Текст книги "Короли пепла"

Когда игра прекратилась, Ло улыбнулся и встретился взглядом с Рокой.

– Раз ты умеешь делать что угодно, иноземец, вот – сыграй-ка на пипе.

Мальчик поклонился и протянул инструмент.

Рока посмотрел на него и на своего «мастера», затем взглянул на мальчика. Он следил за его руками во время игры и знал многие движения, способный точно их воспроизвести, если потребуется. Но это было бы все равно что говорить на чужом языке. Попытка выйдет неуклюжей, неумелой и бесполезной.

Вероятно, то было воздействие пейзажа, или тепла, или приятной музыки, но Рока указал на инструмент и рассмеялся. На самом это не был вопрос умения.

У него слишком толстые и слишком негибкие пальцы, а один вообще отсутствует. Даже приложив усилия, Рока никогда не сможет играть так, как этот мальчик.

– Я не могу, – сказал он, качая головой. – Твой урок усвоен.

Жрец зыркнул на него так, словно думал иначе.

– И что это за урок? – парировал он.

– Скромность, – сказал Рока, ощущая скорее веселье, чем стыд.

Старик ему улыбнулся, его беззубый рот казался зияющим провалом во тьму.

– О нет, мой бедный, невежественный ученик. Этот урок только что начался.

Ло устроил Роке экскурсию по острову, где тот на каждом углу оказывался превзойден маленькими смуглыми жрецами с приятными улыбками.

Одни умели идеально балансировать на деревянных балках. Другие прыгали по воздуху, удерживая свой вес пальцами ног или рук; третьи плавали как рыбы или задерживали дыхание долго еще после того, как Рока всплывал, отплевываясь.

Здесь были жрецы, умеющие петь как птицы или ловить осетров голыми руками, а еще такие, которые умели гнуть бронзу собственной плотью или лазать по деревьям, словно белки.

Старик глумился после каждой неудачи Роки, но по правде, тот и сам начал наслаждаться собственными поражениями и мастерством, которое проявляют монахи. Его радость, очевидно, злила его мастера.

– Лыбишься как болван, который ты и есть. Такой сильный и могучий, но тебя переплюнул мальчуган, что до сих пор ссытся в постель.

Рока засмеялся, потому что это было правдой и звучало весьма забавно, а лицо Ло исказилось, когда он обиженно фыркнул. Он подвел Року к группе деревьев с грубой корой и указал вверх, на переплетение крон.

– Поймай руками вон ту мартышку, – сказал он, затем уселся на камень и принялся ковырять во рту, словно рассерженный тем, что устроил такую проверку.

Рока уже видел этих существ на Шри-Коне и счел их очаровательными. Они казались очень игривыми и умными и изводили торговцев с острова Фарахи, воруя и устраивая пакости повсюду, от рыночных площадей до солдатских казарм. Он восхищался их интеллектом, ловкостью, любопытством и отвагой. Во многих отношениях они напоминали ему людей.

Он понаблюдал за обезьянками, снова и снова практикуя метание ножа в своей Роще. Изготовившись, Рока вытащил спрятанный клинок из своей несуразной «ученической рясы» и прицелился.

Вращаясь, клинок стремительно преодолел расстояние и пригвоздил одну мартышку к толстой ветви. Зверек с пронзенной грудью обвис, даже не издав удивленный взвизг.

Ло выпучил глаза и, беззвучно шевеля губами, указал на клинок:

– Я сказал тебе поймать ее! Руками!

Подойдя к зверушке, Рока свернул ей шею, прервав ее страдания, и поднял трупик на обозрение.

– Я метнул клинок руками, мастер. И, кажется, я ее ловко поймал.

Со все еще разинутым ртом Ло моргнул. Он наклонился вперед, словно чтобы сплюнуть или сблевать, и положил свои старые морщинистые руки на колени. Он прислонился к ближайшему камню и взвыл.

– Это правда, – выдавил он, смахивая слезу. – Это правда, так ты и сделал.

Рока улыбнулся ему, питая к старому жрецу гораздо больше симпатии, чем ожидал.

– Мясо есть мясо, – изрек он. – Жертва не должна быть напрасной. Сегодня вечером я сварю тебе мартышку, мастер.

