Текст книги "Россия неизвестная: История культуры вегетарианских образов жизни с начала до наших дней"

«Часто думала в Москве о том, что в нашей жизни очень много отживающих форм, от которых надо бы скорее отделаться. Вот, напр., культ „гостя“»:

Какой—нибудь скромный человек, который живет тихо, ест мало, совсем не пьет, соберется к своим знакомым. И вот, как только он вошел в их дом, так сразу он должен перестать быть тем, что есть. Принимают его ласково, часто льстиво, и так торопятся поскорее накормить его, будто он изнурен голодом. За столом должно быть наставлено масса съедобного, чтобы гость не только ел, но и видел перед собою горы провизии. Ему предстоит в ущерб здоровью и здравому смыслу проглотить столько разных разностей, что он уверен заранее в завтрашнем расстройстве. Прежде всего закуски. Чем гость важнее, тем закуски острее и ядовитее. Много разных сортов, не менее 10. Потом суп с пирожками и еще четыре блюда; вино заставляют пить насильно. Многие протестуют, говорят доктор запретил, сердцебиение вызывает, дурноту. Ничего не помогает. Он гость, какое—то состояние вне времени, и пространства, и логики. Сначала ему положительно тяжело, а потом желудок раздается, и он начинает поглощать все, что ему дают, а порции ему полагаются, как людоеду. После разных вин – десерт, кофе, ликер, фрукты, иной раз дорогую сигару навяжут, кури да кури. И он курит, и голова его совершенно отравленная, кружится в какой—то нездоровой истоме. Встают с обеда. По случаю гостя, переел весь дом. Переходят в гостиную, у гостя непременно должна быть жажда. Скорей, скорей – сельтерской. Только он попил, конфеты или шоколад предлагают, а там ведут чай пить с холодными закусками. Гость совсем, глядишь, осовел и рад—радешенек, когда к часу ночи попадает, наконец, домой и повалится без памяти на свою кровать.

В свою очередь, когда к этому скромному, тихому человеку соберутся гости, он вне себя. Еще накануне идут закупки, весь дом на ногах, прислуга изругана и затуркана, все вверх дном, жарят, парят, будто ждут голодающих индусов. Кроме того, в этих приготовлениях выступает вся ложь жизни – важным гостям полагается одно приготовление, одна посуда, вазы и белье, средним гостям – все уже также среднее, а бедным все похуже, а главное поменьше. Хотя это единственные, которые, может быть, в самом деле голодны. И дети, и гувернантки, и прислуга, и швейцар приучаются с детства, глядя по обстановке приготовлений, одних уважать, хорошо, вежливо им кланяться, других презирать. Весь дом привыкает жить в вечной лжи – для других одно, для самих иное. И Боже сохрани, чтобы другие узнали, как на самом деле живут они ежедневно. Есть люди, которые закладывают свои вещи, чтобы лучше накормить гостей, купить ананас и вино, другие урезывают от бюджета, от самого необходимого для той же цели. Кроме того все заражены эпидемией подражания. «Неужели же у меня будет хуже, чем у других?»

– И откуда эти странные обычаи? – спрашиваю у И. Е. [Репин] – Это, наверное, к нам с Востока пришло!!!

– Востока!? Много вы знаете про Восток! ⁴⁵ Там жизнь семейная замкнута и гостей не пускают даже близко – гость в приемной сидит на диване и пьет маленькую чашечку кофе. Вот и все!

– А в Финляндии гостей приглашают не к себе, а в кондитерскую или ресторан, а в Германии со своей кружкой пива к соседям ходят. Так откуда же, скажите, откуда этот обычай?

– Откуда да откуда! Это чисто русская черта. Почитайте—ка Забелина, у него все документально ⁴⁶. В старину блюд 60 бывало за обедом у царей и бояр. Даже больше. Сколько, наверное не могу сказать, кажется, до ста доходило ⁴⁷.

Часто, очень часто в Москве приходили мне на ум подобные, съедобные мысли. И я решаюсь употребить все свои силы на то, чтобы самой исправиться от старых, отживших форм.

