Текст книги "Короли пепла"

– Возьми это, – сказал он Пацану-из-конюшни-в-Алвереле, который поднял копию низкосортной железяки, откованной в Пью.

Рока рубанул собственным новехоньким мечом – более легким, ведь островитяне не носили металлических доспехов. Даже при меньшем весе грубый металл врага быстро согнулся и вскоре треснул, и Пацан ухмыльнулся одними глазами. Затем он прикрепил стальной рунный щит, сделанный широким и тонким, к запястью и локтю Роки.

– Тебе оружие нужно? – спросил пират. Он уже выталкивал их лодку на пляж и доставал из свертка грязной парусины убогие ножи и копья. Рока ответил пристальным взглядом и затянувшимся молчанием, и Арун прочистил горло. – Хорошо, дай мне знать, если что.

Рока шагнул в лодку, закачавшуюся под его весом, и сел. Ветра почти не было, поэтому он взял два весла и преодолевал прилив, а Арун возился с парусом. Рукоятки приятно ощущались в ладонях: прочные, как свежеотлитые эфесы мечей, и с каждым ударом он разрубал Северное железо в своей Роще, оставляя за собой лом и погибель – совсем как Букаяг с каждым гребком рассекал волны.

– Тебе разрешено уйти снова, монах? Разве это не против правил?

Человек, умеющий становиться тенью, улыбнулся, хотя выглядел грустным.

– Правила можно нарушать.

Рока кивнул, подумав, до чего верно. Это пробудило воспоминания о мертвой жрице, о птицах, что реют над бескрайним морем, о людях, что спят как растения, двигают реки и делают сотню других «невозможных» вещей.

Я помогу тебе, Фарахи, подумал он, а затем ты отправишь меня домой. И возможно, вместе мы увидим, сколько правил можно сокрушить.

ГЛАВА 26

– Я говорил тебе. Я говорил тебе, Кикай. Фарахи вцепился в парапет своего крепостного бастиона и попытался выровнять дыхание. Вопреки всем снам и предчувствиям отсылка судов для зачистки маршрутов к Халину была ошибкой; сестрица таки уломала его.

Он полагал, что если на худой конец потопит нескольких «пиратов» Трунга и заодно парочки других царьков, это может заставить старого тирана призадуматься. Он знал, что его суда выследят, наверняка заманят в ловушку, и потому отправил едва ли не весь свой флот – почти неудержимую силу – двумя группами.

Как и ожидалось, это вправду была западня. Только не для его кораблей.

«Восстание» началось через день после отплытия флота. Некоторые из бунтарей явно были местные, другие – наемники. Один разве что Просветленный мог сказать, где они все это время прятали столько оружия.

Они ворвались во дворы, сея хаос факелами в ходе масштабной, согласованной атаки. Они просто-напросто прошли через открытые ворота внешних стен и, убивая без разбора стражей и слуг, бешено неслись вперед.

Фарахи не был совсем уж застигнут врасплох. Сразу же после отправки флотилии он вызвал свои личные войска во дворец. Внутреннюю крепость окружили плотным кольцом, несколько сотен его людей удерживали ров и внутренние стены, и «повстанцы» оказались не с той стороны последних ворот.

Теперь им потребуются дни, а то и недели, чтобы прорыть ход под землей – если они вообще это умеют. Крепость Фарахи располагала собственным колодцем и большим количеством припасов, а в его личную гвардию входили саперы, которые проложат встречные ходы и саботируют усилия врага. У этих «осаждающих» не было ни таранов, ни башен. А если даже у них получится соорудить несколько штук, им наверняка все равно не хватит людей для штурма стен.

Итак, Фарахи оставалось только ждать возвращения своей флотилии. Когда это произойдет, двадцать тысяч разъяренных морпехов окружат этих горе-разбойников и быстренько их перебьют.

– Мы были беспечны, и теперь я похож на того, кто не может защитить собственный город. – Он вздохнул. – Выпьешь еще?

Кикай вздрогнула и вышла на балкон, глядя вниз на осаждающих, пока Фарахи смешивал ей в бокале апельсиновый сок и бектханский ром.