Старик поднял глаза и тряхнул головой; глазея на Року, он успокаивался. Наконец, он с ухмылкой кивнул.

* * *

Еще два дня Роке давали задания наряду с учениками вполовину младше него. Вместе они мыли ночные горшки, нарезали и чистили овощи и драили храм до тех пор, пока не ободрали себе коленки. Всем этим Рока безмерно наслаждался и не подозревал, что это задумывалось как рутина для испытания воли, пока мальчишки не начали роптать.

Он лишь пожал плечами и продолжил, делая уборку даже ночью, пока работал в своей Роще. Когда на рассвете к нему наконец подошел старший монах и велел: «Хватит так громко скрести щеткой, иди спать, дурень», казалось, что испытание окончено.

На третий день Ло пришел снова.

– Сегодня, Рока, ты танцуешь чинг.

У людей пепла не было слова «танец», но это означало просто ритмичное движение.

– Да, мастер.

– Тебя будет учить брат Тамо. Делай, что он говорит.

Букаяг сжал их общую челюсть, но Рока проигнорировал это и поклонился. На этот раз его спокойно привели в зал рун.

Тамо стоял на коленях у окна, глядя на восход солнца. Когда они вошли, он повернулся и поклонился с безмятежным и дружелюбным лицом – ни следа гнева на Року, ни попытки избежать его взгляда.

– Как только Тамо будет доволен твоим выступлением, ты увидишь меня снова. До того момента – никакой еды.

– Да, мастер.

Рока снова оглядел комнату и обнаружил, что ничего не изменилось. Он с восторгом задумался, поможет ли ему эта проверка обрести понимание или когда она закончится, чтобы он смог исследовать остров и узнать больше самостоятельно…

Тамо встал и пришел в движение.

Он был неспешен и целеустремлен, а его стойка – твердой и сбалансированной, как у воина. После нескольких выпадов, разворотов и шагов он остановился и стал ждать, а Рока старательно попытался их воспроизвести. Затем Тамо начал снова, добавив еще одно движение.

Так повторялось раз за разом. Тамо выполнил в общей сложности сорок девять движений или серий движений, и за это время утекли тысячи капель воды, а более изящные шаги несколько затруднялись, так как у Роки не хватало пальца на ногах. Он делал, что мог.

Когда солнце за окнами достигло зенита и мелькающие тени двух мужчин, движущихся по скрипучим половицам, укоротились, муштре настал конец. Тамо снова поклонился и жестом велел Роке отойти назад. А затем яростно рванулся вперед, поочередно задействуя все элементы чинга на полной скорости.

Даже пока его тело училось, Рока отрабатывал каждое движение в своей Роще. В царстве мертвых время текло медленнее, и он уже выполнил весь комплекс несколько раз. Его тело устало и вспотело, хотя скорее от жары, чем от изнеможения. Его рост и габариты означали, что ему никогда толком не удастся подражать молодому, гибкому жрецу; мускулы Роки были сформированы за счет работы молотом и поднятия грузов, махания мечом и ношения щита – не удержания его собственного веса под неудобными углами.

И все же он зачарованно следил, а в своей Роще пробовал.

Когда монах закончил кружиться и присел на корточки, Рока тотчас шагнул вперед. Он заметил удивление мужчины, чья безмятежность и учтивость всего на миг исчезла, пока тот обдумывал, что делать. Но Тамо поклонился и шагнул в сторону.

От него не ждут, что он попробует это сделать, понял Рока и предположил, что другие люди вряд ли способны запомнить столько движений сразу.

У себя в Роще он имел по десять пальцев на руках и ногах и тренировался на своем учебном поле. Он взял свое тело под контроль, вновь мысленно следя за Тамо. Мертвецы следили за ним и молчали.

Он разрешил Букаягу помочь ему двигаться в этом зале солнца и древних рун. Ощущалось это как-то по-другому, чем метание ножей, лазание по стенам, ковка стали или убийство. Это было проще, более естественно, хоть и слегка нереально.

