Текст книги "Короли пепла"

– Я, как и в течение многих лет, остаюсь другом Алаку. Естественно, я тебе помогу. Я уже тебе помог.

Кейл удивился, не улавливая в словах этого человека обман.

– Каким образом?

Король-Фермер изобразил зубастую ухмылку. Он двинулся вперед, медленно и осторожно, и одной рукой обнял Кейла за плечи со всей надлежащей опаской.

– У тебя больше людей, чем ты думаешь, мой юный друг.

Король подтолкнул Кейла рукой к окну, выходящему на юг. Отсюда открывался вид на гавань, которую Кейл уже смутно видел глазами духа, но еще как следует не осматривал.

Песок на оживленном, суматошном берегу был скорее рыжим, чем белым. Как и в Шри-Коне, повсюду простирались склады и причалы, хотя здесь, по сведениям Кейла, морское дно быстрее шло под уклон. Судоходство близ берега было затруднено и стеснено из-за доступа к верфи: суда выстраивались в очередь, чтобы погрузить или разгрузить товары, оплатить пошлины и пришвартоваться на ночь. Модели варьировались от небольших рыбацких лодок до огромных грузовых судов – галер с классическим корпусом, приводимых в движение веслами, и аутригеров с двойными парусами в стиле Пью. Ничего экстраординарного Кейл не обнаружил.

Вообще-то он уже собирался попросить Капуле объясниться, как вдруг увидел их – далеко на побережье, без флагов, пришвартованные тесными рядами в небольших, более старых с виду доках.

Это были военные корабли Пью.

Разведчики, тараны и брандеры, даже самые крупные флагманы, предназначенные для абордажа и командования. Их было сто, а может, и больше, хотя точно сказать было трудно.

– Корабли твоего отца, – сказал король. – Когда началась атака, минимум половина его треклятого флота отсутствовала, как говорят, отплыв на какие-то несвоевременные «учения». Большинство их оказались здесь.

Кейл почувствовал, как его сердце забилось даже в кончиках пальцев ног.

– Сколько там человек? Сколько морпехов?

Король сверкнул глазами.

– Скорее сколько там ненасытных, пузатых обжор! – Он поерзал и почесал свое вместительное брюхо. – Десять тысяч, – пожал он плечами, – может, и больше. Свиньи и сукины дети, все они. Я кормлю их на протяжении месяцев, союзник, не говоря уже о том, чтобы терпеть залетевших крестьянских девиц, разозленных отцов и пьяные драки. И можешь быть совершенно уверен: мои бухгалтеры ведут учет каждому зернышку. Каждой мелкой трате! – Он ткнул пальцем в воздух.

Внезапно Кейл почувствовал себя неловко из-за того, что швырнул охранника через всю комнату. Он подавил желание обнять короля, и тот, явно заметив перемену, ухмыльнулся.

– И, просто чтобы все было предельно ясно, я дам тебе еще пять тысяч моих лучших морпехов на моих собственных кораблях, с достаточным количеством еды и воды, чтобы обеспечить вас всем необходимым.

Король, словно забавляясь, наблюдал, как принц безуспешно пытается ответить. Выражение его лица смягчилось, и пухлые руки почти сгребли Кейла в объятии.

– Твой отец – ушлый, владеющий черной магией морской ящер, Кейл. Возможно, когда-то он был моим врагом. Сегодня он мой друг, мой союзник и, да, втайне, вероятно, мой родственник. И если этот хитрый таракан мертв, я съем свою шляпу. – Он ободряюще улыбнулся. – А теперь давай-ка доставим тебя на этот остров с твоей армией и твоей… магией. Ты ведь сплотишь город, да? Там должны быть местные вельможи и многие тысячи готовых восстать, когда они тебя увидят. Ты ведь одолеешь этих ублюдков и покажешь им хороший островной флот, не так ли? – Он по-отечески хлопнул Кейла по спине. – А теперь не хочешь ли встретиться со своими людьми? Я уверен, они хотели бы увидеть своего принца.