Равноправие и самопомощь – недурные все же идеалы! Выбросить надо старый балласт, осложняющий жизнь и мешающий добрым простым отношениям!

Разумеется, речь здесь идет об обычаях верхних слоев дореволюционного русского общества. Однако нельзя при этом не вспомнить знаменитое «русское гостеприимство», басню И. А. Крылова «Демьянова уха», жалобы медика Павла Нимейера на так называемые «откармливания» за частными обедами (Abfutterung in Privatkreisen, см. ниже с. 468) или же ясное условие, поставленное Вольфгангом Гёте, получившим 19 октября 1814 г. во Франкфурте приглашение от Морица фон Бетманна: «Разрешите вместе с тем поведать Вам с откровенностью гостя, что я никогда не привык ужинать» ⁴⁸. А возможно, кому—то вспомнятся и собственные переживания.

Навязчивое гостеприимство стало объектом острых нападок Нордман и в 1908 г.:

И вот мы в нашей гостинице, в большой зале, сидим в уголку за вегетарианским завтраком. С нами Боборыкин. Он встретился у лифта и теперь засыпает нас цветами своей универсальности (…) ⁴⁹.

– Завтракать и обедать будем вместе эти дни, предлагает Боборыкин. – Но разве с нами можно завтракать и обедать? Во—первых, время у нас урывчатое, а во—вторых, мы стараемся как можно меньше питаться, довести еду до минимума. Во всех домах на красивых тарелках и вазах подается подагра и склероз. И хозяева стараются всеми силами привить их приглашенным. На днях мы поехали на скромный завтрак. На седьмом блюде я мысленно решила не принимать больше никаких приглашений. Сколько расходов, сколько хлопот, и все в пользу ожирения и болезней. А еще я решила никогда более никого не угощать, потому что уже за мороженым почувствовала к хозяйке дома нескрываемую злобу. В продолжение двухчасового сиденья за столом она не дала развиться ни одному разговору. Она прервала сотни мыслей, сбила с толку и расстроила не нас одних. Только что кто—нибудь открывал рот – его на корню срезал голос хозяйки – «Почему же вы не берете подливки?» – «Нет, как хотите, я положу вам еще индейки!..» – Гость, дико озираясь, вступал в рукопашную борьбу, но погибал в ней безвозвратно. Его тарелка нагружалась через край.

Нет, нет – не хочу брать на себя жалкой и возмутительной роли хозяйки дома в старом стиле ⁵⁰.

Протест против условностей роскошной и ленивой барской жизни можно найти и в описании посещения Репиным и Нордман живописца и коллекционера И. С. Остроухова (1858–1929). На музыкальный вечер, посвященный Шуберту, в дом Остроухова съехалось много гостей. После трио:

И. Е. [Репин] бледен и утомлен. Пора уходить. Мы на улице. – А знаете, как трудно в господах жить. (…) Нет, как хотите, долго так я не могу.

– И я не могу. Неужели опять садиться и ехать?

– Идем пешком! Чудно!

– Идем, идем!

А воздух так густ и холоден, что с трудом проникает в легкие ⁵¹.

На следующий день – подобная ситуация. На этот раз гостят у знаменитого живописца Васнецова: «А вот и жена. И. Е. говорил мне, что она из интеллигенции, из первого выпуска женщин—врачей, что она очень умна, энергична и всегда была добрым другом Виктора Михайловича. Так вот не идет она, а так – не то плывет, не то переваливается. Ожирение, друзья мои! И какое! Глядите. И она заравнодушенная – и как! Вот и портрет ее на стене 1878 года. Худенькая, идейная, с горячими черными глазами»⁵².