В этот момент Рока ощутил необычайную близость к брату, словно во многих отношениях они вовсе и не были отдельными людьми. Ощущение весьма напоминало то, которое он испытал во дворце Фарахи, когда впервые взял щит и меч: нечто из ничего, реальность из идеи… Он задумался: вдруг его Роща не такая уж иная и обособленная, как он когда-то верил, а просто еще одна истина, существующая параллельно – как жизнь и смерть, противоположные и сопряженные, не имеющие смысла кроме друг друга?

Несколько мгновений Рока двигался в ритме чинга просто потому, что мог, и потому, что получал удовольствие. И хотя было трудно, для этого не требовалась цель.

Он видел красоту в свете и в напряжении, думая, как невероятно быть здесь, в этом уютном и странном вместилище тайн. Он размышлял о своей судьбе, и о богах, и о сотворении мира. Но возможно, на краткое время это не имело значения. Рока ощущал в чинге своего рода умиротворение, зная, что это чувство исчезнет, а быть может, и не существует вовсе, как не существуют на самом деле радость и, вероятно, любовь – и все же они есть, хотя их нельзя увидеть. Затем он вздохнул и замер, потому что внезапно танец прекратился.

Тамо глазел на него, как мертвецы в его Роще. Лицо монаха вновь стало очень спокойным; он поклонился и жестом велел оставаться на месте. Он вышел из комнаты и через некоторое время вернулся с мастером Ло.

Лицо старика ничего не выражало, как у Эгиля, когда тот хотел обмануть. Мутные стариковские глаза изучали лицо Роки так же, как это делал Тамо.

– Осталось лишь одно испытание, ученик. Ты готов?

Рока был с детства готов ко всему. Он подумал о своей матери, умершей в поле, и о том, как он стоял на камне закона и как ютился под парусиной в открытом море. Он готов был умереть. Он определенно был готов к испытанию какого-то жреца.

– Да, – вздохнул он, глядя на резкий свет опускающегося солнца.

– Запомни эти символы, – сказал старый монах. Затем он объяснил, как их следует изобразить точно наоборот в соответствующей комнате рядом.

Рока кивнул, затем прошел в это новое место. Полы и стены состояли из пустых квадратных блоков – зеркальное отражение зала испытаний. Рока недоуменно подумал, как может любой обычный человек надеяться выполнить такое задание, но решил, что это не суть важно.

Он взял кусок мела и приступил, стараясь лишь контролировать свои дрожащие конечности, пока изрисовывал полы и стены, заполняя пустоту содержанием и пробелы смыслом, а Тамо и Ло следили за ним в тишине.

«Не доводи до конца!» – одернул его голос Эгиля, как в тот раз, когда он впервые нарисовал руну – бедный, наивный глупец, боявшийся бога лжепророчицы. Рока почувствовал, как на глаза навернулась влага.

– Важен… важен мотив. – Ло говорил как будто заученно, его голос дрожал.

Да, подумал Рока, почему, и как, и когда, и где – все это важно.

Бешеное сердцебиение отдавалось в его ушах, и теперь он работал быстрее. Он царапал строчку за строчкой так быстро, что качество ухудшалось, линии получались волнистые и слабые, а его темп все ускорялся. Его руки затряслись, и он начал рисовать эти же символы в своей Роще, выводя их на все новых и новых табличках, с которыми подбегали к нему мертвецы.

Он спешил, потому что – наконец-то – понял. В правильном порядке и с верного направления эти руны образовывали слова.

Казалось, земля ушла у него из-под ног, как будто его захлестнули волны – как будто звездный бог Тэгрин взбаламутил моря своим железным жезлом. Рока обругал себя за глупость и кинулся читать слова и фразы древнего народа, сделанные тысячи лет назад. Он узрел это лишь сейчас.

Закончив, он отступил назад и оглядел красоту зала, простоту испытания. Все осталось прежним, и однако все изменилось – Рока узнал историю своего народа.

Он прочел последние слова островных людей, заключительный эпос народа, который называл себя Ви-ша-н. Символы, написанные Рокой, теперь были зеркальным отражением первых, и этот измененный порядок придал рунам смысл.

По-видимому, слова Аскома на самом деле – древний язык, возможно, утерянный этими «туземцами». Он остался у арктических колонистов – сохранялся, словно во льдах, целую человеческую эпоху.

