Текст книги "Короли пепла"

Асна вложил один меч в ножны, метнул несколько ножей, затем развернулся и помчался вдоль шеренги врагов, наседающих на мезанитов.

Эти люди стояли в строю, лицом к лицу с пехотой; внимание их было поглощено тычками по щитам и всему уязвимому в отчаянной попытке замедлить натиск и защитить самих себя от ответных ударов.

Асна действовал свободно, незаметно и беспрепятственно. Он рубил спины и бока, поджилки и шеи. Копейщики без щитов и доспехов были прижаты к каре. Каждый взмах меча наемника убивал или калечил. Когда, наконец, ему вроде как надоело кромсать людей в клочья, он просто сменил оружие и перешел с бега на шаг, дабы поберечь силы, неся смерть вдоль шеренги и распевая «плюйте им в морды», «город в огне» в такт рубке.

Некоторые развернулись к нему и были срезаны людьми Оско. Тех, что устояли, встречал ятаган Асны.

Повернув головы, имперцы услышали пение, увидели, как умирают их товарищи. Они не заметили ни поддержки, ни подкреплений; они смотрели, как колонна тяжелой пехоты продолжает наступать, что бы они ни делали. Многие развернулись и бросились наутек, и вскоре весь фланг распался.

Мезаниты наконец разделились и пустились в погоню, вновь исполняясь сил, едва стоило замаячить победе. Они развернулись вдоль «внешнего» квадрата все еще державшихся лазутчиков, пробивая дыры и колотя по врагу своими щитами так же часто, как и мечами. Все закончилось быстро.

Кейл вскоре слышал только стоны, плач, мольбы. Стоял ужасный запах, как на скотобойне или в гавани. Он смотрел на целое поле, усеянное кусками людей, чья кровь питала почву. Солдаты Оско двигались по этому полю, добивая раненых, глухие к их мольбам.

Кейл впал в оцепенение. Он тщился вспомнить тот момент, когда обратил свои чудеса на врага, и обнаружил, что не может. Он хотел только помочь, защитить; он откликнулся, потому что его друг и союзник был в опасности, а что еще он мог сделать?

Действие пришло без раздумий – подобно тому, как он танцевал «чинг» с мастером Тамо в комнате символов и солнечного света, как младенец задерживает дыхание под водой. Но я должен принять вину, подумал Кейл. Вне всякого сомнения, он уничтожил тех людей так же точно, как и Асна.

«Окна» в его доме духа были плотно закрыты, и поэтому он бежал обратно к собственным чувствам. Он посмотрел на своего окровавленного друга – друга, который дважды спас его от ассасинов и который только что убил или ранил, быть может, сотню человек собственными руками, распевая и смеясь.

Изогнутый клинок Асны был воздет кверху, разбрызгивая кровь. Одежда парня казалась выкрашенной в красный, с его оборок и шелков капало во все стороны. Мезаниты трясли его за плечи и смеялись, похлопывая по спине, вскидывая свои мечи вместе с ним и скандируя на своем наречии.

Кейл порадовался, что не наблюдает глазами духа, так как не хотел знать, что они говорят. Он вспомнил пляж – флотскую жизнь и драки с Тхетмой под ободряющие выкрики юнг.

«Неужели ничего никогда не меняется?» – задумался он. Но ответ был известен ему. Ничего никогда не менялось, за исключением ставок.

Воспоминание о Тхетме не принесло радости, ведь он, скорее всего, тоже мертв, утонул под волнами моря Алаку. Сержант Квал, недруг Кейла на флоте, мертв. Экзарх и его слуга мертвы. Студенты боевых искусств, ассасины, Амит и, без сомнения, Лани с Кикай, его братья с отцом…

Пока его люди торжествующе ревели, Кейл оплакивал погибших. На поле с засохшей травой он видел, наверное, полторы тысячи павших имперцев, и только пятьсот из них спаслись бегством, чтоб выжить и поведать о случившемся.

Многие мезаниты получили раны от копий и стрел или переломы от столкновений щитов и тел, дерева и железа. Но не было ни одного погибшего.

Кейл мало что знал о сражениях и войнах, но знал, что это само по себе было чудом. Кондотиец и Принц-Чародей, подумал он. Легенда, написанная кровью. Возможно, в ее пересказах никто не упомянет слезы принца.