Кейл кивнул, все еще ошеломленный тем, как отчаяние в нем сменялось надеждой и наоборот. Половина флота, возможно, погибла, так что вероятность того, что его друзья по морской подготовке живы, тоже была половинчатой.

– После того, как позаботимся о мезанитах, – ответил он, сопротивляясь порыву отправить свой дух на поиски своих друзей прямо сейчас. Он знал, что эти парни наверняка разбрелись по всему городу, и отыскать их будет сложно. И ему необходимо уделить максимальное внимание Капуле. «Люди наиболее уязвимы, – говаривал отец, – когда чувствуют себя в безопасности». Даже сейчас Кейл держался за шнуры энергии – это был не тот урок, который он снова забудет.

Дружба Капуле могла в одно мгновение обернуться предательством, и неважно, что было сказано, обещано или сделано. А еще Кейлу нужно высматривать имперских ассасинов, затаившихся в тенях, или врагов отца, которые все еще могут убить одного из Алаку, воспользовавшись бедствием их родины.

А если я умру, все это рухнет. Потому что, возможно, я последний из моего рода.

С помощью короткой, тонкой нити он распахнул двери, чтобы напомнить Капуле, с чем тот имеет дело.

– Соберите моих людей возле их кораблей, я хотел бы обратиться к ним. – Он остановился и подождал внимания монарха. – Когда я закончу, я призову для вас дожди. – Он сделал паузу, ожидая возражения, которого не последовало, и был за это благодарен. – Предупредите ваших людей, государь, и велите им следить за небом. Вряд ли муссон придет незаметно.

Король тонгов медленно кивнул, ибо – предположил Кейл – что еще он мог сделать? Здравомыслящие люди не притязали на такие способности перед государями.

– Если я пообещаю им дождь, – промолвил король, – полмиллиона мужчин, женщин и детей будут стоять на улицах в ожидании, пока тот не пойдет. – Взгляд его посуровел, впившись в Кейла, словно искал вожделенную влагу. – Да помогут нам обоим боги и духи, если я лгу.

Кейл медленно кивнул, стараясь не чувствовать себя психом оттого, что посулил такое. Он знал, что столица уже на грани бунта и хаоса и что Капуле сделал все, что мог, чтобы их предотвратить. Кейл снова задумался о «ясновидцах», брошенных в тюрьму или, возможно, казненных и погребенных где-то у него под ногами, но сжег эту мысль и направился к своим людям.

ГЛАВА 36

Оско наблюдал, как расхаживает его друг. Для Кейла была нехарактерна такая… оживленность. Обычно принц сидел, скрестив длинные ноги, в этой своей нелепой позе, впитывая «энергии», или что там он называл «отдыхом», с какой-то невозмутимой проницательностью.

Теперь он мерил быстрыми шагами роскошную гостевую залу толстого короля, то и дело скрещивая руки на груди, нахмурив женственные брови.

– Ты просил меня о встрече. – Оско по-солдатски расставил ноги и заложил руки за спину. Ожидание в тишине становилось невыносимым.

– Да, я… – Кейл прятал глаза, но было видно: взгляд его стеклянный и отсутствующий. – Оско, возможно, сегодня вечером я не добьюсь успеха. – Он двинулся по прямой линии от золотого умывальника рядом с собой к массивной кровати с балдахином. Оско нахмурился.

– Это было бы нежелательно.

Его друг хмыкнул, но продолжил шагать.

– Не суть важно. Как бы ты атаковал войско, впятеро превосходящее числом твое собственное? Как бы ты отвоевал Шри-Кон, будь ты на моем месте?

Так ведь и есть, подумал Оско. И «я бы даже не пробовал» – вряд ли тот ответ, который хотел услышать принц.

– Я бы сперва изучил моих врагов, островняк. Что им надо? Каковы их слабые стороны?

– И как бы ты мог сделать это быстро?

– Понаблюдал бы за ними своим невидимым, летающим мысленным взором, если б он у меня был.

Кейл взмахнул рукой.

– Так я и сделаю. Завтра. Сейчас мне нужны моя сила и сосредоточенность. Что еще?

Оско вздохнул.