Читались эти слова, как и в книгах Фарахи, вверх и вниз, а не слева направо, и задом наперед. Но при верном прочтении в них сплеталась история, как в Книге Гальдры.

«Мы – Вишан, – начиналась она. – Мы – божественная кровь, дети богов. Мы – всё, что осталось от уничтоженного народа. Мы, немногие – те, кто переплывают море. Это наша история».

Рока не мог прочесть каждое слово и значение. Некоторые руны он даже никогда раньше не видел, а возможно, они изменились до неузнаваемости. Но понял он достаточно.

Эта история повествовала о народе убиенном и гонимом, разгромленном и растерзанном каким-то иноземным захватчиком. Символы рассказывали о великой войне неба и земли, горьком поражении и финальной попытке пересечь непреодолимое море во имя спасения.

Вишан бежали от страданий и смерти. Это были мужчины и женщины рая, спасавшиеся от узурпаторов, спасавшиеся от мясника. Странника. Просветленного.

Но они выжили.

На сердце у Роки было тяжело, но оно полнилось гордостью. Его предки пали, но им хватило отваги выйти в море, рискнуть всем ради своих детей и потомков. Теперь – возможно, тысячи лет спустя – один из них стоял здесь.

«Помните нас», – говорили Вишан в своих заключительных словах. Только это: «Помните нас».

Рока поклялся в этом так же, как поклялся когда-то умирающей женщине в промерзлой степи. Он запомнит каждый символ, каждую строчку. Как если бы его заставили это сделать.

И в стране живых, и в стране мертвых он упал на колени, впервые испытав чувство, которое мог бы испытывать верующий – возможно, благоговение перед тем, что он любит, но к чему не может прикоснуться.

Они как будто написали это послание специально для него, как будто неким образом знали и ждали, пока древний народ ваял Року из пепла и глины на протяжении более двух тысяч лет. Это была любовное письмо, безмолвная мольба, последние слова перед самоубийством.

Я запомню, вновь пообещал он, чувствуя себя в ловушке сил, намного его превосходящих, словно рыба, пойманная океанским течением. Он сжал один кулак, а Букаяг – другой, видя, как формируется правосудие на каком-то далеком берегу и наконец выбирается из сурового и бескрайнего моря.

Мать не зря спасла его. Он не был ошибкой.

Больше не чувствуя стыда, он встал в своей Роще и посмотрел в лица мертвым. Он не демон, обреченный скитаться по земле. У его тьмы есть цель, его дарования – это орудия для неоконченной задачи, создававшиеся две тысячи лет. Его поступки можно искупить.

Бэйла носила в своем чреве древнюю жажду возмездия. Она была святой, матриархом раненого племени, последней волчицей, загнанной в степь. Великий огонь пепла в ее груди никогда не угасал. Она любила опасного ребенка и поплатилась за это. Она отдала свою жизнь за свой народ.

Но мы выжили, подумал Рока, чувствуя, как его гордость распространяется на мужчин и женщин пепла – вопреки их суровым законам, ошибкам и черствости. Они тоже выжили. Они терпели убожество Аскома, растя детей в долгом и непрерывном роду, чтобы создать Бэйлу так же, как она создала Року. Они почтили мертвых и были достойны. В конечном счете, они победили.

Рока почувствовал, как облекается в целеустремленность, как в броню, неуязвимый и сильный. Сперва он жил только ради выживания, затем ради реванша и, наконец, ради знаний. Все это было неполноценным. Как ближайшая ветка рядом с ослепшим существом, хватающимся за все, что под рукой.

Впервые он обрел что-то, имеющее смысл.

Чего бы это ни стоило, как долго и насколько сильно ему ни придется жертвовать или страдать – Рока знал, что конечная цель его жизни искупит его вину, искупит мертвых, и прошлое, и замерзшие слезы десяти тысяч матерей, плачущих на могилах своих младенцев.

Рока вернет народ своей матери домой.

ГЛАВА 23

1580 ГОД П. П.

НА ГРАНИЦЕ НОНГ-МИНГ-ТОНГА

Глазами своего духа Кейл наблюдал за полководцем короля Капуле. Тонгская армия из десяти тысяч откормленных воинов была развернута на равнинах в полном строю и щетинилась бронзой и железом.