ГЛАВА 24

Разбив неприятеля и позаботившись о раненых, Кейл и его союзники пересекли границу Нонг-Минг-Тонга. Половина тонгской армии следовала за ними, наблюдая, но держась на расстоянии, отправив лишь одного гонца сообщить о своем «сопровождении».

Кейл шел к своей кибитке, чтобы помедитировать, и пусть его везут другие. Ему не хотелось ни разговаривать, ни даже смотреть на кого-либо, поэтому он сосредоточился на окрестностях, излучавших летнюю жару.

С каждым шагом земля казалась суше и бесплоднее: русла ручьев были усеяны острыми камнями, пустые и мертвые; трава торчала как солома, цепляясь за почву пожелтевшими корнями. Воздух дрожал от зноя. Губы людей потрескались, и даже Оско не снимал свой шлем.

По пути они миновали выжженные дотла сельхозугодья и торговцев с тусклыми глазами, разгоняющих пыль верхом на тощих, как палки, ослах. Народ Кейла именовал эту страну «Рисовой житницей мира», но здесь он не видел никаких признаков этого – и подумал, что хорошая земля должна быть дальше к побережью.

– Хочу сказать спасибо, друг. – Асна подошел к нему поздно вечером того же дня, держась чуть опасливо. – Что мы сделали вместе. – Он посмотрел вдаль, на горизонт. – Славно, да? Славно.

Они оба знали, что Кейл огорчен и что он был невольным участником.

– Ты, похоже, не сомневался, что я могу спасти тебя и так и сделаю.

Кондотиец улыбнулся.

– Нет. Но вера, да? – Он вытянул руку и положил ему на плечо. По лбу Асны текли струйки пота, и не только от жары.

Хорошо, подумал Кейл, ты знаешь, что вынудил меня и что я мог бы содрать тебе кожу с костей, и думаешь, что, возможно, я мог бы. Он встретился взглядом с наемником.

– Я бы не стал пробовать это снова.

– Нет, нет, конечно. Отдыхай, мой друг. – Асна отвесил свой нелепый поклон и, сделав пируэт, удалился на придворный манер. Минуя Оско, он пожал плечами, но тот проигнорировал их обоих.

Кейл снова погрузился в молчание, обводя взглядом перекати-кусты и тонкие деревья, похожие на голодающих крестьян. Один солдат принес ему воду и дважды запеченный хлеб, протягивая их как священное подношение.

«Я всего лишь человек», – хотел сказать Кейл, но не умел говорить на их сложном языке. Он с улыбкой взял предложенное, но думал о тысячах трупов, ставших едой коршунам и червям, и ему больше хотелось не есть, а блевать. Но он был жив. Он должен питаться для поддержания сил, ведь ему еще многое предстояло сделать.

Он сбавил в весе – еще больше, так как у него пропал аппетит: желудок все еще был ослаблен ядом. Его твердые мускулы, приобретенные на флоте, начали округляться и размягчаться, грудь стала более худой и лишенной жира, и теперь из-под кожи слегка выпирали ребра.

– Как далеко до города короля?

Голос Оско прервал мысли Кейла.

Сын генерала был теперь вдали от дома. Он знал, что происходит в других местах, но скорее всего никогда не бывал в этих землях.

– Несколько дней, – сказал Кейл, но без особой уверенности.

Он уже проделал этот путь в обратном направлении вместе с Амитом: сперва из Шри-Кона в Тонг на отцовских кораблях, затем с эскортом короля Капуле от побережья пешком. Тогда он все еще страдал после драки с гвардейцами отца и от насильственной разлуки с Лани. Путешествие реально показалось очень долгим.

Но теперь он улыбнулся, подумав об Амите – старом кривоногом ученом, который делал каждый шаг вместе с Кейлом. Он заставлял их двигаться, усталый телом, но никогда – духом.

«Если это могу сделать я, то несомненно можешь и ты», – говорил он голосом, в котором неумолимо смешивались презрение и юмор.

«Ты не был ранен», – проскулил Кейл.

Амит остановился, широко раскрыв глаза и назидательно воздев палец.