– Я не знаю. Я мало что смыслю в кораблях и совсем ничего – в этих захватчиках. Лучше поговори со своими людьми.

Это напомнило мезаниту о необходимости проявить беспокойство. Его пехотинцы никогда не ступали на борт корабля. Насколько он понял, они наверняка захворают во время переправы, и если придется участвовать в каком-нибудь морском сражении, они могут оказаться более чем бесполезными.

Незнание собственных врагов пугало Оско. Настоящие ли они солдаты, как мезанские воины? Или фермеры и крестьяне, которым дали мечи и велели сражаться?

– Возможно, тебе следует «помедитировать». Ты, кажется, взволнован.

Кейл сверкнул глазами, затем отвел взгляд, на его обычно невозмутимом лице пролегли беспокойство и задумчивость.

Он изменился и продолжал меняться с тех пор, как они покинули Нандзу – возможно, с того момента, когда убил подростков-ассасинов, подосланных иноземным священником. Перемена была напряженной и нестабильной, но Оско видел такое много раз.

Первое ощущение юношей собственной власти сравнимо с пьянящим зельем. В сочетании с кризисом, свободой, любовью, нагрузкой и переменами – даже для тех новоявленных убийц с меньшими средствами это было странное время, равно ужасное и чудесное, полное смысла, но холодное и одинокое. А уж человеку, владеющему чудесами, пришлось бы и того хуже. Но решение ничем не отличалось, и у них не было времени ждать.

– Подними его. – Оско вынул из ножен свой длинный меч и со звоном бросил вниз, поцарапав дорогой пол. Его друг остановился, посмотрел на Оско, затем послушно наклонился.

Оско вытащил из-за пояса второй клинок, покороче.

– Ты слишком тратишь время на раздумья. Атакуй меня.

Кейл заколебался и нахмурился.

– Мы оба знаем, чем это кончится, у меня нет…

– Тогда умри!

Оско бросился вперед, метя в смазливое личико принца, отбив жалкую попытку парировать. Он остановил смертельный удар в дюйме от кожи Кейла, и они оба застыли; жестокость и безмолвие смешивались с угасающим светом, проникавшим сквозь шелковые занавеси.

– Ты уже мог быть мертв, могучий колдун.

Оско задыхался от порыва остановиться – желание убивать был таким сильным с тех пор, как его тренировали в детстве. Слабеющее тело Кейла затряслось от выброса адреналина, когда Оско отвел меч назад.

– Ты беспокоишься о завтрашнем дне, о «почему» и «что, если» и «возможно». Ни один человек не всесилен, даже ты, и однажды ты будешь кормить червей, в то время как остальные будут жить дальше. – Он резким движением вернул свой клинок в ножны, чтобы прогнать из мускулов тягу к насилию. – Если ты не преуспеешь, мы приспособимся. Твое беспокойство бессмысленно. Сейчас у тебя есть власть, великая власть. Используй ее, пока можешь.

Он развернулся и направился к единственной двери, отгоняя мысли о своей жене и гадая, успела ли его семья уже закопать ее в неглубокой могиле.

Если умрет Кейл, подумал он, значит, все это было напрасно.

Направляясь к выходу, он кивнул Асне. Кондотиец прятался в углу, увешанный ножами, один из которых держал и, казалось, готов был вонзить Оско в сердце. Хорошо, подумал Оско, по крайней мере кто-то еще готов сделать то, что необходимо. Возможно, мы сохраним жизнь этому глупому мальчишке.

– И еще, король Алаку… – Он остановился у выхода и, оглянувшись, увидел, что его друг по-прежнему ошарашен. – Действуй – всегда, даже в одиночку, верь, что добьешься успеха. Если ты умрешь, будет неважно, ошибся ты или нет.

* * *

Кейл сидел в одном из множества цветастых, расшитых гостевых кресел. Оставленный мечом Оско порез на его шее кровоточил, и Асна протянул принцу чистую ветошь. Кейл взял ее и уставился на пламя свечей; по его телу заструилось тепло, наполняя озябшие конечности.

– Мне привести его обратно? – Тон Асны подразумевал, что он имел в виду «для наказания», но Кейл покачал головой.