– Что в сообщении, сударь?

Тонгский генерал сидел в тени навеса, прихлебывая воду и обмахиваясь веером. Он пожал плечами.

– У короля договор о ненападении с Нараном. Мы его соблюдаем. Больше ничего.

– Понял, сударь. А если мезаниты попробуют пересечь границу?

Генерал улыбнулся.

– В моих приказах ничего больше нет, капитан. Полная конкретика, я бы сказал.

Младший мужчина улыбнулся в ответ:

– Есть, генерал.

Кейл облегченно вздохнул и вернулся чувствами обратно в тело. Оско и его люди уже почти достигли границ Нонг-Минг-Тонга. Несколько невысоких холмов защищали их от посторонних глаз, но за редким исключением они стояли на открытой равнине с травой и сельхозугодьями.

Не меньше двух тысяч наранийцев преграждали им путь.

– Тонги нас не остановят. – Кейл устало поморгал и вытер ладонью лоснящееся от пота лицо. – Нам нужно только протиснуться сквозь имперцев.

Брови Оско приподнялись.

– «Протиснуться»? Это не джунгли, островняк. Это хренова куча солдат.

– Да, я знаю. Я назвал тебе их численность. – Кейл попытался подавить досаду. Победит он или проиграет, будет еще больше ненужных смертей – подобно Амиту, подобно горящему лесу, павшим горцам, фермерам, торговцам и разведчикам. «Просто дай мне уйти!» – хотелось ему крикнуть в лицо императору. Но с монархами все не так просто. И вряд ли когда-то было.

– А вы не можете просто… выстроиться в каре и двигаться дальше? Пересечем границу, и они оторвутся от нас.

Оско повел плечами.

– Пожалуй. Они легковооруженные, усталые…

– И они мужебабы, – добавил Асна, сияя улыбкой теперь, когда казалось, что они могут преуспеть.

– Да. Ладно. Мы либо выстроимся в «каре», как ты говоришь, и они могут в нас пострелять, но разбегутся. Или же они выстоят, и нам придется убить почти всех. Либо мы атакуем в надежде их сломить. Но если они задержат и окружат нас, это может быть… неприятно. – Он посмотрел на Кейла, как бы говоря: «Ты можешь как-то решить этот вопрос?»

– Я сделаю, что смогу.

Брови Оско нахмурились, и Кейл выдохнул. Он отвел взгляд, готовясь к очередному полету духа.

«Время у нас есть», – подумал принц. Враг выжидал, и прибывали новые подкрепления, но они еще были неблизко. Кейл полетел к наранской позиции, выискивая их командиров.

Он пересек смесь высохшей топи и равнин, о которых знал, что они простирались до самого моря. Он потянулся своим разумом и не ощутил ничего, кроме ветра и покалывания, исходившего от шерстяных одеял. Небо выглядело ясным, хотя вдалеке таилось что-то, сулившее потоп. В полете Кейл попытался заглянуть ниже, просеивая вытянутыми руками землю, чтобы коснуться нитей, скрывающихся в почве. Он не нашел ничего – лишь огромные, затверделые комья земли, подобные сжатым в кулак пальцам. Они казались твердыми, сцепленными; сдвинуть их было не проще, чем гору лопатой.

Он пролетел над беспорядочной шеренгой вражеских лазутчиков и обнаружил, что позади них препирается группа мужчин.

– А я вам говорю, они и вполовину не такие бойцы, какими вы их считаете! – Молодой краснолицый парень указал пальцем на остальных. – Я видел мезанских принцев собственными глазами в Нандзу. Они стреляли мимо целей. Они проигрывали на турнирах, завершали учения и состязания с наименьшими баллами. Говорю вам, они раскисли!

Кейл недоуменно поморгал, затем вспомнил, каким был его друг в военном училище – Оско никогда не достигал ни в чем высоких результатов. По факту, стрелял он все время хреново. Тогда Кейл думал, что это просто нервы или, может, злость…

Но вероятно, так поступала вся мезанская знать и с тех пор стала «вассалами». Возможен ли столь глубокий и постоянный обман? Других объяснений Кейл не видел. На миг его разум заглушило искренним благоговением.

