Текст книги "Короли пепла"

Квал пожал плечами.

– Чем больше, тем лучше. Я не корабел, сударь, но путем проб и ошибок, с достаточным количеством людей и припасов мы сможем уложиться в твой срок.

Рока кивнул, как всегда восхищаясь компетентностью и прямотой этого парня. Если молодой морпех сказал, что справится, Рока не сомневался: так и будет. Он с самого начала ясно дал понять, что именно знает, а чего не знает о строительстве, и всегда был неустрашим перед поставленной задачей.

Но только если я смогу найти ему достаточно людей и припасов, подумал Рока. Он снова задался вопросом, смог бы ли он вытащить из своей Рощи целый корабль, полностью построенный в его воображении мертвецами. Пожалуй, смог бы, но вопрос в том, как?

– В этой стране ты главный строитель, капитан. Я достану тебе столько, сколько смогу.

Рока вернулся к главному дому фермера, стискивая зубы, когда запутывался в сорняках и зарослях травы. Оттого, что он не позавтракал, у него урчало в животе.

Снаружи, сидя на табуретках, ткали и латали одежду дочери Алтана. Все они были симпатичные, как их мать, но у перворожденной двойняшки Аны хватало смелости вежливо улыбаться Роке, в то время как ее братья и сестры разевали рты или таращились в землю. Это наделяло девушку истинной красотой в его глазах.

– Букаяг, – сказала она, и он попытался сдержать румянец, ибо наверняка слишком пялился. Она подошла к нему, сжимая в руках свою работу, спокойная и без всякой робости. – Мама сказала, это для твоих людей. – Она протянула тонкие летние шерстяные одеяла, глядя прямо ему в глаза.

– Спасибо, Ана. – Он улыбнулся и взял одеяла, и ее ладонь будто невзначай коснулась его. Кожа девушки была прохладной, но мягкой, и от этого ощущения волосы по всему телу Роки встали дыбом.

В его Роще Девица-из-темницы-Трунга уставилась на него.

Рока представил, что зеленые и фиолетовые синяки на ее шее обернуты вокруг шеи Аны, как ожерелье, прочистил горло и отвернулся.

– Садись и ешь, – сказала Нойон, когда он пригнулся и вошел в широкий дверной проем – как обычно, оставив сапоги и трость снаружи, чтоб не нанести грязи, хотя матрона не заставляла это делать – и направился к своему месту на одной из длинных скамей вокруг слабо горящего очага.

Он подавил порыв смахнуть со своего сиденья крошки. Это был богатый дом и, безусловно, более чистый, чем большинство ферм, но Рока сразу начал замечать тут грязь. Насколько же чище было в Пью!

Там люди купались или стирали одежду почти ежедневно – вода ведь была теплой и приятной для использования; они привычно подметали свои деревянные полы, снимали обувь и мыли ступни на порожке, даже дети видели в нечистых врага.

Сородичи Роки воняли застарелым потом и нечистотами. Они вычесывали блох и вшей и топали по своим кухням и спальням в грязной обуви. Даже богатые Северные фермеры вроде Алтана с его семьей по меркам Пью были чумазой деревенщиной.

– Твои люди присоединятся к нам? – спросила Нойон, хотя они никогда так не делали – вместо этого ели и спали на корабле, независимо от погоды.

– Они слишком заняты, – сказал Рока. – Я отнесу им что-нибудь позже, с вашего согласия.

Матрона кивнула, и на этом ритуал завершился. Сам вход в этот дом заставлял островитян воротить носы, так как они брезговали дотрагиваться до лавок и стен. А от запаха стряпни Нойон их тошнило.

Она выложила дымящееся варево из овса и свинины в глубокую миску, и Алтан с детьми присоединились к ним; девицы сели подальше от Роки скорее по традиции, чем из отвращения. Мальчики были в радостном возбуждении от совместной работы с отцом и теперь устраивали в шутку потасовки. Рока попытался не чувствовать к ним ненависти.

– Благослови нас Зиф, – пробормотал Алтан над собственной миской, практикуя свою веру втихомолку, словно смущенный – возможно, потому что Рока был «Рунным Шаманом», а может, потому что в глазах Ордена был еретиком. – Как твоя нога? – спросил он, чтобы прервать наступившее молчание, затем прочистил горло.