– Мы накажем их в пример другим, – сказала она. – И можем заставить некоторых признаться в заговоре Трунга перед судом. Пускай эта орда насилует и убивает неблагодарных собак там, внизу. Может, хоть так они вспомнят, зачем ты им нужен.

Она взяла напиток и проглотила почти весь одним махом. По выражению ее лица Фарахи понял: сестра больше всего злится на саму себя, но, видимо, ее пренебрежение к людям было искренним.

Кикай могла бушевать или причитать, словно актриса, затем прийти в себя и вкушать завтрак с невозмутимостью батонских монахов. На самом деле она презирала простонародье Шри-Кона. Однако для Фарахи это не было новостью, и свою мысль он донес.

– Расскажи мне, что случилось с Рокой.

У принцессы дернулся глаз. Им не выдалось времени обсудить ту поездку – Кикай лишь сказала, что Рока остался в монастыре и что всякий шанс на теплые отношения потерпел неудачу. Фарахи тут же отправил шпиона, боясь, что она велела убить дикаря.

– Ничего. Он выставил себя ослом, а затем попросился остаться в Бато.

– Вы беседовали?

– Нет, мы не беседовали. – Она повернулась к Фарахи лицом. – Брат, вопреки твоей наивной вере в обратное, некоторым людям никогда не поладить. Я говорила тебе, что твой ручной скорпион тебя ужалит, и он это сделает. Возможно, не сегодня, и не завтра, и даже не через год, но он тебя ужалит, потому что именно так поступает скорпион. Делай вид, что это неправда, если хочешь, но я не стану. – Она выплеснула остатки своего напитка через парапет. – Теперь мне нужно подготовить сотню посланий к тому времени, когда будет снята эта осада. Так что, если ты закончил досаждать мне насчет…

Он взмахом руки отпустил ее, размышляя: Осада не просто будет «снята», сестра. Мы перебьем этих мятежников. Среди них много наших собственных людей, настроенных против меня, потому что мы плохо с ними обошлись, или потому что им заплатили их глупые корыстные царьки, а они слишком бедны, чтобы бояться смерти должным образом.

Хаос внизу был теперь лишь вопросом времени. Как и сам король, «повстанцы» придут к пониманию, что у них нет никакой надежды овладеть замком. Они увидят, что их ждут пытки и казнь и что покинуть Шри-Кон бегством невозможно. В ярости они переключат свое внимание на обывателей. Они будут насиловать, убивать и напиваться до беспамятства, дабы подавить свой страх.

А что толкового может сделать Фарахи?

«Величайший король Пью» застрял тут, за своими стенами, беспомощный и бесполезный аки дитя, пока районы его города охватывал огонь.

Он полагал, что может отправить своих солдат драться на улицы. Но вероятно, Трунг именно на это и рассчитывал. Вероятно, где-то затаилась флотилия ассасинов, а все это насилие – просто обманный маневр для создания лазейки, единственного момента роковой внезапности.

Должен ли я претерпеть и это ради защиты будущего? Фарахи сжал пальцы в кулак. Стать трусом, прячущимся взаперти от всех опасностей, ради защиты детей моего народа?

Он застыл у парапета, наблюдая, обдумывая. Не в силах более ждать, он вызвал своего сержанта и попросил совета. Они просмотрели карты города и узловые точки, обсуждая, что будут делать горожане теперь, когда дворец в ловушке – спрячутся ли они в своих домах или убегут на окраины.

Фарахи подумал о рыбаках, тонущих в огромных волнах и смеющихся, когда темнело небо и бросались врассыпную все торговцы. Он знал: эти люди не убегут. Островитяне не боялись смерти и беды у себя на пороге, ибо и то и другое всегда было рядом.

Они вернутся к работе, откроют свои лавки на городской площади и продолжат сбывать свои товары – даже вражеским солдатам. Они будут жить своей обычной жизнью, с надеждой и спокойствием вопреки опасности, до самого конца.

Фарахи закрыл глаза и поблагодарил солдата, велев тому быть готовым, если поступит приказ.