Признания Н. Б. Нордман в приверженности вегетарианству характеризует схожая откровенность. Сравним четвертое письмо из рассказа о путешествии 1909 г.: «С такими чувствами и мыслями вошли мы вчера в Славянский базар завтракать. Ох, эта городская жизнь! Нужно вжиться в ее никотинный воздух, отравиться трупной едой, притупить нравственные чувства, забыть природу, Бога, чтобы быть в состоянии вынести ее. Со вздохом вспомнила бальзамический воздух нашего леса. И небо, и солнце, и звезды дают отблеск в нашем сердце. – Человек, вычисти мне скорее огурец. Слышишь!? Знакомый голос. Опять встреча. Опять мы втроем за столиком. Кто это? Не скажу. Может быть догадаетесь. (.) На нашем столе теплое красное вино, wisky [sic!], разные блюда, прекрасная в папильотках падаль. (…) Устала и домой хочется. А на улице—то суета, суета. Завтра сочельник. Всюду тянутся возы замороженных телят и другой живности. В Охотном ряду висят за ноги гирлянды битой птицы. Послезавтра Рождение Кроткого Спасителя. Сколько жизней погублено во Имя Его» ⁵³. Подобные размышления до Нордман можно найти уже у Шелли в эссе «On the Vegetable System of Diet» (1814–1815) ⁵⁴.

Любопытно в этом смысле замечание о еще одном приглашении к Остроуховым, на этот раз к обеду (письмо седьмое): «Для нас был вегетарианский обед. Удивительно, и хозяева, и повар, и прислуга были под гипнозом чего—то скучного, голодного, холодного и несущественного. Надо было видеть этот тощий грибной суп, от которого пахло кипятком, эти жирные рисовые котлеты, около которых жалостливо катались отварные изюминки, и глубокую кастрюлю, из которой подозрительно вынимали ложкой густой саговый суп. Грустные лица с навязанной им идеей».

В видениях будущего, во многом более определенных, чем их рисуют катастрофические стихотворения русских символистов, Н. Б. Нордман с невероятной ясностью и остротой предсказывает катастрофу, которая разразится над Россией через десять лет. После первого посещения Остроухова она пишет: «В его словах чувствовалось поклонение перед миллионами Щукина. Я же, твердо подкованная своими 5–тикопееч—ными брошюрами, напротив того, тяжело переживала ненормальный социальный строй наш. Гнет капитала, 12–тичасовой рабочий день, необеспеченность инвалидности и старости темных, серых рабочих, валяющих сукно всю жизнь, из—за куска хлеба, этот великолепный дом Щукина, выстроенный когда—то руками бесправных рабов крепостного права, и теперь питающийся теми же соками угнетенного народа, – все эти мысли ныли во мне, как больной зуб, и этот большой шепелявый человек злил меня» ⁵⁵.

В московской гостинице, где Репины остановились в декабре 1909 г., Нордман в первый день Рождества протягивала руки всем лакеям, швейцарам, мальчикам и поздравляла их с Великим праздником ⁵⁶. «День Рождества, и тот господа забрали себе. Какие завтраки, чаи, обеды, катанье, визиты, ужины. И сколько вина – целые леса бутылок на столах. А им? (…) Мы интеллигенты, господа, одиноки – кругом нас кишат миллионы чужих нам жизней. (…) Неужели не страшно, что вот—вот разорвут они цепи и зальют нас своей тьмой, невежеством и водкой» ⁵⁷.

Такие мысли не покидают Н. Б. Нордман даже в Ясной Поляне. «Все здесь просто, но не эксцентрично, по—помещичьи. (.) Чувствуется, что стоят беззащитно посреди леса два полупустых дома (.) В тишине темной ночи грезится зарево пожаров, ужас нападений и разгромов и невесть какие ужасы и страхи. И чувствуется, что та несметная сила рано или поздно возьмет верх, сметет всю старую культуру и устроит все по—своему, по—новому» ⁵⁸. И год спустя, вновь в Ясной Поляне: «Л. Н. уходит, а я иду гулять с И. Е. Надо же еще подышать русским воздухом» (перед возвращением в «финляндскую» Куоккалу). Вдали видна деревня:

– А вот в Финляндии все же совсем другая жизнь, чем в России, – говорю я. – Вся Россия в оазисах господских усадеб, где до сих пор роскошь, оранжереи, персики и розы цветут, библиотека, домашняя аптека, парк, купальня, а кругом сейчас же непосредственно эта вековая тьма, нищета и бесправие. Вон у нас в Куоккала – соседи крестьяне, да они по—своему богаче нас. Какой скот, лошади! Сколько земли, которая минимум ценится по 3 руб. сажень. Сколько дач у каждого. И дача ежегодно дает рублей 400, 500. Зимой у них также хороший заработок – набивка ледников, поставка ершей и налимов в СПб. Каждый наш сосед имеет несколько тысяч годового дохода, и наши отношения к нему совершенно как к равному. Куда еще России до этого?!