– Уже лучше, спасибо.

Рока уже много дней преувеличивал свою хромоту, чтобы выиграть время. Нога все еще болела и замедляла движения, но он был более чем в состоянии перемещаться.

Ели они преимущественно в напряженной тишине. Но когда после мяса Алтан открыл медовое вино и наполнил кубки даже детям, изысканность теплого напитка развязала языки и расслабила позы. Вскоре семейство болтало про новый дом, погоду, одеяла и младших двойняшек, расплескавших свою еду, и все дружно смеялись. Все, кроме Нойон.

Нойон не одобряла Року. Если бы его на берегу нашла она, то несомненно, уже пришел бы местный вождь. Но Алтан дал слово, а матрона, хотя вовсе и не обязанная, по-видимому, любила своего Избранного и уважала его честь. Он взял Року под свою защиту как гостя, и по крайней мере, этого для Нойон оказалось достаточным, чтобы дать отсрочку.

И все же они шептались по ночам.

«Жрицы солгали. Мы не знаем подлинной истории, а он кажется честным», – сказал фермер в первую ночь, когда Рока сидел у стены их дома, бодрствуя в темноте.

«Правда не будет иметь значения, если его найдет Орден. И что, если проболтается наш сосед?»

«Не проболтается».

«Ты не можешь знать наверняка. А как насчет его мелких темнокожих… союзников? Его метки Носса? И он гигант, Алтан! Что нам делать, если он впадет в ярость? Ты видел, что он сделал с волками».

«Он поклялся Нанот, любовь моя, и мне…»

«Если он вытворил хотя бы половину того, о чем говорят, думаешь, это имеет значение?»

«Я посмотрел ему в глаза, Нойон. Он не намерен причинять нам вред. Я бы знал».

Наконец супруги выдохлись и уснули, но последующие дни не прогнали их сомнений. Рока решил призвать серебро из своей Рощи и после очередной трапезы вручил Нойон кусок стоимостью в две лошади.

«Это… это… – Ее глаза стали большими, как обеденные тарелки. – Это слишком много, Букаяг».

«За твою доброту. И за животных».

Она в конце концов кивнула, завернула серебро в ткань и спрятала без дальнейших возражений. После этого она больше не высказывала ночных жалоб.

Впоследствии он принес еще серебра, чтобы купить припасы для Квала, забрав всю древесину и весь такелаж, что хранились на взморье Алтана, и фермер вытаращил глаза при виде такого богатства. Также Рока принес еще сухих дров, а еще железные гвозди, затычки и стержни, различные зажимы, молотки и другие орудия – и притворялся, что все это имелось в трюме корабля.

Скоро ему понадобятся работники и воины – мужчины, которых он мог бы переправить через смертоносное море за добычей и славой. И каким-то образом он должен скрываться от Ордена и вождей, которые наверняка соберутся вместе и будут преследовать его, как бешеного зверя, до самых пределов Аскома – по крайней мере, если узнают, что он жив.

В мире живых он сосредоточил половину разума на настоящем, улыбаясь людям, которые рискнули своими жизнями, когда приютили его. Осушив свой винный кубок одним глотком, он понаблюдал за мальчиками, которые попытались сделать то же самое и поперхнулись, а фермер засмеялся и снова наполнил кубки.

Было ясно: это хорошие, честные люди – возможно, достаточно богатые, чтобы заслужить неприязнь Букаяга, но если брать мир в целом, они все-таки принадлежали к бедноте. Семьи, подобные клану Нойон, были причиной возвращения Роки домой – сами того не ведая, запертые в ледяной клетке.

Он освободит их и взломает ради них скорлупу мира, чтобы храбрые могли выбрать свой путь.

Но как мне пустить слух о моем возвращении? Как мне собрать тех, кто лишен вождей, и научить их всей истине, и сплотить мужчин под моим знаменем?

Он не нашел очевидного ответа и, моргнув Букаягу, чтобы тот прекратил пялиться на округлости Аны, сосредоточился на своей Роще. Ему придется отвоевать преданность своих изгоев, если те остались в живых. Возможно, с этого он и начнет.