Глядя на заходящее солнце, король стоял неподвижно, пока свет сгущался до тускло-красного и на Шри-Коне наступал вечер. Он стоял неподвижно и безмолвно как статуя, выжидающе, и вдруг кольцо людей вокруг его замка поредело и раздались крики.

* * *

Арун вел его за собой так же, как и в подземельях Трунга, хотя Рока знал каждую улицу Шри-Кона. Теперь, когда началась заварушка, в бесшумности не было нужды, но монах все равно крался и скользил по переулкам, жестикулируя без слов и перерезав две глотки, не успел великан вскинуть руки для боя.

«Возьми оружие», – сказал Арун, когда они выбрались на берег, но Рока двинулся вперед безоружным.

«Спасай свою принцессочку, пират, а о себе я и сам позабочусь».

Он заметил удивление в лице Аруна и едва не покачал головой. Люди считали себя такими умными, такими непредсказуемыми, но хотелось им в жизни немногого.

Они пробирались по городу и видели множество горящих домов. На улицах кое-где валялись трупы, а вскоре Арун и Рока уже проходили мимо лежащих грудами мертвых мужчин и мальчиков. Рядом с некоторыми были тела женщин и девочек – их явно приволокли сюда.

– Изнасилованы, – понял Рока, думая, что для такого действия не должно существовать слова. Но со словом или нет, суть была одна и та же. Он решил, что люди, которые сотворили это, уничтожили само предназначение своей цивилизации. Они осквернили то самое, что дало им всем жизнь, и утратили право быть мужчинами. Они заслуживали смерти, которая последует.

Арун молча вел Року мимо гор из трупов, но настроение изменилось. Они пересекли реку и подобрались ближе к храму, все время соблюдая осторожность, ибо не могли знать, сколько поблизости людей. Казалось, цель налетчиков состоит лишь в бесчинствах и погромах, а не в грабеже – у них не было ни корзин, ни подвод: некуда складывать и не на чем везти добычу.

Казалось также, что они атаковали преимущественно богатые дома, как будто хорошо знали город. Рока подумал, что это, должно быть, простолюдины, восставшие против своих богатых соседей. Но ни жалости, ни сочувствия к местной «бедноте» он не питал.

Король и храм занимались бесплатной раздачей еды, и даже самые нищие жители островов хоть чем-то наполняли желудки. Солнце само по себе давало им достаточно тепла; они пили хорошую чистую воду из великой реки либо многочисленных колодцев. И уж если у этих людей есть право на насилие, то бедняки Аскома и подавно могут залить кровью весь мир.

Они прокрались в темный угол на площади Шри-Кона – открытой улицы в окружении лавок и телег у подножия внешних дворцовых ворот. Не меньше полусотни воинов несли караул; на их одежде отсутствовали цвета династии Алаку – синий и серебристый.

– Дерьмо. – Арун прислонился к стене из песчаника и закрыл глаза. – Если у них есть охрана, значит, они контролируют дворец уже какое-то время. Наверно, мы опоздали.

Рока в этом сильно сомневался. Он мало что знал об игре королей, но ожидал, что Фарахи с его сестрой в этой игре – мастера.

– Есть и другие ворота, пират. Расправь плечи.

Арун оживился и с прищуром воззрился на него.

– Я пролезу во дворец. Полагаю, ты за мной не последуешь. – Рока смотрел на стены и молчал. – В таком случае нашей сделке конец, ты был совершенно бесполезен.

Рока таращился в ответ, пока не почуял беспокойство мужчины.

– Наша сделка в силе. Скоро увидимся внутри.

Арун фыркнул, пробурчав по-батонски «чокнутый дикарь», и прокрался за угол.

– На этот раз меня не будет рядом, чтобы спасти тебя, – заявил он.

– Ты слишком зазнаёшься, пират, – отозвался Рока. Он следил за людьми снаружи ворот и ждал.

Мертвецы в его Роще разложили сотню видов оружия на стойках в легкой досягаемости, разожгли на всякий случай огонь в кузнях, а затем расположились на его поле на разных расстояниях в качестве мишеней.