– Они в доспехах и с широкими щитами, – сказал мужчина постарше. – А что у нас? Ножи да копья?

Парень и его сторонники выглядели непреклонными.

– При всем уважении, капитан Тода, это не мезаниты времен вашей юности. И да, у них есть броня и щиты, но им пришлось тащить их через пол-Нарана. Посмотрите на них! Им едва хватает силенок все это держать!

Кейл едва не фыркнул.

– И что скажет Император, если мы дадим им перейти границу, а? Вы предстанете перед ним ради нас, капитан? В Зале Смерти? Скажете ли вы: «Да, мы вчетверо превосходили врага числом, Император, но мы были плохо вооружены и устали!»

На лицах остальных мужчин Кейл видел достаточно стыда, чтобы угадать их ответ. Он закрыл глаза и вернулся обратно в тело, зная, что враг будет драться и что каждый человек на этом поле заплатит дорогую цену – включая Кейла.

Какую бы энергию он ни использовал здесь, это будет непросто. Существовали правила. Любая сила, которую он будет черпать, поступит в основном из воздуха или из тел этих людей. Она вспыхнет ярко и быстро и принесет страдания и смерть – кровь закипит и лопнет под собственным напором, сдавленная силой одновременно малой и бесконечной и еще неизвестно, чьей именно. Кейл подумал, что смело сможет ломать стрелы, выкручивать копья и разбивать кости, но не более того.

– Вам нужно будет сформировать ваше каре, – сказал он своему союзнику. – Нам придется вступить с ними в бой и надеяться их разбить.

Брови Оско не внушали оптимизма.

Если вы смотрите, Кейл поднял взгляд к неведомым небесам – возможно, обиталищу Жу, или могучих духов, или злых, ехидных Богов, с восторгом наблюдающих за этим конфликтом, прошу, защитите этих людей – и друзей, и врагов. Защитите их и просто дайте нам пройти.

* * *

С момента отправки в поход Асна впервые надел свой доспех. Это были всего лишь кожаные накладки, относительно легкие по сравнению с мезанским сочетанием железных и бронзовых пластин и кольчуги. Он пристегнул к левой руке небольшой круглый щит, к спине – утеплитель, а предплечья и ноги увешал ножами.

В ножнах у него на поясе болтались два хороших меча, и он сплюнул, когда мезаниты предложили ему лук. Дураки, подумал он, атаковать лучников на треклятой равнине! Немудрено, что они так и не поймали дедушку.

На самом деле их враги были не пехотой, а застрельщиками. Оско и его люди будут шляться вокруг, пока их обстреливают к такой-то матери, атакуют, когда враг побежит, а затем для полного счастья еще разок угодят под обстрел. По-любому ни один здравый человек не выстоит под натиском тяжелой мезанской пехоты, и плевать, сколько их там. Так что да, конечно, разведчики побегут.

И однако все они здесь, и каждый построился так, будто дело обстоит наоборот. Да, отлично, прям впечатляюще, вы все храбрецы.

Имперцы стояли неровной шеренгой, люди холмов – идеальным прямоугольником. Между людьми воцарилось молчание, напряженное и тревожное, когда инфантерия вошла в пределы досягаемости лучников.

– Тууууии!

Оско выкрикнул на своем мерзком козлином языке, и ответом были возгласы и топот сотен шагающих бойцов.

Проклятый ад. Треклятый козами засранный ад. Почему я здесь? Как это со мной стряслось?

Асна маршировал, потому что не имел выбора. Он спрятался за щитами своих «союзников» и бросил взгляд на Кейла возле себя, надеясь, что островняк прочтет его недовольство. Лучше утопи меня в золоте и рыботелках, маленький принц, а не то я… я… ты на фиг что, тупой болван? Теперь ты связан с ним. Важно то, что ты везде преступник.

Асна, сын Фетнала, сына еще какого-то ублюдка и далее по списку, отбросил свой природный порыв к бегству, который дергал его за уши, прям как тетушки, охранявшие свою малину или девственность его кузин. Он глубоко задышал.