– Нет. В основном он прав. – Кейл поднял голову, чтобы убедиться, что друг слушает. – Этим вечером я буду погружен в свое сознание, Асна. Тебе придется защитить меня и, возможно, отнести обратно в мою комнату, когда все закончится.

Кондотиец отвесил поклон.

– Асне можно доверять.

Кейл улыбнулся. Это казалось удивительно правдивым. По крайней мере, до сих пор.

Он откинул голову назад и пожелал, чтобы ему не требовалось ежеминутно сомневаться в преданности своих друзей. Затем он поглядел на свою невзрачную, грязную рясу инициата и усомнился в том, что ему чувствовать по отношению к самому себе.

Он принц? Священник? Чародей? Ему было неведомо.

Кем бы он ни был, его не интересовали безвкусные наряды королей, пусть даже он понимал их назначение. Но что бы ни думал об одежде он сам, она служила бессловесным, искусным выражением власти и личности.

Одному Богу известно, что сказал бы Фарахи, если бы увидел его.

Теперь ты веришь в иноземного бога? Ты бросил свою семью, свой народ? Отверг свое богатство и свою ответственность?

Фарахи не был склонен к излишествам, но его «пышность» заключалась в манере держаться и одеваться при дворе. Он восседал молчаливо и отрешенно, облаченный в древние фамильные реликвии, подпитывая легенду о короле-чародее – надменном и неприкосновенном, всевидящем, всезнающем.

Но Фарахи не был колдуном. Ему приходилось убеждать людей с помощью фокусов и загадочности, потому что это единственное, что у него было. Но Кейл не притворялся. Эта мысль все еще заставляла его сердце биться чаще – эта абсурдная, невероятная правда.

Всего лишь год назад он и представить себе не мог, что будет парить в небе, проходить сквозь стены, говорить с людьми на больших расстояниях или черпать энергию из небес или земли, чтобы сокрушать и разить мир, аки бог.

В глубине сердца он знал или, по крайней мере, чувствовал: это чрезмерно для одного человека. Это слишком большая власть без каких-либо объяснений или правил, кроме тех, которые Кейл открыл сам. И что произойдет, если он переместит эти источающие энергию нити в далеком небе? Обречет ли он один народ на гибель, чтобы спасти другой? Станет ли кто-нибудь платить такую цену?

Он рассмеялся, потому что если бы озвучил эти мысли в Нандзу, Оско отвесил бы ему пинка, но смех не принес с собой утешения. Его одиночество затмевало все утехи дружбы. Это не Оско имел такую мощь, не он взвалит на себя ношу сделанного и несделанного. Это Кейл. И только Кейл.

Он понадеялся, что в одном мезанский воин прав – что чувство вины, смирение и стыд бесполезны. Львы их наверняка не испытывают, подумал он. Но возможно, людям следует иметь лучшие примеры для подражания.

Он встал и, взяв мыло в форме рыбы, сбросил свою рясу, чтоб смыть с нее грязь и кровь водой из золотого таза.

– Я веду слугу, – сказал почти смущенным тоном Асна.

– Нет, – Кейл оглянулся и успокаивающе улыбнулся, затем, напевая мелодию из своего детства, принялся намыливать одежду, нагой, как в день своего рождения. Он решил, что иногда Оско бывал прав насчет власти.

Власть означала, что ему, по крайней мере, не нужно извиняться за правильные поступки, за элементарные вещи. Он решил, что если сумеет выжить и станет королем, то будет сам стирать свою одежду и опорожнять свой ночной горшок, и какая разница, что думают другие люди, ведь в конце-то концов он мог разорвать их на части с помощью воздуха.

Закончив «стирку», он надел мокрую рясу обратно, зная, что скоро все промокнут, и это в любом случае ничего не меняло. Он попросил у служителя простую еду – рисовую кашу и суп, а еще рыбы, если она у них есть. Впервые за последние дни он ел с аппетитом и в хорошем настроении, глядя из окна на огни Кецры и растущие толпы людей, выходящих на улицы.