И мне начинает казаться, что Россия находится в эту минуту в каком—то междуцарствии: старое умирает, а новое еще не народилось. И мне жаль ее и хочется поскорее из нее уехать ⁵⁹.

Предложение И. Перпера всецело посвятить себя распространению вегетарианских идей Н. Б. Нордман отклонила. Литературная работа и вопросы «раскрепощения прислуг» казались ей важнее и поглощали ее всецело; она боролась за новые формы общения; прислуга, например, должна была сидеть за столом с хозяевами – так было, по ее словам, у В. Г. Черткова. Книжные магазины не решились продавать ее брошюру о положении прислуги; но она нашла выход из положения, употребляя специально для этого напечатанные конверты с надписью: «Следует раскрепостить прислугу. Брошюрка Н. Б. Нордман», и внизу: «Не убивай. VI заповедь» (илл. 18) ⁶⁰.

За полгода до смерти Нордман в ВО было напечатано ее «Воззвание к русской интеллигентной женщине», в котором она, в очередной раз выступая за освобождение трех миллионов женской прислуги, имевшихся тогда в России, предложила свой проект «Устава Общества защиты подневольных». Этот устав постулировал следующие требования: урегулированное рабочее время, образовательные программы, организацию для приходящих помощниц, по примеру Америки, отдельных домов, чтобы они могли жить независимо. Предполагалось устраивать в этих домах школы обучения домашнему хозяйству, лекции, развлечения, спорт и библиотеки, а также «кассы взаимопомощи на случай болезни, безработицы и старости». В основу этого нового «общества» Нордман хотела положить принцип децентрализации и кооперативной структуры. В конце воззвания был напечатан тот самый договор, который применялся в «Пенатах» уже на протяжении нескольких лет. В договоре предусматривалась возможность переустанавливать, по обоюдному соглашению, часы трудового дня, а также дополнительная плата за каждого посещающего дом гостя (10 коп.!) и за лишние часы работы. О питании говорилось: «У нас в доме вы получаете утром вегетарианский завтрак и чай и в три часа вегетарианский обед. Завтракать и обедать вы можете, по желанию, с нами или отдельно» ⁶¹.

Социальные идеи находили отражение и в привычках ее языкового обихода. С мужем она была на «вы», мужчинам без исключения говорила «товарищ», а всем женщинам – «сестрицы». «В этих названиях есть что—то объединяющее, разрушающее все искусственные перегородки» ⁶². В очерке «Наши фрейлейны» ⁶³, опубликованном весной 1912 г., Нордман выступила в защиту «фрейлин» – находившихся на службе у русских дворян гувернанток, нередко гораздо более образованных, чем их работодатели; она описала их эксплуатацию и потребовала для них восьмичасовой рабочий день, а также чтобы их называли обязательно по имени и отчеству. – «При нынешнем положении, присутствие в доме этого рабского существа действует растлевающим образом на детскую душу».

Говоря о «работодателях», Нордман употребляла слово «работовзятели» ⁶⁴ – выражение, которое объективирует подлинные отношения, но отсутствует и еще долго будет отсутствовать в русских словарях ⁶⁵. Ей хотелось, чтобы торговки—разносчицы, продававшие летом землянику и другие фрукты, не называли ее «барыней» и чтобы этих женщин защищали от эксплуатации их хозяйками (бабами—кулаками) ⁶⁶. Она возмущалась тем, что про богатые дома говорят о «парадном» входе и о «черном» – об этом «протесте» читаем у К. И. Чуковского в дневниковой записи от 18/19 июля 1924 г. ⁶⁷. В описании посещения ею вместе с Репиным писателя И. И. Ясинского («юбиляра—вегетарианца») она с восторгом отмечает, что у них подают обед «без рабов», т. е. без прислуги ⁶⁸.