Он оказался здесь по прихоти судьбы и потому, что сделал то, чего всю жизнь пытались избегать его сородичи – он доверился.

Стук и звяканье заставили его вздрогнуть, когда первые стрелы ударились о тонкий металл щита. Люди холмов не ускорились, не замедлились, даже не стали восклицать или ворчать, как поступили бы другие мужчины, чтоб набраться храбрости.

В мире Асны остались лишь хруст-хруст-хруст сапог на чахлой траве, металлический скрежет ударов и трения щитов друг о друга, глухие удары и свист наконечников стрел, врезающихся в заслоны пехоты.

Скоро раздадутся вопли, заостренные кромки начнут рубку костей, и Асна угодит в настоящую, открытую битву впервые с тех пор, как был мальчишкой. Если они не побегут, подумал наемник, а они побегут.

– А не то мою мать отымеет козел! – проорал он. Но никто из наступающих не услышал, да и не понял бы его. Асна пошевелил пальцами и вытер лоб.

По мере продвижения мезанитов обстрел замедлился. Асна прикинул, что враг отступает и меняет позиции, наверняка окружая каре, чтобы пускать свои стрелы, пока не пойдет кровь из пальцев и не опустеют колчаны. Вздохнув, Асна рискнул подпрыгнуть, чтобы взглянуть поверх голов и щитов людей вокруг него. И хотя взгляд его был мимолетным, Асна не мог поверить в увиденное.

Застрельщики устояли. Они держали свои копья в три ряда, и бойцы в передней шеренге нацелили их в мезанитов, отбросив свои луки.

Думаете, это спасет вас, мужебабы? Он с трудом сдержал смех. Возможно, это подвох, как те пропитанные горючим дрова на мосту. Возможно, сухое поле перед ними вспыхнет пламенем. Но островняк защитит нас, да? Да. Волноваться нам нечего.

И все равно его руки дрожали, а сердце скакало, но не от бега – ибо даже «натиск» его союзников был вязким, как стекающий с дерева сок. В этот последний момент Асна посмаковал тень щитов и сильных рук, чистый воздух и чистую одежду, зная, что уже скоро все это будет отравлено и испоганено смертями.

И опять, без единого слова, мезаниты замедлились до черепашьего шага. Почти в унисон их щиты опустились, и каждый мезанит в зоне досягаемости как по команде метнул свой дротик в ожидающих врагов.

Наранийцы были без щитов. Они не носили броню, только накладки из кожи и ткани да еще несколько бесполезных жестянок в придачу. Их стена из копий распалась быстрее, чем ветхая ткань.

Мужчины закричали от удивления и ужаса, когда смертоносные дротики начали пронзать их тела. Затем люди холмов атаковали.

Их щиты прокладывали путь, разбивая и сотрясая вражеские копья, сметая их, как паутину. С каждой брешью, с каждым неудачным уколом врага люди холмов шагали вперед, чтобы вскрыть наранские кишки своими колющими мечами, затем отступали в строй.

Тяжелая пехота не издавала ни криков, ни призывов. Бойцы сражались в тишине, мрачной и наводящей ужас, если не считать их рычания и хрипов. Они рубили и кололи, отступали и наступали, сминая своего врага подобно кузнецам, кующим бронзу, шаг за шагом продвигаясь по кровавому полю с отточенной легкостью.

Асна впечатлился и, да, немного испугался, но вдруг до жути заскучал.

Он расправил плечи, уронив свой круглый щит. Он обнажил оба клинка на поясе и с парочкой кондотийских ругательств протолкнулся из укрытия своих товарищей, чтоб выскользнуть с фланга.

Он знал, что стороны мезанского каре – единственные места, где у мужебаб имелся шанс. Если у них есть хоть какой-то здравый смысл, они пробьются сюда и попытаются хотя бы замедлить бойню настолько, чтобы остановить наступление. Авось там драка будет яростной и хаотичной. Авось там будет слава.

Если ты смотришь из ада, папаша, пора тебе увидеть, как дерется настоящий мужик.

– Я Асна Фетнал! – крикнул он сквозь шум, с великим удовольствием наблюдая, что застрельщики начали окружать каре, как он и предвидел.