Он вздохнул и вызвал свои воспоминания – ощущение твердой, обтянутой кожей рукояти, вес металла и набивки доспеха, оттягивающий мышцы.

Рока улыбнулся при мысли о несбыточных вещах, которые задумал, и о своей вере в то, что они осуществимы.

В каком-то смысле он изобрел собственную религию в стране мертвых – веру в предметность, веру в возможное. Самую чистую веру из всех существующих. Поверь, что нечто реально, подумал он, и так оно и будет.

Его плоть вспыхнула влажным жаром, когда тело Букаяга завернулось в кожаную шкуру. Далее – искры и свет, затем вспышка и брызги пара, когда поверх легли грузом стальные латы и кольчуга. Он взял с собой щит, но не меч, затем сорвал единственный уличный фонарь с китовым жиром и вылил топливо на землю.

Окончив приготовления, он вышел из проулка на площадь. В своей Роще он вынул из деревянных пазов метательное копье – одно из многих ныне в пределах досягаемости, заточенное и утяжеленное, чтобы легко пробивать дерево и плоть.

Букаяг отвел руку назад, шагнул вперед вместе с Рокой, и его копье возникло из пламени в середине броска, сделанного мощью обоих.

Сталь полетела вперед, словно пущенная из лука. Рока схватил другое копье и метнул снова; оба мерцали в воздухе огнем, осветив темную ночь, а затем первое ударило в цель. Один мужчина обернулся посмотреть, но его прошило в грудь и сбило с ног.

Остальные в тревоге закричали. Они съежились и рассеялись, отыскивая и готовя луки. Некоторые выпустили стрелы в никуда или в любой темный холмик во мраке.

Как бы там ни было, Рока не боялся их стрел и метнул еще больше копий. Искры осветили его тело, и вскоре люди обнаружили его и стали целиться в нужную сторону. Тонкие стрелы отскочили от щита Роки, еще одна – от его наруча, но большинство со звоном упало мимо.

Он принялся убивать каждого, кого застал неподвижным. Другие обнажили клинки либо схватили копья и вразнобой неистово помчались через площадь, не видя толком, кто их враг.

Одним броском Рока пронзил первых двух атакующих. Третий все-таки добежал, и Рока вмазал краем щита ему по лицу, разбрызгав кровь, раздробив зубы и повалив его полумертвым на брусчатку.

В середине замаха рукой схватив рубящий меч, Рока перешиб им копье очередного врага и пробил тому плечо. Яростным пинком он отбросил парня из проулка назад, крутанулся и на обратном замахе рассек чью-то шею.

С каждым убийством он, размахивая мечом, пятился обратно в проулок, чувствуя, как бессильно стучат о его щит наконечники копий, пока не заткнул собою пространство. Теперь враги могли приблизиться лишь в одиночку или парой. Двое попытались, и Рока зарубил их.

Другие отступили, швыряя камни, копья и ножи, звучавшие градом о сталь Роки.

Пока враги пятились, он бросил свой меч и метнул еще несколько дротиков. Первый насквозь пробил живот одному из мужчин, пригвоздив того к земле. Букаяг увидел это и захохотал.

Он выхватил новый меч из воздушных ножен, с которых дождем посыпался огонь, и приготовился к большему. Голоса островитян кричали: «Демон! Демон!», и Рока закричал как Носс, чтобы это стало правдой. Он выскочил из проулка, охаживая всякого, недостаточно мудрого или быстрого, чтобы удрать.

Не меньше тридцати человек развернулись и с дикими глазами побежали в ночь.

ГЛАВА 27

Арун отстегнул привязанный к спине стенолазный набор. Он уже надел сандалии с шипами, но руки оставил свободными, ополоснув их спиртом, чтобы высушить и удалить въевшуюся грязь. Пальцы он намазал мелом, немного стер и помазал еще.

Огромные и отвесные стены дворца Фарахи по сути являли собой квадратные каменные блоки, вырезанные и уложенные в высоту, затем скрепленные раствором, беленые и оштукатуренные. Они были слишком высокими, чтобы забросить крюк.

Арун постоял немного на земле, высматривая зацепы и углубления, затем, определившись с маршрутом, начал взбираться.