* * *

– Давай-ка разомнем твою ногу, – сказал Алтан перед наступлением темноты. Он казался немного пьяным и скорчил рожу своим младшим двойняшкам, прежде чем помочь Роке встать.

Это была не первая их вечерняя прогулка, и они в привычном темпе двинулись вдоль пляжа.

Они слушали шум волн, щебет птиц и стрекот кузнечиков, смотрели, как ныряют за рыбой пеликаны вдоль побережья, и непринужденно молчали, пока один из них не выбрал тему беседы.

– Первым человеком, которого я убил, был рыбак, – сказал фермер, ковыряя соломинкой в зубах.

Рока ничего не ответил, ожидая продолжения. Он уже выяснил, что Алтан был воином без вождя с холмов Среднеземья – и в юности мало чем отличался от разбойника.

– Знамо дело, я умирал с голоду. – Алтан пожал плечами. – Я видел, как он, бог его подери, чуть не оторвал голову портовому мальчишке за то, что тот возился с его тросом. Ну и я попытался украсть его рыбу. А взамен проломил ему череп. Мужик скользнул в воду, и дело с концом.

Рока вздохнул и уставился на искалеченную челюсть ходячего трупа в своей Роще.

– Мой был пацаном с конюшни. Мне было двенадцать, ему, наверное, четырнадцать. – Тут он сделал паузу, не зная, что еще сказать, кроме правды. – Мне была нужна лошадь.

Как обычно, фермер промолчал и, видимо, не осуждал. Он просто продолжал идти вперед, помня о хромоте Роки, и на этот раз они прошли дальше, чем прежде – мимо корабля Трунгов, ныне вытащенного на берег во время отлива и спрятанного за деревьями и кустарником, мимо выступа болотистой земли на Западной оконечности фермы Алтана и по краю его огромных, недавно засеянных угодий, которые пока что выглядели как грязевые поля, расчерченные рукотворными канавами и вкраплениями кустов.

– Это было до твоего рождения. – Алтан прервал приятную тишину. – Но еще я много лет сражался в Зерновой Войне. Слыхал о такой?

Рока кивнул, хотя и не был уверен. В отличие от Пью, аскоми не хранили письменных книг о своей истории – а если и хранили, то исключительно у жриц. Конечно, Эгиль о многом поведал ему за время их странствий – о бунтах повстанцев и Южном богохульстве и алчных вождях, подкупающих жриц ради земель и услуг. Он никогда не использовал термин «Зерновая Война», хотя и говорил о Северных вождях, воюющих за пахотные земли.

– Короче, так мы это называли. – Алтан пожал плечами. – Зерновым вождям надоело раздавать свой урожай, поэтому однажды они собрались вместе и… прекратили. – Его взгляд поплыл, как у людей, погруженных в грезы. – Так я и встретил Нойон. – Он улыбнулся. – Боги, видел бы ты ее тогда. – Он подмигнул и обхватил ладонями воображаемые буфера. – Орден собрал тысячу убийц вроде меня и натравил нас на этих вождей. – Он покачал головой. – Большей частью просто резня. Мы прорубались через мягкотелых Северных парней, убивали землепашцев, скотоводов, горожан, кого угодно – до тех пор, пока мы перемещали их посевы, всем было в общем-то плевать. – Он то ли усмехнулся, то ли фыркнул, но Рока понимал, что это наигранное – притворная черствость, приправленная сожалением. Взгляд фермера устремился вдаль. – Я убил мужа Нойон здесь, на этом дворе, – красивого парня, постарше. Она стояла на расстоянии вытянутой руки, во всей красе. У нее были слезы в глазах и нож в руке, но она просто глядела на меня. Хрен Имлера, никогда не забуду тот взгляд. – Он помолчал, словно все еще недоумевая. – Затем она показывает пальцем и говорит слова и выбирает меня следующим, прямо тут – с кровью ее мертвого мужа на моем мече, сворой убийц и псов позади меня. Я застыл на месте. Я принадлежал ей. – Он потряс головой, и в его глазах дрожали слезы. – Я никогда не заслуживал мира или семьи – после того, что натворил, после законов, которые нарушил. Но боги все равно мне это дали. – Он остановился и положил ладонь на предплечье Роки. – Ты… взаправду шаман? Ты правда можешь говорить с богами?