«Мальчик, однажды я шел целую неделю, опухший и полуслепой от укуса змеи, обезумевший от голода и раненый, прямиком через болото. А теперь вставай».

Теперь Кейл засмеялся при этом воспоминании, хотя в то время ему было не до смеха. Тогда он дулся и пинал камни, жалея себя, как ребенок.

А что ты делаешь прямо сейчас?

Он глубоко вздохнул и сжег свои мысли.

Отворять окна в его доме духа становилось все легче – «мышца» его умения оттачивалась, укреплялась, даже вопреки увяданию тела. Он вдохнул и взмыл наружу, вверх, вместе с пеплом, затем помчался по дороге, отслеживая всё. Он осязал, что великий потоп еще ждет вдалеке, затаившись в темных тучах, сдерживаемых ветром, словно скованных самим Богом. Но сейчас это не было заботой Кейла.

«Как далеко я могу унестись? – полюбопытствовал он. – И сколько нитей могу собрать?»

Теперь он часто размышлял о словах Андо – батонского «мальчика», который научил его медитировать. Нишад, назвал он Кейла – «те, кто остаются». Остаются где? Да и куда тут уйти?

На самом деле он боялся учиться. Мысль о том, что он может оказаться в ловушке, когда его окна закроются, все еще сотрясала ему грудь и сжимала горло. Но он знал, что должен по крайней мере раздвинуть границы для роста.

Он поднял руки и воспарил над собой, все выше и выше, пока люди внизу не превратились в рой муравьев на пыльной равнине. Он посмотрел в идеально голубое небо и пожалел, что не может ощутить ветер своим телом, но как ни крути, зрелище было невероятным – освобождающее и пугающее чувство, словно прыжок со скалы в море.

Он вознесся быстрее, чем ожидал. Его дух рос, удлинялся, ускорялся. Он проносился мимо птиц в полете, радостно вопя от стремительной скорости, но радуясь тому, что бесплотен и невесом и не мешает маленьким созданиям.

На многие мили во всех направлениях он видел сельскую местность, молящую о дожде. Он обнаруживал поселения, которые тянулись как большие города, редкие и сонные, с улицами, усеянными стражниками да убогими лавчонками.

Дальше он обнаружил еще больше полей – бесконечных полей с различными злаками; казалось, некоторые не уступали площадью Шри-Кону. Но принц летел дальше. Он летел, покуда нивы не превратились в гравий и брусчатку, кирпич и дерево, ухоженные стези людей. Казалось, все дороги вели одним и тем же путем – тысяча рек, вливающих человечество в огромное море. Второй раз в своей жизни – и впервые сверху – Кейл увидел Кецру, столицу короля-фермера.

Говорили, она вмещает миллион жизней, и теперь, глядя на нее сверху, Кейл в это верил. Пестрый полог домов из глины и грязи, песчаника и кирпича расчерчивал каждый клочок земли. Между ними вились узкие улочки, заполненные людьми и животными, тентами и базарами. Стираное белье свисало с веревок между этажами и окнами, что делало город похожим на паутину, сотканную из крашеной ткани и пригодных для жилья земляных валов. На его Южном краю было море, манящее Кейла и шепчущее о свободе, о доме и тысяче идей, которые он вытеснил из головы. Вместо этого он полетел вниз, чтобы обследовать королевский чертог.

Тот выглядел очень похоже на дворец Фарахи, хотя был соединен с городом и гораздо менее защищен. Ворота были распахнуты настежь, а низкие стены построены кое-как; внутренние дворы кишели народом и торговцами, животными и звуками. Здесь не было ни рва, ни вторичных или третичных стен, ни скругленных углов, ни лабиринта внутренней крепости, ни даже толпы копейщиков или латников.

Самым многочисленным скопищем оказалась вереница женщин с корзинками и детьми, стоявших у огромной глиняной башни высотою в сам дворец. Они держали мешки в ожидании корзин или ковшей с зерном, которые раздавали потные, улыбчивые стражники. Выглядело это упорядоченным, но каким-то напряженным.

Кейл пронесся внутрь через открытый вход спереди. Двор, может, и казался уютным, но собственно дворец был сложен из толстых каменных глыб, укрепленных широкой наружной черепицей, и увенчан крепкими оштукатуренными крышами для предотвращения пожаров на случай осады. Он был прямоугольным и незатейливым, но крепким с виду.