Нордман любила заканчивать свои письма порой по—сектантски, а порой и полемически, – «с вегетарианским приветом» ⁶⁹. Кроме того, она последовательно перешла и к упрощенной орфографии, писала свои статьи, также как и свои письма, без букв «ять» и «ер». Нового правописания она придерживается и в «Райских заветах».

В очерке «На именинах» Нордман рассказывает о том, как сын ее знакомых получил в подарок всевозможное оружие и другие военные игрушки: «Вася не узнавал нас. Он был сегодня генералом на войне, и единственное желание его было – убить нас (.) Мы смотрели на него мирными глазами вегетарианцев» ⁷⁰. Родители гордятся сыном, рассказывают, что даже собирались купить ему маленький пулемет: «Есть прелестные. с таким тонким механизмом.». На это Норд—ман отвечает: «Оттого и собирались, что вы не глотаете репу и капусту.». Завязывается краткий письменный диспут. Через год начнется Первая мировая война.

Н. Б. Нордман признавала, что вегетарианству, раз оно хочет широкого признания, придется искать поддержку медицинской науки. Именно поэтому она сделала первые шаги в этом направлении. Окрыленная, по всей видимости, чувством сплоченности вегетарианского сообщества на Первом всероссийском съезде вегетарианцев, проходившем в Москве с 16 по 20 апреля 1913 г. (ср. VII. с. 301–308), находясь под впечатлением от успешного своего выступления 24 марта в Психо—неврологическом институте проф. В. М. Бехтерева, в письме от 7 мая 1913 г. Нордман обращается к знаменитому неврологу и соавтору рефлексологии с предложением учредить кафедру вегетарианства – начинание, весьма смелое и прогрессивное для того времени:

Глубокоуважаемый Владимир Михайлович, (…)

Как некогда, зря, без применения расстилался по земле пар и сверкало электричество, так в наши дни по земле носится в воздухе вегетарианство, как оздоровляющая сила природы. И носится, и надвигается. Во—первых, уже потому, что с каждым днем пробуждается в людях совесть и в связи с этим меняется и точка зрения на убийство. Размножаются также болезни, вызванные мясным питанием, и подымаются цены на продукты животного происхождения.

Схватить бы вегетарианство поскорее за рога, посадить бы в реторты, рассмотреть бы внимательно в микроскоп и наконец громко провозгласить с кафедры, как благую весть здоровья, счастья и экономии!!!

Все чувствуют потребность в глубоком научном изучении предмета. Мы все, преклоняющиеся перед Вашей через край бьющей энергией, светлым умом и добрым сердцем, – смотрим на Вас, с упованием и надеждой. Вы единственный в России, который мог бы встать инициатором и основателем вегетарианской кафедры.

Как только дело перейдет в стены Вашего волшебного Института, немедленно отпадут колебания, насмешки и сан—тиментальности. Старые девы, доморощенные лектора и проповедники кротко возвратятся в дом свой.

Уже через несколько лет Институт будет распылят(ь) в народные массы молодых медиков, твердо подкованных знанием и опытом. И мы все и будущие поколения благословят Вас!!! ⁷¹

Глубоко Вас почитающая Наталия Нордман—Северова.

В. М. Бехтерев ответил на это письмо 12 мая в письме к И. Е. Репину:

Глубокоуважаемый Илья Ефимович,

Больше чем какие—либо другие приветствия обрадовало меня письмо, полученное от Вас и Натальи Борисовны. Предложение Натальи Борисовны и Ваше я начинаю обмозговывать. Не знаю еще, к чему сведется, но во всяком случае развитию мысли дан будет ход.

Затем, дорогой Илья Ефимович, Вы меня трогаете Вашим вниманием. (…) Но я прошу позволения быть у Вас через некоторое время, быть может, одну—две или три недели спустя, ибо сейчас нас, или по крайней мере меня, душат экзамены. Как освобожусь, поспешу к Вам на крыльях радости. Мой привет Наталье Борисовне.

С совершенным почтением преданный Вам В. Бехтерев ⁷².