Его заскорузлые пальцы хватались и цеплялись за углы и выемки, соскребали грязь и удерживали его вес, пока он орудовал конечностями. Даже среди насельников монастыря он слыл отменным верхолазом.

Вскоре все мысли исчезли – остались только стена, следующая опора, почти невидимая тропа наверх. Рука, затем нога, затем колено; вцепиться, затем оттолкнуться, подъем и упор плашмя.

Время утратило всякий смысл до тех пор, пока ладонь Аруна не коснулась плоского камня под нормальным углом. Затем он оперся обеими руками о верх и залез обратно в безопасный горизонтальный мир, где каждое движение не сулило вероятность смерти. Подтянувшись вверх всем телом, перемахнул через крепостной вал, не глядя назад. Не снимая шипов, спустился на цыпочках по безлюдному выступу и лестнице, через двор к следующей стене.

Во внешнем дворе сидело еще больше повстанцев-дозорных, напряженных и настороженных, с оружием в руках или под рукой. Арун сдержал ругательство.

Прокрасться вдоль вала и спрятаться в тенях было бы довольно просто, но кто знал, как далеко проникли повстанцы? А если они контролируют и другие ворота, то ему, возможно, придется взбираться и там.

Но у него не было выбора. Единственный путь вел вперед, к семье Алаку – и всем богатствам, которыми та могла щедро одарить своих верных защитников. С минуту Арун ждал и наблюдал, не появятся ли патрули. Он ничего не увидел, но вскоре услышал крики и шум драки с площади. На миг он не придал им значения, предположив какую-нибудь стычку с мирняком. А затем услышал крик, порожденный глубоко во тьме – знакомый голос, навсегда запертый в безднах разума Аруна. Безумец, осуждающий весь мир.

Он прокрался обратно к стенному ходу позади и выглянул из-за выступа, на мгновение увидев только смутные силуэты стражников и зданий.

Затем в ночи, как зажженный факел, вспыхнул огонь, и на площадь, облаченный в полированное серебро, вышел человек. Освещенный языками пламени, он принялся метать в повстанцев что-то вроде копий.

Арун осознал, что улица усеяна мертвыми и умирающими. Они напоминали куски мяса на шампурах на большом, квадратном сервировочном подносе. Может, десяток, а может, и больше. Люди убегали от одинокой фигуры, крича «Демон, демон!», к внутренним воротам и своим товарищам. Некоторые пытались скрыться в городе.

Рока – ибо это, вне всяких сомнений, был он – без спешки направился к открытому входу, теперь очищенному от повстанцев. Перешагивая через раненых и мертвых, он прошел мимо сине-зеленых Ног Странника, идеальной травы, кустов и деревьев к первому двору.

– Я служу королю Пью, – прорычал он резким и глубоким голосом новой, более многочисленной группе мужчин впереди. Он вытянул пустой металлический кулак, воздух наполнило пламя, и внезапно в его руке возник меч. – Бегите, – сказал он, – и уцелеете.

Ночь замерла, и Арун моргал, не веря в то, что видит – не веря даже своим собственным глазам и, пожалуй, своему разуму. Семьдесят, а то и восемьдесят человек стояли против одного, и этот один угрожал им смертью.

Казалось, на миг возникла вероятность, что они развернутся и убегут, словно их обуял тот же страх, что и Аруна, и гладиаторов, и зрителей боев. Но эти повстанцы выстояли.

Они переглянулись и стряхнули оцепенение, выстраиваясь в небрежные угловатые шеренги, а их собратья-бегуны спрятались далеко позади.

Рока рычал, топал ногами и бряцал мечом о свой щит, как будто довольный их решением.

– Тогда идите сюда и умрите. Кто первый?

Уж точно не беглецы. Эти мотали головами и пятились, меж тем как остальные двинулись вперед, сжимая трясущимися руками оружие, все ближе и ближе.

Увлеченный происходящим, Арун знал, что, должно быть, смотрит на безумную смерть Роки – что в единственно возможном исходе полсотни мятежников Трунга повалят гиганта на землю. И все же он почему-то в это не верил. Даже наблюдая, как они сокращают дистанцию, а великан все стоит, он был не в силах поверить.