Кейл пролетел дальше внутрь, к группе мужчин, выглядевших опрятнее, одетых в тонкий лен и шелк. Эти стояли вольно, сгрудившись у двери, охраняемой воинами с мечами по бокам.

Снаружи он увидел безделушки с побрякушками, живопись, скульптуры и оружие, развешанные по мраморной резьбе – все те же фамильные ценности, что использовала его собственная семья, дабы выставить напоказ свои богатство, происхождение и власть.

Больше никаких доказательств не требовалось: он знал, что нашел короля Тонгов. И просочился прямо сквозь дверь.

* * *

Поведай мне, – сказал король Нонг-Минг-Тонга, восседавший на троне, настолько изобилующем серебром и подушками, что смахивал на луну в облаках.

– Знаки туманны, государь.

Кейл парил в центре комнаты и смотрел, как мужчина в черной, усыпанной самоцветами мантии склонился над окровавленным столом.

С пристальным вниманием этот человек перебирал куриные потроха, словно выискивая золото, взвешивая и ощупывая мясистые кусочки, прежде чем положить их обратно.

Король улыбнулся, по-видимому, непринужденно. На нем, подобно мундиру, красовался слой здорового жирка; сам он был закутан от щиколоток до шеи в несколько слоев того, что Кейлу показалось женскими шелками, а еще больше укутывало голову, так что виднелось лишь его лицо.

– Знаешь, почему я послал за тобой, ясновидец? – спросил король со вздохом, как будто утратил интерес.

– Государь волнуется за свой народ. – Старший мужчина говорил спокойно, но его шея пылала так же ярко, как и нос.

– Разумеется. Я имею в виду конкретно тебя. Если честно, всегда терпеть не мог твои куриные кишки. Они грязные и воняют. Но как ты видишь, я убил всех остальных. Они внизу, среди собак.

Капля пота выступила на лбу ясновидца, но держался он с поразительным самообладанием.

– Разумеется, государь волен меня убить, если желает, но это не принесет дождей.

Глаза короля мгновенно округлились, но тут же снова сузились.

– Ха! Вот сейчас я верю. Но это им и не помешает, а мне будет намного приятней.

Он взмахнул рукой, и стражи взяли ясновидца под мышки и поволокли прочь под скрип его дорогих кожаных туфель по плиточному полу.

Кейл наблюдал и оценивал.

Он пролетел сквозь пол в поисках собак, грызущих человеческие кости, или тюремных клеток, заполненных немытыми провидцами. Но дворец был велик, и он не нашел ни того, ни другого, поэтому вернулся и понаблюдал еще.

Король Капуле общался с дюжиной визитеров, обсуждая торговлю. Он обрабатывал их искусно, с извиняющимся видом, давая каждому лишь посулы и обаяние. После очередной беседы он выглядывал из окон и вздыхал, а когда собирался с силами, махал рукой своим гвардейцам, и те вели нового гостя.

Кейл знал, что Капуле не младше пятидесяти, и прожитые годы не красили его. Под выпученными глазами в сетке красных прожилок темнели мешки, заботы избороздили по-младенчески круглое лицо морщинами.

По наитию Кейл прошептал своим телом, пытаясь передать слова через огромное расстояние и заставить короля услышать. Тот даже не вздрогнул.

Он еще не пробовал по-настоящему говорить своим духом, но сейчас предпринял такую попытку. Ощущение было странным и тяжелым, как носить туфли после сезона сандалий. Но это сработало.

– Я принесу тебе дождь, Король-Фермер, – прохрипел он, – потому что твой народ страдает. Я скоро буду.

Монарх от неожиданности дернулся, и в его пухлой руке возник нож из складок халата.

– Вы в порядке, сударь?

Из-за двери возник, словно из ничего, телохранитель. Он двигался будто гадюка, стерегущая своих детенышей.

– Да. Да… Все нормально. – Король тряхнул головой и похлопал слугу по плечу, словно делал так часто. – Но мне было бы лучше, если б шел дождь.