Рока сдержал любую реакцию от появления на своем лице, но кусочек головоломки встал на место. Ответы, подумал он. Потребность в ответах и чувство вины – вот разгадка твоей доброты.

Он посмотрел в глаза фермеру и кивнул, видя в них бесполезное благочестие своей матери и стараясь не возненавидеть обоюдоострую силу и слабость веры.

– Они двигают моей рукой даже сейчас, Алтан, – сказал он, затем взял свою трость и, не глядя, изобразил на земле три идеальные руны, как будто его пальцами шевелила какая-то высшая сила.

Мужчина смотрел, округлив глаза, и заговорил нетерпеливо, но испуганно:

– Что… какой… что они говорят, шаман, скажи?

Рока выдержал эффектную паузу. Он сделал вдох и опустил взгляд, как будто начертал руны, не ведая, что это такое. Он хочет прощения, понял Рока, утешения, оправдания – но должен ли я их даровать? И как обратить это на пользу?

– Они говорят, что нужно довериться богам. – Он отвел взгляд, словно не желал вносить ясность.

Здоровяк грубо схватил Року обеими руками, зрачки его бегали туда-сюда.

– Пожалуйста, пожалуйста, молю тебя, шаман. Что бы это ни было, я хочу услышать.

Рока вздохнул, словно собираясь с силами.

«Разве ты не видишь мой обман? – подумал он. – Разве не видишь меня? Разве не видишь, кто я такой?»

– Это знак Носса, Алтан. Он отметил тебя так же, как отметил меня. – Как бы невзначай Рока притронулся ладонью к своему пятнистому подбородку. Это было лучшее, что он смог придумать наобум, и понадеялся, что со временем эта уловка сделает фермера обязанным.

Алтан сглотнул и закрыл глаза, как будто подтвердились его худшие страхи.

– Отметил для чего, шаман?

Рока уставился на него и усмехнулся.

– Негоже выспрашивать у горного бога его мотивы.

Хватка ослабла.

– Конечно, да, конечно. Извиняюсь. Спасибо, что рассказал мне. – Он попятился, выглядя неуверенным. – Нам пора возвращаться, темнеет. – Фермер отвернулся, щурясь в лунном свете.

Рока двинулся следом. Обратный путь казался долгим и одиноким. Он понимал, что больше не может быть «другом» этого человека, и новых прогулок не будет.

Алтан двигался в оцепенении, несомненно, просеивая смутные воспоминания, как старатель, в поисках подтверждений своей веры. Их темп ускорился, когда мужчина забыл о хромоте Роки, но идти в ногу было нетрудно.

Пока они шли, у Роки возникло странное ощущение: предчувствие влаги, как будто погода изменилась – словно вдалеке сгустились темные тучи, пока он ждал в безветренном море. Он попытался понять и, возможно, обратиться к своей памяти и наблюдениям, как сделал на свой лад Алтан. Затем в темноте он заметил дым.

– Нойон разводит костер сегодня вечером? – спросил он, пока его грудь сжималась в предчувствии, сознавая, что первым почуял его и, возможно, уже знал Букаяг. Он увидел смутный световой силуэт и ощутил предательство, как влагу на ветру.

Все еще задумчивый, фермер поднял глаза.

– Я не знаю. – Он увидел выражение на лице Роки и моментально вернулся к реальности. Они вместе набрали скорость, срезая путь через поле, топча едва проросшую зеленую пшеницу. – Она могла бы, – сказал Алтан, переходя на бег. – Поленьев было достаточно.

Рока проигнорировал боль и отбросил палку, чтобы не отставать. Они во весь опор взбежали на последний холм и, запыхавшись, достигли вершины, чтобы как следует разглядеть усадьбу и амбар. Они увидели огонь. Но не там, где тот должен был быть.

Дом трещал и горел и уже наполовину обрушился. Рока увидел мужчин, движущихся по двору, и других, рядом с живностью. Он насчитал около тридцати человек, разламывающих заборы и сараи мечами и факелами. Он схватил фермера за плечи.