– Пора, – сказал он Асне, вставая и засовывая руки в манжеты, как это сделал Амит, когда они встретились. Мне тебя не хватает, «Мастер Асан», подумал он, и хотел бы я, чтобы ты стоял рядом со мной этим вечером.

Но его путь больше не лежал рядом со старыми, мудрыми учеными в поисках истины и гармонии. Теперь его со всех сторон окружали молодые воины.

Он улыбнулся Оско, чтобы дать понять, что не сердится. Он хотел, чтобы его друг понял: Кейл его не осуждает, потому что не вправе судить кого-либо. Я ничто, подумал он, и ты тоже. Все мы – пыль на ветру, и однажды нас унесет прочь, и мы будем спать в горах и морях.

Они вместе спустились к причалам, проходя через оживленный, но притихший внутренний двор, где сотни торговцев глазели на них и перешептывались. Мезаниты в полном снаряжении расчистили путь, выставив руки и щиты, чтобы аккуратно, но твердо оттеснять зевак в стороны.

– Это он, это принц!

Многие показывали пальцами и вытягивали шеи, стараясь заглянуть за спины стражей.

Кейл улыбнулся и поклонился нескольким из них, но в основном продолжал идти, стремясь поскорее закончить спектакль и дать этим людям то, в чем они отчаянно нуждались. Я буду королем малых дел, подумал он радостно, и эти земли оросит бог великих свершений, не я.

Луна освещала им дорогу – почти полная, примерно в неделе от Матохи, времени праздника в Шри-Коне. Кейл вспомнил кутеж со своими братьями по флоту, когда они пили и объедались в «Огнях и небе», а затем о свидании с Лани, и о прощании, которое в действительности оказалось началом.

Оско посоветовал бы ему забить на подобные мысли и быть бесстрашным, Андо посоветовал бы ему сжечь их и жить настоящим. Но Кейл позволил чувствам нахлынуть и сдавить ему горло. Если любовь и радость не достойны воспоминания, то значит, не достойно ничто.

Он подумал и о всех других юных влюбленных с разбитыми сердцами, о детях, умирающих от болезней и голода, о своей прежней жизни в комфорте и богатстве, которых он не заслужил, и о долгом времени благоденствия и красоты. Как бы ему хотелось разделить эти дни с голодающими, лишенными надежды людьми, смотрящими на него с верой в глазах, как будто бы он мог все это изменить.

Я бы изменил, попытался он сказать, я бы отдал все это, если бы это помогло, но это не поможет, и я не могу.

Он почувствовал слезы на щеках и осознал: его отец пришел бы в ужас. Он чувствовал растерянность и смущение Оско, но еще отчетливее ощущал нити жара и горестей людей в толпе, расступающихся и тянущихся к нему с полумертвыми детьми на руках, надеясь, что у него есть власть исцелить, изменить ситуацию, даровать им спасение.

Он протягивал руки, игнорируя свою охрану, чтобы дотронуться до опухолей или рубцовой хвори, жалея, что не может высосать их подобно яду и развеять страдание по ветру. Он молчал, потому что у него перехватило горло. Он обхватывал щеки ладонями, улыбался и проводил руками по спинам стариков, согбенным тяжелой работой. «Я всего лишь человек», – хотел он сказать, но не мог, да и возможно, если кому-то помогает наличие веры, то какой в этом вред?

Продвижение было медленным, но уверенным, каждый шаг вел вниз, к пляжу и трибуне, на которую должен был подняться Кейл. Десять тысяч выживших моряков из военного флота Шри-Кона собрались вместе и теперь ждали своего принца, в изумлении глядя на извивающуюся, умоляющую толпу аборигенов, следующих за Кейлом.

Взобравшись по деревянным ступеням на помост, Кейл поднял голову к темно-серым облакам и закрыл глаза. Толпа затихла.

Несомненно, люди ждали слов утешения или величия. Они хотели услышать речь пророка, которая воодушевит их и прогонит их страхи.

Но завтра голодные так и останутся голодными. Слабые все равно угаснут на глазах у своих семей, и никаким словам не дано облегчить смерть. У Кейла не было ни ответов, ни доводов. У него были только нити энергии, за которые можно тянуть, и боги, которых можно молить о чуде.