– Да, сударь. – Охранник, не улыбнувшись, прошествовал по комнате, рявкая приказы невидимым гвардейцам прочесать дворец на предмет опасности. – Разоружите всех, – прошипел он.

Капуле поднял руку словно в знак протеста, затем, видимо, передумал и снова устроился в своей горе из подушек.

– Никого не убивайте, – вздохнул он смиренно, как будто на самом деле ему было плевать.

Кейл вернулся к себе в тело, не уверенный в собственных чувствах.

* * *

Армия маршировала. Ее запас воды иссяк еще до конца недели, хотя солдаты останавливались у каждого колодца по пути. Сухие губы потрескались и кровоточили, языки распухли, а скудная моча людей приобрела оттенок солнечного света. Не жаловался никто, кроме Асны.

– Что толку от золота, если я сдохну в адской дыре? Кейл охотно разделял это мнение, но делать было нечего: только идти вперед.

Поначалу местные жители боялись их маленькой армии, когда она проходила мимо, но мезаниты соблюдали порядок и держали руки при себе, так что вскоре к ним стали подбегать и хватать за ноги полуголые детишки. Одни попрошайничали, другие глазели, третьи просто шли молча следом, опустив с несчастным видом чумазые лица, но их подобные прутикам ножки не выдерживали больше мили.

Мезаниты шагали по дороге, уже виденной Кейлом с неба. На высоте он этого не разглядел, но теперь обнаружил на ее обочинах мужчин в деревянных ошейниках на кольях, воткнутых в красную грязь. Сотни, а возможно, тысячи таких людей повисли над пустыми бочками или откинулись на землю.

Большинство выглядели мертвыми – видимо, от обезвоживания и воздействия солнца – другие стонали, плакали или причитали. Неподалеку, в тени палаток, пили воду конвоиры. Некоторые сдерживали родственников, которые подходили слишком близко к своим умирающим сыновьям, мужьям и отцам.

– Кто эти люди?

Со своими солдатами за спиной Кейл шагнул к охранникам, чувствуя внезапную ярость. Он умел говорить по-тонгски, но не особенно хорошо.

– Воры, – сказал стеклянноглазый копейщик в офицерской шапке. Он посмотрел на сбившихся в группу мезанитов с гораздо меньшим страхом, чем казалось благоразумным, и пожал плечами. – Они все украли еду.

От небрежного тона этого типа Кейл ощутил тягу к насилию. Порыв сжечь свои мысли и свободно воспарить, потянуть за небо и разорвать этих людей на куски был таким же сильным, как и его жажда.

Но Кейл попытался сохранять спокойствие. Он стоял, пристально глядя, чувствуя руку Оско на своем предплечье, словно пытавшуюся успокоить его, и ощутил истину и ужас происходящего. Он уже видел сельскую местность и засуху. Здесь просто слишком много ртов приходится кормить, и люди неизбежно голодают и дерутся, и что бы кто ни делал, этому не положить конец. В такой суровой реальности ему не под силу дать ни справедливость, ни ответы.

Подобное чувство он испытывал, когда узнал, что его братья по флоту не умели читать, или когда огромная волна затопила побережье Шри-Кона, и пока умирали рыбаки, аристократы веселились.

Но по крайней мере, не его отец. Злой колдун Фарахи никогда не бездействовал, если его народ страдал. Он пытался спасти тех, кого мог – даже в ту роковую ночь, когда Кейл переспал с Лани и тем навлек на себя изгнание.

Кейл отвернулся от жуткого зрелища и пошел дальше, мимо умирающих и мертвых, не сводя глаз с дороги. За ним наблюдали, за ним следовала целая армия – нельзя, чтоб его первым же действием в Тонге стало убийство солдат его союзника.

Еще до захода солнца они вошли в Кецру, оказавшись на главной дороге, ведущей ко дворцу. От устья до истока на ней теснились люди, выплескиваясь на боковые улицы, создавая заторы и там.

Оско посмотрел вглубь города и вздохнул; его зоркий взгляд наверняка видел детали, варианты и планы, которые Кейл не мог даже начать формировать.

– Если поведем наших людей в это безумие, много местных пострадает, – сказал мезанит без выражения.

Кейл вздохнул, зная, что воин не предлагал им это предотвратить. Он просто констатировал факт.