– Их слишком много, Алтан, ты ничего не сможешь поделать.

Он всматривался в темноту побережья, нет ли людей рядом с его кораблем, но ничего не видел из-за расстояния и ветрозащитных насаждений.

– Мой топор… он в доме, – прошептал старый воин, как будто спохватившись, обозревая собственную землю, словно чужак.

Рока подумал о том, как Ану «насилуют» или расчленяют, затем вспомнил, что он в стране пепла. Девочкам ничего не грозило.

Эти мужчины принадлежали местному вождю или Ордену, но в обоих случаях они бережно возьмут женщин в плен для суда своих хозяек.

Рока взглянул и увидел фермера на грани срыва – человека, всю жизнь ожидавшего кары за свои деяния, расплаты за свое прошлое. И этот день настал.

Я не могу спасти его семью, подумал Рока, но я могу спасти его. Сейчас я могу привязать его к себе, а позднее дать ему новую жизнь.

Из своей Рощи он поднял боевой топор из голубой стали – одно из многих творений в его арсенале, украшенных рунами и ждущих достойного владельца.

– Алтан, сын Брандта, – произнес он своим самым вещим голосом, созданным в подражание Эгилю и отточенным практикой. Фермер моргнул и встретился с ним взглядом. Рока призвал оружие из воздуха и огня, и обоих мужчин осветило дождем искр. – Я же сказал тебе, что ты отмечен Носсом. Ты призван, Среднеземец.

Алтан застыл с открытым ртом, вырванный из своего кошмара яркостью и звуком сотворения. Он сглотнул и поднес дрожащую руку к стали, словно не веря, что нечто подобное может существовать.

– Я пророк Носса, – молвил Рока, крепко держа оружие, пока их ладони не сомкнулись на рукояти. Он встретил пристальный взгляд мужчины, зная, что его чудовищные яркие глаза светятся в падающих языках пламени. – С этой ночи ты в Его армии.

ГЛАВА 41

Алтан схватил откованный богом топор.

Я заслужил это, подумал он, я заслужил гибель и страдания, но не Нойон и не ее дети.

Он стиснул зубы и отсек множество вопросов «почему» и «как», больше не имеющих значения. Остались только страх и беда, и он не допустит ни того, ни другого. Кивнув пророку или, может быть, демону старого мира, он побежал вниз по травянистому холму, надеясь приблизиться к своему разрушенному дому с той стороны, где воинов скопилось меньше всего.

Единственный имеющий значение вопрос, оставшийся для человека или твари рядом с ним, был прост: ты мне поможешь?

Темнота озарилась огнем, и в руках великана возник легендарный клинок из вороненой стали, более длинный и грозный на вид, чем любой меч, который когда-либо видел Алтан. Ответ показался достаточно ясным.

Свет от горящего дома, собственноручно построенного Алтаном, освещал бандитов или кем там они были. Трое стояли на страже с его стороны, но в основном смотрели на пламя, хорошо вооруженные мечами и копьями. Они выглядели здоровыми и плотными, а их лица были выбриты на Северный манер. Судя по их осанке, они казались беспечными, как будто полагали, что жертв может быть больше, но опасность невелика.

Я покажу вам страх, подумал Алтан, гребаные ублюдки.

Не дожидаясь реакции Букаяга, он бросился в атаку, с презрением думая о том, как первый Избранник Нойон даже не сумел дать отпор.

– Сюда! – крикнул первый воин в последний момент. Он поднял копье, но тяжелый топор Алтана разрубил древко надвое, а затем рассек голову бандита, как полено.

Острота лезвия удивила его. Траектория размаха казалась такой естественной, такой знакомой – звук и ощущение раздробленной кости вернули Алтана в ранние дни безрассудной жестокости, унеся вдаль годы, проведенные за рубкой деревьев.

Попытавшись оттолкнуть тело ногой, он потерял равновесие и понял, что сейчас его атакует кто-нибудь еще.

Но остальные отступили; на бледных лицах ясно читался ужас, когда Букаяг зарычал и вступил в схватку; его меч и глаза полыхнули при свете огня.