Несколько бегунов сзади вскрикнули и, по-видимому, упали.

Глаза Аруна метались туда-сюда, пытаясь разглядеть, в то время как повстанцы в тревоге кричали.

С неба дождем посыпались черные стрелы; тем временем из ближайших ворот и бастионов, а также из потайных дверей и коридоров по сигналу рога выбегали новые люди. Это была Королевская гвардия – в серебряно-синих шелках Алаку и железной броне, они с дикими криками неслись в атаку по двору, топча листья и клумбы, занеся над собой мечи и рогатины.

Арун по-прежнему не двигался, даже когда повстанцы обернулись и запаниковали, а Рока бросился в атаку, как будто предвидел такой поворот или, возможно, ему было плевать.

Лишь осознание того, что где-то наверняка прячутся ассасины Трунга и что Кикай может быть в опасности, заставило мышцы Аруна среагировать. Он развернулся к внутреннему двору, силясь прогнать из мыслей безумие, свидетелем которого стал, и провел рукой по своим многочисленным ножам.

* * *

«Захватчики» разделились пополам, и Рока атаковал. Многие просто пытались пробежать мимо него, спасаясь от гвардейцев Фарахи. Рока разрубал хрупкие копья и клинки, зачастую одним и тем же ударом калеча их владельцев.

Другие попытались дать отпор, колотя Року по доспеху. Один удар копьем пришелся аккурат в звенья кольчуги у него под мышкой, и грудь пронзило болью.

Он с хрустом врезал краем своего щита в нос копейщика, затем переместился с открытого пространства, чтобы встать спиной к стене. Он знал: с таким численным перевесом всё, что им нужно сделать – это сообща схватить его и повалить на землю.

Но они были в замешательстве и панике. Необычность Роки, темень и засада ввергли этих людей в смертельный капкан. Им еще не приходилось видеть таких прочных доспехов и такого острого металла. Они тыкали в Року своими копьями, потому что это казалось безопаснее и проще, но даже обливаясь потом от жары и тяжести, он убивал всякого, кто дерзал.

В двух слоях брони было душно даже при относительной ночной прохладе. Он чувствовал себя поросенком, запекаемым в земле, и надеялся, что драка скоро закончится и он сможет отправить все это снаряжение обратно в свою Рощу. Если вообще сможет.

Но пока что была только битва – славная и сладкая битва для Букаяга, который одолевал врагов и забрызгивал их кровью равнодушные камни. Он кричал и смеялся и показывал этим людям свирепую цену невежества, жестокость силы, направленной против слабых.

Наконец он отошел от стены, переступив через кольцо трупов, и, тяжело дыша сквозь раздутые ноздри, приблизился к солдатам короля. Они таращились друг на друга, пока с их клинков капала кровь общих врагов, а несколько человек добивали умирающих.

– Ваш город в огне. Будете стоять в сторонке или предадите этих изменников и душегубов мечу?

Мужчины впились в него глазами и, возможно, в любую другую ночь испугались бы, но сейчас их обуяла жажда крови. Командиры подали знак, и мужчины рассыпались по обагренным улицам, а многие остались рядом с Рокой.

Он знал, что они чувствуют ненависть, и знал, почему. Это были граждане Шри-Кона, и они, должно быть, сидели за высокими стенами дворца своего короля, ругаясь в беспомощной ярости и опасаясь за друзей и соседей. Рока посмотрел на яркую смертоносную луну и понял: этой ночью пощады не будет.

Он возглавил тех, кто последовал за ним; его глаза отыскивали повстанцев даже в самой густой тьме. Они быстренько нашли самых громких и отвязных: упившихся вином, лишенных здравого смысла из-за страха и гнева, похоти и жадности.

Королевские воины впечатлили даже Букаяга. Они отрубали носы и губы, руки и гениталии – они пригвождали мужчин к земле и оставляли на милость их жертв.

– Они ваши, – говорили они юным сыновьям, потерявшим отцов или наблюдавшим, как насилуют сестер, и с каждой сценой все более холодеющим от ужаса.