Наталья Борисовна ответила на это письмо Бехтерева 17 мая 1913 г. – согласно своей натуре, несколько экзальтированно, но вместе с тем не без самоиронии:

Глубокоуважаемый Владимир Михайлович,

Ваше письмо к Илье Ефимовичу, полное духом всеобъемлющей инициативы и энергии, привело меня в настроение Акима и Анны: я вижу любимое дитя мое, мою идею в нежных родительских руках, вижу его будущий рост, его мощь и могу теперь спокойно умереть или спокойно жить. Всэ [орфография Н. Б. Н.!] мои лекции связаны веревками и отправлены на чердак. Кустарный промысел заменится научной почвой, заработают лаборатории, заговорит кафедра (.) мне кажется, даже с практической точки зрения уже набухла потребность для молодых медиков изучить то, что на Западе уже разрослось в целые системы: огромные течения, имеющие своих проповедников, свои санатории и десятки тысяч последователей. Разрешите мне, неучу, скромно протянуть листик с моими вегетарианскими мечтами (…) ⁷³.

Привожу этот «листик» – машинописный эскиз с перечислением ряда проблем, которые могли бы быть предметом «кафедры вегетарианства»:

Кафедра Вегетарианства ⁷⁴

1) История вегетарианства.

2) Вегетарианство как нравственное учение.

Влияние вегетарианства на человеческий организм: сердце, железа, печень, пищеварение, почки, мускулы, нервы, кости. И на состав крови. / Изучение опытами и лабораторными исследованиями.

Влияние вегетарианства на психику: память, внимание, трудоспособность, характер, настроение, любовь, ненависть, вспыльчивость, волю, выносливость.

О влиянии варенной пищи на организм.

О влиянии СЫРОЙ ПИЩИ НА ОРГАНИЗМ.

Вегетарианство как режим жизни.

Вегетарианство как предупредитель болезней.

Вегетарианство как целитель болезней.

Влияние вегетарианства на болезни: рак, алкоголизм, душевные болезни, ожирение, неврастению, эпилепсию и др.

Лечение целебными силами природы, являющимися главным подспорьем вегетарианства: свет, воздух, солнце, массаж, гимнастика, холодная и горячая вода во всех ее применениях.

Лечение Шрота.

Лечение голоданием.

Лечение жеванием (Орас Флетчер).

Сырое питание (Бирхер—Беннер).

Лечение туберкулеза по новым методам вегетарианства (Картон).

Изучение теории Паско.

Взгляды Хиндхеде и его система питания.

Ламанн.

Кнейп.

ГЛЮНИКЕ [Glunicke)]

ХЕЙГ и другие европейские и американские светила. Изучение устройств санаторий на Западе. Изучение влияния трав на человеческий организм. Приготовление специальных растительных лекарств. Составление народных лечебников растительных лекарств.

Научное изучение народных целебных средств: лечение рака раковидными наростами березовой коры, ревматизма березовыми листьями, почек хвощем и т. д. и т. д.

Изучение иностранной литературы по вегетарианству.

О рациональном приготовлении кушаний, сохраняющем минеральные соли.

Командировки молодых медиков за границу для изучения современных течений вегетарианства.

Устройство летучих отрядов для пропаганды в массы идей вегетариан.

Влияние мясной пищи: трупные яды.

О предачи [sic!] человеку при посредстве животной пищи различных болезней.

О влиянии на человека молока от расстроенной коровы.

Нервность и неправильное пищеварение как прямое следствие такого молока.

Анализы и определение питательности различных вегетарианских пищевых продуктов.

О зернах, простых и необдирных.

О медленном умирании духа как прямом следствии отравления трупными ядами.

О воскресении душевной жизни постом.

Если бы этот проект был реализован, то в Петербурге, по всей вероятности, была бы основана первая в мире кафедра вегетарианства.

Как бы далеко Бехтерев ни дал ход «развитию [этой] мысли» – год спустя Нордман уже умирала и Первая мировая война была на пороге. Но и Западу пришлось ждать еще до конца столетия, пока не появились обширные исследования растительного питания, в которых, учитывая разновидности вегетарианских режимов питания, медицинские аспекты ставятся на первый план – именно такой подход выбирают Клаус Лейтцманн и Андреас Ган в своей книге из университетской серии «Униташенбюхер» ⁷⁵.