– Мы оставим их здесь, – сказал Кейл и начал пологий спуск в направлении главных ворот.

Мысленным взором он видел привязанных и умирающих людей, обреченных «ясновидцев», гадюку-стража рядом с королем.

Он сглотнул и ощутил, как текущий по венам яд снова жжет ему внутренности в зале Харкаса Магды. Кейл начал понимать страхи своего отца, его паранойю, его ужас перед игрой королей.

– Мы оставим их здесь, – повторил он более твердо, шагая навстречу «союзнику» отца. Тут ему пришло в голову, что он переспал с дочерью Капуле без его согласия, и, возможно, король уже слышал молву. Он сделал глубокий вдох.

– Асна, внутри держись ко мне поближе.

Наемник ухмыльнулся и шагнул вперед, проверяя ремни, удерживающие ножи на его теле, и свободно ли висят мечи на поясе. Кейл представил себе, как он поет и его клинок рубит людей в смертельном ритме агрессии, и постарался не испытывать стыда.

ГЛАВА 25

Рока, позволь познакомить тебя кое с кем. Старый монах впервые постучался и больше не пытался застать Року врасплох по утрам. Рока моргнул в тусклом свете и вернулся в реальность, отложив свою работу в Роще, чтобы сосредоточиться.

После недавнего испытания ему дали столько еды, сколько он пожелал, но в остальном эти монахи на него забили. Он понятия не имел, почему или что они задумали, но не ощущал достаточной опасности.

– Да, мастер.

Ло кивнул и повел Року вниз по каменным ступеням и коридорам, по зеленой храмовой лужайке и дорожкам без признаков пыли, наконец остановившись под пальмами у озера Ланкона.

– Жди здесь, – сказал он и удалился, оставив Року смотреть, как поднимается пар, и вдыхать запах соли.

Жара все еще донимала его, а влажность воздуха казалась гнетущей, но было здесь почти ошеломляюще красиво.

– Краденая красота, – прорычал Букаяг.

Рока знал: в каком-то смысле это правда, но одновременно ложь. Разве принадлежит вообще природа людям?

Однако подобные вопросы были недоступны его брату. Они стояли вместе на песке, ощущая легкий ветерок, и долго ждали в тишине. Солнце поднялось над вершинами вулканов и вскоре выглянуло из-за невысоких гор, омыв пейзаж в блеклые краски того, что люди пепла называли осенью, но эти островитяне звали «сухим сезоном».

Коротая время, Рока трудился в своей Роще. Иногда он задавался вопросом, чем занимаются другие люди, чтобы отвлечься от банальностей жизни, но предполагал, что им хватает своих фантазий или способов бегства, а может, для них память служит инструментом, требующим постоянного ухода.

Сейчас он почти закончил сооружать сухой док на месте, которое однажды станет рекой. Мертвецы закрепляли дубовые доски, выгнутые дугой и уложенные внахлест – соединяли их, конопатили и прикручивали стальными заклепками. Он построит новые, более совершенные корабли, сочетающие в своем облике традиции Пью и Аскома. Их элегантные, но внушительные корпуса будут рассекать море, при необходимости давать задний ход и с достаточно малой осадкой, чтоб выходить на отмели – вмещая при этом по сотне человек.

– Ты очень терпелив, – произнес ломаный мальчишеский голос, потревожив звуки живности и плеск воды о берег.

Рока обернулся и увидел высокого худенького подростка в рясе и с угревой сыпью на бледно-коричневом лице.

– Нет, – сказал он, – не совсем так. Я был занят.

Губы его шевелились как-то странно; Рока поморщился и облизал их. Он не собирался говорить это вслух.

Мальчик улыбнулся, затем указал на тропинку, огибающую озеро.

– Прогуляемся? Мое имя Андо. А твое?

И вновь Рока обнаружил, что его язык шевелится прежде, чем разум успел принять решение.

– Мое имя Рока, сын Бэйлы.

Глаза мальчика прищурились.

– Странное имя, во всяком случае на этих островах. Скажи мне, как ты прошел испытание стены, Рока?

Глаза мальчика отчего-то казались теперь более яркими и зловещими. Рока ощутил, как волоски на шее встали дыбом, как будто за ним следила голодная стая хищников. Он ощутил шевеление своих губ и попытался это прекратить.