– Я выдержу это, – прошептал Букаяг. – Когда все закончится, я тебя разбужу.

Рока закрыл глаза, хоть и знал, что не следует этого делать.

Но он устал от жары, боли, доспеха – от марша по чужому городу исключительно с целью убийства. Он ушел в свою Рощу и лег спать в доме матери, оставив брата играть роль мясника и держать спину прямо, как будто стальная броня в половину веса мужчины – ничто. Рока понимал: назавтра дадут о себе знать каждый синяк и каждая растянутая мышца.

Чувствуя себя виноватым, он какое-то время помогал мертвым сооружать могилы – теперь их было так много, что пришлось расширить забор. Поначалу Рока считал, что заниматься погребениями всегда должен он – уделять каждому мужчине и каждой женщине, которых он убил, все свое внимание. Но это чувство прошло. Казалось правильным, что мертвые должны заботиться о собственных пристанищах, как и живые люди, и он им не мешал.

Он отошел посмотреть, как другие обитатели Рощи достраивают корабль, укрепляют корму, вручную намазывают шпангоуты хорошей сосновой смолой для непроницаемости. Следующими – и очень сложными – элементами будут паруса и канаты, и вначале строителям понадобится помощь Роки.

Основание его дворца теперь тоже обретало форму; земля была выкопана, разровнена и углублена лучше, чем он считал возможным до прибытия в Пью.

Вскоре здесь выкопают рвы, которые будут перекрещиваться вокруг стен и уровней, препятствуя подкопам и осадам, как принято у «мезанитов» на материке. Рока читал об этих и других вещах в своих книгах – даже о гигантском плоском «луке», сконструированном для запуска стрел размером с мужскую руку на огромные расстояния, который использовался в битвах и осадах со смертоносным эффектом. Мир людей просто полнился изобретениями.

Наконец он вернулся в материнский дом. Там он разжег очаг, расстелил меха и лег с Книгой Гальдры, как делал столько раз в детстве, напевая одну из колыбельных матери. Он идеально воссоздал в памяти запах ее волос и ощущение ее рук, пока она его убаюкивала.

Он старался не смотреть, как Букаяг насаживает умоляющего о пощаде повстанца на древко пики.

* * *

Рока моргнул и почти зевнул, словно пробуждаясь ото сна. Его ноги болели и дрожали, руки и спина ныли от напряжения. Он в замешательстве уставился на пол из каменных плиток, затем осознал, что преклоняет колени у ног Фарахи. Рядом стоял на коленях Арун.

– Уже дважды ты пролил кровь за меня, Рока, будучи всего лишь скромным слугой в моем дворце. Как мне тебя вознаградить?

Рядом с королем, в коротком платье из пурпурного шелка, отрешенно сидела Кикай – в кресле из отшлифованного зеленого камня, подобно ступням «Просветленного». Больше в зале никого не наблюдалось. Это была просто еще одна обыкновенная комната со столами, стульями и знаменами, выбранная королем наугад.

Рока лихорадочно подыскивал, что бы такое сказать. Он чувствовал себя потерянным и сбитым с толку, гадая, сколько времени прошло и что именно совершил его брат. Но он знал, что должен приспособиться. Он смирился с происходящим, потому что не имел выбора, и остановился на том, чего действительно хотел.

– Я прошу тебя лишь помочь мне вернуться домой, король Фарахи.

Он чуть не рассмеялся, когда Кикай выпрямилась, явно обрадованная. Лицо короля, однако, поникло, хоть и едва заметно.

– Скромная просьба. Неужели мое гостеприимство настолько скудно?

– Нет, король, но мое место – с моим народом.

При разговоре у Роки болела челюсть. Он осознал, что его кисти рук покрыты волдырями, а предплечья и, несомненно, другие места усеивают синяки.

Фарахи вздохнул и отвел взгляд.

– Сперва дострой свою дамбу. Затем, если не передумаешь, я, конечно же, отправлю тебя домой.

