЙНУ КАК НА СТОРОНЕ АФИНЯН, ТАК И НА СТОРОНЕ ЛАКЕДЕМОНЯН.

Вот сколько народностей боролись у Сиракуз с обеих сторон за и против Сицилии» [86], с. 330–332, 336.

Далее Фукидид подробно перечисляет народы, участвовавшие в Сицилийском сражении. Список занимает целых две страницы [86], с. 336–338.

Фукидид приводит две большие заключительные речи Никия и Гилиппа [86], с. 339–342, 347–348. Это – последние выступления полководцев перед своими солдатами в Сицилийском сражении. Затем наступает финальный, самый кровавый, эпизод битвы.

«У моста через реку Анап афиняне застали встроенный в боевой порядок на берегу реки отряд сиракузян и союзников… Сиракузяне… не давали покоя афинянам: конница все время теснила их с флангов, а легковооруженные поражали дротиками…

Отряды сиракузян и союзников, состоявшие из многочисленных конников и метателей дротиков, старались помешать движению, тесня афинян с флангов и поражая дротиками…

Осыпаемые с крутого холма стрелами… они (афиняне – Авт.) не смогли прорваться силой и поэтому отступили… Случайно в этот момент ГРЯНУЛО НЕСКОЛЬКО РАСКАТОВ ГРОМА с ливнем… От этого афиняне еще больше приуныли, думая, что и это все по воле богов происходит им на погибель…

Положение афинского войска было крайне бедственным…

Поэтому Никий и Демосфен РЕШИЛИ ЗАЖЕЧЬ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ ОГНЕЙ (? – Авт.) и увести войско…

Итак, ЗАЖЕГШИ МНОЖЕСТВО ОГНЕЙ, АФИНЯНЕ НОЧЬЮ ВЫШЛИ ИЗ ЛАГЕРЯ. Между тем… АФИНЯНАМИ ВНЕЗАПНО ОВЛАДЕЛО СМЯТЕНИЕ И СТРАХ, тем более что они ночью шли по вражеской стране и В НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ БЛИЗОСТИ ОТ НЕПРИЯТЕЛЯ (тогда зачем же самоубийственно зажигали множество огней, открывая свое местоположение? – Авт.)…

Целый день продолжался со всех сторон ОБСТРЕЛ афинян и их союзников…

Они (сиракузяне – Авт.) напали на афинян и, окружив их и здесь со всех сторон ОБСТРЕЛИВАЛИ ДО НОЧИ…

С наступлением дня Никий выступил со своим отрядом. Сиракузяне же и союзники по-прежнему теснили афинян, ОСЫПАЯ СТРЕЛАМИ И ДРОТИКАМИ. Афиняне спешили дойти до реки Ассинара отчасти в надежде, что конница и остальное войско противника будут меньше беспокоить их со всех сторон, если они перейдут реку… Дойдя до реки, они в беспорядке бросались в нее, причем каждый желал первым перейти. Враги же, тесня афинян с тыла, затрудняли переправу. Так как афиняне были вынуждены продвигаться вперед густой толпой, они падали под ноги друг другу и топтали упавших; натыкаясь на дротики и предметы снаряжения, одни тотчас погибали, а другие запутывались в них и, подхваченные течением реки, тонули. Между тем сиракузяне, выстроившись на противоположном обрывистом берегу реки, ОБСТРЕЛИВАЛИ афинян сверху, в то время как большинство их с жадностью пило воду из ПОЧТИ ВЫСОХШЕЙ РЕКИ и уже само по себе, помимо вражеских нападений, пришло в беспорядок. Пелопоннесские союзники сиракузян СПУСТИЛИСЬ ВНИЗ К РЕКЕ И СТАЛИ УБИВАТЬ ВОИНОВ, ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ НАХОДИВШИХСЯ В РЕКЕ…

Наконец, когда груды трупов, нагроможденных друг на друга, УЖЕ ЛЕЖАЛИ В РЕКЕ, И ВОИНЫ БЫЛИ ЧАСТЬ ПЕРЕБИТЫ В ВОДЕ, а частью, если кому удавалось бежать, изрублены конницей…

Число воинов, захваченных в качестве пленников государства, было, однако, не особенно значительно…

Немало воинов было убито в ЭТОЙ ПОСЛЕДНЕЙ БИТВЕ. ВЕДЬ НИ ОДНО СРАЖЕНИЕ ВО ВСЕЙ СИЦИЛИЙСКОЙ ВОЙНЕ НЕ БЫЛО СТОЛЬ КРОВОПРОЛИТНО, КАК ЭТО» [86], с. 348–351.

Так завершилась Сицилийская битва народов якобы V века до н. э. Афины и их союзники наголову разгромлены. На поле брани полегли тысячи.

Вот какой итог подводит Фукидид: «Это было самое важное военное событие из всех эллинских предприятий не только во время войны, но, как мне кажется, и вообще когда-либо происшедшее в течение ВСЕЙ ЭЛЛИНСКОЙ ИСТОРИИ и самое славное событие для победителей и злополучное для побежденных. Действительно, афиняне были повсюду совершенно разбиты, и их сухопутное войско и флот понесли тягчайшие потери, можно сказать, до последнего человека. Только немногим из многочисленного войска, выступившего в поход, удалось спастись и вернуться домой. Так кончился Сицилийский поход» [86], с. 352.