Он молчал. Его дух воспарил ввысь и поднял руки, щурясь в почти ослепляющем свете чего-то ужасного и прекрасного, простертого сквозь серость – подобных радугам, но осязаемых струн, протянувшихся вдоль тысячи звезд. Он подплыл и схватился за них, оборачивая, как веревки, вокруг своих рук.

Он вздохнул и представил тихий костер на пляже со своими братьями. Он улыбался Тейну и сжигал свои сомнения.

Прошу, будь мягок, боже, кем бы или чем бы ты ни был. Прошу, помоги мне и этим людям и даруй им жизнь.

Он откинулся назад в воздухе, а затем дернул.

Нити натянулись туго, словно снасти между парусами, но ничего не произошло. Кейл откинулся назад и снова потянулся, на этот раз во всех направлениях – к движению волн, жару толпы, колебанию земли… Здесь было место силы, и он обмотал ее вокруг своего тела, как броню.

– Шевелись, проклятие, – прошептал он, стараясь не думать о несчастьях и смертях, которые повлечет его провал – и зная также, что скорее умрет, чем позволит этому случиться. Он почувствовал, как его тело пошатнулось и схватилось за перила, тепло вокруг него испарилось, и дыхание толпы всколыхнуло воздух.

Поверхность пляжа содрогнулась. Дух Кейла взревел от напряжения, и его слух уловил плеск воды, раскат грома. Канаты силы, обвязанные вокруг его рук, словно сопротивлялись ему, как будто кто-то или что-то стоит вдалеке и тянет к себе.

Кейл знал, что не может отпустить – и что не отпустит, даже если б захотел. Все собравшиеся вокруг него заткнули уши, хотя Кейл теперь мало что слышал. Только стон подобных канатам нитей силы, что извивались вокруг него, сопротивляясь его духу.

Люди скорчились от боли, и он понял, что они каким-то образом услышали его, как будто его дух прокричал во все уши.

В небе и воде больше тепла, подумал он, и там есть жизнь, и ветер, и толпа может вынести больше!

– Островняк!

Как показалось Кейлу, он услышал оклик Оско, но не был уверен – таким громким стал поднимающийся пар, или, возможно, морские брызги, или стук крови в ушах Кейла. В его глазах пульсировала темнота, но он упрямо продолжал тянуть.

Даже если я сейчас погублю себя и всех, кто меня окружает, многие другие будут жить. Я не могу остановиться. Я не остановлюсь.

Он моргнул при этой мысли, гадая, думал ли так же и Фарахи – вероятно, ту же самую логику использовал его отец, когда оправдывал убийства и пытки некоей высшей целью, якобы известной ему одному.

Это стало занозой в разуме Кейла – камнем под тяжелым ботинком, пока принц изо всех сил напрягался, чтобы держать ступни ровно…

И потерял равновесие. Его тело рухнуло на перила, и дух оторвался от земли – нити рывком схватили его, увлекая все выше и выше, быстрее и быстрее, как щупальца осьминога, притягивающие свою жертву, чтоб заглотить целиком.

Облака понеслись ему навстречу, затем проплыли мимо; его бесплотные глаза словно увлажнились слезами от ветра.

Какие бы нити ни связывали его дух с телом, они оборвались, отделившись так же быстро и бесшумно, как срезанные ножницами волосы. Окна дома его духа захлопнулись, оставив Кейла далеко-далеко. Его сотряс ужас, когда он почувствовал, что пойман в быстрину. Кейл не успел даже вскрикнуть.

ГЛАВА 37

Это Лани, племянник. Она будет жить с нами во дворце. Как мы приветствуем гостей? Кейл поклонился и, хотя по правилам должен был коснуться руки маленькой девочки, не сделал этого. Казалось, гостья такая же застенчивая, как и он сам, и Кейл спрятался за юбками Кикай, как часто делал в присутствии незнакомцев.

Тетя рассмеялась, отогнала его и, держа их обоих за руки, зашагала к королевскому пляжу. Выдав им ведерки и соломенные шляпки, она погрозила пальцем.