Первый бандит – видимо, слишком сбитый с толку, чтоб дать отпор – упал, обливаясь кровью, когда меч гиганта вспорол ему живот. Второй с воплем развернулся и побежал, предупреждая о кровавом убийстве, но освещенное заревом древко копья пронзило ему спину.

– Носс передает привет, – прорычал шаман. Затем вытащил окровавленное копье из груди умирающего, бормоча «В хозяйстве пригодится» с кривозубой улыбкой, словно шутил сам с собой.

Алтану пришлось выбросить весь этот бедлам из головы.

– Я не нахожу мою семью, – прошептал он, задыхаясь, затем крадучись двинулся вдоль круглого дома, надеясь, что никто из остальных врагов не услышал криков за ревом пламени.

Многие бандиты, должно быть, рассредоточились, обыскивая двор и земельный участок, оставив, пожалуй, еще пятерых возле дома. Разглядеть их было трудновато: они стояли достаточно далеко от огня, сбившись в кучу и болтая.

Алтан подал жест Букаягу, надеясь, что тот понял, затем отошел от огня в темноту, осматриваясь, чтобы пробраться ближе. Он уловил на ветру запах жареного мяса и взмолился Брэй, чтобы это были его свиньи.

Он потерял шамана из виду, но не стал ждать и в итоге пополз на четвереньках, дабы подобраться так близко, чтобы слышать разговор, более не озадачиваясь распухшими суставами или постоянной тупой ломотой в спине.

– Жрицы обещали мне! – услышал Алтан голос северянина, слишком знакомый, чтобы казаться здесь уместным.

– И я уверен, они отдадут ее, когда пожелают. Но я должен забрать девочек и убить остальных. Так мне приказано.

Очертания тощих конечностей Табина обрели четкость в скудном освещении. Он теребил жидкую бороденку, беспокойно раскачиваясь взад-вперед, как в тот раз, когда Алтан впервые предложил ему совместную торговую затею.

– Какой смысл идти с ней весь день и ночь, только чтоб развернуться и увести ее обратно?

Говоривший чернобородый мужчина сверкнул глазами. Он был худощав и жилист, высок, но широк в плечах и облачен в железную кольчугу.

– Я не отдаю приказов, я им следую. А теперь отъебись.

– Четыре унции серебра, – сказал Табин. – Я забираю ее, и мы скажем жрицам все, что захочешь. – Он достал из кармана кусок руды, завернутый в ткань, и Алтан с дрожью в груди осознал: это то самое серебро, которое Букаяг дал Нойон.

Мужчина осмотрел сверток, затем развернул. Он приподнял бровь и взглянул на своих людей. Сердце Алтана сократилось всего раз, а тот уже выхватил меч и пронзил Табину грудь.

– Подкуп гвардейца Ордена, – прошипел убийца, проворачивая лезвие, – карается смертью. – Он подождал, когда Табин рухнет, после чего отстранился.

– Возьмите девушку, – сказал он остальным, указывая в темноту и вытирая кровь со своего меча тканью Нойон.

В полной тишине Алтан вспомнил, что ему нужно дышать. Он смотрел на умирающего мужчину, которого считал своим союзником, и отгонял назойливый страх, что ко всему этому каким-то образом причастна Нойон. Она любит меня и своих детей. Табин, должно быть, нашел серебро в доме.

Обливаясь потом, Алтан медленно придвинулся ближе, думая о том, чего все еще может лишиться. В ночи возникло еще больше силуэтов, и то, что он принял за пятерых человек, на поверку оказалось скорее пятнадцатью. Даже вместе с шаманом, подумал фермер, вряд ли получится убить их всех.

Поэтому он продолжил наблюдать и вздрогнул, увидев своих дочерей, скорчившихся на земле, обнимая друг дружку, словно это могло их защитить. Один взгляд на них, перепуганных и плененных, разбил ему сердце.

Они были так близко! Алтан мог окликнуть их сейчас, подбежать к ним, но этим он ничего не добьется. Они наверняка услышали оттуда всё, что говорили их пленители – услышали мужчину, который, по сути, приказал их уничтожить.

– Вставай. Только ты.

Убийца указал мечом, и несколько мужчин двинулись, чтобы разлучить девочек.