– Я… – Он кашлянул и зарычал, но безуспешно. – Я запомнил символы.

Воздух, казалось, дрожал в поле зрения Роки, и с каждым шагом он чувствовал себя все более грузным. Паренек рядом с ним будто бы увеличился в размерах, и вся его робость исчезла, словно была лишь иллюзией.

– Это настоящий дар, – теперь его голос был более громким и низким. – Откуда ты, Рока, сын Бэйлы?

Вопрос хлестнул его, как удар плетью. Воздух был гусым и вязким, и Рока чувствовал, как его тело потеет.

В своей Роще он побежал к материнскому дому, желая лишь одного – безопасного места, чтобы укрыться. Он захлопнул дверь и, прижавшись лбом к дереву, вызвал в памяти местную карту мира. Он ослабил свой контроль.

Говори за нас, брат, здесь что-то неладно. Здесь или от этого мальчика исходит сила, нечто, управляющее мной. Я не могу это побороть.

Букаяг проснулся и заморгал.

– Остров, – почти выплюнул он, как будто его не беспокоила сила мальчика. – Далеко к Северу. За пределами Нарана.

Глаза Андо сузились, затем вспыхнули. Его тело замерцало, как жаркий воздух над костром, а голос перешел в глубокий бас и отдался эхом даже в Роще, распугивая птиц и отрывая мертвецов от их труда.

– Откуда ты? – повторил «мальчик».

Рока упал на колени на деревянном полу. «Аском! – простонал он. – Страна пепла, за морем!» Слова как будто извергались из его бурлящего нутра подобно рвоте.

– Север, – сказал Букаяг, – местечко под названием Тинай. Я ушел, потому что не хотел рыбачить.

Мальчик, что не был мальчиком, неотрывно смотрел, будто готовый выхватить клинок и вонзить его глубоко в живот Роки. Наконец он улыбнулся, вновь спокойный. Букаяг поступил так же.

– Мне любопытно, потому что ты напоминаешь мне кое-кого, – сказал он, как будто это все объясняло. – Но мир очень велик.

Букаяг кивнул, и они вместе шагали вдоль озера, пока Андо не заговорил вновь.

– Скажи мне, Рока, зачем ты прибыл в поисках Просветления?

Рока сидел в своей Роще и дрожал, но по крайней мере, голос мальчика больше не ощущался тяжким бременем.

– Всё не так, – ответил Букаяг. – Я прибыл навестить друга, но как только увидел Бато, мне захотелось остаться подольше.

Улыбка Андо не коснулась его глаз.

– Это очень красивый остров, я тебя не виню. Ладно. Был очень рад знакомству, Рока, сын Бэйлы, из Тиная. Возможно, ты навестишь меня снова.

– Да, возможно.

Букаяг ответил на поклон мальчика едва заметным движением и отвернулся. Пот стекал по их с Рокой подмышкам и мелким бисером выступил на их шее, а братья почти удирали, без остановок и без оглядки, пока не достигли дальнего берега озера.

Когда Рока убедился, что они одни – рядом с каменистым внешним пляжем и обрывистыми утесами над водой – он наконец-то расслабился.

– Клянусь горой, что это было, брат?

Даже голос Букаяга был напряжен от искреннего страха. У Роки не было ответа. Кто такой Андо – человек, обладающий такими же способностями, как Рока? Или он Бог?

Его сородичи утверждали, что «за пределами мирового кольца лежит царство, недоступное кругозору смертных». Они верили в богов, полубогов и звездных царей, но Рока никогда не видел каких-либо доказательств. Кроме страны мертвых и моих собственных странных умений.

Возможно, Андо был доказательством обратного… При этой мысли Рокой завладели сомнение и страх, напомнив ему о его собственном невежестве. Но пока он шагал, это чувство слегка ослабло.

По крайней мере, он не смог заставить тебя говорить. Вместе мы, верно, были сильнее.

Букаяг схватил камень и зашвырнул в воду.

– Едва ли.