– Вы подружитесь, да? А теперь поиграйте в песке и будьте паиньками. Я буду вон там.

Затем она подошла к слуге и что-то зашептала, и Кейл зарделся в наступившей тишине.

Каким-то образом он знал, что это всего лишь сон или, возможно, воспоминание внутри сна. Он познакомился с Лани, когда ему было шесть лет, но не помнил тот день ясно.

Она сразу же принялась за дело, выкапывая затвердевшие комочки и блестящие камешки и опуская их на дно ведерка. Ее нежные ручки с подпиленными и лакированными ноготками казались такими неуместными в грязи, и даже в тот момент Кейл не мог оторвать от нее взгляда.

– Что это ты делаешь? – попытался он спросить так, будто ему все равно.

– Хочу взять немного домой для моей мамы. Спорю, она никогда не видела белый песок!

Кейл молчал, думая: «А разве бывает песок других цветов?» и еще что было бы здорово иметь маму.

– Это здорово, – сказал он. Лани улыбнулась.

Затем он испуганно обернулся, потому что Кикай практически плевала в красное лицо слуги, стоя к нему гораздо ближе, чем позволял этикет.

– Простите, сударыня, – сказал тот, – но король приказал, чтобы все ваши письма подлежали утверждению.

– Ты думаешь, я этого не знаю? – Она говорила своим сердитым голосом – от которого Кейл научился убегать еще пацаненком. – Я хочу, чтобы ты все равно взял его, понимаешь? – Ее гнев растаял, сменившись чем-то похожим на раскаяние; голова клонилась набок, грудь вздымалась. Кикай погладила молодого слугу по щеке, куда попала слюна, облизала пальцы и прошептала слова, которых Кейл не расслышал.

Затем небо потемнело от облаков, слишком черных, чтобы быть настоящими. Пляж захлестнул прилив, словно текущий вниз по склону, и окатил спину Лани белыми шумными брызгами.

– Кейл-че! – закричала она.

Подхваченная потоком, она уже не была маленькой девочкой. Вода утекала прочь, и Лани откинулась на спину, в панике выронив свое ведерко и разбросав камешки.

– Лани!

Кейл потянулся за ней, но не мог пошевелиться.

В одно мгновение волны опрокинули ее и утащили под воду, смывая все следы ее присутствия, кроме стойкого аромата ванили и ямок на песке.

Оглянувшись, Кейл увидел, что Кикай гладит все того же слугу по руке, теперь уже смеясь и не обращая внимания на волны.

– Помогите ей! Прошу! Помогите нам!

Но тетя не могла расслышать его из-за грохота воды. А когда он снова попытался пошевелиться, отреагировал только его дух, но не тело. Вопреки собственной воле Кейл взлетел, поднимаясь все выше и выше, покуда взморье не скрылось в белых завихрениях облаков – мимо летящих птиц и в разреженный воздух, который туманился от его дыхания. Солнце замерцало и пропало. Звуки жизни растворились в холодной и бескрайней пустоте. Кейл заморгал в полной темноте.

Это не взаправду, подумал он. Что это я делал? Где это я?

Он помнил яркие огни, опасность и печаль незнакомцев. Подробности скрылись за болью в его глазах, которая распространилась на виски и макушку, стуча словно сердце, запертое внутри барабана.

«Нишад, – услышал он шепот мальчишечьего голоса. – Те, кто остаются».

Кейл узнал этот голос и поверил ему, но не мог вспомнить почему. Он прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, что угодно на черном полотне вокруг себя. Он почувствовал страх, ибо теперь он знал, что «ушел» или «уходит». И знал, что не хочет этого.

В поле его зрения мелькнули чьи-то глаза, и он крутанулся, чтобы разглядеть их как следует, но потерял из виду. Возникли тени, фигуры размером с людей, почему-то более темные, чем просто отсутствие света. Здесь он мог перемещаться своим духом и ускользнул от них. Но он не знал, куда идти…

Где мое тело, и мое жилище духа, и мои окна?