Они пытались сопротивляться – пытались держаться сначала за руки друг друга, потом за платья, так крепко, что разрывали ткань. Алтан осознал, что среди них и Нойон.

– Нет, прошу, прошу, нет! – закричала она, будто боялась не за себя, а за то, что произойдет дальше.

Фермер попытался встать и броситься к почетной смерти, но его ноги не слушались. Умоляющие голоса, которые должны были звенеть смехом, мягкие белые руки, которые по-детски обнимали отца, но теперь в панике цеплялись друг за друга – все это превратило кровь в его жилах в отраву.

Алтан задрожал, и по его спине разлилось оцепенение, сковавшее конечности, накал ярости угас в ледяном чане страха и неверия. Он вспомнил покорного труса, которого убил много лет назад, чтоб завладеть этой жизнью, и ощутил справедливость, понимание. И ужас.

– Хватит, – сказал чернобородый, – она матрона, она несет ответственность. У вас есть приказы. Выполняйте. – Его люди не шевельнулись.

– Богиня упечет нас в гору, брат. Давай ее просто оставим. Кто узнает-то?

Убийца сплюнул.

– С чего бы ей наказывать вас? Это приказали ее жрицы. Я не стану повторять. Убейте ее.

Они по-прежнему не двигались, и Алтану показалось, его сердце вот-вот вырвется из груди. Они не могут это сделать, они просто отправят ее назад. О, спасибо тебе, матерь законов, спасибо тебе, и, пожалуйста, прости, что я сомневался в тебе и был дураком.

Брызнула кровь, и несколько теплых капель попали Алтану в лицо – какое-то мгновение он не мог понять, откуда. Он услышал хриплое бульканье и увидел, как чернобородый поднял и опустил руку.

Дочери фермера не закричали, не пошевелились, когда Нойон рухнула; мужчины оторопело застыли – все, кроме убийцы, который как ни в чем не бывало чистил свой клинок.

Ана завопила и не прекращала: один пронзительный вскрик за другим, единственный звук в мире. Она упала на колени перед своей матерью, и мужчины были слишком ошарашены, чтобы остановить ее. Она обхватила своими ладошками перерезанное горло матери, как будто могла влить вытекшую кровь обратно.

У Алтана свело нутро, и он сжал в кулаке рукоять секиры Букаяга. Он попытался встать, но по-прежнему оказался бессилен и даже не мог предположить, что сделал бы, сумей он подняться.

– Продолжайте искать, тут где-то двое мужчин. – Ублюдок нахмурился, глядя на грязную ветошь, и вытер свой меч о траву, словно чистящий когти котяра, затем скрылся в ночи.

Я убью его, подумал Алтан, хотя все еще не мог встать. Не важно, что сейчас произойдет. Я убью только этого человека и умру вместе с моей Нойон.

Он выпрямился на нетвердых ногах, кровь разлилась от груди обратно к конечностям. Прости, любовь моя, чуть не сказал он вслух, я должен быть сильнее, выжить и попытаться спасти твоих дочерей, но я трус. Я не могу с этим жить, не могу.

Он шагнул навстречу своей смерти и лишь мельком полюбопытствовал, где Букаяг.

Вокруг его шеи обвилась рука, огромная ладонь зажала ему рот. Он почувствовал, что слабо сопротивляется, пытается сказать, что должен помочь своей семье, взять реванш. Ему удалось поднять глаза и увидеть звезды, смешанные с дымом его догорающей жизни, почувствовать запах морской соли вперемешку с горелой плотью его свиней и, несомненно, его сыновей. Когда огни и звуки мира померкли, он использовал свои последние мысли, чтобы возненавидеть себя и приветствовать смерть.

* * *

– Поднимай его на борт, – сказал Рока, когда Арун потащил фермера за ногу по мокрому песку.

Начинался прилив, но корабль все еще был полностью на суше – для того, чтоб вытащить его и спрятать в подходящем месте, понадобились Алтан, все его сыновья, оба островитянина и лошадь.

– Будем работать сообща, – предложил Букаяг.