Он отбил прочь древко копья какого-то шкета и отсек ему кисть.

– Все падут предо мной, начиная с тебя! – Асна указал изогнутым клинком куда-то в сумбур застрельщиков, на случайного типа, до которого не мог дотянуться, да и по-любому не собирался это делать. Он развернулся в другую сторону и бросился в атаку.

* * *

Кейл чувствовал, как люди вокруг него умирают. Их тепло вытекало из тел, остывая и смешиваясь с лежалой и утоптанной грязью, придавая ей красный оттенок. Он еще никогда не видел войны, и эта была мелкой, но тем не менее ужасной. А там, куда держит путь его армия, будет еще хуже.

– Пожалуйста, хватит, – прошептал он.

Его пустой желудок скрутило от запаха, шума и движения, и он поднес к лицу ладонь. Он вообразил, как сидит под своей смоковницей в Нандзу вместе со студентами, и сосредоточился на своем дыхании.

Если бы только был ветер, или облака, или что-то еще, что угодно, из чего можно устроить спектакль – какой-нибудь способ сокрушить этих людей и обратить их в бегство…

Кейл снова потянулся, чтобы нащупать искомое, и потерпел неудачу. Он воспарил своими чувствами, чтобы посмотреть сверху вниз на идеальное каре вокруг себя, огороженное копьями, будто стая волков, которую клевали куры. Пока что он не видел ни одного мертвого мезанита.

И тут он увидел Асну.

Кондотиец в одиночку выбежал из строя. Уже наполовину окруженный, он перерубал копья и руки врагов своими кривыми мечами, едва избежав смерти от пущенной стрелы.

«Отступай, дурак», – прошептал Кейл своим духом.

Кондотиец дернулся, сбитый с толку, и едва он отвлекся, смерть устремилась к нему сбоку. Кейл переломил копье пополам прежде, чем оно вонзилось.

– Островняк! Самое время! – Наемник попятился, и взметнулось еще полдюжины копий, чтобы его пронзить. Он указал мечом и посмотрел в небо, затем рассмеялся. – Бог со мной!

Прежде чем Кейл успел среагировать, кондотиец бросился в атаку.

Древки с железными наконечниками ткнулись вверх, но тот, словно не замечая, огибал их ради убийства без всякой мысли о безопасности.

Кейл еле отвел наконечники в сторону, чтобы спасти ему жизнь, и Асна вскрыл кому-то горло. Кровь брызнула на имперцев, слишком шокированных, чтобы отступить.

– Я – смерть!

Асна вовсе забыл про оборону, даже не вздрагивая от наранских тычков.

Кейл не знал, что делать. Он то в панике отдергивал оружие, то поднимал прямо в воздух, то втыкал наконечники копий в грязь и сумел поймать две стрелы прежде, чем те нашли цель. С каждым ударом Асна убивал.

Он бросился вперед, мчась по земле и рассекая лица и грудные клетки, двигаясь непредсказуемо, но эффективно, его клинки идеально справлялись с задачей.

– Стой, – шепнул Кейл, слишком отвлеченный, чтобы это прокричать.

Взором духа он смотрел, как один человек противостоит полусотне, крутясь туда-сюда, смеясь и умерщвляя всех, до кого доставал. Принц ломал оружие противника в воздухе, выбивал из рук или отводил в сторону – только чтоб защитить своего друга, но и делая бездоспешных врагов уязвимыми.

Асна затянул песню на родном языке, который Кейл понимал своим духом. Звуки были плавными, лиричными, даже прекрасными. Слова были чудовищными.

«Утопите весь город в огне, плюйте им в морды, плюйте им в морды. Выше факелы, надежда во мне, плюйте им в морды, плюйте им в морды…»

Прорычав конец строки, он отсек врагу конечность. «Плюйте им в морды». Затем крутнулся, начал заново и снес другому полголовы.

– Это Помазанник! – крикнул один из имперцев. – Он творит свою магию!

На небольшой поляне с мезанского фланга залитые кровью имперцы улепетывали, тыча пальцами и крича. Лучники попытались свалить Асну, когда вокруг него расчистилось пространство, но Кейл поймал их стрелы.