Рока склонил голову, гадая, не ждет ли его по выполнении этого задания еще одно, а потом и еще, и всегда он будет слышать в ответ просто «немного больше времени» и «это последний проект».

Затем король посмотрел на Аруна.

– Моя сестра говорит, сегодня ночью ты взобрался на мои стены и убил двух ассасинов, мастер чинга.

Монах низко поклонился и промолчал.

– Это были осторожные, опасные люди, которые ждали, пока мои солдаты уйдут, но ты нашел и одолел их. Весьма впечатляюще. – Фарахи сделал паузу, и голос его стал не таким приятным. – Только, как я понимаю, монахи еще не отпустили тебя.

Арун по-прежнему молчал, не отрывая глаз от пола.

– Что же делать. – Король встал и, обогнув свое кресло, направился к столу, скрытому от посторонних глаз. Он поднял один из Рокиных дротиков, которые, по-видимому, были собраны и сложены позади, взвесил тот в ладонях и притронулся пальцем к острию. – Скажи мне, пират… Боишься ли ты умереть?

– Не больше, чем другие люди, – мигом ответил Арун.

Фарахи кивнул и приблизился. Он обошел их с Рокой по кругу, задев дротиком плечо Аруна. Наклонившись, король прошептал, и Рока тоже услышал это:

– А что насчет смерти моей сестры? – Он не двигался, пока проходили секунды. А затем рывком выпрямился, отвел руку назад – и с силой метнул копье в Кикай.

Монах разогнулся, вскинув ладонь. Он схватил стальной снаряд, как рыбу из озера своего народа, и развернулся к монарху, готовый убить.

Рока тут же встал, протянув руки, готовый схватить менее крупного мужчину и хотя бы удержать его. На мгновение он испытал страх при мысли о том, что может быть сражен собственным оружием. Как знать, сможет ли он вернуть его себе, или этот юркий монашек проткнет ему кишки его же творением?

Из дверей – настоящих и замаскированных – высыпала стража, и Рока почти вздохнул с облегчением.

– Убьешь меня, Арун, – сказал король, – и она умрет освежеванной в криках.

От страха Кикай застыла на своем троне, как готовая разбиться стеклянная статуя.

Рока наблюдал за ними всеми, запоминая каждое лицо и каждую деталь, чтобы изучить позднее. Каменную личину Фарахи, как обычно, было практически невозможно пробить. Но в принцессе Рока увидел обман. Однажды он видел ее охваченной настоящим страхом, и выглядела она совсем не так.

Уловка, понял он. Терпеливая, хитрая уловка. Его уважение к брату и сестре Алаку возросло.

Хватка Аруна, впрочем, дрогнула. Он не видел и не знал того же, что и Рока.

– Или служи мне, – сказал островной король, – и она останется цела и невредима. Как и ты.

Глаза монаха вспыхнули, затем погасли. Дротик со звоном упал на пол. Стражники подхватили его и хотели увести Аруна прочь, но король отстранил их рукой и вернулся на свое место.

– Ты не говорил мне, что создал целый арсенал, Рока.

Голос Фарахи был таким ровным, таким естественным, вопреки его сиюминутному заигрыванию со смертью. Рока восхитился этим человеком еще больше, хотя и не знал, что сказать.

Любой выживший повстанец побожится, что «демон» создал предметы оружия из огня, но Фарахи не станет слушать. Он предположит, будто Рока припас оружие и доспехи в городе – каким-то образом выковал их в кузнице на свои собственные спрятанные монеты или привез со своей родины и где-то припрятал. Он найдет какое-нибудь логичное объяснение, ограниченное реальностью, понятной ему.

– Я люблю быть готовым, король.

Фарахи растянул губы в безрадостной улыбке, кивая своей квадратной, симметричной головой.

– Думаю, на сегодня ажиотажа хватит. Спасибо вам обоим, а теперь возвращайтесь в свои комнаты. – Он встал и махнул своим телохранителям, затем вышел через дверь, выглядевшую как штора.

Его сестра помедлила, затем последовала за ним. Перед тем, как исчезнуть, она обернулась с храброй улыбкой и бросила напоследок долгий взгляд на Аруна.