Рока фыркнул и оглядел береговую линию в поисках бандитов. По-прежнему никого, но, бесспорно, это вопрос времени. Сосед небось выложил Ордену всё – о Букаяге, о корабле, о темнокожих иноземцах.

– Возможно, жрицы не доверяют своим псам такие вещи, – сказал Букаяг с привычной ядовитостью в тоне, принимая такое предполагаемое оскорбление его половой принадлежности или воспитания близко к сердцу, как в принципе и все возможные вещи.

Конечно, это не делало его неправым. Эти мужчины и впрямь могли не знать, кого или почему им было приказано убить – им было велено только истребить всех, кого они признают виновными. Но не девочек, напомнил он себе. Девочек они, видимо, должны были отвести к своим хозяевам.

При мысли о смерти Нойон, о взятых в плен ее дочерях, Рока разозлился даже в своей Роще – настолько, что перестал хватать у мертвецов снасти, которые, надеялся он, могли каким-то образом помочь ему совершить еще одну невозможную вещь.

– Они не имеют никакого значения для наших планов, брат. Забудь о них.

Рока знал, что Букаяг прав, но все равно рассердился от этих слов. Его взгляд оторвался от пляжа и остановился на бесчувственном фермере.

Слабость и неудача Среднеземца после смерти его семьи были удивительны. Рока, вероятно, мог бы остановить или отсрочить случившееся – мог бы пронзать во тьме полуслепых бандитов, пока их не охватит паника. Вначале таков и был его план.

Но это не было его испытанием. Рока не был заинтересован в спасении тех, кто не хотел сражаться за свое спасение. Убийство этой женщины ожесточит сердце Алтана; подорвет его веру в бога закона и преобразует ее, посвятив более старым, темным идолам. Отныне он либо вновь обретет свое предназначение, либо исчезнет совсем.

Рока надеялся на первое. Ему пригодятся знания старого воина о Северных разборках и холмах Среднеземья, не говоря уж про его опыт в качестве хлебопашца. Он надеялся, что Алтан воспрянет и заслужит место среди живых, потому что Роке, по крайней мере, было приятно его общество.

Пока он стоял, раздумывая, как передвинуть корабль, Квал завязал мудреными островными узлами веревку вокруг фермерского брюшка и вскарабкался по веревочной лестнице мимо леера, затем подтянулся вверх, перебирая руками, меж тем как Арун подталкивал снизу.

Рока не удостоил их вниманием. Он подошел к корме, высматривая отверстия, зацепы или что угодно, к чему можно себя привязать, не зная пока, что именно намеревался сделать.

Сквозь деревья на ближайшем берегу он услышал голоса и треск: мужчины рубили ветки, продолжая поиск. Он посмотрел на Аруна, но мастер чинга выдвинулся без указаний: низко пригнувшись и вооружившись ножом Роки, он прокрался в кустарник.

– Каков план, сударь? – прошептал с палубы запыхавшийся Квал.

Если я тебе скажу, ты мне не поверишь, подумал Рока.

– Поднимай паруса, капитан. Мы идем на восток вдоль побережья.

Квал заморгал, ведь они были заперты на суше без четкого решения, и расстояние минимум в два мужских роста пролегало между их кораблем и кромкой воды. Тем не менее, он кивнул, и Рока понял: Вот теперь у меня есть настоящий слуга.

Затем он вытащил из своей Рощи толстые канаты и завязал, где смог, узлами Пью, а другие концы обернул вокруг своих рук и талии, зная, что нежная плоть его все еще заживающих ладоней не сможет выдержать этот вес, не порвавшись. «И как же мои нога и ребра?» – задумался он. Но у него не было выбора. Ответ не имел никакого значения.

Со стороны деревьев раздались крики: Арун обнаружил цели. Теперь в поле зрения возникли другие мужчины, спускающиеся по берегу. Некоторые указали пальцами и что-то выкрикнули, затем помчались с факелами через пляж.

– Теперь, брат, я его передвину.

Букаяг размял шею и поиграл плечами, похоже, как всегда возбужденный риском собственной гибели.

«Ко мне!» – позвал Рока мертвецов своей Рощи, стоя у озера с зеленой водой, окруженного соснами. Многие из убитых им мужчин молча собрались рядом с ним и заняли свои места.