Он летел вслепую, охваченный ужасом, надеясь только обогнать этих затаившихся в пустоте существ, которых он мог видеть или ощущать. Без всякого смысла шепча, шипя и вопя нечеловеческими голосами, они тянулись к его ступням, задевая его кожу чем-то наподобие когтей.

Их прикосновение жгло огнем. Кейл полетел быстрее, он потянулся к нитям энергии, но ничего не нашел. Он осматривался во всех направлениях, не чувствуя ни верха, ни низа в этом кошмарном мире. Но далеко внизу он увидел огонек. Выглядел тот слабым и расплывчатым, но Кейл знал, что темнота – это смерть, и без колебаний полетел на свет.

Приближаясь к огню, он вспомнил: Я дергал за нити, вот что я делал; я использовал свою магию, и я был в окружении людей.

«Воздух», сквозь который он летел, заставлял коченеть его лицо и руки, а пара теневых когтей царапала ему спину и шею. Они были жаркие, острые, и от этого контраста с ветром Кейл чувствовал себя так, словно разом горит и замерзает. Но он не мог кричать.

Ему вспомнились его братья по флоту – как они плыли, преодолевая боль, здравый смысл и страх, чтобы выиграть длинную гонку. Он вспомнил, как нырял под волны и волочил свое тяжелое тело вперед по одному гребку за раз, пока все остальные отставали. Ему вспомнилось, как он оседлал ветер и полетел в Кецру, свободный и одинокий, за исключением крылатых существ, которые не могли видеть его или причинить ему вред.

Он боролся за спасение не только своей жизни, каким-то образом он это знал – сотни тысяч жизней ждали, рассчитывали на него.

Свет стал шире и яснее; теперь его окружали кольца зеленого, синего и серого цветов. Кейл несся вперед, не замедляясь. Еще больше теней пыталось поймать, окружить его, и он плевать хотел, что там за место и где оно находится, зная только, что жизнь лучше, чем смерть.

Он перестал «лететь» и упал с полузакрытыми глазами, проваливаясь сквозь прохладный туман, желая только свернуться в клубок и плакать от пронзающей его боли. Но вот туман рассеялся. Кейл увидел ровную зеленую землю, но чувствовал, что беспомощен замедлить падение. Он врезался головой в мшистую почву, погрузившись в нее так, словно был камнем, брошенным каким-то разгневанным богом.

Его голова раскалывалась, лицо оттаяло, но покалывало, кожа горела от одного прикосновения к одежде. Но он был жив. Падение, казалось, даже не причинило ему особого вреда. Он выполз из образовавшейся воронки, двигаясь рывок за рывком к холодному, темному месту в окружении огромных, смазанных деревьев.

– Здравствуй, – произнес приятный, низкий голос.

Кейл изогнулся в поисках его источника, но обнаружил, что едва может пошевелиться. Он издал стон, пытаясь выдать его за приветствие. Попробовал еще раз:

– Помоги.

Его зрение плыло, затуманившись, как и тогда в Нандзу, когда он впервые «потянулся» наружу своими чувствами. Затем его подняли с земли сильные руки. Он ощутил прохладные капли на своей коже и задался вопросом, когда успел пойти дождь, отчего-то чувствуя, что этот дождь важен.

– Ты в безопасности, – сказал тот же голос, – я отнесу тебя в дом моей мамы.

Кейл повернул голову ровно настолько, чтобы увидеть своего спасителя. Это был великан с бледной кожей и желтыми глазами, которые светились во тьме. Они смотрели на Кейла в упор, без жестокости или доброты, а словно просто изучающе.

– У меня никогда не было гостя, – сказал великан довольным тоном. – Но тебе здесь очень рады.

Звуки отдавались эхом, и Кейл был не в состоянии даже держать глаза открытыми. Чувствуя приближение сна или беспамятства, он глянул наверх и увидел неровную зубастую улыбку и искаженное лицо. Яркие глаза потускнели, как маяки на далеком берегу, и Кейлу показалось, что он до сих пор видит тени, притаившиеся в уголках его зрения. Но больше он ничего не мог сделать. Он поежился от холода и смежил веки.