Вместе они сели на краю озера в поисках спокойствия. Рока знал: братец прав насчет его Рощи. Больше, чем когда-либо, он понимал, что ему следует нарушить правила и продвигаться дальше. Возможно, есть и другие Андо. Возможно, есть другие люди или Боги, обладающие великой силой, и однажды они могут прийти не только из любопытства…

Он покинул материнский дом и вернулся в сухой док, где положил руку на нос корпуса своего первого боевого судна. Тот удерживался вертикально скобами и клиньями, но вскоре будет плавать на воде, взятой из колодцев.

На мгновение он позволил себе ощутить изнеможение и усталость. Ему еще так много нужно сделать.

Перед его мысленным взором сотня боевых кораблей уже кружила у берегов Аскома. Это были как истребители, так и транспорты – суда с достаточно малой осадкой, чтобы плыть вниз по реке Брэй, но достаточно большие, чтобы вместить его слуг, припасы и лошадей. С достаточным количеством воинов он сможет контролировать Плодородное Кольцо, вплоть до самой Долины Закона.

Фарахи правил своим миром, господствуя на море, и Рока мог делать то же самое. Для этого только и нужно, что необходимые материалы и рабочая сила – и то, и другое он имел в своей Роще. Почему бы ему не создать что-то покрупнее меча или доспеха? Почему бы не владеть неиссякаемым военным запасом и купить преданность каждого из береговых вождей? Почему бы не построить армаду из пепла?

– Рока!

Голос Аруна разнесся над водой. Рока увидел, как пират (или монах?), придерживая свою рясу, огибая камни и тропинки, бежит по прямой к берегу. На лбу у него блестел пот. Его глаза были распахнуты, и когда он приблизился, стали ясно видны толстые жилы на шее.

– Дворец… – Арун поправил свою рясу и сглотнул. – Прибыл гонец. Там восстание. Фарахи… дворец короля в осаде. Мы должны плыть к нему.

Рока смотрел и ничего не говорил, потому что на самом деле не понимал. Теперь он многое знал об архитектуре, кораблях и многом другом, но не разбирался в играх королей. Неужели так бывает повсеместно?

– Ты что, меня не слышал? Мы должны отправляться прямо сейчас, и забудь про монахов. Король – наше будущее.

Рока замер, обдумывая. Его разум силился увидеть, что будет в случае смерти Фарахи, отыскать путь домой без помощи короля. Это будет сложнее, намного труднее. А при содействии Фарахи, с помощью богатства и знаний Шри-Кона люди пепла, возможно, смогут вернуть себе принадлежащее им по праву без войны…

И еще он мой друг.

Эта последняя мысль явилась медленнее, холоднее и тише. Она ощущалась иначе, чем раньше – на расстоянии за рунами на древней стене, горько повествующими о завоевании, и возле моря между раем и нищетой.

– Что мы можем сделать? – пожал Рока плечами, зная, что на самом деле они, вероятно, могли бы сделать очень многое, но любопытствуя, что скажет этот парень.

Арун, похоже, распознал обман.

– Подумай о награде. – Глаза его сияли, как некогда у старины Эгиля от шанса разбогатеть.

Рока улыбнулся, зная, что в действительности нужно этому парню. Или, скорее, кто.

– Мне нет дела до богатства, пират. Но я поплыву с тобой, если просишь. Ты будешь мне должен. Гораздо больше, чем палец. Поклянись в этом своим богом.

Монах сузил глаза, и Рока вспомнил вождя Каро в зале Хусавика. «Поклянись помочь моей матери», – велел Рока тому, поднеся свой нож к их драгоценной жрице. И пусть даже Арун убийца и вор, если он даст слово, Рока поверит.

– Я клянусь, – сказал монах. – Иная жизнь, вот что я задолжаю тебе.

Рока на манер аскоми протянул руку. Туземец приподнял брови, но пожал ее отчасти правильно.

– Слово мужчины – это его честь, пират. Всё, что у него есть в этой жизни.

Рока направился к арсеналу в своей Роще. Войдя туда, он натянул на торс и предплечья стеганую кожу и стоял с вытянутыми руками, пока мертвецы облекали его в кольчугу и покрытые рунами латы. Опустив на голову шлем, он посмотрел наружу сквозь стальную маску с забралом, сделанную в виде морды пещерного медведя, чьи «клыки» пересекали тонкие зазубренные прутья.